Close to you

      — Устала? — тихие размеренные шаги слышаться за спиной, на что ты неспеша разворачиваешься и, прижимая к себе всего минуту назад снятые туфли, смотришь на Криса.       — Эти туфли стёрли мне все ноги, а косточки в корсете весь вечер впиваются мне в тело, голова гудит от нестихающей музыки и громких разговоров посетителей, а так… — ты устало улыбаешься и чуть дёргаешь плечом в знак неопределённости, — я в норме, — мужчина виновато поджимает губы и делает небольшой шаг на встречу к тебе.       — Прости меня, котёнок, — ласково шепчет он и, сунув руки в карманы своих брюк, на пару секунд опускает взгляд голубых глаз в пол. Брюнет напряжён, хотя изо всех сил старается казаться расслабленным: его галстук-бабочка и несколько верхних пуговиц дорогой дизайнерской белой рубашки расстёгнуты уже около двадцати минут, а последняя пуговица на пиджаке так и норовит повторить подвиг верхней части костюма, но Пайн не торопиться высвобождать себя от этих деловых условностей.       — Что-то случилось? — обеспокоенно спрашиваешь ты, пристально глядя в спрятанные под длинными тёмными ресницами глаза небесного цвета. Мужчина снова отводит взгляд, поджимает губы и только после этого как-то уклончиво и нехотя отвечает:       — Меня вызывают в головной офис, — ты непонимающе сводишь брови, опускаешь свою обувь, но всё ещё продолжая держать её в руке, затем прячешь куда-то за подол платья.       — И ты не можешь отказаться, — нарочито-серьёзно вымолвила ты, как констатацию факта. Тебе не впервой. Не впервой слышать эти однообразные отговорки. Не впервой быть брошенной посреди вечера, который вы собирались провести вдвоём. Не впервой слышать ложь и оправдания из уст Пайна.       — Котёнок, — мужчина слабо касается твоей руки, всё ещё глядя с виноватым взглядом. Ты резко отдёргиваешь своё запястье и без слёз с лишними криками отвечаешь:       — Сегодня Рождество. Ровно три года, как мы встречаемся, — твой голос звучит ровно и спокойно, а всё потому, что ты достаточно имела тёмных ночей, которые провела одна в большой постели и уже, кажется, выплакала все слёзы за это время, — я уже давно не жду от тебя кольца, но простой открытки мне бы хватило. Тогда я хотя бы знала, что ты помнишь… — ты тяжело сглатываешь, отводишь глаза в сторону и, прокрутив последнюю мысль у себя в голове, воспроизводишь её на словах: — помнишь о нас, а не только о своей работе, — подняв глаза, ты не проронила ничего больше, кроме «Мне жаль», что уже условно звучало, как часть «Прощай». Развернувшись на пятках, ты заправила выбившуюся прядь за ухо и направилась в номер. Такой пустой, как и всегда по ночам.       — Я помню, — вдруг раздаётся за твоей спиной, ты оборачиваешься на голос и замираешь на том же месте, где и остановилась. Крис стоял на одном колене, держа в одной слегка подрагивающей от волнения руке алую коробочку с обручальным кольцом, — и всегда помнил, — ты зажимаешь рот ладонью, не заметив, как из другой руки уже выпали туфли. Дыхание в одночасье перехватывает и ты просто не в силах что-либо ответить. — Я носил его с собой уже полтора года, но всё никак не мог выбрать подходящий момент, чтобы спросить… — Пайну не пришлось даже задавать тот самый вопрос, как ты, подбежав ближе, нагнулась к его лицу и нежно поцеловала в губы, на выдохе прошептав заветное «Я согласна». В твоей голове ответ звучал куда изощрённее, что-то вроде «Я была согласна ещё три года назад, когда ты врезался в меня с тем кофе, вылив весь до капли мне на блузку», но решила потратить время от бессмысленного трёпа на долгий поцелуй, ещё тысячу раз произнеся «Я люблю тебя».