Close to you

      Впустить его в дом, возможно, главная ошибка за сегодняшний день. Но впустить его в своё сердце — провал с масштабом в жизнь. Кристофер никогда не отличался особой влюбчивостью, отдавая предпочтение работе и исполнению своего долга перед страной, перед народом, перед самим собой. Но в какой-то момент своей жизни он отдал частичку себя одной девушке, которой уже через пять месяцев сделал предложение, а она в свою очередь, ничуть не колеблясь и находясь под влиянием искренней любви и веры в светлое будущее с этим мужчиной, ответила твёрдое «Да».       Через двенадцать лет этот мужчина и эта женщина в разводе, из общего у них только воспоминания и боль, которую они делили вместе уже не первый год. Ни детей, ни серьёзных отношений за последний год, ни желания знакомиться с кем-то новым. Н и ч е г о. И спрашивается, зачем было всё это? Пустые обещания, лживые признания и клятвы, стоя у алтаря и глядя друг другу в глаза. Ради чего? Чтобы снова отдать всего себя работе? Ведь не такого брака хотели эти двое.       И вот он, спустя почти полтора года после развода, стоит на пороге. Его ресницы опущены, а губы изогнуты в кривой улыбке. В и н о в а т. Виноват и знает это, полностью признаёт, но всё равно молчит. Впрочем, слова уже ничего не значат. Как и эта любовь, завершившаяся с его уходом. А в душе пустота...       — Мне нужна помощь, — голос ровный, чёткий, низкий. Не то, что твоё дыхание. Пайн всегда говорил столь уверенно и ясно, независимо от ситуации. Издержки профессии (будь она неладна). Он приехал в Алабаму не для того, чтобы навестить бывшую жену, ты это знала столь же ясно, как и тот факт, что Крис вновь во что-то влез и единственным укрытием, о котором никто не знал, был ваш дом. Хотя он уже давно не ваш, а только твой.       — Постельное бельё, — кратко произносишь ты, оповещая гостя о том, что ты зашла в комнату, выделенную специально для него, — покрывало найдёшь в шкафу...       — В шкафу на верхней полке, — одновременно прерывает и продолжает за тебя фразу Пайн, взгляд устремляется вверх, а уголки губ в тот же момент дрогнули в лёгкой ухмылке, — я помню, — ты слабо качнула головой, поджимая губы и передавая постельное бельё мужчине. Он безмолвно принимает его в свои руки и продолжает неотрывно следить глазами за твоими действиями. Ты неустанно мечешься взглядом по комнате, пытаясь найти точку преткновения, руки покоятся в карманах светлых джинс, а грудь всё вздымается и опускается от учащённого, но глубокого дыхания. — Спасибо, — вдруг произносит брюнет. Эти слова даются ему непросто, ведь он знает, что ты сейчас всем сердцем ненавидишь его натуру, его голос, который всё ещё звоном раздаётся в ушах. Но ведь ненависть — это обратная сторона от любви? Любви, которая истекла, хотя и не имела срока годности. Жаль, что любовь нельзя сдать бы по гарантии и приобрести что-то получше. Например, новенький телевизор или блендер.       — Мне не привыкать быть твоей служанкой, — с грустью хмыкаешь себе под нос и собираешься выйти из комнаты, но в момент одёргиваешь себя, добавляя: — если что-то понадобится, то моя комната прямо по коридору. Хотя ты и так знаешь, — отмахнувшись, ты подходишь к двери, дёргая за ручку, но от переизбытка эмоций делаешь это слишком резко, что та отлетает со щелчком замка на пол. Пайн быстро поднимает её и, подойдя ближе, пытается успокоить, зная о твоих панических атаках.       — Я всё починю, не переживай, — протараторил он, выдавливая из себя улыбку и слабо касаясь пальцами твоего локтя, что даёт своеобразное ощущение спокойствия и умиротворения от мысли, что ты вроде как не одна.       — Не пристало гостю чинить сломанные ручки на дверях, — пытаясь восстановить дыхание, бормочешь ты, — какой из тебя гость, — прикрыв веки, тяжело выдыхаешь и плюхаешься на диванчик рядом с торшером, — ты одиннадцать лет здесь прожил и когда-то половина этого дома была оформлена на тебя, — закрыв лицо руками, ты прокручиваешь в голове наиболее яркие моменты из прошлого и чувствуешь как слёзы подступают к глазам.       — Сейчас ты полноправный владелец, — тихо хмыкает Кристофер, упираясь коленом в пол и усаживаясь напротив тебя. Его слова ничуть не помогают успокоиться, напротив, лишь дают пищу для воспоминаний и очередных размышлений о прошлом. О том светлом прошлом. В а ш е м п р о ш л о м.       — Знаешь, — вдруг прерывая свои мысли, произносишь ты, взглянув прямо в глаза Пайну, — я ведь до сих пор думаю, почему... Почему ты предпочёл свою работу нашему браку? — ты резко обрываешь свою фразу, поднимаешься с места и хочешь уйти, но мужчина быстро заставляет тебя сесть на место.       — Я посвятил работе в ФБР пятнадцать лет, плюс годы учёбы в университете... — начал брюнет, опустив голову вниз и как-то грустно усмехнувшись своим словам, — и я хотел всё бросить, когда познакомился с тобой. Я... Я написал заявление об уходе на следующий же день, как мы вернулись из медового месяца. Подготовил табельное оружие и значок для сдачи, но не смог, — его голос дрогнул, как только воспоминания закрались под его черепную коробку и вновь начали давить с той ужасной силой, что и двенадцать лет назад.       — Не смог или не захотел? — горечь обиды не покидала тебя до сих пор, спустя столько времени ты не могла отделаться от мысли, что всё, что он делал — было специально. Чтобы ты сорвалась, чтобы изнеможение от всего происходящего угнетало тебя изо дня в день, чтобы ты наконец потребовала р а з в о д.       — |Т.И.|, я... — он прерывается, пытаясь осмыслить всё происходящее, — я никогда тебе не рассказывал истинную причину, почему я работал всё это время в ФБР, но из новостей ты должна была узнать о мужчине, который за пару недель стал серийным убийцей. Поджав губы, ты безмолвно пытаешься вспомнить события прошедших лет, но как только в голове всплывает образ, ты для уточнения произносишь:       — Абрахам Стивенс, — кратко произносишь ты.       — Он похитил, изнасиловал и жестоко убил пятнадцать женщин, — голубые глаза Криса отблёскивали от накопившихся слёз, ему действительно было трудно говорить об этом, как ни о чём больше в его жизни, — я никогда не говорил тебе, а прессе было неизвестно, так как это дело быстро перешло от полиции к нам. Но, милая, единственная причина, по которой я вынужден был остаться при своей должности — это желание защитить тебя, — брюнет обхватывает пальцами твои руки, а ты лишь с непониманием смотришь на Кристофера, пытаясь понять, что он недоговорил, — он морально и физически уничтожал лишь один тип женщин. Твой, — со всей тяжестью в голосе, произносит голубоглазый, добавляя: — девушки среднего роста с |Т.Ц.В.| волосами примерно до плеч и |Т.Ц.Г.| глазами... — ты прерываешь брюнета на половине фразы, не понимая или отказываясь понимать, для чего он это рассказывает.       — Ты всегда держал подробности своей работы в секрете, так зачем рассказываешь сейчас? — звучно сглатывая подступивший ком, произносишь ты.       — Самое главное, что всех их звали |Т.И.|, — не обращая внимания на твои слова, он продолжает. Мужчина не стыдится своих слёз, только не в данную минуту и не при данных обстоятельствах. Возможно, он впервые полностью открывался перед тобой касательно своей работы. Скорее всего уже было поздно, но ему это необходимо. Необходимо выговориться, необходимо рассказать тебе всё, что раньше так тщательно скрывал. И не для того, чтобы повернуть время вспять, не для того, чтобы тебя вернуть. Нет, он знал, что это уже невозможно и что он упустил последнюю возможность, подписав бумаги о разводе. И это было ошибкой обоих — вот так просто отпустить друг друга, даже не поговорив толком. Крису будто на подсознательном уровне казалось, что он держится за последнюю возможность остаться наплаву, пока его корабль молчания вновь не пошёл ко дну, затонув навсегда.       — Крис, я... — никаких слов в языке не хватало, чтобы хотя бы попытаться ответить на всё, что сказал Пайн за последние пять минут.       — Вчера мы окончательно поймали его, усадив в одиночную камеру самого строгого режима, — как бы невзначай произносит он, мечась взглядом по твоим рукам, и обхватывая их своими ещё сильнее; просто боясь о т п у с т и т ь.       — Что ты имеешь в виду? — задаёшься вопросом вслух, брюнет лишь поднимает голову и упрямо смотрит в твоё лицо.       — Это было моё завершающее дело в ФБР, — неопределённо качнув головой, ответил Кристофер, ты лишь глядишь ему в глаза, сведя брови, — да здравствует отставка! — вскидывая руки вверх, наигранно радуется мужчина, оповещая тебя о своём решении уйти в увольнение.       — Но ведь тебе оставалось всего три года до полноценной оплачиваемой пенсии. Ты почти двадцать лет отдал службе, — такая реакция на сказанные Крисом слова была совершенно не ожидаема ни для него, ни для тебя самой; за тебя в данный момент говорил затуманенный разум и эмоции, которые ты уже боялась показать кому-либо.       — Прости меня, если сможешь, — голубоглазый поднимается с колен, звучно выдыхает и, наклонившись к тебе, осторожно целует в макушку, оставляя тёплый след. Это были извинения не за содеянное в прошлом, а за то, что он сделал в настоящем, уйдя в отставку с просрочкой. Слишком поздно... Или?..