would you like to stay forever?

Питер говорит, что принято восхищаться сложным искусством. Сложным по исполнению, не по пониманию. Считается, что, чем искуснее, скурпулезнее работа, чем больше в ней мелких деталей, тем она лучше. Питер презрительно фыркает и говорит, что сложная работа о простом — глупо, а сложная работа о сложном — посредственно. Уэйд смотрит на картины и не может представить, о каком "сложном" и "простом" Паркер вообще ведет речь и зачем они тут. Питер в это время восторженно вещает о минималистах, об их способности сжать Вселенную до размера холста. Способности тремя цветами и пятью квадратами показать эмоцию. Вот оно, говорит, настоящее искусство. Уэйд смотрит на Питера. Вот оно, думает, настоящее искусство. Природа смогла сжать целую Вселенную до размера одного Питера Паркера. Это уже не победа в генетической лотерее, это Божий замысел, воплощенный в одном конкретном человеке. Он не способен показать эмоцию тремя цветами и пятью квадратами, но в силах, кажется, двигать горы одним взглядом, а его касание может исцелить безнадежно больного. Уже исцеляет. Паркер просто держит руку Уилсона. Уилсон просто думает, что это — единственное, что позволяет ему не развалиться на части прямо сейчас. Питер показывает ему картины, громко и воодушевленно распинается о чистоте, лаконичности форм, экспрессии. Уэйд не видит ни форм, ни экспрессии на холсте. Он видит лаконичность форм в обтянутых модными джинсами икрах, он видит экспрессию в ладонях, которыми Паркер размахивает от переизбытка эмоций. Наверное, Уилсон мог бы точно так же распинаться о Питере. Каждое слово о каждой картине Уэйд понимает только в его отношении. Паркер сам по себе ценнее и прекраснее всего, что он успел увидеть в галерее сегодня. Всего, что он успел увидеть за всю свою жизнь.