Птичье дело

      Елисей, будучи жаворонком, почти никогда не бодрствовал по ночам. Но в тот день этим правилом он пренебрёг по одной простой причине. Причина имела шикарные длинные волосы, розовую кожу и ярко-голубые глаза, и выбивала Елисея из его привычного состояния. С самого вечера, как она сама (в голове Елисея это «сама» писалось заглавными буквами с тремя восклицательными знаками после) написала, он не отлипал от экрана телефона. Он даже не заметил, как Соловей ушел – просто в один момент он понял, что не слышит посвистывания в квартире. Он помнил, как они с девушкой за один перерыв успевали поговорить о лингвистике, кинологии и влиянии мемов на мировоззрение людей, причем время от времени срываясь на сами мемы, а теперь расписание пар их не торопило и не ограничивало. Перескакивая с темы на тему, они обсудили классиков (Забава, как выяснилось, предпочитала французских), Рикардо Милоса, Ника Вуйчича, немецких философов и поэтов-постмодернистов и многое, многое другое. Перепрыгивая с темы на тему в бешеной свистопляске, они потеряли течение времени. У девушки, казалось, есть мнение на любую тему, от «Космической одиссеи» до мастубации с удушением, что приводило Елисея в восторг. Говорить с ней оказалось так же интересно и весело, как и с Соловьем, если не считать некоторой неловкости, присущей только двум людям, знающих о симпатии между собой.       В один момент он услышал, как щелкнула входная дверь и понял, что наступило утро. Вставать ему никуда не было нужно, что не могло не радовать, ведь после бессонной ночи он больше напоминал больного кролика, чем человека. Написав Забаве «Ужасно хочется спать… На всякий случай, спокойной ночи!», думая, что сможет этим завершить разговор, он вышел из комнаты и со счастливой улыбкой смотрел, как Соловей снимает куртку. Сосед заметил его не сразу. - Ты чего не спишь? – спросил он насторожено. Лицо его на этот раз было чистым, без единого синяка – если, конечно, не считать лиловых отеков под глазами, но те были получены в драке со сном, а значит, не считались. Да и к тому же, они не сходили со смуглого лица никогда и уже считались родными, как тонкая верхняя губа или плоская переносица. А вот на руках костяшки были содраны. Елисей мог только пожалеть того несчастного, что решил не отбиваться. - Сегодня весь вечер говорил с Забавой! Знаешь, забудь все, что я тебе говорил, я влюблен! – Елисей не осознавал, каким идиотским голосом он говорит. Соловей приподнял брови, не понимая, что происходит. - С тобой все в порядке? - Аб-со-лю-тно! Я так хорошо себя никогда не чувствовал. Представляешь, она сказала, что давно хотела мне написать и что я – лучший собеседник за последнее время! Может, чаю выпьем? – предложил парень, сверкая глазами и улыбаясь во все тридцать два зуба. Энтузиазма, правда в нем было больше, чем сил, а потому он, почувствовал слабость в коленях, немного прислонился к стене. - Нет, я на боковую. И тебе того же советую. – коротко ответил Соловей и тут же скрылся в своей комнате.       Елисей замер, провожая взглядом закрывающуюся дверь. Раньше соседа было не заткнуть, а сейчас... Но кто знает, может он всегда такой после «работы»? Елисей мог бы подумать, что друг завидует такому быстрому успеху, если бы не знал, что сам Соловей все свободное время вне дома либо дерется, либо трахается. Сосед не часто говорил на тему женщин и вообще, секса, но если на этом была завязана какая-то уморительная история, то промолчать он был физически не способен. А такой человек, как Соловей, все вокруг себя превращал в уморительную историю, потому, наверно, и имел успех у женщин. Иногда сам Елисей ему завидовал, ведь обладая такой… специфической внешностью и родом деятельности, он очаровывал и притягивал к себе.       Плохое настроение не долго занимало Елисея. Подняв телефон, он прочитал последнее входящее сообщение.

«Знаешь, сейчас бы я отправила смайлик с красными щечками, но смайлики для содомитов. Спокойной ночи.»

      На лице Елисея растянулась широкая улыбка. Он был абсолютно и бесповоротно влюблен.