Какую дорогу ты бы ни выбрал...

Пол Иисус Ровиа не был трусом, но и не был человеком бесстрашным. Испугаться за жизнь близких или свою - это было естественно, правильно для него. Но сейчас страх накрывает его гигантской лавиной. Душит. Не даёт нормально соображать. Это уже не страх, это ужас и паника. Ровиа тупо стоит и не может оторвать взгляд от враз побледневшего лица Лето. В голове нет ни единой мысли. Магдален пытается вылезти, высовывает голову из-за спинки сиденья, с шумом тянет в себя воздух и протяжно, громко скулит. Это служит своеобразным толчком, сигналом, призывом к действию. Иисус мучительным рывком выходит из мысленного отупения. Всё же и силы воли у него не занимать. Ровиа шикает злобно, и собака, видимо, поняв, что сейчас не время, всё же успокаивается на месте. Иисус закрывает пассажирскую дверь, бежит, огибая машину, и влетает в кабину. Давит педаль, на ходу закрывая дверь со своей стороны. Джип снова несётся вдоль залива по то прямой, то изгибающейся плавной дугой Big Bend Scenic Byway Coastal Trail. Дорога одна, и свернуть с неё некуда. Справа и слева проносится негустой хвойный лес. Проходит минут десять. Пол всё поглядывает на парнишку. Тот, видимо, плох. Дышит уже поверхностно, с еле слышным хрипом или даже внутренним присвистом в легких. Белое, словно соль, лицо паренька поблёскивает каплями выступившей влаги. Он привалился к двери и съехал вниз по сиденью. Кровь опять пропитала бинты. Алое на ослепительно белом. Всё увеличивающееся в размере пятно пугает Иисуса до чертиков. Но вот впереди вновь появляются обжитые места, пустой трейлерный парк и маленькие домишки, больше похожие на вагончики или сарайчики. Полу они не подходят. Он сворачивает в первый же поворот налево и, слегка притормаживая, едет дальше. Он плутает на джипе по узким улочкам. Каролина-Стрит сменяется на Калифорния-Стрит, та на Массачусетс-авеню, после на Делавар-Стрит и Ок-Стрит. От однотипных малюсеньких, чуть ли не фанерных, беленьких домиков у Пола рябит в глазах. Всё это ему не подходит. Что за обычаи были у живших здесь людей? Ни одного забора, ограды, хотя бы зарослей, отделяющих дом от дороги. Нет же, всё просматривается на целые мили! Иисус в бешенстве. Лето совсем уже еле дышит. Капли крови объединяются в тончайшие струйки, змеящиеся по влажной коже и впитываемые поясом камуфляжных брюк. Черт! Чёрт! Ровиа снова и снова поворачивает машину, рыская глазами по сторонам. Вот оно! Вот! Перед ним первый попавшийся за всё время одноэтажный маленький дом, утопающий в зелени старых яблонь и одичавших кустов. По периметру невысокий, по пояс, забор из тонких, но аккуратно подогнанных и с виду крепких досок. Справа от дома, вплотную к забору, гараж. Дом выглядит брошенным, но не разграбленным. То, что нужно. Иисус загоняет джип за гараж, вынесенный отдельно за ограду домика. С дороги машину теперь не увидеть. Ну только если искать принципиально. Пол выскакивает из машины, Магда за ним. Собака стремглав бежит по периметру ограждения, оглядываясь по сторонам. Калитка в заборе закрыта, но разве это сейчас может остановить Иисуса? Он сшибает замок прикладом автомата и осторожно идёт вперёд. Дом всё же навещали до них, но сейчас он пуст. Со стороны незастеклённой веранды разбито окно. Дверь распахнута. Всё перевёрнуто. Многое разбито - вазы, светильники, телевизор, словно кто-то в порыве ярости или бессилия разметал и разбил всё, что сумел. Но на это Иисусу сейчас положить. Он хватает с дивана подушку и стряхивает с крепкого обеденного стола в гостиной мусор, осколки и черепки. Ещё раз всё придирчиво проверяет - ванную, туалет, стенные шкафы, антресоли. Подвала в домике нет. В хозяйской спальне Пол находит в коробке на стеллаже новый, запечатанный в пластиковый пакет комплект постельного белья. Это просто шикарный подарок. Он возвращается и застилает стол пододеяльником. Мчится за парнем. Тот очнулся, но из машины не вышел. Видно, совсем нет сил. Ровиа открывает пассажирскую дверь и хочет взять Лето на руки, но тот, подняв правую руку, его останавливает, упираясь ладонью в грудь: - Пол... Дай мне слово... - паренёк закрывает глаза и еле шепчет. Иисусу приходится нагнуться к его лицу. У Лето на губах выступает алое. Ровиа страшно. Он с трудом сглатывает липкий противный ком в горле. - Всё, что захочешь, - говорит он совсем не уверенно. - Если я обернусь… - Не будет такого! - Пол убеждает себя. - Если я обернусь, - продолжает Лето упрямо, - обещай, что вернёшься домой… к своим людям… И не будешь его ненавидеть. Тут он поднимает веки и смотрит Полу в глаза. Видимо, это важно сейчас для него. Важно так, что он готов спорить, и требовать, и доказывать, теряя с кровью бесценное время. И Ровиа только кивает. Но, видно, этого недостаточно. - Дай мне слово, что будешь жить дальше… Он не виноват… - Обещаю. Упрямый засранец. И Иисус осторожно поднимает парня с сиденья. Магдален подбегает стремглав и бежит рядом до самой калитки, но внутрь не заходит. Коротко тявкает и опять патрулирует вдоль забора. Ровиа не приходилось раньше извлекать пули, но пару раз он видел, как это делал врач в Хиллтопе. При первых разборках с Ниганом на их стороне появились жители с огнестрельным ранением. Принцип он знал. Но вот лично…. - Привяжи меня, - командует Лето, как только Иисус укладывает парня на стол. Ровиа с ним не спорит. Идёт в хозяйскую спальню и режет простыни на широкие полосы. После привязывает руки и ноги Лето к столу, пропустив импровизированные верёвки под ножками. Позже, подумав, накрепко привязывает парня и за пояс. Мужчина приносит аптечку и растерянно её открывает. Не помнит, с чего надо начать.. - Кольни мне лидокаин возле раны… Принеси воду… В аптечке таблетки в круглом синем контейнере. Кинь две таблетки в канистру. Должно хватить для дезинфекции…. Найди емкость и перелей воду. Волосы убери…. Руки продезинфицируй. Перчатки одень и достань ту коробку, - отрывисто командует Полом парень. Тот мгновенно всё исполняет. Так ему проще. Не думать, а действовать. В металлическом боксе лежат хирургические инструменты. Игольница, стерильный шприц с иглой, пинцеты хирургические, анатомические, зонды различных моделей, лопаточка для разделения тканей, зажимы и скальпели разных размеров, ножницы, иглодержатель, крючки двухзубные и трёхзубные, зеркала, кровеостанавливающие зажимы, кусачки, коловороты и свёрла - да Иисус и десятой части назвать бы не смог! - Открой две упаковки стерильных спринцовок… Одной будешь кровь отсасывать… другой промывать. Лето белый, как только что выпавший снег, и бросает фразы отрывисто. Видно, как ему тяжело говорить. – Пуля зашла под углом градусов тридцать… Стреляли с крыши… Тридцать градусов и справа налево. Думаю, засела в лопатке... Кровь отсосёшь – оттяни кожу зажимами так сильно, насколько только получится… В левой держи двухзубый крючок. Оттянешь кожу на ране и пихай внутрь вон тот пинцет. Самый длинный. Не бойся… Не вытянешь пулю с первого раза – используй зажим. Пулю вынешь – кровь хлынет… Не переживай. Это нормально. Выйдет всякая дрянь и грязь. Через пару минут зашей…. Я, скорее всего, отключусь. Ты всё понял? Пол резко кивает и начинает решительно действовать. Раскладывает необходимое на стерильных салфетках, уложенных за неимением лучшего на пододеяльник под левой вытянутой рукой парня. Обходит Лето и встаёт у него за головой. Делает всё, как тот сказал. Срезает повязку и промывает рану водой. Отсасывает кровь, сливая её из спринцовки на пол. Как только рана очистилась, закрепляет зажимы. Берёт в руки крючок и пинцет, но продолжать дальше не может - руки трясутся так, что он боится, что сделает только хуже. Пол вспоминает занятия йогой. Считает до четырех, делает глубокий вдох и задерживает дыхание на два счета. Затем выдыхает опять, досчитав до четырех. Простое, но эффективное упражнение помогает ему успокоиться. Руки почти не дрожат. Пол приступает. Пинцет входит в рану с трудом. Лето судорожно вздыхает, но не шевелится. «Блять. Вот это самообладание!» - с восхищением думает Иисус. Он осторожно толкает пинцет по каналу, проделаеному пулей. Рана глубокая, и кровоточит сильнее. Ровиа весь вспотел. Противные вёрткие струйки текут по груди и спине, щекоча и нервируя. – Ну где же ты? - шепчет Пол. – Где ты, сволочь?! Иисус теряет самообладание, и в тот самый миг, когда он окончательно разуверился в собственных силах, пинцет упирается в твёрдое. Мужчина осторожно ослабляет давление, позволяя кончикам инструмента разжаться и обхватить посторонний предмет. Пальцы Иисуса длинны и изящны, как и кисти рук. Благородные, можно сказать - заметны многолетние занятия музыкой, - и в них скрыта такая сила, что многие хирурги и кузнецы позавидовали бы. Он цепляет пинцетом твёрдое нечто и тянет, молясь всем богам в надежде, что это именно пуля, а не осколок раздробленной кости. Ни черта у него не получается. Лето стонет протяжно, мучительно. Иисус вынимает пинцет. Снова отсасывает кровь и промывает рану. Всё. Приходит время зажима. Пол помнит угол канала от пули и вводит в него теперь уже длинный зажим. Теперь Лето дёргается всем телом, а потом обмякает. Теряет сознание. Иисус чудовищным усилием воли заставляет себя продолжать. Если не он, то кто? Зажим охватывает чертову пулю, и Пол зажимает его обеими руками, наплевав на крючок. Тянет, приложив все имеющиеся сейчас у него силы, и твёрдое инородное тело высвобождается. Это, слава господу, пуля. В крови и ошметках плоти, но это пуля, и Ровиа почти облегчённо вздыхает всей грудью, наполняя наконец воздухом легкие. Он, похоже, всё это время и не дышал. Алая кровь бьёт из раны толчками, стекая по шее Лето. Тот выглядит, словно мертвец. Ну конечно – потерять столько крови... Пол бы рискнул сделать прямое переливание, но не знает группу крови парня и боится совсем его загубить. Иисус считает до ста и зашивает рану. Смывает кровь и обрабатывает антисептиком. Прижимает стопку салфеток и оглядывается по сторонам. Срывает перчатки и снимает с себя футболку, за неимением ничего подходящего, щедро льёт на неё водой из канистры и, отжав, обтирает грудь Лето, очищает от крови и пота. После взрезает путы и осторожно приподнимает парня за плечи. Залезает на стол коленями и устраивается у него за спиной. Крепко бинтует грудь, накрест перевязывая бинтом через шею, и аккуратно вытягивает окровавленный пододеяльник. Голова парня болтается, и Иисус прижимает Лето к груди. Укладывает кукольно-неживое тело на стол и обходит его. Взрезает полосы простыни на ногах и стаскивает перепачканные кровью брюки, освобождая заодно и от высоких ботинок. Пол стелет простыню, подсовывая её под безучастно лежащего парня, и, подумав немного, снова Лето привязывает. Всё. Теперь только ждать. Иисус рассматривает беспомощно раскинутое и будто распятое тело парнишки. Скользит взглядом от маленьких стоп и узких щиколоток выше и выше. Сердце щемит от тоски. Больше он ничего сделать не может. Теперь Лето сам за себя, и Иисус себя ненавидит. Ненавидит за то, что не может исправить то, что случилось. Не может помочь. Он сейчас бесполезен, и это жестоко, но правда. Пол усаживается рядом на стол и просто ждёт. ****** К вечеру Лето становится хуже. Всё начинается с мелкой дрожи, которая перерастает в ужасные судороги. Кости парня выламывает из суставов. Вены набухли и переплели его руки и шею. Мышцы закаменели буграми. Лето бьётся так сильно, что стягивающая запястья и щиколотки ткань трещит, грозя лопнуть. Иисус видел такое лишь раз в старом фильме про экзорцизм. Это ужасно. Пол вяжет парня ещё и ещё, а потом просто влезает на стол и садится ему на грудь, действуя, как амортизатор. Лето сильный безумно. Пола качает и бьёт, словно он на родео и быка оседлал. Ему приходится навалиться на парня всем телом. Рана снова кровит. После очередной нереальной судороги Пола пронзает вдруг мысль: «Что, если?.." Ниган уже провернул как-то раз вот такое. Стрелы, измазанные кровью ходячих, унесли много жизней. Если одной мрази пришла в голову эта мысль – где гарантия, что она не придёт в голову и другим нелюдям?.. Ужас. Леденящий ужас накатывает и заставляет сердце Иисуса сжаться до размера "чёрной дыры". Вдруг Лето прямо под ним сейчас обращается? Иисус мгновенно нагибается ближе. Смотрит Лето в лицо испытующе. Самое важное в жизни мужчины теряет себя прямо в его объятиях. Лето стонет, и Ровиа отпускает. Он стонет. Он человек. ****** Под утро Лето перестаёт бить чудовищным спазмом, но на смену приходит горячка. Всегда прохладная кожа пылает, как лава вулкана. Грудь и лицо покрывают темно-красные пятна. Парень уже не горячий. Он жжется и мечется на столе, весь в поту. Пол протирает его влажной тканью футболки. Сооружает из позабытой наволочки компресс. Что он ещё может? Только быть рядом. С первым рассветным лучом парень открывает глаза. Сердце Ровиа пронзает насквозь радостью и надеждой. Но он ошибается. Лето невидяще смотрит перед собой и что-то шепчет. Он бредит. - Джи... - слышит Пол умоляющий голос. - Послушай... Не уходи… Не оставляй меня одного… Лето прерывисто дышит и плачет. Огромные круглые капли собираются на нижних веках невидящих глаз и, зависнув на пару мгновений, цепляясь за ресницы, катятся по вискам и теряются в спутанных волосах. – Ты не можешь так поступить с мной… Я не смогу тут один… Только не ты…. Я не буду… Я не смогу… Кто такой Джи, Пол не знает. Видно, это из прошлого Лето. Он отирает текущие слёзы. - Не смей! - вдруг кричит парень. - Заткнись! Замолчи!.. Хватит!.. - И после гораздо тише, просяще: – Пожалуйста, милая. Только не пой… Лето совсем умолкает, и проходит достаточно много времени до того, как Иисус слышит твёрдое: – Ладно. Больной сукин сын. Я сделаю сам. А вот это Иисус понимает. И вскакивает со стола, начиная метаться. Ровиа в ярости. Он вспоминает всю мерзость, что ему рассказали о Нигане и о Лето. Но он неправильно понял. Лето вдруг всхлипывает так жалко и так беспомощно, что у Ровиа опять сжимается сердце. – Я согласен, - шепчет парнишка. - Я сделаю это. Пол обходит стол и обнимает голову Лето руками. Целует его в брови и веки, заставляя глаза закрыть. - Тшшш, - шепчет Иисус, - всё наладится. Всё будет лучше некуда... И Лето вдруг успокаивается моментально. – Дэрил? - слышит Ровиа настолько пронизанный болью и надеждой вопрос, что, не думая, отвечает хрипло и низко: - Я здесь. Я с тобой. И Лето замолкает надолго. Брови паренька выгибаются жалко. Он сильно хмурится а потом произносит: – Дэрил. Мне больно... И Ровиа точно знает сейчас, о чём он ему говорит. – Я подвел тебя, Лето. Я сделал ошибку. Но я всё исправлю, - как в трансе, бормочет Иисус. – Дай мне шанс. Я всё исправлю. Только борись. Для меня. Ради меня. Лето шумно вздыхает и расслабляется. - Мы вернёмся домой, - хрипит Ровиа. - Ты и я. В Александрию. В наш маленький дом. Помнишь спальню? Второй этаж? Ты на мне... Всё будет так же, как и тогда. Мы будем вместе. Я никогда не переставал любить тебя... Предательская слеза всё же срывается с уголка глаза и чертит дорожку к скуле, а после зависает где-то в районе усов. Ровиа гладит, дотрагиваясь невесомо, парнишку по волосам. Тот совсем успокоился, и Иисус готов врать ему бесконечно, сколько будет необходимо, лишь бы он захотел снова жить. Жар постепенно спадает. Видно, кризис у Лето пошел на спад. И Иисус думает, ковыряя себя до вывернутой гнойной раны – он ли помог пареньку? Или этот?.. Непонятный ему человек с арбалетом. Необразованный грубый мужик, лижущий пальцы так пошло и не умеющий драться? Лето вроде бы засыпает. Иисус всё забыл. Какое там патрулирование и обходы? Если сейчас ворвётся группа ходячих или пара людей с автоматами, он покорится. Примет всё, чем судьба посмеялась над ним. Кивнёт и позволит сожрать или скрутить. Полу больно. Опять. Так, что он хочет вернуться. Он хочет убить. ***** Лето уснул. Его отпустило, но не отпустило Ровиа. Он жмёт кулаки. До скрипа. До боли. Закусывает вдруг костяшки, пихая в горло кулак. У него не получится. Никогда. Что бы он тут ни делал, всё бесполезно. Парень влюблён. Как это ни смешно, в этом дерьме, называемом существованием в апокалипсисе, у Лето свои приоритеты. Он любит. И с этим живёт. Пола тошнит. Сильно, мучительно. Он выбегает и опустошает желудок в кусты.