Какую дорогу ты бы ни выбрал...

- Надо вернуться. Мне нужно с Кевином поговорить. В окно продолжает стучаться дождь. Лето произносит слова спокойно. Чуть слышно, но совершенно уверенно и убеждённо. Он явно обдумал всё и принял проклятое «правильное», как он считает, решение. Вначале Ровиа сомневался - стоит ли ему самому поднимать эту тему. Мучился и много думал. Парень делал выбор не только лишь за себя - за многих. За Кевина и за своих на той базе. Ровиа многое понял, додумался, догадался. И Иисус точно знал для себя одно – решение, как поступить, может принять только Лето. Лето один имеет на это право. Это его жизнь, его кровь, его тело, и он, по большому счёту, не должен этому миру и ничем не обязан ТЕМ людям. Людям Рика и Мэгги. Людям Оушенсайда и Королевства. А своим людям – обязан. Но Лето всё же принял решение. Возможно, не окончательное и разговор с Кевином действительно важен, но вдруг тот поддержит его в желании всё рассказать? Пол замирает, склонившись над парнем. Сердце предательски срывается в адову бездну, на тёмную сторону. Жадную, эгоистичную, но человеческую половину. Туда, где до этих слов балансирующее на самом краю пропасти общее «мы» делает шаг и срывается, разбиваясь на «мы» и «они». «Они» всё испортят, разрушат! Пол лихорадочно ищет, за что зацепиться, чтоб не скатиться в отчаяние, но не находит. «Они» его отдадут!! Отдадут в надежде выкупить собственное спасение. Властям. Армии. Хуй знает кому, но отдадут. «Они» им воспользуются. Рик воспользуется. «Они им пожертвуют». Полу страшно. Он убеждает себя жарко, в безумной надежде, что это совсем, ну совсем, совершенно - не «ТО». Он ошибается, не сомневаясь, что прав. Он ослышался, хоть разобрал каждое слово. Он неправильно понял, хоть отродясь не был дебилом. «Не нужно!», «Не надо!», «Прошу!», «УМОЛЯЮ!», «Я не хочу!!!..» Ровиа знал, что так будет. Чувствовал, что так случится. С того самого дня, когда Лето вернулся в крови не ходячих. В пахучем облаке запаха меди и соли. Железа и ржавчины. Тяжести деканаля.* В запахе человеческой крови. В запахе крови живых. - Нас было сорок, - с тоской произносит парнишка, и Пол замирает, усевшись рядом. Слушает тихий и грустный голос так напряженно внимательно, как никогда раньше не слушал. ******* Те два дня Ровиа прожил, как в полусне. Как в сомнамбулическом состоянии. Двигался, словно робот с программой на выполнение функций в процессе набора действий, направленных на поддержание себя самого, как машину, в исправном, работающем состоянии. Он механически ел и кормил Магдален. Вроде спал. Он не помнил особо, что делал. Чистил тупо оружие раз за разом. Проверял территорию. Выходил за периметр. Недалеко - так, на пару часов. Был осторожен - скорей, по привычке и машинально, чем обдуманно и осмысленно. Равнодушно обследовал с десяток домишек и убедился, что в каждом из них уже побывали. Кто-то дотошно и методично обшарил дома, гаражи, эллинги и выгреб всё подчистую. И Пол не сомневался в том, кто это сделал. Видимо, обстрелявшая их броневик группа обосновалась здесь довольно давно. Магда всегда вилась рядом, глядела с жалкой надеждой и жаждой в глаза. Пол пару раз был на грани ей врезать. Пнуть от души. Выместить злобу. Двинуть тяжелым ботинком под рёбра, чтоб завизжала. Стало бы легче. Боль была бы поделена на двоих. Было бы больно обоим... Пол усмехается. Идиот. Больно обоим и так. Он садится в асфальтную пыль глупого города у залива. И раскрывает руки. Магда скулит. Тыкает носом. Большая собака нежна и терпелива. Ровиа стыдно. И больно. Магда лижет его лицо, выбирая придирчиво, что именно лижет. Подбородок. Щёку. Скулу. Слезу, что чертит дорожку, и выше, под глазом... И сам глаз, чёртовым языком, что так тянет и заставляет, блять, грёбаные слезы политься. Иисус вдруг даёт себе волю. Он устал. Он устал…. Лето сожрал его. Выпил. Высосал. Нет больше Ровиа – парня, умеющего хохотать беззаботно. Нет больше молодого мужчины, любившего весело встряхивать копной сияющих прядей цвета коры миндаля и тёплой солнечной охры. Есть только боль. Есть только страх. Но есть и надежда. И Ровиа ни о чём не жалеет. ******* Лето вернулся под утро, в сумраке едва зарождающегося рассвета. Осенний день грозил быть пасмурным и, возможно, даже дождливым. Небо, затянутое тёмной хмарью, светлело как будто бы через силу. Пол услышал неровный прерывистый звук работающего на повышенных оборотах мотора. Звук приближался. Иисус, конечно, не спал. Сидел на крыше "Ошкоша", бездумно глядя перед собой. Магда, лежавшая рядом с машиной, вскочила. Ровиа не шевельнулся. Он отчего-то знал, кто это едет, и просто ждал, не меняя позы. Побитый ржавчиной синий «Форд», взрыкивая и дребезжа, медленно подкатил к белому домику. Водитель долго не появлялся. Словно раздумывал – стоит ли выходить. Но, наконец, битая дверь распахнулась, и парень выбрался из недр гордости американского автопрома. В сумраке Лето выглядит плохо, словно старик - немощно и болезненно слабо. Пол не шевелится. Ждёт. Парень подходит к «Ошкош». Смотрит на Пола и пожимает плечами. Магда вьётся у его ног, но парнишка не обращает на псину внимания. Кажется, только Иисус сейчас важен для Лето. - Их было восемь. Ничего особо и трудного. Двое пожарных, гражданский и пара копов, три дезертира с пункта базирования ВМС. Я думал, будет сложнее. Женщин я отпустил. Их было трое. Не скажу, что они были в восторге. Всё же те мужики их обеспечивали... Место хорошее и теперь наше. Мы можем там переждать какое-то время. Что скажешь? Ровиа продолжает молчать, и парнишка подходит вплотную к машине. - Пол. Ну прости, - виновато и нервно, явно волнуясь, произносит лохматое существо. - Я не мог поступить по-другому. Мне это было необходимо. Важно. Я хотел знать. И я узнал. Если бы тебя ранили... Даже вскользь. Ты обернулся бы. Понимаешь? Я не мог рисковать. Не тобой. Не твоей жизнью. И Иисус срывается с крыши. Он то трясёт парня за плечи, забыв про его рану, то прижимает его к широкой груди, обхватив за худую спину, то снова трясёт. - НИКОГДА! Слышишь ТЫ, никогда так не делай! Если захочешь уйти – уходи. Но не так! – задыхаясь, кричит страшным шёпотом Иисус. – Это подло и это неправильно! Не решай за меня, не смей! Мы же вместе. Ты так говорил - «Я с тобой». И не делай вид, что не помнишь! Лето совсем не противится, позволяет Иисусу трясти себя, словно тряпичную куклу, и Иисус вдруг спохватывается. Отстраняет измождённое тело. Жадно оглядывает паренька. Тот в засохшей крови, но новых ран вроде нет. И у Лето теперь есть запах. Запах человеческой крови. Черт возьми! Как он справился в одиночку? Пол уже нежно, но крепко приобнимает его за плечи и ведёт в дом. После поговорят. После всё выяснят. После. Всё после. ****** Пол практически затолкнул его в дом и утянул в спальню. Уложил на выстиранный пододеяльник и молниеносно, парой движений, содрал окровавленную одежду. Оглядел стройное обнажённое тело, неожиданно сильно исхудавшее за два дня. Резко, уверенно взрезал повязку и отодрал быстрым движением, совсем не жалея парня. Рана выглядела не настолько плохо, как Пол боялся. Края вроде бы и стянулись, но всё же были воспалены. Лето лежит недвижно и позволяет Полу всё, что тот решит нужным сделать. Тот выходит и возвращается с обрезанной сверху канистрой, которую он использовал для дезинфекции, вынимая из парня пулю. В канистре вода и антисептик. Ровиа отвратительно чувствовать запах, что, как ему кажется, пропитал кожу парня. Пол отирает Лето влажной футболкой. Тот ёжится, словно от холода, но скорее от непривычного чувства заботы и, возможно, ему неловко? - Потерпишь! - Пол поворачивает его на живот. В его действиях нет желания. Так, наверно, он помогал бы парализованному инвалиду - заботливо, но равнодушно. Иисус всё ещё зол. Даже не так. В нём коктейль разных чувств. Облегчение вперемешку с угасающей ненавистью. Злости почти уже нет, но обида осталась. Она затаилась и жжёт его изнутри. Пол понимает парня. Он услышал его и даже заставил себя быть ему благодарным. Лето прав на все сто - Ровиа было опасно в той схватке. Нечестной? Или честной вполне?... Восемь на одного. Как сказал Лето – гражданский, копы, пожарные и ВМФ? Явно здоровые крепкие мужики. Очевидно, прошедшие спецподготовку. Ждавшие, как кровососы, в засаде. Сразу решившие убивать. Страшно, мучительно, неотвратимо. Нелюди, не дающие шанса. Всего лишь царапина - и даже прорвавшимся, выжившим, миновавшим с надеждой и облегчением засаду была уготована участь бродить, разлагаясь. Это совсем не удивительно. Омерзительно – да. Но в порядке вещей. Мир изменился, и никто не считает себя чудовищем. Не теперь. Каждый решает сам, как ему выживать. Каждый считает, что право имеет и прав. Что ж. Тем восьмерым не повезло встретить лишь одного. Пол, всё мгновенно обдумав, невозмутимо и даже цинично встряхивает длинными волосами и пожимает плечами. Лето во всём разобрался, и хорошо. А вот как разобрался - Ровиа сейчас не волнует. Пол обрабатывает и бинтует простреленное плечо. - Спи давай! Я погрею еду. Всё это время Магда нервно крутилась по комнате, не решаясь к ним подойти. Пол буркнул парню: – Погладь. Ждала же, - и Лето, слабо и благодарно ему улыбнувшись, опустил руку вниз. Та мгновенно облизана. Магдален села рядом. Потом легла, видимо, успокоившись. Пол только хмыкнул. Он разогрел бульон и банку каши. Вернувшись, нашел парня спящим и не решился его разбудить. Лето спал почти сутки, и только под утро Иисус, совершенно измотанный, позволил себе прилечь рядом с ним - тихонько, боясь потревожить, на самый край широкой постели. И моментально его притянула рука. Сильная и прохладная. Пола обняли за талию. Дыхание Лето не изменилось и, Ровиа понял – тот всё ещё спит. Спит, обнимает стальным объятием и прижимает его. Пола Иисуса Ровиа. ****** Иисус просыпается разом. Мгновенно. Как вынырнув. Сердце колотится бешено. Сна он не помнит, но это был явно кошмар. Талию обнимает рука. Пол на боку. Лето его прижимает к себе. Ну, или сам к нему прижимается телом. Ровиа долго молчит. Не шевелится. Ждёт, когда сердце его перестанет долбиться в грудную клетку. - Ты проснулся. Лето тянет сильнее, и тонкие пальцы ползут Ровиа под рубашку. Щекочут. Оглаживают плоский живот. Между лопаток мужчина чует давление. Парень в него упирается лбом. И не только. Ровиа резко садится, разрывая объятие. - Говори. Расскажи мне - как это было. И что ты сделал. Пол неумолим. Он хочет услышать теперь, чтобы пережить то, что пережил парень, как если бы был с ним рядом в том месте. Лето поднимается, опираясь на локти. Одеяло сползает, обнажая впалый живот. Ровиа машинально тянется вслед за ним взглядом и подвисает, разглядывая поблёскивающие от пота кубики пресса. - Ты уснул. Я ушел. Я говорил тебе. Всё было просто. Пол злобно кивает. Конечно. Оно и видно. Дохлым вернулся, как труп. - Мне повезло. Форд завёлся. Звук в тишине разносится далеко. На пол-дороге я его бросил. Шёл дальше пешком. Бежал. Добрался ещё ночью. Ты же знаешь – я в темноте вижу. Занял позицию и подождал. Днём всё разведал - сколько их, как дежурят по двое на разных крышах домов, как патрулируют (тоже по двое), сколько их... Видел их женщин. Привычки запомнил. Мне нужен был лишь один. Хорошо они по нужде всё же выходили из дома. Я оглушил одного и втащил... - Лето морщится, будто от всплеска боли, и трёт плечо под повязкой. – Сука, тяжёлый. Еле его уволок. Я его привязал, и мы всё решили. Я бываю весьма убедителен, знаешь ли, если это необходимо, - тут Лето страшно, как адова гончая, жутко, кроваво ему ухмыляется, так, что Иисус вздрагивает от неожиданности. Это не Лето. На Ровиа глянул зверь. Неистовый в своей ярости. Жестокий. Безжалостный. Уверенный в собственной правоте. Хищный. Такого Лето Пол Иисус Ровиа увидел впервые. - Уверяю, он всё рассказал. Всё, что я хотел знать. Пол почему-то не сомневается в том, что это чистая правда. - Т-ты пытал его? - голос предательски дрогнул. - А ты как думаешь?! С чего бы ему откровенничать с незнакомцем?!! - Лето завёлся. Видимо, пораженная интонация в голосе Иисуса его разозлила или, может, расстроила? Возможно, он услышал отвращение или презрение? Пол не знает. И уже жалеет о том, что спросил. - Может быть, это он меня подстрелил?! А мог и тебя! Хорошо, что меня, не находишь?! Парень смотрит на Ровиа зло и пристально, но вдруг разом меняется, видимо, осознав, что выпустил слишком много всего наружу. Лето, потягиваясь, как сучья бестия, закидывает сильные руки за свой затылок и, продолжая тянуться всем худым стройным телом, укладывается на спину. - Вначале это была довольно большая группа, - продолжает он неспешно, видимо, решив успокоиться. - Человек двадцать пять. Копы были местные, как и пожарные. Дезертиры к ним присоединились позднее. В группе было много "балласта". И это не я, это мужик тот их так называл. Бабы – дуры капризные, адвокат, бизнесмены, юристы, страховщики и политики, пара яхтсменов и пара шлюх. Как-то так. Кто тут тусит, как правило, на побережье? "Сливки общества". Бесполезные люди. Тот гражданский, кстати, был слесарем. Катера ремонтировал раньше. Единственный жизнеспособный. Ну, кроме, конечно, шлюх... - Лето снова хмыкает неприятно и зло. - Мужики договорились. Оставили себе тех трёх женщин. Всех остальных из группы для начала пытались прогнать, но "балласт" не хотел покидать обжитые места, и они перебили их всех. Через городок поначалу двигалось много машин. Вот они и засели с чудесной идеей отравленных пуль. Я решил, что это место подходит нам больше, а эти люди... Они не нужны.- Лето морщится. - Я как-то о Нигане сразу подумал. Ну и вот... Тех четверых, что на тот момент патрулировали, снял из винтовки. Дальше было сложнее. Видно, они просекли. Засели на лестнице первого этажа. Пришлось действовать только ножами. Я зачистил то место и сразу вернулся. Ты бы мне не помог, Пол. Я бы только испсиховался. Они же пытались отстреливаться... И Лето смотрит на Ровиа странно. У Иисуса от этого взгляда бегут вдруг мурашки по пояснице и по бокам. Ёкает где-то повыше желудка и накрывает жаркой волной. Ровиа вздрагивает чуть заметно, и Лето, будто услышав, резко вскакивает и валит Иисуса, накрывая его приоткрытые в удивлении губы животно и страстно, словно впервые, словно сейчас он умрёт, если Пол ему не ответит. Иисус на мгновение забывает дышать, поражённый и изумлённый напором. Лето сейчас диктует условия. Он доминирует. Он всё решает, и Ровиа плавится, словно асфальт под июльской жарой, словно воск на свече -становится мягким, податливым пальцам, что мнут его, гнут и собирают в единое целое. Он подчиняется и позволяет урагану по имени Лето снести его крепость, оторвать его корни от почвы, которая раньше была опорой, и унести в неизвестное, но безумно желанное и восторженно самозабвенное, упоительное ликование. Лето голый и вёрткий, как черт. Только повязка белеет на плече. Мужчину он оседлал и сжал коленями так, что Ровиа больно. Жадно смотрит в лицо, не прикрывая глаза ни на мгновение. Хочет видеть, что чувствует Пол. Как отзывается. Нравится ли ему. Ровиа нравится. Лето, высосав душу Иисуса, играет на нервах. То нагибается на полусогнутых сильных руках, давя Ровиа грудью, то откидывается назад, позволяя мужчине сжирать себя взглядом. Сильные руки скользят по груди то невесомо, то давяще тяжело. Пол его хочет. Хочет так сильно, что это даже пугает его. Он стал зависим. Подсел. Лето стал для него всем. Смыслом. Сутью. Как ни странно, несмотря на драчливое трудное детство, Иисус вырос миролюбивым, открытым и неконфликтным, уважающим чужое мнение и предпочитающим решать возникающие разногласия словами. Он искренне считал, что можно всегда договориться, объясниться, донести до оппонента свою идею и мысль. Даже в условиях апокалиптической задницы ему и в голову не пришло бы пытать человека. Пытать… Человека… Пол представил себе это ярко, отчетливо, как если бы сам стоял рядом. Здоровый сильный мужчина, привязанный, обездвиженный, и рядом юноша, на вид почти хрупкий, раненый... Что же он сделал? Тут Ровиа понимает, что Лето совсем не такой, каким он привык его видеть и думал, что знает. Но осознание этого факта его не шокирует - наоборот, возбуждает. Иисус поражённо вдруг чувствует, что ему нравится ранее им неизведанная, новая для него сторона сущности парня. Пол не решился бы, а Лето, видимо, и не раздумывал, не колебался. Бесчеловечно? Возможно. Правильно ли? Иисус не знает ответа. Просто парень... другой. Ровиа тянется за поцелуем, и Лето берёт всё, что может забрать. ******* С тех самых пор Лето часто бывает задумчив. Вздыхает и трёт пальцами бровь. Морщинка над переносицей стала как будто врождённой. Лето что-то решает, и Ровиа ждёт. Парень сам ему скажет. Но Лето молчит. В то хмурое утро всё изменилось, словно пролитая кровь что-то сломала в нём или открыла. Он стал другим. Вернулся другим. Парень стал жёстче и вместе с тем неуловимо заботливей, будто бы понял для себя кое-что. Место, бывшее раньше засадой, оказалось вполне подходящим. Много пространства, и оно обжитое. Первый этаж - сплошь баррикады, мусор, забитые окна. Широкая лестница в трёх местах обильно залита кровью. Выше чище, но там всё равно бардак и помойка. Но вот третий этаж. Тут уютно. Даже Магдален тут понравилось. Четыре просторных квартиры на этаже, объединённых с идентичными, только в соседнем подъезде, пробитой в перекрытии аркой. Проход был вполне комфортным. Комнаты обставлены разномастной, но с виду удобной и прочной мебелью. В одной маленькой комнате на стеллажах много книг, видно, оставшихся ещё с тех времён, когда людям не жаль было время на чтение. Лето жадно и зачарованно их обегает взглядом, трогает тонкими сильными пальцами корешки и поглаживает. На окнах плотные шторы из одеял, в данный момент отдёрнутых к стенам. Всюду расставлены толстые, явно не заводской выделки свечи. Много личных вещей, одежды в шкафах и крепкой обуви, как мужской, так и женской. На самой просторной кухне много чистой посуды, хоть одноразовой здесь предостаточно. Видно явно женскую руку. Провизии неожиданно мало и всё просрочено. Четыре канистры оливкового масла, пять банок арахисового. Три упаковки крупы, десять банок тунца, пять - бобов, три тушёнки, сардин банок шесть. Сахара нет. Есть только соль. Нет ни кофе, ни чая, зато есть сухофрукты. Не густо. Если учесть, что здесь жило одиннадцать человек – видно, они экономили. Может, и голодали. В остальных кухнях склад. Очевидно, сюда бывшие обитатели стаскивали все хоть немного полезные вещи, что попадались им в городке. - Ладно, ревизию сделаем позже. Пойдем. Кое-что тебе покажу, – и Лето тянет Иисуса на выход. Поднявшись вверх по металлической лестнице вслед за парнем и выбравшись через люк, Пол видит перед собой странную, сюрреалистическую картину. Вся крыша здания заставлена разными ёмкостями - бочками, обрезанными канистрами, даже детскими ваннами. Пол озирается озадаченно. - Что-то я не припомню дождя за последние несколько месяцев. Кроме грозы на Уатахучи... - Ничего. Скоро зарядят. Нам это всё пригодится. Поначалу они пользовались этим. Смотри, – Пол оглядывается и видит чуднУю конструкцию: деревянные рамы, в которых натянута, как холст картины, плотная матовая плёнка. Рамы сомкнуты и упираются друг в друга перевёрнутой буквой V, словно книга, стоящая на столе страницами вниз, или палатка бойскаутов. Нижние края плёнки закреплены в двух половинках тонкой трубы, распиленной вдоль, установленных под еле заметным наклоном. Вся конструкция на небольшом возвышении. Внутри самодельный прямоугольный бак из выкрашенного снаружи чёрной краской пластика со спаянными чем-то, видно, горячим краями. Пол озадаченно разглядывает сооружение. - Опреснитель? - БИНГО! - Лето посмеивается поощрительно. - Думаю, такая конструкция… - он прикидывает что то в уме, а потом, заметив заинтересованный взгляд Иисуса продолжает уже вслух: - Мощность солнца в полдень приблизительно один киловатт на квадратный ярд. За час три тысячи шестьсот килоджоулей. Теплота испарения воды в среднем две тысячи четыреста килоджоулей на кварту. Это значит - полторы кварты в час с квадратного ярда. Так что, судя по площади данного сооружения, в идеале было бы три галлона за час. Пол поражённо присвистывает. Лето смеётся. - Пол, это всего лишь теория. Но, уверяю тебя, практика нас не разочарует. Думаю, когда у них был бензин, они даже мыться могли. А потом воду таскать с залива стало сложнее. Но всё же они таскали. - Иисус согласно кивает. Лето оглядывается по сторонам. – Не пойму только, как они её вниз спускали. Не носили же через люк каждый раз... Но это вообще не проблема. Пара шлангов, или трубу выведем через окно сразу на кухню... Он опять по-хозяйски оглядывается. Пинает легонько подвернувшуюся под ногу пустую канистру. – Думаю, пара недель, максимум три, и придётся валить отсюда, - Лето смотрит на Пола прищурившись - может быть, из-за солнца, что бьёт ему прямо в глаза, а может, продолжает усиленно что-то обдумывать. - Здесь есть катера, даже яхты, - задумчиво произносит Иисус. - Может, дизель?.. Но Лето трясёт головой отрицательно: – Вряд ли. Ты видел - там в доме свечи. А тот чувак был профи по лодкам и по моторам. Думаю, они сняли давно двигатель и генератор с какого-нибудь катерка. Слили солярку, какую нашли. Раньше у них наверняка было своё электричество. По мне - так не стоит тратить время на поиски. Но если хочешь – поищем. Лето дал ему слово в это самое утро, когда Пол, вышёптывая имя парня в истоме, подрагивая от нестерпимого наслаждения в почти грубых и жёстких объятиях, его попросил - дал слово и держит его. Пообещал, что никогда больше без Ровиа решать ничего не будет. Иисус понимающе наклоняет голову набок. Длинные пряди порывом ветра бросает ему в лицо, и Лето делает к нему пару молниеносных шагов, обвивает рукой талию крепко, а другой очень нежно, заботливо убирает мягкие волосы. - Нам бы ферму найти в месте поглуше, рядом с лесом, а лучше и заповедником... - парень больше не щурится. Пол заворожённо наблюдает, как распахнутые глаза с радужкой сине-зелёного цвета темнеют мгновенно. Его поражает эта особенность Лето, затягивает, заставляет дышать всё прерывистей. - Я о тебе позабочусь, - Лето лукаво ему улыбается, и Иисус, не выдержав, прижимает парня к себе, упирая лбом в середину груди. Обнимает за плечи. Целует лохматую голову. - Позаботится он обо мне, - бурчит он сварливо, губами зарываясь всё глубже в густые волосы парня. Пол совсем не обижен, скорее, польщён и обрадован. Лето вроде как изменился. Изменился в своём отношении к Ровиа. Пол не ошибается. Чувствует - он теперь больше, чем друг и добровольный попутчик. И это знание прирастает к надежде, словно кора оплетает хрупкую сердцевину. Надежда перерастает в нём в веру.