***
Элладора нервничала. Она уже в который раз поправляла чашки на столе, в который раз разглаживала складки и без того идеально выглаженного платья, в который раз кидала взгляд на часы… и никак не могла успокоиться. Было страшно. От важности предстоящего момента буквально подгибались ноги, а руки начинали мелко дрожать. Сейчас она заново будет знакомиться со своей крестницей. Сейчас… Часы, висевшие в холле уже второй год, пробили двенадцать. Мисс Мэдисон тяжело вздохнула и присела на табурет, прикрыв глаза. Она сделала всё, что смогла. В конце концов, девчонка послала ей записку с домовиком, что всё-таки будет. А это ведь уже прогресс, не так ли?.. Глупо было говорить, что ей не было совестно за своё отношение к Андромеде. Элладора действительно считала её глуповатой, взбалмошной и мстительной девчонкой, предпочитавшей держаться больше в стороне, наблюдая и плетя интриги, чем выходить на открытую конфронтацию. Таких людей она переносила с трудом, что уж говорить об уважении. Но теперь… что-то изменилось. Она не до конца понимала, что. Просто смотрела в глаза этого ребёнка — а ребёнка ли? — и понимала, что Андромеда уже не будет прежней. Вот уж не понятно, что девчонка увидела там, за гранью, но это что-то если и не сломало её, то уж точно надломило. Сделало даже не умнее, а мудрее, что ли. И она — Элладора — совсем не удивится, если мелкая Блэк станет кем-то стоящим. В любом случае, выглядит она действительно уверенно. Стук в дверь прервал её размышления, совершенно иррационально заставив улыбнуться. Пришла. Сейчас предстояло рассказать, как же так получилось, что представительница Древнего и Благородного Рода затесалась у неё в магической родне. И получилось ведь так глупо и спонтанно, что сейчас, спустя почти шесть лет, хотелось плакать. Правда, отношение к их семье изменилось достаточно значительно, это приходилось признавать. И сейчас она начинала понимать, что ради Даниэля она готова была и не на такое. Её младшему брату едва исполнилось двадцать. Три года назад он закончил Шармбатон, а уже получил звание Мастера по зельям. Она восхищалась им, искренне и незамутнённо. И его взглядами на жизнь, и идеями, что порой рождались в этой светлой — во всех смыслах — голове, и этой его любовью ко всем и вся тоже восхищалась. Даниэль был настолько похож на их умершую в родах мать, что у Элладоры порой темнело перед глазами, когда он, утончённый и хрупкий, поднимал голову от очередной книги. Светлые длинные волосы спадали на его лицо, освещённое робкой и тёплой улыбкой, а неуверенное «Helen?», обязательно тихое, с мурчащими французскими нотками, заставляло улыбаться и идти ему навстречу чуть медленнее, силясь продлить эти мгновения. Он называл её «Ma soeur» и «Ma lune», а она всегда смеялась, что никакая она не луна. И уж тем более не его. Иногда Элладора думала, что всё это слишком несправедливо: и ковен, и смерть матери, и вся эта жизнь, суровая и жестокая вообще. Но Даниэль любил её, любил эту жизнь, точно так же, как любил и свою мачеху, и своего отца, и её — Хелен — в том числе. Только он называл её так, и только ему она позволяла подобное. И всё в ней — Элладоре — обрывалось, когда она думала о том, что скоро между Даниэлем и какой-нибудь ковенской девчонкой будет заключена помолвка. Он же был совсем нездешний, почти что чужой, такой выбивающийся из общей массы волшебников, что становилось страшно: такие обычно никому не нравились. Но мальчика — пусть и повзрослевшего — любили. И за зелья, которые он варил со скрупулёзной точностью, в том числе. Их мачеха — Анна — была из старого русского Рода. Боковая ветвь Долоховых появилась на землях Туманного Альбиона не так уж и давно, но успела прочно вжиться, словно врасти в эту землю, впитать в себя здешние обычаи и традиции, но умудрившись сохранить что-то своё, исконно русское. Она была крепко сбитой, с чёрными — почти что смоляными — волосами, темноватой кожей и смеющимися зелёными глазами. Порой она забывалась и говорила на русском, так что и их семья волей-неволей привыкла к подобному, что, казалось бы, отдалило их ещё больше от соседей. Впрочем, Элладоре было действительно всё равно. Сейчас она жила отдельно от своей семьи, такой дружной и крепкой, что она порой ощущала себя там совершенно лишней. Их дом снова был наполнен радостью и счастьем, топотом детских ног и песнями Даниэля, который часто проводил вечера за фортепиано. Как ей рассказывал сам брат, на его коленях часто сидела младшая дочка Анны и Дикона — Натали — влюблённая в музыку так же сильно и крепко, как и в книги. Она была почти что полной копией их мачехи внешне, и отца — внутренне. Маленькая сестрёнка вызывала у Элладоры смешанные чувства, и порой она думала, что смогла бы полюбить этого ребёнка, если бы не такая навязчивая забота Анны. В дверь снова постучали, и она, опомнившись, поспешила открывать. Пропуская крестницу внутрь дома, Элладора всё ещё была далеко отсюда; хмурясь и с трудом считая в уме года, мисс Мэдисон никак не могла вспомнить, сколько Натали лет. Если ей не изменяет память, то в прошлом месяце минуло шесть. Ну надо же, ровесница Андромеды. А ведь так непохожи! Смотря сейчас в глаза девчонки, сидящей напротив неё, ей с трудом верилось, что той всего шесть. Глаза казались пустыми и какими-то уставшими. Так смотрят старики, за спиной которых целая жизнь, полная трудностей и боли. — Всё хорошо? — почему-то спросила она, и сама же рассердилась на свой вопрос. Так глупо. Видно же, что нет. А она всё равно спрашивает, проявляет это никому не нужное сочувствие. И со стороны наверняка смотрится так, будто она сама себя успокоить пытается, а не действительно узнать, что стряслось. Но девочка удивила: ответила спокойной улыбкой и едва заметно кивнула, мол всё в порядке, она понимает. — Пытаюсь привыкнуть… ко всему, — после небольшой паузы уточнила она и, казалось бы, расслабилась после этого признания. Элладора понимающе улыбнулась. Наверняка ребёнку было сложно, а она тут навоображала себе непойми чего. Какая же она всё-таки иногда дура. За чаем время летело быстро. Андромеда больше слушала, чем рассказывала. Хотя историй у неё будто бы было с запасом, девочка словно давала понять, что ей намного более интересен собеседник, его чувства и переживания, чем собственные переживания. Ей почему-то хотелось открываться, и Элладоре порой приходилось одёргивать себя, чтобы не ляпнуть лишнего. Создавалось впечатление, что она действительно знает, что и когда нужно сказать или спросить, чтобы получить то, что ей необходимо. Кажется, у маглов были такие врачи… то ли психиатры, то ли психологи. Мисс Мэдисон усмехнулась своим мыслям и покачала головой. Это надо же придумать такое, ну в самом деле.***
Дорога до деревни вассалов показалась слишком уж короткой, настолько Андромеда в какой-то момент погрузилась в свои мысли. Даже немного расстроилась, что не сумела ничего толком разглядеть, а ведь поглазеть было на что: и живописные оградки с плющом, и кое-где встречающиеся лавочки, и обширные поля; вдалеке виднелись теплицы и большой двухэтажный каменный дом. Почему-то пришло в голову, что это странно: до деревни было не так уж и далеко, но дом стоял словно на отшибе. Впрочем, печати запустения на нём не было как таковой. О бурной — и, кажется, счастливой — жизни этого семейства свидетельствовал и дым, поднимающийся полупрозрачным столпом над крышей, и ухоженный палисадник, и симпатичная черноволосая девочка, качающаяся на качелях у дома. Ребёнок почему-то посмотрел прямо на неё в упор, широко улыбнулся и помахал рукой. Одета девочка была в белое воздушное платье, а чёрные, как смоль, волосы были заплетены в аккуратные косы, перевязанные белыми лентами. Уголки губ сами приподнялись в лёгкой улыбке, и она даже замедлилась, чтобы помахать маленькой принцессе в ответ. В голову почему-то пришла мысль о том, что она сама, наверное, выглядит так же невинно, как и этот ребёнок. Если только в глаза не смотреть. Усмехнувшись — скорее горько, чем зло — девочка с удовольствием заметила, что подошла к самой деревне. Вид моря расслаблял. Погода в июле стояла жаркая, но не душная, так что Андромеда чувствовала себя более-менее комфортно. Впрочем, хотелось побыстрее оказаться где-нибудь в тени и выпить что-нибудь прохладное. И дом неожиданно обретённой крёстной вполне для этих целей подходил. Она встретила её задумчивой, стоя на пороге своего милого двухэтажного домика, в безукоризненно чистом платье, идеально выглажённом и, судя по всему, новым. Элладора была высокой, фигуристой женщиной, привносящей в людей, которые её окружали, долю какой-то уверенности, собственной внутренней силы. Но именно сейчас в её глазах читалась растерянность. Она словно пыталась что-то вспомнить, и не могла. — Проходи, Андромеда. Добрый день, — кивнула ей мисс Мэдисон и снова — прямо как в тот раз — как-то неловко пожала ей руку, всё ещё задумчиво смотря куда-то скорее в неё, чем на неё. Уже за столом она, казалось бы, пришла в себя. Андромеда внимательно следила за сидящей напротив неё родственницей, пытаясь понять, что она всё-таки за человек. Девочка краем глаза заметила, что на кухне чисто и достаточно светло, а нос уловил тонкий запах соли и морского прибоя, доносящегося их распахнутого настежь окна; белые муслиновые шторы едва заметно покачивались в такт ветру. — Я перебралась сюда всего пару месяцев назад, — зачем-то уточнила женщина и улыбнулась. — А до этого жила на квартире, в Лондоне. — Наверное, тяжело привыкнуть к такой тишине, — заметила Андромеда. Это действительно оказалось настоящим испытанием. Привыкнув в своё время к шуму большого города, девочка теперь часто не могла заснуть. Тишина буквально оглушала. Так что какое-то время она засыпала под мелодию музыкальной шкатулки, найденной на верхней полке шкафа. Но балерина, танцующая в ней на одной ножке, была порой слишком болтлива, так что в скором времени она отдала домовушке приказ каждый вечер читать ей перед сном какие-нибудь сказки. Не то, чтобы это слишком понравилось Марте, но деваться ей было некуда. Элладора же вновь улыбнулась и как-то потерянно кивнула. На мгновение — всего на мгновение — в её глазах промелькнуло то ли подозрение, то ли какой-то иррациональный страх. И вот тогда испугалась уже сама Андромеда. Неужели где-то прокололась? Она сама понимала, что ведёт себя сейчас совсем не как ребёнок. И что не будет она играть наивную дурочку. У неё, конечно, получится, но был ли смысл, если у неё на руках такое восхитительно оправдание? Побывала за Гранью и вернулась назад — этим можно было объяснить всё, начиная от странного, «взрослого» поведения и заканчивая сменой цвета глаз. Но не слишком ли она была открыта? Не слишком ли явно выставляла те изменения, что произошли с ней? За эти два месяца она, казалось бы, отучилась бояться вообще чего бы то ни было. И даже сейчас, смотря в глаза сидящей напротив неё взрослой волшебницы, она ощущала скорее не страх, а простое беспокойство. Не хотелось бы так бесславно раскрыться. Естественно, она умела говорить с людьми так, чтобы расположить их к себе. Профессия обязывала. И знала тысячу и одну уловку, чтобы человек сам рассказал о себе всё, что ей требовалось, ведь очень многие пациенты от вопросов только закрывались, что переводило лечение в стадию крайне сложного и тяжёлого для обеих сторон. Но волшебниками, как оказалось, управлять было намного тяжелее. И если сёстрами удавалось пока что помыкать совершенно без риска быть раскрытой, то со взрослыми всё стало сложнее. К родителям она в конечном счёте всё же подобрала правильный ключ, так что теперь не сомневалась, что сможет сделать это и с остальными родственниками… но Элладора слишком отличалась от увиденных ею в этом мире людей. И эта непохожесть настораживала. Настораживала до определённого момента. И сейчас, когда в глазах у неё словно надломился лёд, а сама она улыбнулась, Андромеда вдруг почувствовала, что всё тронулось с мёртвой точки. Напряжение, густеющее в комнате, вдруг разом пропало, словно разрезанное тихим смешком блондинки. — Всё хорошо? — переспросила почему-то мисс Мэдисон, нахмурившись. Она ответила что-то вроде «пытаюсь привыкнуть», чтобы сделать акцент на собственном состоянии. И это подействовало: женщина снова улыбнулась и слегка кивнула, придвигая к себе чашку с чаем. История о крестинах больше походила на сухую констатацию фактов — Элладора не слишком-то и умела рассказывать — но всё равно сумела заинтриговать. Андромеда родилась очень слабой волшебницей, почти что сквибом. Дело было в каком-то проклятье, висевшем на матери ребёнка, так что сама Друэлла едва пережила роды. И срочно потребовались магические крёстные. Гостивший у них в тот момент Альфард Блэк согласился стать отцом, а вот Вальбурга принять обязанности крёстной не смогла — для ритуала нужна была сильная светлая волшебница, иначе ребёнок действительно мог остаться сквибом. Всё это было туманно и как-то натянуто, так что Меда решила во что бы то ни стало разобраться в этом вопросе ещё и сама, но дослушала историю с тем же непроницаемым лицом. Элладора была светлой и достаточно сильной, хоть и заработала в тот день магическое истощение, так что на роль крёстной она подходила идеально. Не считая возраста, естественно — всё-таки она была почти что ровесницей её матери. Но выбор был невелик, так что леди Блэк остановилась на ней. — Почему леди? — неожиданно спросила Андромеда, нахмурившись. — Ведь леди Рода — это Вальбурга, разве нет? Элладора подняла брови, а затем фыркнула. — Возможно, на официальных бумагах, если таковые имеются, это так, — согласилась она. — Но для Магии главой Рода сейчас является твой отец, Меда. Потому что твои тётя и дядя пошли на смешение крови — страшное преступление, которое Магия уже давно перестала прощать. К слову, моя мачеха до сих пор уверена, что им придётся понести наказание. — Наказание? — подняв брови, переспросила девочка. В голову почему-то пришли мысли о несчастливой — если не совсем несчастной — судьбе всех Блэков с площади Гриммо. Неужели в этом было всё дело? Мисс Мэдисон же лишь кивнула. — На территорию ковена Магия их ещё пустила, — продолжила свой рассказ целительница. — А вот в Ритуальный Зал они, как хозяева, зайти не смогли. И в Цитадель им хода тоже нет. Обоим. Андромеда покачала головой. Над этим следовало подумать. И почитать. В то, что магия разумна, верилось с трудом, но чем чёрт не шутит… — Ладно, — неправильно растолковала её задумчивость Элладора. — Тебе пора домой. Да и обед скоро, задержались мы с тобой сегодня… как бы не хватились. Она легко кивнула, всё ещё задумчиво смотря на теперь уже стоящую перед ней женщину. — Аппарируем? — уточнила Андромеда, легко вставая и подавай ей руку. — Так точно, — хмыкнула женщина, крепко берясь за протянутую ладошку. — Закрой глаза и постарайся ни о чём не думать. Оставалось послушаться и почувствовать, как неприятно скрутило на мгновение живот, словно она вдруг разом схлопнулась в маленькую точку, чтобы потом появиться в другом месте. Открыв глаза, она поняла, что находится прямо перед главным входом Блэк-холла. — Беги, — улыбнулась женщина и на секунду прижала её к себе. — Думаю, тебя уже заждались. И обещай иногда забегать, а то в деревне иногда слишком спокойно. — Буду, — кивнула Андромеда, легко отвечая на объятия объятиями. Уже поднимаясь по ступенькам наверх, она услышала сзади хлопок аппарации. Впрочем, оно и к лучшему: ей хотелось поскорее пообедать и остаться одной, наедине с собой и своими мыслями. А подумать на этот раз было над чем.