____
Грантэр проснулся от яркого солнечного света, который проникал сквозь плохо задернутые шторы и заполнял комнату теплом. Уже привыкший справляться с похмельным синдромом, он было потянулся к шкафчику в тумбочке, но тут же поймал взглядом наполненный водой стакан и таблетку аспирина, которые оказались на небольшом столике у камина. Стоило позже поблагодарить Боссюэ или Мюзикетту за такую обходительность. Босые ноги коснулись пола, и пройдя пару шагов, он упал в кресло с высокой спинкой, которое закрывало его от надоедливого и слишком тёплого солнца. Бросив таблетку в стакан, он залпом выпил содержимое и прикрыл глаза. Головная боль должна была отступить через пару часов. Тошнота сгладится ближе к вечеру. В этом его можно было считать экспертом. Помня про их сегодняшние планы, он надеялся быть в боевой готовности к часу дня. Он не сомневался, что другие и не думали, что найдут на запыленном чердаке что-то необычное. Он же ждал момента, как попадёт туда, с большим нетерпением. Мысленно представляя и расписывая в голове, каким образом они должны были достичь мансардных окон, он впивался взглядом в каминную полку. И тут его взгляд зацепился за небольшой выступ в стене. Поднявшись из кресла, он подошёл к круглому медальону над камином. Он был настолько маленький и незаметный, что издалека его можно было принять за неровность камня. Однако, при ближайшем рассмотрении медальон оказался идеальным кругом, в центре которого была вырезана голова горгоны Медузы. Насколько знал Грантэр, горгонейон в эпоху классицизма являлся всего лишь декоративным символом, часто встречающимся даже в интерьерах этого особняка. Однако, зачем тогда делать его таким миниатюрным? Погладив его рукой, он инстинктивно сжал его пальцами с двух сторон, и тут раздался щелчок. Камень раскрылся и оттуда что-то выпало на полку. Грантэр осторожно поднял за цепочку карманные часы, выполненные в серебре и украшенные мелкими бриллиантами. С восхищением и некоторой долей недоверия, он прокрутил их в руках, и на обратной стороне была выгравирована надпись, прекрасно сохранившаяся в своем потаённом ложе. Amicitiae nostrae memoriam spero sempiternam fore — F.C. Грантэру не потребовалось и секунды, чтобы узнать цитату из Цицерона: «Я надеюсь, что память о нашей дружбе будет вечной». Он однажды цитировал эту фразу Пруверу, и теперь задавался вопросом, кто мог спрятать эти часы. Забыл ли их здесь хозяин? Или они пролежали с самого основания особняка? В голове вновь крутилось множество вопросов, роем заполняя похмельное сознание Грантэра. Имеет ли он право оставить их себе? Должен ли он показать их остальным? Грантэр обернул цепочку вокруг часов и аккуратно вложил обратно в стенное отверстие, закрывая медальон. Он обязательно должен рассказать об этом остальным, но позже. — Рене, ты проснулся? — в дверь постучала мать. Он бросился прочь от камина, хватая с кресла свои джинсы. — Да, одеваюсь! — Поторопись, мы выезжаем через полчаса.____
Чтобы добраться до деревни на машине, требовалось пятнадцать минут, но Грантэру казалось, что прошло не меньше получаса. Таким натянутым было молчание в начале, и невыносимо громким и напутствующим разговор уже на подъезде к станции поезда. — Мы вернемся с друзьями. Монпарнасы, ты должен помнить их сына. Вы ходили в одну школу, так что проверьте ещё раз гостевые комнаты, обеденную залу и фарфор. Всё должно сверкать, я уже поставила месье Боссюэ в известность. На самом деле, Грантэр не слушал мать после фразы о появлении сына Монпарнасов в скором времени. Они не могли терпеть друг друга на генетическом уровне, их родители только притворялись друзьями, извлекая выгоду из бизнеса. Однако, младший Монпарнас был ещё более невыносимым, чем его родители. Изо всех сил он старался выглядеть как аристократ. В школе его даже прозвали Пингвином за его костюмы-тройку, которые он надевал с самого утра и не снимал до позднего вечера. Волосы его всегда были зализаны до ваксового блеска, а манера речи специально была построена так, чтобы все думали, что родом он откуда-то из Великобритании. — Не забудь, что я тебе наказала, Рене, — проговорила мать уже в приоткрытое окно машины, пока Фейи вытаскивал чемоданы из багажника. — И приоденься, — она сунула ему пачку купюр и даже не попрощавшись, направилась вслед за мужем к станции. — И ты говоришь, что они — не самые труднопереносимые люди? — вскинул бровь Грантэр, когда Фейи вернулся на водительское место. — Я уже сам начинаю сомневаться. Поручением мадам Грантэр, которое она дала им на сегодняшнее утро, было заехать в кондитерскую. Боссюэ не специализировался на десертах, а мадам Грантэр всегда было важно иметь на столе всё самое лучшее. «Я сомневаюсь, что они сравнятся с Ladurée, но даже риэлтор нам советовал заглянуть туда…» — было её снисходительным аргументом. Кондитерская, у которой припарковался Фейи, отличалась на фоне других магазинов, расположенных вниз по торговой улице. Витрина была украшена в старомодном стиле, и в них виднелись изысканные десерты, которые встретишь только в лучших французских кофейнях. Грантэр был не большим любителем сладкого, но даже его художественный взгляд оказался прикованным к оформлению. Чувствовалась рука профессионала. Он знал, что нельзя было доверять мнению матери. Они зашли внутрь, звякнув колокольчиком над дверью, и через мгновение к ним вышла светловолосая девушка. Аромат свежих десертов и её улыбка создавали здесь волшебную атмосферу спокойствия. — Доброе утро, le fleur, — поприветствовал Фейи и, перегнувшись через конторку, фамильярно поцеловал девушку в щеку. — Вы близко знакомы? — спросил Грантэр. Безусловно, поцелуи были традиционным французским приветствием, но его эмпатия определила своеобразную близость между ними. То, как Фейи в братской манере положил ей руку на плечо, а она ответила ему более мягкой улыбкой, чем той, что поприветствовала Грантэра. — С пеленок. Несколько лет в Вашем особняке находился детский дом, и Козетта жила в нём до пяти лет, перед тем как её забрал к себе месье Фошлеван,— объяснил Фейи. — Я же жил с отцом, который был там смотрителем. Так и познакомились. — И однажды став лучшими друзьями, мы уже не расставались, — подтвердила девушка, вновь улыбнувшись Фейи. — А Вы — новый хозяин особняка? — поинтересовалась она у Грантэра, практически так же, как он, имитируя будничный тон. — Скорее, мои родители, чем я, но Вы правы. — Как дела у Мариуса? — У Мариуса? Грантэр не знал никого с таким именем. Даже в Париже. — Козетта, ты опять за своё? — хмыкнул Фейи, искоса кинув взгляд на Грантэра. — Совершенно нет, я видела его и разговаривала с ним, Фейи. Как бы ты не хотел в это верить, — девушка поджала губы. — Кто-нибудь мне объяснит, кто такой Мариус? — Грантэру было неуютно находиться в их компании, где разговор основывался больше на взглядах и мимике, чем выражался вербально. — Воображаемый друг Козетты. — Ты прекрасно знаешь, что он был настоящим. Воображаемые друзья не таскают тебе конфеты из шкафчика воспитательницы. — Она встречалась с ним в библиотеке особняка. — В библиотеке? — кусочки паззла начали складываться. — Почему именно там? — Он говорил, что ему там более комфортно, чем в остальной части особняка. Он был большим любителем книг и знал несколько языков. Обещал научить, когда я подрасту, — задумчиво прошептала Козетта. — А потом меня забрал Papa, и я забыла про него. Я думаю, он сильно обиделся на меня из-за этого. Грантэр с жадностью исследователя внимал каждому слову Козетты. Могло ли это быть подтверждением его теории, он не знал. Однако, это было слишком похоже на правду. Если только Фейи не подговорил свою подругу подыграть ему. — Он был библиотекарем? — Нет, никто в детском доме ни разу не слышал про него. И поэтому все, включая Фейи, считали, что я его выдумала. — А ты так не считаешь? Кто он тогда? — Призрак, — буднично пожала плечами Козетта. Грантэр вскинул брови и уже хотел было продолжить расспросы, как через небольшую дверь позади витрины в магазин вышел человек лет шестидесяти. Виски его были подернуты серебром, а глубокие морщины, пролегавшие от самого лба, выдавали человека, повидавшего жизнь. Правда, удивительно в нём было то, с каким задором блестели его тёмные глаза. Будто внутри он чувствовал себя лет на двадцать. — Фейи, мальчик мой! — воскликнул мужчина. — Месье Фошлеван, рад Вас видеть, — Фейи протянул руку, и Фошлеван обхватил её своими двумя, слегка потрясая в рукопожатии. — А кто это с тобой? Добрый день, молодой человек, — он кивнул Грантэру, также протягивая ему свою жилистую руку. — Рене Грантэр, сэр. Я здесь по заданию своей матушки, мадам Грантэр. Для нас должен быть заказ, — ответил Грантэр, кидая взгляды на Козетту. Ему хотелось подробностей, но не знал, уместно ли это будет при её отце. — Новые хозяева особняка? — немного запоздало переспросил Фошлеван, но тут же встряхнул головой, будто отгоняя ненужные мысли. — Да-да, конечно. Пятьдесят макарунов, один лимонный торт и две корзинки домашнего печенья. Сейчас я Вам всё вынесу. Фейи, не поможешь? Он вновь скрылся за дверью, следом в подсобное помещение удалился Фейи, и они с Козеттой остались наедине. — Ты, правда, веришь, что в этом особняке есть приведение? — шёпотом спросил Грантэр, наклонившись ближе. — Да, — кивнула Козетта, не отводя взгляд. — И Мариус — не единственный. По крайней мере, он рассказывал мне про некоего Курфейрака. Мир Грантэра перевернулся. Внимательно всматриваясь в голубые глаза девушки, он не увидел в них ни капли сумасшествия или насмешки. Она действительно верила в то, что говорила, и Грантэру хотелось ей доверять. Однако, если его дом населен приведениями, как с ними связаться? И стоит ли? Ведь они не в фильме про Каспера, который дружелюбно относился к живым. Эти души могли быть наполнены местью, или ещё хуже незавершенной миссией. Его познания в области спиритизма не ограничивались одними лишь фильмами, и он знал несколько историй, как медиумы XIX века сходили с ума от частых спиритических сеансов, которые пользовались в то время огромной популярностью. — Курфейрак… Где-то я уже слышал эту фамилию, — прошептал Грантэр себе под нос. Фейи вышел нагруженный многочисленными коробками, и Грантэр перехватил несколько. Обратный путь в особняк вновь была проведен в оглушающем молчании, и только когда они уже разворачивались на подъездную дорожку, Фейи внезапно остановил машину. — Ты, правда, веришь россказням Козетты? — развернувшись к Грантэру, спросил он. — Всё сходится, — задумчиво ответил Грантэр, рассматривая деревья в боковое окно. — Ты разве не заметил, что при всей запущенности особняка, библиотека сохранена в идеальном состоянии? В ней остались все книги, на корешках которых едва заметна пыль. Кресла не зачехлены, как остальная мебель в доме. И камин. Он не выглядит так, будто последний раз его разжигали два года назад, там свежая зола, Фейи. — Допустим, — поджал губы водитель, взъерошивая свои рыжие волосы. — Но, что тогда делать со следом ботинка и черной лентой? Там явно находился живой человек. — Кто тебе сказал, что призраки — это бестелесные души? Фильмы? — Да, чему ещё можно верить? Если сложились поверья об их эфемерности, значит, они основываются на реальных событиях. У тебя ведь такая логика, да? — Не совсем, — прищурив глаза, ответил Грантэр. — Поедем, осталось совсем немного времени до встречи с остальными. Идея добраться до мансардных окон казалась хорошей только в теории. Подняться по лестнице до свода крыши, затем зацепиться веревкой за декоративный крючок и проползти пару метров вверх, чтобы ломом открыть окно — задача предстояла не из легких. Грантэр, никогда не боявшийся высоты, вдруг осознал, что игра может не стоить свеч. Он никогда не имел в привычке рисковать, и уровень адреналина сейчас зашкаливал больше, чем на взрослых горках в Диснейлэнде. — Готов? — спросил Баорель, когда они стояли в окружении друзей у подножья лестницы. Её предстояло держать Фейи и Боссюэ. — Готов, — шумно выдохнул Грантэр. Баорель поднялся первым, именно ему предстояло взламывать окно. Завороженно все следили за каждым его движением, чтобы в случае чего подстраховать. Грантэр улавливал страх во взгляде Прувера и беспокойство в манере Мюзикетты закусывать губу. И как ни старался блокировать свою эмпатию, получалось это у него из рук вон плохо. — Ты следующий, — похлопал его по плечу Жоли, и Грантэр начал подниматься. Несмотря на крепкую хватку двух парней, лестница слегка покачивалась под ним, с каждым шагом слегка прогибаясь. Его пальцы коснулись рифлёной кровли, и он нарушил данное себе обещание не смотреть вниз. Взглядом он уловил, сколько метров оставалось до гранитного балкона, а если бы он неудачно повернулся, то полетел бы вниз вплоть до первого этажа, где земля также была покрыта мелким камнем. Голова кружилась — и понять, страх ли это, или ещё не до конца ушедшее похмелье, было невозможно. Грантэр затянул петлю веревки за крюк и приподнялся, чтобы сесть на край крыши. Баорель уже добрался до окна, и одной рукой пытался поддеть раму, второй держась за камни. — Получается? — прокричал снизу Фейи. — Погоди, — ответил Баорель, и как раз в тот момент, когда раздался хруст дерева под напором, нога парня поехала вниз. Он начал катиться вниз по крыше, цепляясь пальцами за шифер. Грантэр ухватил его за талию с риском так же слететь вниз. И уже когда одна нога Баореля повисла в воздухе, чудом ему удалось удержаться на другой. Внизу Мюзикетта перекрестилась. — Вы сумасшедшие! — закричала она на парней. — И зачем Вам сдался этот чердак? — Всё в порядке! Баорель и Грантэр переглянулись. И по глазам приятеля Грантэр видел, что Баорель почувствовал то же самое, что и он в момент падения с лестницы. — Ты же понимаешь, что не сам удержался? — проговорил Рене, когда они спрыгнули в пространство чердака, добравшись уже без других происшествий. — Да, — поджал губы Баорель, скептично осматривая фронт работ. — И я всё больше начинаю склоняться в вашу сторону. Пыльный чердак оказался настолько заваленным мебелью, что между рядами иногда невозможно было пройти. Казалось, что каждый раз, когда у особняка появлялись новые хозяева, они переносили сюда старые вещи. Диваны, кресла, комоды и шкафы громоздились друг на друга, между ними стояло множество коробок. Открыв одну из них, Грантэр не удержался и чихнул. В ней находились различные статуэтки из лепнины и фарфора. Одна выделялась на фоне остальных позолотой, и Грантэр поднял её на уровень глаз. Древнегреческая богиня правосудия, Фемида, выглядела так, будто только что была высечена из золота. Ни одной потёртости. — Странно, — прервал поток его размышлений Баорель. — Фейи же уже поднимался сюда, да? Парень присел на пол возле люка, замок которого придавливал платяной шкаф. Грантэр подошёл к нему и вместе они сдвинули шкаф в сторону. Приподняв крышку, Рене увидел тот самый коридор третьего этажа. — Кто-то был здесь уже после их прихода. — Или не уходил вовсе, — прошептал Грантэр. Его вновь настигло странное ощущение опасности, исходящей из мертвой тишины. Не было слышно даже голосов друзей, ждавших их внизу. Вниз по позвоночнику пробежал холодок — кто-то пристально смотрел ему в спину. Краем глаза он уловил движение в черной ткани, накрывавшей нечто высокое в углу. Он осторожно развернулся, но никого не увидел. Тогда он медленно подошёл, стараясь не спугнуть движение, и когда сделал уже последний шаг, из-под ткани выпрыгнула огромная крыса, красными глазами глянув на Рене и скрывшись в стене. От неожиданности Грантэр запнулся об ткань, потянув её за собой. Чёрное полотно спало, и перед ними предстал высокий портрет. Грантэр и Баорель подошли ближе, чтобы рассмотреть изображенных на холсте людей. Семейная пара и их взрослый сын были одеты по моде XVIII века. Рука женщины покоилась на плече молодого человека в той же манере, как часто любила делать мадам Грантэр. У мужчины была идеальная военная осанка, и несколько орденов в петлицах выдавали в нём высокопоставленного офицера. Однако, более всего Грантэра привлёк молодой человек, выражение лица которого художник передал с поразительной точностью — глаза были подернуты пеленой неодобрения происходящего, а на губах играла усмешка. — Смотри, — Баорель указал на запястье сына. Вокруг него обвивалась чёрная бархатная лента, похожая на ту, что они нашли вчера вечером. Грантэр вытянул находку из кармана и присел возле портрета, чтобы сравнить — длина и обрамление подходили идеально. Будто они были сделаны из одного отрезка ткани, или даже были одной и той же лентой. Только та, что была в руках Грантэра, выглядела намного старее. — Интересно было бы узнать их имя, возможно, в архивах что-то сохранилось… — громким шёпотом произнёс Грантэр. — Месье и мадам Курфейрак со своим сыном Франсуа. — Курфейрак? Откуда ты… Баорель лишь указал за раму. Грантэр привстал, чтобы заглянуть туда, и действительно, нашёл небольшую табличку, которая до этого, видимо, крепилась к позолоченному обрамлению картины. В задумчивости, он погладил ленту большим пальцем. Ведь Козетта говорила, что Мариус упоминал какого-то Курфейрака... Был ли это их потомок, или в самом деле, призрак одного из людей на картине? — Ого, — Грантэр прищурился, замечая в правом кармане Франсуа тонкую цепочку карманных часов, в точности совпадавшую с той, что он нашёл в горгенейоне. — И что это значит? — Цепочка от часов. Я нашёл их в своей спальне сегодня утром. Были спрятаны за декоративным медальоном. Они переглянулись тяжелым взглядом. Теперь отрицать очевидное не было смысла.