1793 год.
Шелест лошадиного бега по низкой траве леса заглушался стуком собственного сердца. Дыхание, учащенное и сбивающееся, срывалось с губ облачками пара. Морозный воздух холодил нежную кожу лица, а темнота леса — юное сердце, часто бьющееся в груди. Анжольрас подгонял своего верного коня, изредка проверяя внутренний карман редингота, где лежал свернутый пергамент. До особняка оставалось несколько сотен метров. И когда уже был виден просвет — как накрытые сетками виноградники купались в лунном свете — с другой стороны приблизилось зарево факелов. Разгневанные возгласы народа разорвали тишину леса. Анжольрас оглянулся, и перед ним предстало зрелище, напоминавшее Писание о Судном Дне. Отблески факелов, зловещими тенями игравшие на стволах деревьев, тонувшие в сумерках образы ассоциациями вели к демонам ада. Угроза нависла над юной головой, и он лишь ближе наклонился к лошадиному уху, почесывая пальцами гриву. Он был на их стороне, но им бы хватило одного взгляда на его редингот и золотистую гриву коня, чтобы понять, что он «из благородных». — Гектор, не подведи, — лихорадочно прошептал он, ударяя сапогами по бокам лошади. Послышалось ржание, и конь галопом, наперегонки с ветром, ринулся к поместью. И если бы не корень дерева, о который запнулась крепкая нога животного, они бы уже были у крыльца. Гектор вздернулся на двух задних ногах, и молодой наездник со всего размаха полетел вниз. — Дворянин! — закричал крестьянин, когда белоснежные локоны, разметавшиеся по траве, мелькнули в оранжевом свете факела. — Держи его! — крик второго звоном отразился в ушах, и Анжольрас поспешно поднялся на ноги, ни на шаг не отступая от приблизившейся к нему толпы. Осанка его, идеальная словно струна, говорила об уверенности в совершенном. Взгляд из-под бровей, которым он осматривал каждое лицо, внушал непоколебимость его намерений и страх. — Послушайте, братья! — начал он, но одиночный выстрел прервал его голос, словно сорвал бутон с цветущей розы. Недрогнувшей рукой он коснулся плеча, куда лёгким движением вошла пуля, и увидев кровь на своих пальцах, он захлебнулся воздухом. — Мы на Вашей стороне, мы на стороне революции… — пытался продолжить он с той же силой, что и прежде. И ещё одна пуля вонзилась в сердце.Наше время.
Грантэр захлебнулся прохладным воздухом и сел на кровати. От приснившегося кошмара колотилось сердце, и он не сразу заметил силуэт, сидевший в глубоком кресле у погасшего камина. Проведя пальцами по волосам на манер расчески, он зажмурился, чтобы скинуть морок с глаз, но периферическим зрением заметил лёгкое движение. Статная фигура поднялась с места и двинулась к нему. При свете луны светлый образ Анжольраса казался ещё мистичнее и благороднее, и в комнате был такой ледяной холод, что Грантэр невольно обернул одеяло вокруг плеч, ища тепла. — Ты увидел то, что я тебе показал? — спросил призрак, останавливаясь в метре от кровати. Грантэр кивнул — значит, это не было сном, те страшные минуты были реальным воспоминанием, и сердце юного художника сжалось от тоски. — Зачем? — шёпотом спросил он, глядя в ярко-голубые глаза. И если во сне в них горел огонь, то теперь Грантэр встретился с ледяным спокойствием. — Этот особняк принадлежит своей истории. У него не может быть новых хозяев. — Чем мы мешаем Вам? — Вы танцуете на наших костях. Возводите новые постройки на наших любимых местах в саду. Разрушаете остатки нашей жизни и находите то, что принадлежит нам, опаляя своими руками дорогие нам вещи. Разве это так трудно понять? — Нет, — взгляд Грантэра переместился на его собственные руки. Момент чувствовался так, словно снизошедшее с Олимпа божество осуждает грешника в его деяниях. — Уговори своих родителей покинуть этот дом, или нам придётся сделать то, что вам не понравится. — Из-за вас здесь никто надолго не задерживается, да? Анжольрас вскинул бровь, будто не собирался подтверждать очевидное, и прошёл к камину. Его пальцы коснулись уже знакомого Грантэру горгонейона и сжали его с двух сторон. В распахнутую ладонь упали часы, и Анжольрас спрятал их во внутренний карман редингота. — Что означает чёрная лента? Почему она так важна для Вас? — решил попытать удачу Грантэр, но призрак даже не обернулся, чтобы вновь смерить художника высокомерным взглядом. — С тобой хочет встретиться Курфейрак, — произнёс он. — Когда? Однако, он не получил ответа. Призрак шагнул вперед и прошёл сквозь стену, покидая комнату. — Что за манера исчезать без ответа! — заорал Грантэр, но ответа дать было уже некому.____
На следующее утро, с опозданием в три дня, вернулись родители Рене. В сопровождении своих так называемых друзей, Монпарнасов, они вновь внесли в особняк суету и напыщенность. Практически жившие с Боссюэ, Жоли и Мюзикетта покинули поместье рано утром. Жеан, который обитал в одной комнате с Баорелем, вновь вернулся к себе. И если все эти пять дней сложившаяся группа друзей старалась выяснить, что же всё-таки хотят сказать им призраки, то теперь они не заводили разговоров даже на повседневные темы — за ними всюду следовал Авель Монпарнас. В своём костюме-тройке, тросточкой и высокомерным взглядом он попрекал Грантэра каждый раз, когда тот заговаривал с Фейи или Боссюэ, ужаснейшим и помпезным образом пытался флиртовать с Прувером и всем своим видом источал снобизм и ханжество. И когда в тот же вечер две семьи встретились за ужином в обеденной зале, терпение Грантэра оказалось на пределе. Из погреба было доставлено лучшее вино, лежавшее там со времен Реставрации. Стол ломился от изысканных блюд, созданных руками Боссюэ. Однако, настроение находиться в одной комнате со своими родителями и их высокомерными партнёрами по бизнесу у Рене не было абсолютно. Последней каплей стал внезапно возникший разговор между двумя главами семейств, который начал месье Монпарнас. — А ведь однажды и мы владели этим поместьем, мой дорогой друг, — холодным тоном произнёс он, но его взгляд, кинутый на месье Грантэра, говорил, что он ждёт его реакции. — Неужели? — вскинул бровь месье Грантэр, после небольшой паузы. В его манере поведения редко присутствовало удивление, но он искусно сыграл его, будто и не знал этого факта ранее. — Правда, — продолжил месье Монпарнас, делая глоток вина. — И если бы по нам тогда не ударил кризис, мы бы сейчас принимали Вас в гостях, а не наоборот. — К чему Вы клоните? — в голосе отца послышались стальные нотки. Рене прекрасно знал, что они появлялись только при высшей форме раздражения, и со смесью удовольствия и желания уйти наблюдал за разворачивающейся перед ним картиной. — Как Вы думаете, Вы смогли бы отказаться от особняка в нашу пользу, если бы мы подняли Вашу долю в будущем контракте до пятидесяти одного процента? Рене ошарашенно поднял взгляд на отца, но движение за спинами Монпарнасов привлекло его внимание больше. В полутемном помещении, освещенном лишь светом камина и несколькими свечами, появилась фигура. Никто не обращал на неё внимания, все были слишком сосредоточены на речи месье Монпарнаса, но Грантэр впился взглядом в воздух. Кудрявый волос и усмешка напоминали Франсуа Курфейрака, изображенного на картине, что покоилась на чердаке. Только в этой своей версии он был намного более оживлённым, размахивая руками, перекрещивая их и указывая на месье Монпарнаса, мотая головой. Рене вскинул бровь в немом вопросе, и Курфейрак вновь указал на Монпарнаса, проводя большим пальцем по шее. — Да что ты хочешь мне сказать? — не выдержал Грантэр, и пять пар глаз устремились на него в возмущении. Никто не смел прерывать разговор глав семейств, и Рене не раз попадало за это в детстве. — Прошу прощения, молодой человек? — ледяным тоном задал вопрос месье Монпарнас. — Рене всё никак не может обучиться манерам поведения за столом, papa, — с язвительной улыбкой вклинился в разговор Авель. — Не лучше ли нам будет с ним прогуляться, чтобы не мешать Вашему обсуждению? — Пожалуй, да, — произнесла мадам Грантэр. — Необходимо проверить работу Баореля на виноградниках. Если Вас не затруднит, могли бы Вы оказать мне такую услугу? Курфейрак тут же испарился, и Рене нахмурился, смотря на мать. Ему хотелось уйти из-за стола, но без компании Авеля, который успел достать его за этот день. Ни на секунду он не оставлял Грантэра наедине, появлялся в самый неожиданный момент его одиночества и постоянно прерывал его разговор с друзьями. «Почему ты так близко и дружественно общаешься с прислугой?» «Зачем ты выбрал комнату с видом на озеро?» «Если бы у меня был выбор, я бы нанял себе камердинера». Авель Монпарнас был неприятнейшим субъектом, и Грантэр бы отдал многое, чтобы ни секунды больше не проводить в его компании. — Баорель, как и пять поколений его предков, прекрасно справляется со своей работой, mama, и я бы не хотел его отрывать от неё. Авель может сходить на виноградники и завтра, а сегодня мне бы хотелось отдохнуть после насыщенного дня, — изо всех сил сдерживаясь, чтобы тут же не сбежать, проговорил Грантэр. Мать посмотрела на него с подозрением и перевела взгляд на отца, будто молчаливо спрашивая его, стоит ли позволить своему уже совершеннолетнему сыну покинуть их. — Иди, но завтра утром будь готов к конной прогулке, — приказным тоном ответил отец, и Рене тут же встал со своего места. Его примеру последовал и Авель, но он даже не посмотрел в его сторону, старательно игнорируя. — Было приятно провести с Вами время, месье, мадам, — он кивнул гостям и, оставив тряпичную салфетку на спинку своего стула, нарочито взял свою грязную тарелку и пошёл в сторону выхода под ледяными взглядами своей семьи. Если они хотят, чтобы им прислуживали, то он уж точно не допустит, чтобы Фейи или Боссюэ убирали за ним. Грантэр направился прямиком на кухню, но слышавшиеся за ним шаги, которые могли принадлежать только последовавшему за ним Авелю, лишь повышали градус раздражения. — Прекрати преследовать меня! — он развернулся на каблуках, чтобы выдать целую тираду самому ненавистному им человеку на свете, но встретился лицом к лицу с улыбающимся Курфейраком. — Это — мой дом, и я имею право ходить, где захочу, — кудрявый парень в бальном костюме прислонился плечом к каменной стене, подбрасывая в руках неизвестно как стащенное им со стола яблоко. — Франсуа? — вскинул брови Грантэр. — Собственной персоной, но ты видимо ожидал увидеть кое-кого другого, — он подмигнул Рене, из-за чего тот залился краской. — Анжольрас говорил, что ты хочешь встретиться со мной, — стараясь сделать как можно более невозмутимый вид, произнес Грантэр. — Но я не думал, что ты устроишь из нашей первой встречи целое шоу. — Вам просто необходимо выучить язык жестов, сударь, — хмыкнул призрак, отгрызая кусок от спелого фрукта. — И что вот это, — Грантэр повторил недавний жест Курфейрака, проводя большим пальцем по горлу, — по-твоему, должно значить? — Ты не должен позволить Монпарнасам вновь завладеть поместьем, — пожал плечами Франсуа. — Почему? — По той причине, что они были самыми ужасными хозяевами, которые были у этого особняка. И учти, что я это говорю, сам будучи его хозяином. Грантэр нахмурился, всматриваясь за спину Курфейрака. В небольшой нише виднелось какое-то движение, и внезапно блеснувшая поверхность трости только убедила Грантэра в том, что их подслушивают. — Они знали о Вашем существовании? — нарочито спокойно спросил Рене. — Их сын знал, — поджал губы Курфейрак. — И как он к Вам относился? — Стремился уничтожить всё, что когда-либо принадлежало нам. Грантэр хмыкнул и взглядом показал Курфейраку на нишу. Призрак кивнул с хитрой улыбкой, будто с самого начала знал, что они — не одни в коридоре, и продолжил. — Учти, что, если Монпарнасы вновь завладеют поместьем, здесь произойдет, по меньшей мере, три убийства, — и несмотря на угрозу в его голосе, его глаза блеснули веселым блеском, и он подмигнул Рене. — Ещё встретимся, художник, — прошептал он и подпрыгнув, растворился в потолке. Грантэр усмехнулся и, насвистывая, продолжил свой путь на кухню. В следующий раз Курфейрак навестил Грантэра, когда тот стремился выплеснуть свою злость после конной прогулки в рисунок. Расположившись в библиотеке, чуть ли не ломая карандаш, он рисовал в своем скетчбуке окружающую его обстановку, но спокойствие так и не хотело возвращаться к нему. — Я слышал, что произошло, — вдруг произнес голос над его левым ухом, и Рене подпрыгнул, прочерчивая линию вдоль всего и так исчерченного рисунка. — Вы с Прувером, случайно, не родственники? — произнёс он, кидая взгляд на уже расположившегося в кресле Курфейрака. С благородной грациозностью он перекинул ноги через подлокотник и взял со столика бутылку вина, которую Грантэр позаимствовал из погреба, делая крупный глоток. — С Прувером? — вскинул брови призрак. — Ты имеешь в виду Жеанну Прувер? — Почему Жеанну? — Девушка, ломавшая принципы классического обучения, пробирающаяся на лекции в Сорбонну, переодеваясь мужчиной, вступавшая в споры с лучшими профессорами Франции. Она была моей музой, — мечтательно проговорил Курфейрак, рассматривая расписанный купол библиотеки. — Конечно, до того момента, пока я не встретил моего милого Комбефера, но ты уловил мою мысль, да? Грантэр так и завис с карандашом над бумагой, наблюдая за разворачивающейся перед ним «опереттой одного актёра», где даже не пытавшийся петь Курфейрак превращал свой рассказ в настоящий фарс. — Моего друга, который живёт в этом особняке по приглашению, зовут Жеан Прувер. — Правда? — Курфейрак настолько резко вздернул головой, чтобы посмотреть на Рене, что у живого человека обязательно закружилась бы голова. — Да, зачем мне врать? — Рыжий, в одежде словно он вышел с африканского континента, посещающий Фейи? Грантэр кивнул. — Ха, мы подозревали! — Что? — Что он — её потомок. Изящная внешность передаётся в этом роду ещё с века пятнадцатого. Прекрасное совпадение! Грантэр вскинул бровь. Каким бы интересным ни был их разговор, он чувствовал, что ему необходимо узнать чуть больше, чем родословную Жеана. — Та чёрная лента, что забрал у меня Анжольрас, принадлежит тебе, не так ли? — Да, — проговорил Курфейрак, возвращаясь в нормальную позу и наливая себе бокал вина. Вид его внезапно стал поникшим, и Грантэру было ясно, что он коснулся не самой лёгкой для молодого человека темы. — Почему она для вас так важна? — Это — наш символ. — Символ чего? — Нашего общества. Грантэр поджал губы. Свет, исходящий от камина, играл на лице Курфейрака, делая его светлый образ шута немного мрачным и загадочным. Делая небольшие глотки вина, он внезапно прекратил улыбаться, впиваясь взглядом в книжные полки. Грантэр мог судить лишь издалека: отрешенное от происходящего лицо Франсуа на портрете, проверяющий пергамент Анжольрас, слова «мы с Вами, мы за революцию» от сына благородных родителей, фраза на карманных часах про вечную дружбу, пуля в плече Мариуса… Мозаика рассыпалась и складывалась на глазах. — Смею предположить, что Вы все были наследниками своих родов? — Да. — Но при этом выступали за идеалы революции? — Верно. — Неужели, тайное общество? — аккуратно произнёс свою догадку Грантэр, наклоняясь чуть вперёд. — Les Amis de l’ABC, или Общество Чёрной Ленты. Грантэр вскинул брови. Его собственная реакция на происходящее была ему непонятна, ему хотелось и плакать, и смеяться, и цинично фыркнуть. Однако, что он мог противопоставить призраку, который уже двести двадцать пять лет оценивает свои действия и, наверняка, всё понимает сам. — Ты тоже хочешь, чтобы мы покинули этот дом и оставили вас в покое? — шепотом спросил Грантэр. — Вы можете остаться. Главное, чтобы домом не завладели Монпарнасы.