Пигмалион и Галатея

      Если бы кто-то пару месяцев назад сказал Грантэру, что он будет жить в особняке XVIII века, общаться с двухсот двадцатипятилетними призраками и строить план, как разрушить бизнес своего отца, он бы принял этого человека за бесстыдного лгуна с богатой фантазией. Но уже сегодня он оказывается втянутым в альянс с призраками. Неожиданно для себя, он обнаружил, что Курфейрак доверяет ему. Несмотря на двухвековой опыт, он просит у него совета, знакомит со своим возлюбленным Комбефером и рассказывает анекдоты из восемнадцатого века. Грантэр хотел было рассказать друзьям о своем необычном знакомстве, но для правдивого выполнения плана и ради сохранения секретности, Курфейрак разрешил познакомить их только с Жеаном, из воспоминаний о своей музе Прувер.       «Неужели, ты и правда думал, что души являются тебе только потому, что ты произносишь несвязные слова над куском дерева?» — искренне удивился призрак, когда Жеан скромно задал вопрос о доске Уиджи. — «Они являются только тем, с кем хотят познакомиться! Например, я уверен, что твоя пра-пра-пра-и ещё несколько раз пра-бабушка очень бы захотела пообщаться с таким приятным молодым человеком!»       Они встречались в библиотеке после полуночи, из-за этого к обычной бледности Грантэра прибавились ещё и синяки под глазами. Каждый раз он шёл на встречу в надежде, что к ним присоединится Анжольрас. Однако, тот не спешил появляться в их узком кругу, получая информацию только через своих друзей. Хотя Грантэр мог поклясться, что пару раз видел статный силуэт на балконе второго этажа, взирающего на них с высоты своей мудрости. Как описывал Анжольраса Комбефер, тот не был сторонником новых знакомств, тщательно оберегая своё одиночество и отрешенность от современного мира. И если Курфейрак иногда развлекался, заимствуя у хозяев планшеты и телефоны, то Анжольрас чопорно обходил стороной все новые технологии, считая это лишь временным благом.        — Почему, будучи сторонником прогресса, он так избегает его? — однажды задался вопросом Грантэр, когда они распивали молодое божоле у зажжённого камина.       — Seni desunt vires, juveni scientiae (прим. авт. — старику не хватает сил, юноше — знаний), — произнёс Комбефер, пожимая плечами.       — Non progredi est regredi (прим.авт. — отсутствие прогресса есть регресс) — задумчиво ответил Грантэр, вновь ловя периферическим зрением фигуру в красном.       — Регресс есть то, что ты сейчас пьёшь вино в библиотеке, — хмыкнул Анжольрас, проходя мимо и исчезая в книжном шкафу.       — Зануда, — закатил глаза Грантэр. — На чём мы всё-таки остановились?       — Твой отец всерьёз обдумывает решение о продаже особняка месье Монпарнасу, и нам необходимо сделать так, чтобы он сам не захотел его покупать, — заключил Жеан, вплетая в волосы Курфейрака полевые цветы. И если Грантэр всё ещё не привык к холоду, исходящему от призраков, то Прувер, кажется, чувствовал себя превосходно даже в этой обстановке.       — Меня интересует причина, по которой они не реагируют на мои небольшие проделки, — скривил губы Курфейрак, который уже несколько дней пытался сделать пребывание в доме невыносимым. Ломались и оказывались в самых неожиданных местах важные для старших Грантэров и Монпарнасов предметы, прорывало водопроводные трубы, важные разговоры срывались из-за нечаянно упавшего на ковер уголька из камина, и однажды месье Монпарнаса даже сбросила со своей спины лошадь. Курфейрак воссоздавал вокруг особняка ауру опасности, но всё скидывалось на старинность особняка или ужасно сложившуюся случайность.       — Теряешь хватку? — усмехнулся Комбефер, за что получил выразительный взгляд своего возлюбленного. Жеан хихикнул, но Грантэр лишь запил этот момент глотком вина и наклонился ближе к столику.       — Я думаю, напугать их не получится. Тем более, Авель догадывается о том, что это делаешь ты, — произнёс он в задумчивости. — Тут нужно что-то покрупнее. Чем им ценен этот особняк?       Все погрузились в задумчивое молчание.       — Виноградниками, — вновь вступил в комнату Анжольрас. Все взгляды устремились на него.       — Что ты предлагаешь? — поджал губы Комбефер, снимая с носа очки и протирая их тканью галстука.       — Сжечь их, — догадался Грантэр, со смесью замешательства, удивления и восхищения поднимая взгляд на лидера.       — Возможно, есть менее радикальное решение? Баорелю это точно не понравится, — прошептал Жеан. Его пальцы замерли в волосах Курфейрака и он оглядел их круг беспокойным взглядом.       — Предлагай, — посмотрел на него сверху вниз Анжольрас. Жеан встряхнул плечами и мотнул головой, из-за чего несколько прядей выпали на его веснушчатое лицо. Пребывание в обществе Курфейрака и Комбефера было намного более уютным, чем вступать в разговор с Анжольрасом.       — Однажды я не смог спасти этот особняк и своих друзей, месье Прувер, — призрак обошёл кресло рядом с камином и величественно опустился в него. — Более я не хочу повторять своих ошибок.       — Ты бы не смог нас спасти, Анжольрас, — закусил губу Курфейрак, протягивая к нему руку и опуская ладонь на его колено. Грантэру показалось, что связь между ними была более чем дружеская, они казались ему братьями. — Говорил тебе тысячу раз и повторю ещё один. Мы просто пали жертвой собственных идеалов.

1793 год.

      Крики, метания и вопли разносились по особняку. Бал в честь спасения от революционно настроенных граждан Парижа был в самом разгаре, когда через высокие золоченные двери ворвался месье де Вермон с заявлением, что жители деревни двинулись в сторону особняка и намерены вершить суд над своими господами и их гостями.       Сжимая руку Комбефера, Курфейрак уводил его всё дальше от знатной толпы.       — Они должны прислушаться к нам, Франсуа, мы на их стороне, они нас не тронут, — пытался убедить возлюбленного Комбефер, но Курфейрак лишь сильнее мотал головой, взбираясь по лестнице на третий этаж.       — Они не будут разбираться, кто мы, нам необходимо переодеться. На чердаке у меня спрятаны некоторые вещи, которые помогут некоторым слиться с толпой бунтовщиков, но мы должны быть там первыми.       Сердце билось в груди, словно запомнив такт недавно звучавшего в бальной зале гавота.       — Наши родители сами повинны в том, что дали бал в такое нелёгкое для страны время, — проговорил Курфейрак, отпуская руку Комбефера и обхватывая пальцами ветхую лестницу, приставляя её к чердачному люку.       — Надеюсь, Анжольрас не задержится, — Комбефер достал из кармана часы с гравировкой и сверил время. — Он может встретиться с толпой в самый неподходящий момент.       — Лезь, — вскинул голову Курфейрак, держа лестницу. Голоса гостей праздника приближались, и необходимо было попасть на чердак, пока не началась давка. Комбефер послушался и начал взбираться по шатающимся ступенькам. Курфейрак последовал за ним.       И как только они взобрались на чердак, послышался выстрел снаружи. Курфейрак вздрогнул, переглянувшись с другом, а Комбефер, не теряя и секунды, ринулся к мансардному окну.       — Они могут тебя заметить!       Но Комбефер не слышал, пытаясь разобрать силуэты, толпившиеся у кромки леса. В темноте было ничего не разобрать, но свет факелов озарял происходившее вокруг себя, словно днём. Вновь послышался выстрел, и Комбефер ахнул, когда в оранжевом свете факела блеснул светлый волос.       — Франсуа… — прошептал он, его тон вдруг потерял все ноты спокойствия, становясь лихорадочным. — Франсуа, там Анжольрас.       Курфейрак вновь вздрогнул и подошёл к окну. Зарево огня освещало газоны, движение толпы приближалось к особняку, а на белоснежном снегу за ней расплывалось алое озеро крови.       — Его нет, — шёпот вперемешку со всхлипом, как самое ужасное предзнаменование слабости. — Его нет, Ферр, — и рука сжалась вокруг карманных часов.       «Я надеюсь, наша дружба будет вечной».

Наше время.

      Грантэр вздрогнул от стука в дверь и, разлепив сонные глаза, сел в кровати. Вчера они засиделись до самого рассвета, когда тонкие солнечные лучи уже озаряли библиотеку своим желтоватым светом. Он кинул взгляд на часы — 10:30, значит, он уже пропустил завтрак, и оставалось всего полчаса до назначенной поездки в деревню, чтобы проводить Монпарнасов обратно в Лион.       — Войдите, — прохрипел он, и дверь приоткрылась. В комнату скользнул Жеан, обычно свежий и всегда прекрасно выглядевший поэт сейчас напоминал собой собственную тень.       — Мы должны согласиться на план Анжольраса, — проговорил он, садясь на край кровати Грантэра. — Сегодня мне приснился сон. Про этот особняк, только в момент гибели Анжольраса…       — Он показывал мне свои воспоминания, которые я тоже сначала принял за сновидение, — закусил губу Грантэр. — Разъяренная толпа и споткнувшаяся лошадь?       — Нет, — Жеан упал на кровать, рассматривая балдахин. — Скорее, я видел его гибель со стороны Курфейрака и Комбефера, они прятались на чердаке.       — Да? Значит, должно быть, Франсуа навещал тебя сегодня ночью.       — Я думаю, что необходимо сжечь виноградники, Эр, — Жеан приподнялся на локте, внимательно смотря на друга. — И уговорить твоих родителей покинуть особняк. Он действительно принадлежит только Les Amis.       — Помнится, вчера ты был другого мнения.       — Вчера я ещё верил в возможность их освобождения, но после того, как ты ушёл, Комбефер сказал, что они не хотят идти в Забвение.       — Забвение?       — Да, они называют таким образом окончательную смерть. Будто упокоенные души уходят туда.       — Даже у призраков есть легенды? — хмыкнул Грантэр, вставая с кровати и проходя к оставленной на спинке кресла одежде.       — Даже у них, — подтвердил Жеан, тоже вставая с кровати и проходя к распахнутым балконным дверям. — Мне кажется, ты относишься ко всему происходящему с присущей тебе долей цинизма.       — Как ещё мне относиться к двухсотлетним идеалистам, носящим чёрную ленту, карманные часы и называющим себя Друзьями Азбуки.       — Что плохого в идеализме? — через стену вступил в комнату Анжольрас, и Грантэр так и замер с рубашкой в руках.       — Тебя не учили стучать? В дверь, например? — вскинул он бровь.       Жеан обернулся, и на его губах заиграла тонкая улыбка.       — Зачем? — с наигранным удивлением спросил Анжольрас.       — Затем, чтобы не заставать меня с голым торсом, например.       Анжольрас оглядел художника с ног до головы, и без единой эмоции опустился в кресло, отвернувшись.       — Твои родители только что договорились с Монпарнасами о продаже особняка, — сообщил он. — Необходимо осуществить наш план, как можно скорее.       — Мы даже не готовы к нему. У нас нет необходимых предметов.       — Каких?       — Бензина?       — Что такое бензин?       Грантэр закатил глаза, усмехнувшись.       — Если бы ты хоть немного принял блага современности, ты бы знал…       — Мне хватает того, что эта современность подвела идеалы прошлых веков, растоптала всё, во что верили первые революционеры, устраивает войны на ровном месте и не хочет видеть истинной цели, — голос Анжольраса впервые звучал так, словно он произносил речь с постамента, а не поддерживал разговор.       — Ты всё же читаешь новости?       — Это неважно, — молодой человек поднялся из кресла. — Важно то, что мы просим не так многого. Просто оставить нас в покое.       — Почему ты так не хочешь уйти так же, как и другие? За что ты держишься здесь? — спросил Жеан, подходя ближе и смотря Анжольрасу прямо в глаза.       — За свободу, — произнёс Анжольрас.       — Здесь ты не свободен, — возразил Грантэр.       — Не тебе судить об этом, циник.