***
Скоротечная стамбульская зима подходила к концу, грядущая весна всё чаще напоминала о себе солнечными, тёплыми деньками. Отдавая дань показаниям термометра, Хазан сбросила объёмную верхнюю одежду, извлекла из шкафа любимый спортивный костюм на хлопковой подкладке, надела новенькие, купленные на новогодней распродаже, кроссовки. Однако обновления гардероба не доставляли ей ни малейшей радости. Выйдя поутру из дому, Хазан не вдыхала полной грудью упоительные весенние запахи, не жмурилась на солнышке, как сытая довольная кошка, не улыбалась собственному отражению в витринах магазинов. Натянув капюшон на понуро опущенную голову, она размашистым шагом шла на работу. Отбыв трудовую повинность, госпожа учительница возвращалась домой еще в худшем настроении — школа высасывала из неё все соки. Быть на виду детей, других педагогов и, самое главное, директора Эгемена было сродни изощрённой средневековой пытке. Хазан чувствовала, что ещё немного, и она сойдет с ума, тут же сомневаясь, а не произошло ли с ней это уже, незаметно, неощутимо? После того, что произошло между ними в закрытом классе, директор принялся игнорировать её с новыми силами. Ни на собрания, ни куда-либо ещё госпожу учительницу больше не приглашали. Визиты Эгемена на уроки физкультуры тоже прекратились: он и Хазан словно существовали в параллельных вселенных, никак не пересекаясь в едином пространстве и времени. Она не жаловалась, нет. Но чувство использованности и ненужности росло в ней изо дня в день. Она вновь позволила близости между ними произойти, более того, безумно желала её, а теперь ощущала себя отвергнутой самым паршивым мужиком на планете. Больным, противоречивым, нестабильным, манящим, харизматичным мужиком. Это сигнализировало о таких больших проблемах с головой, что Хазан боялась о них даже думать. Но совсем не думать не получалось. И без того низкая самооценка девушки скребла когтистыми лапами по илистому дну Марианской впадины. Хазан старалась не подавать виду, что всё случившееся задевало её, но лучше, чем кто бы то ни было, знала ответ. Конечно, задевало и причиняло сильную душевную боль. Однако Чамкыран не видела иного выхода, кроме как скрывать свои истинные чувства, продолжая притворяться неуязвимой, сильной, гордой, независимой… И она продолжала ходить на работу с высоко поднятой головой. Каждый её день был похож на предыдущий и являлся точной копией последующего. Успеваемость Эдже заметно выросла, теперь она училась на твёрдую «четвёрку» по всем основным предметам, отставала только по английскому, но добрейшая госпожа Ниль взяла девочку под своё крыло и стала усиленно заниматься с ней, даже не требуя дополнительную оплату за свои труды. Хазан было неловко принимать помощь от коллеги, она не знала, как правильно реагировать на человеческую доброту. Помня, как орал на англичанку Эгемен за проигранную олимпиаду, она ёжилась и испытывала странное сочувствие к бедняжке. Госпожа Фазилет же, в свою очередь, не видела в поступке госпожи Ниль ничего сверхъестественного. — Конечно, она печётся об общей успеваемости класса, — прагматично заявляла мать. — Это в её же интересах — подтянуть Эдже. Наверняка, ещё и какая-нибудь премия положена за хорошие оценки учеников! Хазан по привычке закатывала глаза. Госпожа Фазилет прочно закрепилась в особняке Эгеменов после того, как подменяемая ею основная управляющая отправилась на родину ухаживать за больной родственницей. В её жизни всё шло глаже некуда: стабильная работа с хорошей оплатой, пристроенные в престижную школу дочери, словом, судьба, наконец, повернулась к ней гладким, подтянутым личиком и широко улыбнулась. Однако, женщина крепко держалась за дарованные блага, не позволяя прытким горничным поднять голову и подсидеть её на нагретом, тёпленьком месте, а также контролировала Хазан и Эдже, чтобы те тоже были в тонусе и не расслаблялись. — Мама, ты в каждом видишь собственное отражение, — устало выдыхала старшая дочь. — Не все люди делают что-то ради собственной выгоды. — А ты ругай мать-то, ругай, — самодовольно парировала Фазилет. — Где бы ты была, если б не мать, а? В костюме банана раздавала бы листовки у торгового центра? То-то же. Нарисованная матерью яркая картинка символизировала полную и безоговорочную капитуляцию оппонента. Возразить Хазан действительно было нечего. После таких разговоров она всё чаще задумывалась, хотелось бы ей никогда не переступать порога школы Эгемена и никогда не знать самого директора? Казалось бы, ответ был очевиден и лежал на поверхности, но девушка колебалась и не торопилась быть категоричной. В конце концов, Эдже, пусть с натяжкой, освоилась в школе, стала более ответственной и старательной, перестала забивать голову пустыми интересами, вроде вечерних прогулок с сомнительными подружками и дружками. Стало быть, хоть какая-то польза от устройства на работу учительницей была… Хазан злилась и гнала дурацкие мысли прочь. Какая теперь разница, хотела она этого знакомства или нет. Так или иначе, оно уже состоялось, причём в том виде, который ей не привиделся бы в самом кошмарном сне.***
В конце марта меланхоличность Хазан была развеяна всеобщим оживлением, царившим в школьных коридорах. Погружённая в собственные мысли, она поначалу не осознала масштаб приближающегося апокалипсиса. И только когда вошла в физкультурный зал и увидела там директора Эгемена, поняла, что пришла она. Жопа. — Госпожа Хазан, — кашлянул директор, пряча глаза. Пружина внутри неё сжалась до размера крохотного металлического колечка. Сотни тысяч вопросов тут же заполонили голову: зачем он здесь, для чего он здесь, почему он здесь? Он, он, он… Бесконечный «он» стоял теперь перед ней как ни в чём не бывало, в безупречно отглаженной пиджачной паре и со всеми льдами Арктики во взгляде. Хазан молча кивнула. — Вот, — он протянул зажатый в руке плотный лист бумаги. — Что это? — тупее вопроса в её арсенале, конечно же, не нашлось. — Прочтите, — Эгемен особо подчеркнул этот переход на «вы», напоминая особо одарённой учительнице, насколько ему гадко и до тошнотиков противно с ней общаться. Хазан обозлилась. Прочтите, видите ли. Она вырвала бумажку из его рук, мучительно наблюдая, как та трясётся в её внезапно взмокшей ладони. Пробежавшись глазами по яркой листовке, девушка смогла понять лишь смысл слов «баскетбол» и «турнир». — Чего? — она подняла глаза на заскучавшего директора. — Через два месяца начинается ежегодный баскетбольный турнир среди выпускных классов. Сборную нашей школы сформирую и буду готовить к соревнованиям лично я. На это время уроки с остальными учениками будете проводить в малом физкультурном зале, доступ к большому мне нужен круглосуточно. — Баскетбольный турнир? Сборная? Лично? — от растерянности Хазан, как идиотка, проговаривала вслух наиболее впечатлившие моменты. Эгемен одарил госпожу учительницу насмешливым взглядом, но молчал, воспользовавшись возникшим замешательством, чтобы разглядеть её повнимательнее. Пытаясь укрыться от холода его глаз, Хазан вновь уткнулась в листовку. Если верить написанному, в турнире принимали участие все элитные учебные заведения Стамбула, в том числе и частная школа Корая — их самый непримиримый соперник. — Что ж, ладно, — проговорила, наконец, девушка. — Я поняла. Она протянула руку, чтобы вернуть листовку директору, но тот, пробормотав что-то вроде «отлично», уже отвернулся и размашистыми шагами покидал физкультурный зал. Злым взглядом Хазан просверлила в широкой спине мужчины сквозное отверстие. Ей вспомнилась стеклянная витрина с наградами школы, установленная в коридоре возле учительской — эдакий вернисаж директорского тщеславия. Обычно Чамкыран проходила мимо, равнодушно глядя на яркие позолоченные кубки и статуэтки, но сейчас ей захотелось изучить содержимое стеллажей повнимательнее. Она собрала свои немногочисленные пожитки, чтобы перенести их в малый физкультурный зал, и словно невзначай поплелась длинной дорогой — через второй этаж, чтобы ещё раз полюбоваться наградами. Возле витрины из рук — естественно, совершенно случайно — выпала кофта. Досадуя на собственную неуклюжесть, Хазан подняла её, бросая любопытные взгляды сквозь стекло. И как это она раньше не замечала всех этих стоящих на самом видном месте фигурок в виде взлетающего баскетболиста с мячом, баскетбольной корзины и даже, прости Господи, кроссовка? Спортивные награды занимали как минимум три центральных полки витрины, были отполированы до блеска и подсвечены специально проведённым к стеллажу светом. Хазан присмотрелась к табличкам на наградах. Вот приз победителю баскетбольного турнира позапрошлого года, вот кубок, датированный две тысячи шестнадцатым… Девушка нахмурилась, выискивая самую последнюю статуэтку, и наконец увидела её — серебристое изваяние безжалостно сообщало о втором месте, занятом на турнире в прошлом году. — Проиграли Кораю, — сухо сообщил голос сзади. С опозданием, но всё же до её напряжённого мозга дошло, что голос принадлежит не ему. Хазан отпрянула от витрины и молниеносно обернулась. Слава Всевышнему, это оказался всего лишь господин Огуз, учитель географии. — К-Кораю? — заикаясь, переспросила Чамкыран. — Ага. Наш рвал и метал, уж думали, разнесёт спортзал в щепки. В этом году наша школа решила отказаться от участия, но, как видим, заявка подана в последний момент… — Господин директор не любит проигрывать, — задумчиво протянула Хазан очевидную истину. — Не любит, не умеет и не желает учиться. Тем более, в баскетбол. Это чуть ли не основная страсть в его жизни. — Кто бы мог подумать, — она подняла взгляд к потолку и, заметив камеру видеонаблюдения, негромко чертыхнулась. — Мне пора. Выселили из зала в маленькую коморку, вот, переношу вещи. — Могу помочь, у меня сейчас «окно». Девушка улыбнулась и с благодарностью посмотрела на географа. Всё-таки, он казался довольно милым молодым человеком, и с её стороны было бы неплохо проявить хоть каплю дружелюбия. — Помнится, господин Огуз, у вас были какие-то проблемы с переаттестацией. Всё разрешилось благополучно? — О, да. Более чем, — отозвался он, и забрал у неё из рук журналы. Они двинулись вместе по коридору в сторону малого физкультурного зала.***
Из рассказа господина Огуза Хазан узнала подробности матча, который год назад втоптал самооценку Ягыза Эгемена в гладкий пол баскетбольной площадки. Игра окончилась с разгромным счётом в пользу школы Корая, благодаря тому, что в команду соперника были включены три игрока молодёжки Турции. Ребят перевели в элитное учебное заведение прямо накануне финала. — Это же нечестно! — возмутилась Хазан. — Подло и низко! — Однако с точки зрения правил было не придраться — эти, ещё по факту, дети могут учиться где угодно, — развёл руками Огуз. — Такие «дети» должны учиться в спецшколах! Их участие в турнире любителей — мошенничество! — Такова вся суть Тарыка Корая, госпожа Хазан. Тот случай сильно выбил нашего директора из колеи, он зарёкся участвовать в спортивных соревнованиях и выглядел спокойным, когда озвучивал это решение на собрании в начале учебного года. Но, видимо, душа не успокоилась, и он решил опять попробовать свои силы. — Интересно, что повлияло… — задумчиво протянула девушка, но мысль оборвалась. Они дошли до небольшого светлого помещения со скудным набором спортивного инвентаря и зеркалами во всю стену. Малый зал служил для занятий ритмикой, аэробикой, танцами, и Хазан редко тут бывала. Постоянно маячившее перед глазами собственное отражение раздражало. Она забрала у географа журналы, поблагодарила за помощь и, распрощавшись, осталась в задумчивости наедине с собой. Личность директора заиграла для неё новыми красками. Азартный спортсмен, не умеющий проигрывать — штрих забавный, но не поражающий воображение. Что действительно могло его поразить, так это образ Эгемена, стремительно несущегося по баскетбольной площадке к корзине, расталкивая соперников широкими плечами, с растрёпанной чёлкой, упавшей на глаза… Хазан с усилием сглотнула, отгоняя очередное наваждение. — Сестра? Она резко обернулась и с удивлением уставилась на застывшую в дверях Эдже. — Ты? Что ты тут делаешь? — Мы здесь иногда… танцуем. Из-за спины Эдже стали выныривать любопытствующие лица её одноклассниц. — Танцуете? — переспросила Хазан и крикнула ученицам. — Входите! В зал вошло с десяток девочек, они в замешательстве перешёптывались и переглядывались, кивая друг другу на учительницу физкультуры. Среди них была и Селин Эгемен — младшая сестра директора, которая в этом году так же, как и Эдже, заканчивала школу. — Селин? — именно к ней Хазан и обратилась за разъяснениями. — Да, госпожа Хазан, — девушка бойко протиснулась на первый план, — мы на большой перемене или после уроков собираемся тут, смотрим ролики, учим некоторые движения… Вот, — она помахала планшетом, который держала в руках. — Хип-хоп, стрит, r’n’b или типа того, понимаете? Чамкыран тупо кивнула, хотя, откровенно говоря, не понимала ни шиша. Селин открыла планшет и запустила на нём видео с танцующими корейскими мальчиками. Заворожённая пластичностью движений, Хазан с трудом отвела взгляд от экрана: — А господин Эгемен в курсе ваших занятий? — Брату ни к чему возиться ещё и с этим, правда ведь, госпожа Хазан? — хитро улыбнулась девчонка. Что и требовалось доказать, господин «всё под контролем» понятия не имел, что творилось в собственном тылу прямо под его аристократичным носом, и, конечно же, непременно открутит башку любому, кто будет замешан в этом безобразии. — Правда, правда, — покивала Хазан. — Покажите мне, что умеете. — Легко! — обрадовалась Селин. Школьницы заметно приободрились, стали вести себя свободней и уверенней. Они встали на видимо заранее отрепетированные позиции и замерли в забавных позах. Хазан заметно веселила складывающаяся ситуация. Пряча улыбку, она присела на скамейку и приготовилась лицезреть занятное действо. Зазвучала навязчивая западная песенка, игравшая в последнее время из каждого холодильника, что-то там про «плохого парня», насколько госпожа учительница физкультуры могла похвастать английским… Что ж, весьма символично. Танцовщицы-самоучки задвигались. Селин, стоявшая в первом ряду, выдавала вполне сносные и ритмичные па, как и Эдже, выгодно выделявшаяся среди подружек во втором ряду. Некоторые танцевали откровенно паршиво, но в целом коллектив не производил впечатление кучки деревянных поленьев. Школьная форма, в виде расклешённых юбочек в складку и длинных белых гольфов, добавляла танцующим общей слаженности и даже гармонии. — Отлично! — искренне восхитилась Хазан, когда девчонки замерли с последним аккордом мелодии. — Мне понравилось! — Спасибо, — улыбнулась Селин. — Так вы не против, если мы будем изредка приходить и репетировать? — Я-то не против, только вот из-за этого баскетбольного турнира директор все уроки перенёс сюда. — Да чтоб на брата свалился камень размером с этот турнир! — выругалась младшая Эгемен. — Повезло ещё, что в классах нет камер, а то свалившийся на ваши головы камень пробил бы брешь в земной коре, — заметила Хазан. — Короче, если исхитритесь и найдёте возможность заниматься, я вас не сдам. Только будьте осторожны, око Саурона не дремлет. Школьницы ощутимо погрустнели. Хазан, сославшись на важные и неотложные дела, покинула зал, предоставив танцевальному коллективу ещё немного порепетировать.***
В конце следующего рабочего дня она вспомнила, что оставила свою старую спортивную сумку в большом зале. Там было никому не нужное, в сущности, барахло: провод-зарядка для телефона, салфетки, сменные кроссы и носки, запасное полотенце для душа. Хазан даже не помнила, пользовалась ли она когда-нибудь этими вещами, но теперь ей казалось, что директор рассмотрит сумку как специально оставленный на чужой территории стратегический объект. Было довольно поздно, и девушка надеялась, что в зале уже никого нет, однако, подойдя вплотную к двери, она услышала громкие возгласы и противный скрип подошв по гладкому покрытию площадки. Хазан постояла минуту в нерешительности, обдумывая дальнейшие действия, а потом, доверившись захлестнувшему любопытству, повернула ручку и заглянула внутрь. Видимо, игра была в самом разгаре — ученики в баскетбольной форме стремительно перемещались по площадке, пасуя друг другу мяч. Внезапно в поле зрения Хазан оказался и сам директор: в строгих брюках, расстёгнутой на груди чёрной рубашке и выбивающихся из общего ансамбля огромных кроссовках размера сорок пятого, он азартно вступал с другими игроками в схватки, отбирал мяч, усиленно жестикулируя и отдавая громкие, не всегда цензурные команды. — Какого жёванного хрена, Бурак? — заорал он на упустившего пас мальчишку и вдруг встретился взглядом с учительницей физкультуры. У Хазан похолодел копчик. Эгемен остановился, смахнул со лба чёлку — да-да, греховная прядь волос была на причитающемся ей месте — и яростно завращал глазами. — А вы что здесь забыли, госпожа Хазан? Хам. Девушка втянула носом максимально доступное количество воздуха и в наступившей тишине спокойно произнесла: — Сумку. Но вижу, что не вовремя. Завтра заберу. — Нет-нет! — горячо запротестовал директор. — Раз уж утрудили себя и пришли своими ногами прямо под двери, то забирайте. Чтобы не мешать нам ещё и завтра. Скрипнув зубами от бессильного гнева, Хазан шагнула вперёд, стараясь выглядеть как можно более расслабленной и уверенной в себе, чтобы ни у пубертатных юнцов, ни у их предводителя не закралось даже мысли о том, что она отчаянно трусит. — Бурак, на скамейку! Хакан, ты следующий! — сквозь зубы отдавал команды Эгемен, бросая на учительницу мимолётные, но колючие и злые взгляды. Хазан вальяжно направилась к учительскому уголку. Она старалась придать походке лёгкости и грациозности исключительно чтобы позлить директора, который и без того находился на грани полёта в открытый космос — настолько у него подгорало от беспечного вида физрука. «Трёхочковый!», — позлорадствовала девушка, когда Эгемен засмотрелся на неё и получил смачный удар мячом прямёхонького в средоточие своего самодовольства — лицо. Директор помотал головой, но к всеобщему удивлению даже никого не убил. Хазан забрала из шкафчика сумку, почти заплесневелую флягу с водой и допотопный mp3-плеер, за который испытывала отдельный жгучий стыд. Она судорожно впихнула плеер в сумку и, стараясь не смотреть по сторонам, поспешила к выходу. Несмотря на все меры предосторожности, перед глазами почему-то маячила высокая мужская фигура в чёрном и особенно врезавшаяся в память тоненькая струйка пота, медленно стекавшая по мускулистой груди. Почти спотыкаясь, Хазан вылетела из зала.***
Методом строгого отбора директор Эгемен определился со всеми участниками сборной школы — их список обнаружился приклеенным скотчем к дверям малого зала. С этих пор господина директора можно было частенько наблюдать в коридорах школы, расхаживающим в баскетбольной форме, со взмокшими от пота волосами и возбуждённым, горящим взглядом. Вынести эту картину у госпожи учительницы не было решительно никаких сил, и она старательно избегала новоиспечённого спортсмена, прячась по тёмным закоулкам. Всё больше времени Хазан стала проводить с подружками Эдже, танцующими по вечерам в спортзале. Между ними установился весьма странная вариация дружбы: девочки называли её «сестрой», делились мелкими семейными проблемами и переживаниями, касающимися личной жизни и учёбы. Их искренне восхищала независимость учительницы, её несговорчивый характер и самодостаточность. — Как стать такой же крутой, как вы, сестра Хазан? — вздохнула Селин, когда они в очередной раз собрались вместе. — Даже мой брат вас побаивается. Хазан чуть не поперхнулась воздухом. — Что-что? — Ага, так и есть. Он сам говорил недавно, когда приходил к нам на ужин. Учительница почувствовала, что краснеет. Она опустила глаза, отчаянно желая, чтобы этот разговор немедленно прервался, и, в то же время, горя нетерпением поскорее выведать все подробности. — Уверяю, он сильно преувеличивает свою боязнь, Селин. Скорее всего, просто решил потроллить. — Нет-нет, сестра Хазан! — горячо воскликнула младшая Эгемен. — Я слышала, как он говорил отцу, чтобы тот не перечил госпоже Фазилет, потому что — дословно «даже её дочь вызывает у меня страх и панику». «Ой, дурак», — пронеслось в голове у Хазан. Несколько девчонок, подслушивающих разговор, хихикнули. — Ваша мама работает в особняке Эгеменов? — полюбопытствовала Гюнель. — Хватит болтовни! — тут же спохватилась Селин, которая не любила обсуждать своё родство с директором и вообще обминала тему семьи, допустив лишь одну оплошность минутой ранее. — Давайте лучше потанцуем. — Научите, что ли, и меня хоть чему-нибудь, — рассмеялась Хазан. — А давайте! — мгновенно загалдела молодёжь. Физрука потащили в центр зала, Селин встала от неё по правую руку, а Эдже — по левую. Хазан старательно повторяла танцевальные движения, которые ей показывали, и уже через полчаса смогла станцевать небольшой отрывок вместе со всеми, не слишком выбиваясь из общей картины. Ученицы, ненадолго поменявшиеся местами со своей учительницей, были в восторге от столь скорого прогресса подопечной, а потому пронзительно визжали и хлопали в ладоши. Хазан картинно раскланялась и вдруг застыла, скованная ужасом, — на пороге спортзала стоял красный, как варёное ракообразное, директор с бешено вытаращенными глазами, которые, в добавок ко всему, ещё и грозно вращались в разные стороны. — Что здесь, блин, происходит?! Громогласный рык эхом отразился от гулких поверхностей спортзала и вошёл в резонанс с коленями госпожи учительницы, заставив их мелко подрагивать. — Я спрашиваю. Что. Здесь. Блин. Происходит? — угроза в голосе Эгемена нарастала. Он обвёл тяжёлым взглядом всех присутствующих и остановился на одном-единственном человеке — Хазан. — Брат, мы, это… — запинаясь, начала Селин, но была прервана звонким, дрожащим голосом, выкрикнувшим: — Я всё объясню! Директор поднял бровь, не сводя с Хазан взгляда, который не предвещал ничего хорошего, и только тогда девушка поняла, что тот голос принадлежал ей. — Пусть дети идут, я объясню, — повторила она. — Хорошо, — внезапно согласился Эгемен. — Всем выйти из класса и чтоб через секунду духу вашего в школе не было! Ученицы, не дожидаясь более подробных инструкций, похватали свои вещи и, сталкиваясь друг с другом в дверях, быстро покинули помещение. Директор закрыл за ними дверь и неторопливо направился в сторону Хазан. — Итак, — проговорил он обманчиво спокойным тоном. — Я весь внимание.