Хороший урок

— Не о чем разговаривать, — прошептала в ужасе Хазан. — Нам не о чем разговаривать... — Это, кажется, к тебе, — насмешливо проговорила мать. — Открой, что ли. Хазан яростно затрясла головой. Она не может открыть. Это вообще не к ней. Вокруг неё просто клубится очередной кошмарный сон. Грохот повторился и даже стал более настойчивым, хотя казалось, что более настойчивым он быть уже не может. Эгемен пришёл к ней домой. Опозорил. Выставил в ужасном свете перед семьёй. Что теперь подумает Эдже? Ну а мать уж точно обо всём догадается, ведь отношения директора и бывшей учительницы со стороны даже близко не походили на профессиональные. — Госпожа Хазан! — Мерзавец, — выдохнула она. Его ни в коем случае нельзя было пускать в дом. Если он проникнет на её территорию — дальше только место жительство менять, она не сможет больше оставаться здесь ни минуты. Хазан сделала глубокий вдох и направилась к двери. Металл ручки неприятно обжёг холодом тёплую ладонь. Девушка постояла ещё секунду, а затем повернула ручку и открыла дверь. Директор стоял на пороге в позе хозяина жизни: одна рука была занесена для ещё одного удара по беззащитной двери, вторая эффектно лежала на бедре, лицо воплощало саму беспристрастность. Хазан задушила вспышку гнева в зародыше и плечом пихнула гостя в грудь. — Пойдём. Она спустилась с крыльца и направилась вдоль забора соседского дома в темноту безлюдной улочки. — Что, даже не пригласишь зайти? Не предложишь чаю? — рассмеялся Эгемен ей в спину. — Много чести! — не оборачиваясь, фыркнула Хазан, и через миг сзади послышались приглушённые шаги. Он следовал за ней. Повернув за угол, девушка резко остановилась, и гостю пришлось приложить некоторые усилия, чтобы не налететь на неё со всей дури. — Ну, — с вызовом уставившись на директора, Хазан сложила руки на груди, — говори, что тебе нужно. Эгемен едва заметно усмехнулся, качнулся на носках ботинок и принялся осматривать окрестности. Его собеседница начала медленно закипать от негодования. Мужчина молчал. — Что ж, если ты сюда поразвлечься приехал... — Хазан собралась проскочить мимо, но была схвачена крепкой рукой и возвращена на место. — Я хочу, чтобы ты вернулась, — сказал директор мрачно. — В школу. Она словно знала все их реплики наперёд: что скажет он, как следует отвечать, чем закончится разговор. Стало невыразимо скучно. Хазан выдернула руку из железной хватки и с презрением уставилась на гостя, заставляя того немного стушеваться и отвести взгляд. — Ты же понимаешь, что в школу я не вернусь. Так зачем это всё? — спросила она. — Решил унизить меня перед семьёй? Директор уставился на неё таким взглядом, будто она только что выбралась из потерпевшего крушение неопознанного летающего объекта. — Я хочу, — повторил он тихо и размеренно, — чтобы ты вернулась в школу. — Нет. Эгемен напряг челюсть и одарил Хазан настолько тяжёлым взглядом, что ту пригвоздило к земле, но напор удалось выдержать. — Тогда я выгоню Эдже, — пожал плечами негодяй. — Или сделаю так, чтобы она сама сбежала быстрее ветра. — Не выгонишь, — процедила Хазан сквозь зубы настолько уверенно, насколько могла. — Если ты хоть пальцем тронешь мою сестру, я пойду сначала в полицию, а затем к твоим родителям и журналистам. Мне плевать на последствия, я расскажу всю правду, зачем и почему ты это делаешь. Директор выглядел заинтригованным, он переменил позу, словно приготовился быть самым благодарным слушателем на всей планете. — И почему же? — невинно поинтересовался он. — Не строй из себя идиота, — хмыкнула Хазан. — Ты маньяк-извращенец, которому нравится издеваться над людьми, вот почему. Эгемен заржал, как конь, утирая воображаемые слёзы. — Серьёзно? — сквозь смех спросил он. — Ты пойдёшь в полицию вот с этим? — Я пойду в полицию с заявлением о домогательствах на рабочем месте, а также угрозах, шантаже и принуждению к близости. — Я не принуждал! — рявкнул директор что было мочи. — А я тоже умею играть грязно. — У тебя нет никаких доказательств, — прищурился Эгемен. Хазан сдула прядь волос со лба и хитро ухмыльнулась. Её полублеф всё же возымел на противника действие, это было видно по его напряжённо сжатым губам и настороженности в тёмно-зелёном взгляде. — Может быть и нет, а может — и есть. Посмотрим, выдержит ли репутация твоей школы полоскания в прессе или на телевидении. Захотят ли богатенькие родители твоих расчудесных ученичков, чтобы их детки находились в столь аморальной атмосфере. И что же скажет Эгемен-старший? Будет ли всё так же финансировать злачное место... — Замолчи! — взорвался директор. — Не смей произносить даже имени моего отца! — Почему? Мой рот слишком нечист для этого? А другие места ты таковыми не считал. Эгемен рубанул сжатыми кулаками по воздуху. У Хазан внутри всё похолодело, ей показалось, что ещё немного, и её ударят. Она инстинктивно сжалась и замолчала. Директорские уши пылали огнём, а глаза — дикой злобой. — Прекрати, — выдохнул он хрипло. — Просто закрой рот. Я знаю, что ты меня ненавидишь и хочешь причинить боль. Но ты перегибаешь. — Ты даже не представляешь, что будет, если я действительно начну перегибать, Ягыз Эгемен. На что ты надеялся? Явился под двери с фразой «Я хочу, чтобы ты…». Да мне плевать на то, что ты хочешь! Думал, что даже извиняться не придётся, да? Что я сразу побегу за тобой, как собачонка, благодарно тяфкая и облизывая ноги? — Случилось недоразумение… — Да, случилось. Самое большое недоразумение случилось, когда я переступила порог твоей школы. Но я туда больше не вернусь, как уже говорила раньше. Никогда и ни за что. Найди себе другую жертву. — Я не хочу другую. «Вот оно, — мелькнуло в воспалённом мозгу Хазан, — ему нравится мучить именно меня». Она уже сто раз клялась себе в том, что не будет садиться на эмоциональные качели с этим человеком, и обсуждать что-либо, но… — Что ж так? — вырвался вопрос. — Я погорячился и был не прав, — резво увильнул директор от ответа. — Пожалуйста, вернись в школу, хотя бы до конца учебного года. Сейчас идёт подготовка к баскетбольному турниру, и найти нового учителя физкультуры в такой короткий срок будет очень непросто. — Тебя это не смутило, когда ты выгонял меня. Он опустил голову, и Хазан обратила внимание, что его кулаки по-прежнему сжаты. Оставалось продержаться ещё немного, ещё чуть-чуть, она чувствовала, что Эгемен скоро сдастся. — Должно же быть что-то, — проговорил он, глядя на неё исподлобья. — Что? — переспросила Хазан настороженно. — Должно быть что-то такое, ради чего ты бы согласилась. Чего ты хочешь? — А, — она понимающе кивнула, — приманка. Думаешь, я клюну? — Должно быть… — упрямо повторил директор. — Ты сказал, что я тебя ненавижу, но это неправда, — слова были встречены удивлённым взглядом. — Мне всё равно. Ты мне безразличен. Если ты будешь счастлив, я ничего не почувствую. Если ты будешь страдать — я пройду мимо. Даже если ты пообещаешь, что я смогу каждый день унижать тебя на глазах всей школы, я не соглашусь. Я не собираюсь играть с тобой в эти игры, господин директор. Оставь меня и сестру в покое, на том разойдёмся. Хазан несла дикий бред, в который и сама не верила, однако слова, похоже, долетали до цели и били наотмашь. Слушая всё это, Эгемен будто уменьшился в размерах, сжался, немного отступая назад. Победа была близка. — Тогда я скажу свои последние слова, если позволишь. Она могла бы заставить его замолчать, могла бы прикрикнуть, оборвать на полуслове, уйти, зная, что он не станет её удерживать, но… Стояла и молча смотрела на него, позволяя продолжить. — Хазан. Ты мне нужна. Её как будто толкнули в этот тёмно-зелёный омут глаз, безжалостно засасывающий ослабевающую жертву с головой. Чтобы скинуть наваждение, Хазан рассмеялась директору в лицо. — Нужна? Нужна, чтобы издеваться? Я знаю это! Нашёл, чем удивить, тоже мне! — Нет! — зарычал он громко. — Я хочу… Послушай! Эгемен выдохнул, выставил вперёд ладони, призывая успокоиться то ли Хазан, то ли самого себя. — Послушай, — сказал он более смиренно. — Я на всё согласен. Если ты вернёшься, пусть будут танцы. Я найму несколько преподавателей, танцевать смогут все желающие. И больше не буду тебя трогать, вообще, — тёмно-зелёный взгляд окрасился испугом. — Ни в каком смысле! Ты даже меня больше не увидишь без необходимости. Даю слово! — Слово Ягыза Эгемена? — насмешливо проговорила Хазан. — Как ценно. Но не забудет ли хозяин его вновь? Или, может, напомнишь, для чего мне это делать? Зачем возвращаться? Ты думаешь, находиться рядом с тобой — великое благо? Да нет же, наоборот! Для меня каждый день, проведённый в школе, это мучение, ад, маленькая смерть. А ты просто монстр! — Прости, — теперь Эгемен смотрел ей в глаза одновременно с надеждой и обречённостью, словно был готов принять любой исход разговора. — Но это я. Я таков и уже не изменюсь. — Как удобно, — зло выкрикнула Хазан. — Но я тоже не собираюсь меняться. Тем более, ради человека, который этого не заслуживает. Последнее слово точно попало куда нужно. Директор вздрогнул, растерянно заморгал и пробормотал: — Ты права. Я не заслуживаю… ничего не заслуживаю. Девушка хотела усилить эффект, добавить ещё несколько нелицеприятных фраз, потоптаться по поверженному телу противника, но тот не дал ей этого сделать. Не говоря ни слова, Эгемен развернулся и медленно побрёл обратно к дому, туда, где оставил машину. «Трус! Жалкий слизняк!». Он сбежал посредине разговора, не выслушав и половины припасённых для него эпитетов. Хазан бросилась вдогонку, но поздно. Послышался хлопок дверцей. Машина с визгом сорвалась с места и, оставляя за собой фонтаны пыльной крошки, умчалась в темноту.

***

На самом деле, она сделала это. Она села на пресловутые проклятые качели. Причинила директору боль, запустила механизм раскачивания и теперь не могла об этом не думать. Хазан боялась ответной реакции, а в том, что она будет, сомневаться не приходилось. Вернувшись в дом, она сказала матери, что ушла с работы и больше туда не вернётся. Госпожа Фазилет посмотрела на неё, как на умалишённую, и, не сказав ни слова, ушла к себе в комнату. Эдже сидела на диване с потерянным видом, сжимая в мокрых ладонях носовой платок. Её глаза покраснели от слёз, губы дрожали. Хазан примостилась рядом с ней на пол, погладила по длинным светлым волосам. — Расскажи, что случилось? Зачем ты пошла к Селин? — Я не хотела, чтобы так вышло, — зашептала Эдже. — И я не сделала ничего плохого. Сегодня утром Селин спросила меня, где ты. Поначалу я не стала ничего говорить, думала, что директор одумается и вернёт тебя. Но этого не произошло. Тогда я решила всё рассказать его сестре, ведь тебя наказали за то, что ты нас всего лишь прикрывала. Селин созналась брату, что танцы были её затеей. Более того, это именно она собрала нас, заразила своим увлечением, заинтересовала. Это она искала места, где можно было заниматься. Она и брату сказала, что заставила тебя молчать, воспользовавшись своим родством с директором, и что ты знаешь об этом от силы несколько недель. Хазан молча кивнула. — Он попросил тебя вернуться? — с надеждой спросила Эдже. — Ты согласилась? Попросил? Он не произнёс ни «извини», ни даже «пожалуйста», а только «хочу», только «я», только «мне». И самое печальное — она знала, что будет именно так. Эгемен ни за что не извинится перед ней и даже не поговорит нормально, поэтому и твердила, как заведённая, одно и то же. — Я не вернусь, сказала же. Почему ты не воспринимаешь мои слова всерьёз, сестрёнка? Я счастлива, что избавилась от этого, как ты не понимаешь? Счастлива! — Ага, вижу я, как ты счастлива! — шмыгнув носом, закричала Эдже. — Не ори, — осадила её Хазан. Не хватало ещё, чтобы к их беседе присоединилась мать. Сестра вновь громко всхлипнула. — Ты уже взрослая, поэтому говорю как есть: меня директор на дух не переносит, и это чувство взаимно. Что может быть между двумя людьми, которые друг друга ненавидят? Скоро я найду себе другую работу, вот увидишь. Не плачь и не переживай. Только учись, пожалуйста, учись и больше ни о чём не думай. — Зачем же он тебя позвал работать, если ты ему не нравишься? — задала Эдже резонный вопрос. «Мудак, потому что», — вздохнула про себя Хазан и погладила сестру по коленке. — Он сдался под давлением матери, и я сдалась. И вот что из этого вышло. Никогда ни перед кем не прогибайся, Эдже. Если тебе что-то не нравится — не делай. Следуя за этой философской мыслью, выходило, что ей самой нравилось то, что она делала. Хазан передёрнула плечами. Сестрёнка вытерла мокрые щёки и доверчиво посмотрела на неё. — Всё наладится, Эдже. Обязательно наладится.

***

Мать вела себя так, будто старшая дочь запорола дело всей её жизни. Будто, отказывая себе в воде и пище, родительница копила на престижный университет, а Хазан взяла и примкнула к труппе бродячего цирка. Хазан же больше всего боялась фокусов со стороны Эдже и, когда та с каменным лицом отправилась в школу, выдохнула с облегчением. Через несколько дней Хазан устроилась курьером с плавающим графиком и оплатой проезда и питания. В своё первое рабочее утро она обнаружила госпожу Фазилет на кухне с полотенцем на голове. Мать укоризненно взглянула на не оправдавшего надежд отпрыска. Хазан молча взяла сумку и вышла из дома. Доставлять приходилось всё что угодно: еду, документы, покупки. Курьерская служба сотрудничала и с крупными фирмами, но, чтобы туда пробиться, нужно было побегать по частным доставкам. Эта работа была как подарок небес — ни о чём не думай, бегай себе из одного конца города в другой, а под вечер от усталости вались с ног в беспробудный сон до звонка будильника. В общем, мечта, а не работа. Хазан не хотела знать, что происходит в школе в её отсутствие, однако то обрывки разговоров Эдже по телефону, то услышанные краем уха слова матери давали понять — всё идёт своим чередом. Подготовка к баскетбольному турниру вышла на финишную прямую, ну и господин директор полностью посвятил себя тренерской деятельности, поселившись в спортзале. Больше никаких поползновений в сторону Хазан не предпринималось, не было никаких «хочу» и «мне», Эгемен, похоже, действительно оставил её в покое. И, естественно, она этому радовалась. Естественно. Все дни слились в один бесконечный промежуток времени, который никак не желал заканчиваться. На работе хвалили её исполнительность и немногословность, а для Хазан стало целью существования забрать пакет и доставить его по нужному адресу, без лишних раздумий и рассуждений. Молчаливому и исполнительному курьеру периодически обещали повышение, но не торопились с этим, а Хазан не возражала. Она не стремилась к достижению больших высот на этой работе, просто отбывала повинность за более чем скромную плату. Действительность вокруг настолько спрессовалась до размеров выполнения однообразных и монотонных действий, что в один из дней Хазан неожиданно обнаружила изменения во внешнем виде младшей сестры. На Эдже, стоявшей перед зеркалом, был странный наряд: зелёные спортивные штаны и толстовка, расшитые золотистыми звёздами. — Что это? — удивлённо спросила Хазан, подходя ближе. — Это... Сестра, это... — девочка потупилась. — На самом деле, я не знала, как тебе сказать. — Сказать что? — насторожилась Хазан. — Это костюм для выступления. Мы — группа поддержки. Слегка отвыкший мыслить разумно мозг бывшей учительницы забуксовал. — Вы кто? — нахмурилась она, по-прежнему не понимая, о чём идёт речь. Эдже занервничала ещё сильней. Она принялась теребить подол толстовки, беспрестанно одёргивая и без того прекрасно сидящую одежду. — Я хотела тебе рассказать, но подумала, что тебя это заденет. Или расстроит. Или и то, и другое. В общем, директор разрешил организовать в школе дополнительный кружок танцев и нанял нам хореографа. Мы будем выступать на турнире по баскетболу в качестве группы поддержки. У других команд тоже есть такие. Селин загорелась и костюмы организовала, и помпоны. В общем… Хазан поймала себя на том, что её глаза вылезли из орбит и продолжили путешествовать по лицу в сторону макушки. Директор? Разрешил? Группу поддержки? Команды по баскетболу? Она осторожно, чтобы сестра не видела, ущипнула себя за руку — вдруг заработалась и не заметила, как уснула. — Я хотела тебя спросить, может ты хочешь прийти на первую игру? Я немного волнуюсь… — Нет, Эдже, — резко ответила Хазан. — Я очень занята. По работе. Сестра огорчённо опустила голову. — Конечно, я понимаю.

***

Первую игру школа Эгемена выиграла. Как и вторую. Репортаж про баскетбольный турнир показали даже в вечерних новостях, и Хазан впервые за месяц, хоть и по телеку, увидела директора — хмурого, заросшего, со странным, землистым цветом лица. Покусывая губы, он следил за игрой, периодически вытаскивая одну руку из кармана, чтобы прожестикулировать в сторону провинившегося игрока. В репортаже показали и танцующих девчонок, их выступление произвело фурор среди неокрепших умов представителей средних и старших классов, сидящих на трибунах. Госпожа Фазилет накрыла стол, словно на праздник, предвкушая, как все соседи увидят её прекрасную дочурку в прайм-тайм по одному из центральных телеканалов. Хазан испытывала двоякие чувства: с одной стороны, она была рада за сестру и её успехи в танцах, с другой — весь этот хореографический кружок отдавал несвежим душком. Как будто директор пытался кому-то что-то доказать, но делал это через силу, да и с использованием ни в чём не повинных людей. Впрочем, использовать людей было для него не в новинку. Эдже загорелась чирлидерством не на шутку. Всё свободное время теперь она проводила на бесконечных репетициях группы поддержки, которые иногда прерывались выступлениями на соревнованиях. Сборная школы Эгеменов уверенно шла к финалу. Организаторы грамотно развели их со школой Корая по разным флангам турнирной таблицы, посчитав, что столь грозные и непримиримые соперники должны вновь схлестнуться в финале. Так оно и вышло. Накануне финала Эдже не могла уснуть от переживаний: ей мерещилось, что в самый ответственный момент она забудет движение или свалится с вершины пирамиды, и Хазан пришлось битый час её успокаивать. — Сестра, — взмолилась девочка, — сестра, пожалуйста, приходи на финал поддержать меня. — Эдже… — Хазан растерянно заморгала. — Я не могу. Не хочу видеть этого человека. — Директора Эгемена? — удивлённо протянула Эдже. — Ты до сих пор на него обижена? Нет, Хазан не была обижена, просто боялась, что его вид всколыхнёт в душе ненужное, поднимает со дна уже почти осевший ил, и ставшее лазурным небо вновь затянет облаками. — Я бы не хотела встречаться с ним, даже ненадолго, — она отвела взгляд. — Ты и не встретишься! — заверила сестрёнка. — Он будет внизу, на тренерской скамейке, а ты можешь сесть на трибуне повыше, тебя даже видно не будет! В твоём присутствии я буду чувствовать себя более уверенно. — Попроси прийти маму, она уж точно не ответит отказом. — Мама должна находиться в особняке во время турнира. Родители директора не пропускают ни одной игры, сидят на самых почётных местах. В их отсутствие мама решает все вопросы в качестве управляющей. Вот только Эгеменов-старших ей не хватало для полного счастья. Хазан покачала головой: — Эдже… — Не отказывайся сразу! Подумай, пожалуйста! — умоляюще распахнутые серые глаза глядели прямо в душу. — Ладно, я подумаю.