Босс и его Хранитель

Хибари Кея склонился над своим любимым и в порыве режущей душу нежности аккуратно расправил непослушные каштановые волосы, в который раз удивляясь их мягкости, легкими прикосновениями очерчивал чуть обветренные, но все еще нежные губы, поглаживал лоб, скулы, подбородок. Хранитель Облака протяжно и негромко пел какую-то колыбельную, изредка смаргивая набегающие слезы, чтобы лицо Тсунаеши не теряло четкости. Чуть ли не в первый раз в жизни Хибари плакал, покачиваясь из стороны в сторону. Кея никак не мог себя заставить не то что уйти, а просто отвести взгляд от своего любимого, равнодушного, спокойного и неподвижного. Лежащего в черном вонгольском гробу. Нет, все было не так ужасно, Тсунаеши вовсе не умер, просто разыгрывал спектакль, необходимый для спасения Семьи, а заодно и бесконечного числа параллельных миров. В отличие от остальных Хранителей, Кея знал о плане, и это единственное, что удерживало его от желания завыть в голос, сжимая и целуя бессильную руку Босса. Однако Савада находился при смерти, в глубокой коме, проводимая им операция была слишком рискованной, больше смахивала на авантюру, если честно. И конечно, никто не мог дать стопроцентной гарантии, что в случае успеха Десятый выживет и сможет очнуться. Вот поэтому сердце болело, металось в груди и рвалось на мелкие кусочки, а непрошенные слезы пробивались сквозь привычную маску холода. Все-таки Тсунаеши так до двадцати пяти лет и остался мягкосердечным идиотом: выбрал наименее кровавый план, в котором умереть предстояло ему самому. Впервые услышав об этой идее, Кея сразу назвал ее безумием и запретил Саваде даже думать о чем-то подобном. Однако чем больше проходило времени, чем дольше метался Босс в поисках другого приемлемого выхода, тем сильнее уставал. Его лицо посерело, под глазами залегли темные тени, губы все чаще напоминали одну сплошную узенькую полоску. Постоянно приходили донесения о новых нападениях, потери становились все серьезнее. Тоска и горечь из глаз Тсунаеши не уходили даже в редкие моменты затишья и случайные мгновения неожиданной радости. Ночи за работой, дни в вечной беготне за союзниками, сон - час-два в машине до очередной встречи... Босс устал и устал смертельно. Кея стал бояться, что Тсуна однажды не выдержит и придет к Бьякурану. Вот только в этом случае хоронить Саваду придется по-настоящему. В конце концов Хибари сдался и согласился на проведение операции с Базукой Десятилетия. И вот теперь сидел у гроба Десятого и медленно сходил с ума, ощущая настоящий ужас от случившегося. Единственной мыслью, бившейся в несчастной голове, было воспоминание об уставшем Боссе и детская надежда, что хотя бы сейчас он сможет выспаться. А потому Кее все пел и пел какую-то странную колыбельную и изо всех сил надеялся на то, что сон его любимого не станет мертвым.