Crema's & Vinedo's

      К девяти вечера моя смена, наконец, заканчивается, и я чувствую, что скоро упаду в обморок. Не потому, что я устал, а потому, что почти все время я прокручивал в голове всевозможные сценарии того, как пройдет моя ночь. Дазай работал в утреннюю смену, поэтому я виделся с ним всего пару часов с того момента, как пришел, но даже в это время мне было, мягко говоря, неловко. Он почти не разговаривал со мной, что явно не в его духе, бросал на меня странные взгляды, и каждый раз, когда он это делал, все внутри сжималось. Дазай был совершенно нечитаемым, и это очень плохо.       Я выхожу из передней двери Crema’s, закрываю ее и, увидев припаркованную машину Дазая, крайне удивляюсь. Смотрю, пытаясь убедиться, что это действительно он, и, когда он сигналит мне, я вздрагиваю. Сердце пропускает удар, мышцы будто онемели, но я заставляю себя подойти к его машине и забраться внутрь. Я случайно кидаю взгляд на него, пристегивая ремень, и начинаю жутко нервничать — его лицо каменное, ничего не выражающее.       — Дазай, прости, что вчера не пришел домой и ничего тебе не сказал. Я просто… — я заикаюсь и обрываю предложение, чувствуя, как бешено бьется сердце. Как мне ему все объяснить, ничего не рассказав? Особенно, когда он на грани, его поведение только все усложняет; я сейчас просто хочу свернуться и спрятаться. В конце концов, Дазай выдыхает и отъезжает от тротуара, направляясь в сторону дома, за что я ему благодарен.       — Ацуши-кун, никогда больше так со мной не поступай, — это все, что он говорит. Сводит с ума. Как может Дазай отчитывать меня за исчезновение, если сам делает это постоянно? Почему он делает все, что ему заблагорассудится, без каких-либо упреков, а со мной обращается, как с ребенком, улизнувшим на ночь из дома? Я не знаю, почему, но его слова бесят меня, и я не могу остановиться.       — Как не поступать?! Уйти и ни черта не сказать тебе, куда я? Дазай-сан, ты все время со мной так поступаешь! Почему ты злишься и игнорируешь меня весь день, когда я пропал всего один раз, хотя сам можешь уйти и вообще самоубиться в любой момент? Надеюсь, теперь ты понимаешь, что я чувствую… — мой голос слабеет и затихает на последних словах. Глаза щиплет от слез, щеки горят, я пытаюсь успокоиться, но мне едва становится легче. Я не хотел кричать на него, но в то же время мне так хорошо; я внутренне улыбаюсь, чувствуя себя победителем, и даже горжусь собой, потому что стоял на своем. Дазай продолжает вести машину, и мы сидим в тишине пару минут; ни единый мускул на его лице не дрогнул, хотя оно выглядит не таким напряженным.       — Ты прав. Я должен извиниться за свое поведение. Я часто оставлял тебя одного без объяснений; мне жаль, ты заслуживаешь знать правду, — говорит он, и я вижу, как дрожат его губы. Он определенно имел в виду, что и мне нужно быть честным с ним; я и хочу быть честным, даже боясь до смерти. Я никогда не был так рад вернуться домой.       Когда мы заходим в квартиру, Дазай бросает ключи на столик у двери и садится на диван. Каждое действие резкое, выражение лица еще холоднее, и я кожей ощущаю это напряжение с другого конца комнаты. Я знал, что он будет либо нервирован, либо не в настроении обсуждать все это, но первый вариант хотя бы более предсказуем. Я нерешительно подхожу к нему и тоже сажусь на диван; сердце колотится, и я стараюсь успокоить дыхание, насколько это возможно.       — Я провел ночь у Чуи, — я начинаю разговор с этого и понимаю, что зря. На самом деле, я не хотел, но, похоже, мой язык решил иначе, о чем я сожалею. Тело нервно дрожит; я прикусываю губу, наблюдая за лицом Дазая. Оно медленно бледнеет, челюсть слегка отвисает, а глаза расширяются так, что я жалею, что вообще существую.       — Ч-Чуя? Что?.. Почему? — Дазай заикается, его голос такой тихий, что я едва его слышу.       — Мы… ну, вроде как, встречаемся, — признался я, запаниковав. Больше не могу смотреть на него и отвожу взгляд; он вскакивает с места, цепляя кофейный столик, от чего я отпрыгиваю как можно дальше.       — Вы что? Вы встречаетесь? Он что, бросил меня, чтобы теперь трахать тебя? — Дазай вскипает, и я чувствую, как по щекам бегут слезы от его резких слов. Все тело дрожит еще сильнее, я никогда не чувствовал себя так ужасно.       — Это совсем не так, Дазай! — я поднимаюсь и кричу в ответ, но голос обрывается плачем, что я не могу остановить.       — Не так?! Все, что Чуя умеет, так это иметь людей, у него нет мозга для большего. Он никогда не даст тебе и дня отдохнуть, он будет использовать тебя, манипулировать тобой. Говорю тебе, Ацуши, — Дазай говорит все это так спокойно; колени дрожат.       — Почти то же самое он сказал о тебе… — шепчу я, и Дазай укоризненно смотрит на меня. Я просто стою и тихо плачу, смотря ему в глаза.       — Так и думал. Я уверен, что он кажется тебе таким прекрасным и милым, правда? Вот такой он и есть. Ты знаешь, как мы с Чуей познакомились? Он уже рассказал тебе это? — спрашивает Дазай, мрачно усмехаясь, и заставляет меня нервничать. Я раньше не видел его таким; эта личность мне совершенно незнакома, поэтому я боюсь того, что он может сделать или сказать. Я качаю головой не в силах сказать что-то в ответ. — Я встретил Чую в стрип-клубе, когда нам было по 18; он был одним из лучших танцоров, чертовски хорошим. Он легко зарабатывал внушительную сумму; кажется, каждый клиент был обернут вокруг его красивого мизинца. Я стал его постоянным клиентом, покупал его на часы, и вскоре он решил присоединиться к тому, чем я занимался. Меня никогда не было дома, потому что я был то эскортом*, то хозяином, в зависимости от того, что от меня хотели. В любом случае, я заработал много денег, делая это; Чуя тоже хотел, поэтому я познакомил его с таким образом жизни. Он был таким милым и маленьким, но дерзким мальчиком, его хотели женщины, мужчины; они получали его.       — Иногда мы работали вместе, как пара; люди платили так много, чтобы просто понаблюдать за нами, даже не присоединяясь. Мы устраивали настоящее шоу, и Чуя был такой миленькой шлюшкой, что все любили смотреть, как его ломают, выставляют напоказ…       — Прекрати, Дазай! Просто заткнись! — я кричу, заставляя его замолчать, не могу больше терпеть его язвительный тон и просто хочу, чтобы он остановился. Голова вот-вот взорвется; я подавлен и все еще плачу, не зная, что сейчас делать. Все его слова кажутся нереальными, я изо всех сил пытаюсь поверить в это, но не хочу. Я бы никогда не подумал, что кто-то из них работает в такой сфере, но Дазай делает это, чтобы заботиться обо мне… Я сейчас потеряю сознание. Дазай смотрит на меня и чуточку смягчается, его глаза блестят. Он делает шаг ко мне, но я инстинктивно отступаю; он кажется обиженным, приходя в свое привычное поведение. Больше не тот садистский и холодный человек, а тот Дазай, которого я знаю и который заставляет меня грустить.       — Ацуши-кун… прости, я не хотел тебя обидеть, но…       — Замолчи, Дазай! Я даже не знаю, что и думать… почему ты не рассказал мне раньше? Я жил с тобой так долго, даже не подозревая.       — Я не мог сказать тебе раньше, это секретное дело, да и я не хотел, чтобы ты знал. Это так грязно и унизительно, а ты был так юн. Тебе просто не нужно было знать, что происходит, — Дазай тихо отвечает и делает еще шаг в мою сторону, но я теперь не могу сдвинуться. Я полностью парализован. — Я делал это ради денег. У меня хорошо получалось, мне хорошо платили, а рядом был Чуя. Он помогал мне чувствовать себя лучше.       — Значит, ты держал Чую рядом, чтобы чувствовать себя лучше?..       — Нет! Дело не в этом… мы просто были друг у друга, и это все. В подобном бизнесе нужен кто-то, кто будет держать вас на ногах, и мы делали это друг для друга. Мы оберегали друг друга, он прикрывал мою спину, а я — его. Так было долгое время, но в конечном счете, мы совершили то, что обернулось к худшему, — говорит Дазай, и я замечаю вспышку боли на его лице при последних словах, от чего мое сердце сжимается. Я пытаюсь протянуть руку, чтобы хоть как-то утешить его, несмотря на то, как расстроен сам, но он отходит. Крошечная слеза капает на пол, и я вижу печаль в его глазах. — Я любил его, до сих пор люблю, но то, что я натворил, непростительно. Я не виню его за то, что он ненавидит меня; я ненавижу себя за всю боль, что причинил ему. Я бы хотел все вернуть, но не могу, — он затихает, и мое сердце правда беспокоится за него. Его слова искренни, и я хочу помочь ему, хотя все еще не уверен в том, как мне стоит относиться к этой ситуации.       — Дазай-сан… — начинаю я, но он поднимает ладонь, чтобы остановить меня, и слегка улыбается.       — Прости, что я повел себя так; все так навалилось. Честно говоря, я все еще в шоке, но я не должен был быть так суров с тобой. Ты не виноват в этом, — говорит Дазай и, подойдя ко мне, крепко обнимает. Не понимаю, как он так резко меняется, но все же обнимаю его в ответ. Спустя минуту он отпускает меня. — Прости, что был так зол; иногда эмоции берут верх, и я не могу себя контролировать.       — Не извиняйся, это я вдруг начал этот разговор, так что логично, что ты так отреагируешь.       — Да… ну, я надеюсь, что ты будешь счастлив, Ацуши, потому что ты, как никто другой, заслуживаешь этого. Что касается Чуи, просто будь осторожен. Я не могу сказать, какой он сейчас, но, думаю, он изменился к лучшему, — от предупреждения Дазая у меня живот сводит. Он направляется к двери и хватает ключи, из-за чего я мгновенно начинаю паниковать, но он оборачивается с ухмылкой. — Не волнуйся. Я вернусь, обещаю.       Дазай уходит, закрывая за собой дверь и оставляя меня в покое, но я даже не знаю, что делать. Я все еще стою посреди гостиной, как вкопанный, но все же иду в ванную, решаясь принять горячий душ. Как только вода касается кожи, все тело расслабляется; я чувствую, что снова могу спокойно дышать, и медленно обдумываю все, что узнал за столь короткое время. В голове полный беспорядок, я даже не знаю, о чем сейчас лучше думать. Стою под горячей водой, пока она не охлаждается, из-за чего мне приходится выйти. Добравшись до своей комнаты, я набрасываю первую попавшуюся одежду и заползаю под одеяло.       Теперь, оставшись наедине со своими мыслями, я смотрю в потолок и пытаюсь понять все. Дазай и Чуя работали вместе в качестве эскортов и действительно спали с другими людьми? Насколько далеко все это заходило? Из слов Дазая можно сказать, что достаточно… я вздрагиваю от осознания. Я стараюсь не думать о том, что делал Чуя, но просто не могу остановиться; он не только был сопровождающим, но и раздевался перед ними. От этих мыслей мне становится неловко, и я сворачиваюсь на бок, чтобы успокоиться. Не такая работа заставляет меня чувствовать себя так, а тот факт, сколько посторонних людей видели такую интимную сторону Чуи, ту сторону, возможность видеть которую я посчитал настоящим благословением. Ему приходилось делать такие вещи в этом возрасте, чтобы заработать, и это заставляет меня задуматься, для чего же. Какая жизнь у него была до того, как он занимался этим, до Viñedo’s? Как он вообще оказался владельцем магазина? Как много вопросов я хочу задать ему, но, кажется, я не смогу встретиться с ним прямо сейчас, потому что мне стоит разобраться в том, что я чувствую ко всему этому. Из-за волнения я не смогу уснуть, поэтому я поднимаюсь.       Направляясь на кухню, я решаю заварить себе чай; пока закипает вода, я вспоминаю, что давно не проверял свой телефон. Я осматриваю те вещи, что были на мне перед душем, и нахожу тот в заднем кармане джинсов. Забавно, что еще осталось немного зарядки; я открываю его и вижу три новых сообщения. Вздохнув, я возвращаюсь на кухню, делаю себе чай и набираюсь сил прочитать их. Я забираю свою кружку и ухожу обратно в постель, устраиваясь удобнее и открывая сообщения. Два от Дазая с прошлой ночи с разъяренными вопросами о том, где я; мне неприятно, что я не ответил на них тогда и вообще проверил только сейчас. Мне правда стоило сказать Дазаю хотя бы то, что я был в безопасности. А последнее сообщение от Чуи, пришло совсем недавно. Я замираю, читая его имя, но все же нажимаю на него; почему-то мне страшно смотреть, что там написано. Он же не знает, что только что произошло, тогда почему я так волнуюсь.

Ацуши, надеюсь, твоя ночь пройдет хорошо. Не могу перестать думать о тебе и уже так скучаю. Я хочу сказать, что, кажется, мы сильно спешим, поэтому хочу узнать, не слишком ли быстро это для тебя. Если это так, то, пожалуйста, скажи мне; ты можешь сказать мне все, потому что я не хочу рушить то, что у нас есть. Я всегда буду рядом с тобой.

      Я снова и снова перечитываю слова Чуи, которые заставляют меня плакать. Честно, я удивлен, что у меня еще остались слезы. Похоже, все, что я делаю, это плачу. Он сказал, что я могу рассказать ему все, поэтому я хочу немедленно увидеться с ним, чтобы поговорить обо всем, что произошло, но что-то внутри останавливает. Теперь, когда он упомянул это, я понял, что всего за пару дней нашего общения, я сделал с ним много чего и даже остался на ночь. Может, именно поэтому мне так неловко; обычно я не позволяю даже приближаться ко мне, но за это короткое время Чуя сблизился со мной настолько, что это явно не в моем характере. К тому же я так много узнал о его прошлом, что чувствую, будто его совершенно не знаю, но и он едва знает меня, хотя я ему рассказал немного о своем детстве.       После осознания этого все кажется яснее, и я дышу более спокойно. Я все же не решаюсь отправить Чуе что-то в ответ и ложусь под одеяло, оставляя кружку с чаем и телефон на столике у кровати. Я пытаюсь думать о чем-то, что меня могло бы отвлечь, но в голове только Чуя и желание видеть его рядом с собой, чтобы он утешал меня. Все же я рад, что думаю о нем, потому что это заставляет меня чувствовать себя счастливее.