Crema's & Vinedo's

      — Итак, с чего мне начать? — спрашивает Чуя с ухмылкой, которой пытается скрыть свое волнение. Мне стыдно, что я заставляю его так нервничать, но и очень интересно его прошлое; он знает, что может сказать мне только то, о чем ему самому будет удобно рассказывать. Я на минуту задумываюсь над его вопросом, а потом беру его за руку, отвечая:       — Что насчет твоего детства, каким оно было? — с легкостью спрашиваю я, и он отворачивается в сторону ночного города. После того, как мы не спеша поели и просто непринужденно поболтали, Чуя предложил подняться на верхний этаж. Тут огромный сад, который поддерживают люди, живущие на этаже вокруг него. Сегодня очень тепло, так что я рад, что он предложил прийти сюда. Все это так успокаивает, и я невольно задумываюсь, как часто Чуя приходит сюда один. Он крепче сжимает мою ладонь и придвигается чуточку ближе.       — Большую часть времени я жил только с мамой. Ее звали Эмми, она была такой доброй; я всегда смотрел на нее снизу вверх. У меня никогда не было настоящего отца. Он был… куском дерьма и ушел, когда мне было всего 5, я даже не помню его имени. Мы с мамой какое-то время были одни в маленькой квартирке, и нам как-то удавалось проживать так несколько лет. Она не имела постоянной работы, пока отец жил еще с нами, а потом смогла найти только какую-то низкооплачиваемую. Через пару лет мама встретила какого-то другого мужчину, что почти сразу переехал к нам. Он, вроде, был нормальным, я терпел его. Да и видя счастливую улыбку мамы, сам как-то радовался.       — Потом… она не выглядела такой счастливой, начала терять вес. Что-то было не так. Этот мужчина совсем не удосужился позаботиться о ней или хотя бы помочь выяснить, что случилось, поэтому взял и просто ушел. Мне было около 14 тогда. Мама еще могла работать, я учился в школе, но ее здоровье все ухудшалось… и мы не знали, из-за чего это. Она не хотела признавать, что с ней что-то происходит. Я знаю, она хотела заботиться обо мне и поддерживать, несмотря ни на что.       — К тому времени, когда мне исполнилось 16, мама была истощена, поэтому мне пришлось бросить учебу, найти работу и как-то поднимать на ноги нас обоих. Наконец, мы нашли врача, который был не таким уж дураком и смог поставить ей диагноз. Болезнь, медленно разъедающая ее мозг… Все начиналось с настроения, которое она меняла с одного на другое в один миг. Она перестала понимать вещи должным образом, не была в состоянии выполнять даже простые задачи по дому. Бывали дни, когда мне приходилось помогать ей дойти от кровати до дивана, а когда ей приходилось работать, я только сильнее волновался. У меня едва получалось зарабатывать достаточно для нас двоих, и я был так изнурен, когда встретил владельца клуба, в котором потом начал работать, — голос Чуи затихает, и он больше не говорит ни слова. Я мельком смотрю на его лицо. Его глаза блестят, точно наполнены слезами, и это мгновенно заставляет мое сердце разбиваться.       — Чуя, прости… тебе не обязательно было говорить обо всем этом, — тихо говорю я, пытаясь успокоить, на что его глаза встречаются с моими. Легкий румянец покрывает щеки; он медленно качает головой и снова отворачивается.       — Нет, все в порядке. Просто я давно об этом не думал… — он делает глубокий вдох и стискивает мою руку чуть крепче. — Он вошел в магазин, в котором я работал, и уставился на меня так, словно я был одной из тех вещей, что он мог с легкостью купить. Даже не спросив моего возраста, сказал, что я могу заработать кучу денег, если буду работать на него. И, так как я нуждался в деньгах, согласился, совсем не подумав, что это могла бы быть за работа. Он дал мне адрес, где я встретился с ним, и в 10 вечера, что казалось странным, пошел туда.       — Ну, я пришел на этот адрес. Это оказался стрип-клуб. Я думал, что это плохая идея, но мне нужно было позаботиться о маме. Это было важнее. Я вошел и увидел владельца, стоящего у бара; он схватил меня за плечи и повел в дальнюю комнату, сказав, что я буду на сцене уже через 20 минут. Я так запаниковал, ведь ничем подобным раньше не занимался, и что, черт возьми, мне нужно было делать? Я вышел на сцену и старался изо всех сил; по-видимому, у меня выходило хорошо, потому что в тот вечер я заработал чаевых больше, чем за ведь день на другой работе. Людям, похоже, нравились более молодые ребята; они говорили мне, какой я милый, что я самый красивый там… Это было слишком странно для меня, но я танцевал и зарабатывал больше, поэтому продолжал.       — Я работал там полный рабочий день всю неделю, мне это даже нравилось. Было здорово, ведь я днем мог заботиться о маме, а ночью работать, пока она спала. Каждый вечер я приносил полные кулаки наличных, и это было потрясающе — зарабатывать столько в моем возрасте. Через некоторое время босс сказал мне, что я стану фаворитом клуба, и он хотел бы позволить людям покупать меня. Я не совсем понимал, что это значит, но думал, раз это даст мне больше денег, я смогу еще лучше заботиться о маме. Поэтому согласился. Я был продан высокооплачиваемым клиентам на определенное время. Все началось с простых… задач, но вскоре босс разрешал людям делать со мной все больше и больше за дополнительную плату. Я хотел уйти, но, очевидно, не мог. Я хотел сказать этим людям, чтобы они просто отвалили, но как я мог это сделать? Меня бы уволили. Я соглашался и позволял этим отвратительным людям делать все, что им заблагорассудится, потому что просто-напросто нужны были деньги. Для меня это была просто работа, — Чуя оканчивает свой рассказ, отпускает мою ладонь и лезет своей в карман пиджака, доставая пачку сигарет. Он подносит одну к губам и закуривает; его глаза прикрываются на затяжке и открываются медленно на выдохе. Я не люблю курить, и мне так неловко осознавать, что сейчас он выглядит очень привлекательно. Прикусываю губу, чтобы не покраснеть. В конце концов он смотрит на меня и мягко улыбается. — Ах, я курю иногда… прости, что не сказал тебе.       — Нет! Нет, все нормально, я понимаю, — тревожно заикаюсь я, и он смотрит на меня, еще раз затягиваясь. — Но, пожалуйста, постарайся бросить, это вредная привычка.       — Я постараюсь ради тебя, — говорит он, ухмыляясь, и берет меня за руку свободной, подносит к губам и нежно целует ладонь. Я чувствую, как краснею, несмотря на все мои усилия, и Чуя мягко улыбается, опускает наши сцепленные ладони на колени; он гладит большим пальцем мою кожу, успокаивая, хотя, кажется, это я должен в данный момент позаботиться о нем. — Так или иначе я работал в клубе чуть больше двух лет, мне было уже 18 и я ненавидел свою работу. Это казалось рутиной, я чувствовал себя отвратно и ненавидел все: от обращения людей со мной до своей жизни. Потом я встретил Дазая.       — Я помню, как выходил из комнаты, а он стоял у занавесок, окинул меня взглядом; на мне почти ничего не было, и мне захотелось его ударить прямо на месте. Он сказал что-то вроде: «ты почти красивее девушки», и я велел ему отвалить, но он схватил меня за запястье и сказал, что заплатит больше, чем кто-либо в клубе, если сможет провести со мной хотя бы час. Я ненавидел себя за то, что согласился… я был таким отчаянным дураком, что позволил ему купить меня. Он был намного добрее ко мне, чем остальные, и, должен признать, я рад этому. В конечном счете он стал моим единственным клиентом. Мой босс бесился из-за того, что я больше не развлекал других, но мне было плевать, потому что Дазай платил больше, чем могли все те люди, и меня больше не использовали мерзкие мужчины. Как только босс пригрозил уволить меня, Дазай предложил мне присоединиться к эскорт-бизнесу вместе с ним, и я немедля согласился. На следующий день и бросил свою стриптизерскую работу, — Чуя оканчивает предложение, последний раз затягиваясь, и поднимается, чтобы бросить сигарету с края здания. Он прислоняется к перилам, и я встаю, чтобы присоединиться к нему. Город такой тихий, все кажется крошечным отсюда; я смотрю на Чую. Легкий ветер развивает его вьющиеся волосы, он выглядит таким великолепным и мягким. От одного его вида у меня приятно сжимается сердце.       — Знаешь, ты удивительный, — тихо говорю я, и Чуя смотрит на меня изумленно. Он моргает пару раз, и я замечаю легкий блеск в его глазах, что видел раньше.       — Я рассказываю тебе, как вступаю в эскорт-бизнес с гребаным Дазаем, а ты отвечаешь мне, что я удивительный? — он, скорее, усмехается, чем спрашивает, и я просто киваю.       — Я счастлив, что ты так откровенен со мной, то, что ты мне рассказываешь все это, многое значит для меня, — шепчу я, и щеки Чуи вспыхивают мягким румянцем. Его глаза не отрываются от моих, и я замечаю, как он прикусывает губу, прежде чем посмотреть на яркий город под нами.       — Я никогда никому не рассказывал все это раньше… это тяжело, но приятно, когда есть кто-то, кто хочет слушать. И я рад, что этот кто-то — ты, Ацуши, — так же тихо отвечает он, и я чувствую, как мои глаза пекут. Я совершенно не могу позволить себе плакать сейчас, поэтому, стараясь отвлечься, следую за взглядом Чуи и смотрю на город. На машины, проезжающие по улицам, и на людей, проходящих мимо.       — Я рад быть этим кем-то, Чуя, — заключаю я, и мы некоторое время молчим, наблюдая за городской жизнью. Я почти забыл, зачем мы здесь, пока Чуя не заговорил снова.       — Теперь я ненавижу Дазая, хотя не могу отрицать, что благодарен ему за доброту, — начинает он, и я не могу не смотреть на него, пока он говорит. Я вижу, как на его лице отражаются воспоминания, которые заставляют его выглядеть немного счастливее. — Он был рядом, когда я больше всего в нем нуждался, и практически спас меня. После начала работы с ним мы становились все ближе и ближе. Компания, в которой мы работали, была дорогой, мы обслуживали только самых богатых людей в городе, отчего зарабатывали кучу денег и прекрасно жили. Я был счастлив.       — Но счастье было недолгим. Мама умерла за неделю до моего девятнадцатилетия, и после жизнь рухнула. Все, что я делал до этого момента, было для нее. Я лез из кожи вон, работая каждую ночь, занимался отвратительными вещами на глазах грязных людей, унижался перед всеми, лишь бы заработать побольше для нее. Чтобы дать ей все необходимое. А после ее ухода смысл жить мне? Я почти сдался, но Дазай заставлял меня идти дальше. Я взял три выходных после того дня, а когда вернулся обратно, Дазай назначил мне даты и уговаривал продолжать работать. В какой-то степени я был рад его напористости, это все отвлекало, но спустя какое-то время я понял, что здесь творится.       — Дазай начал использовать меня. Он сумел стать практически партнером владельца компании благодаря своему убеждению и теперь зарабатывал с помощью меня. Босс знал, что мы хорошо ладили, и поверил Осаму, что я и дальше буду зарабатывать им деньги, поэтому позволил тому распоряжаться моим графиком. Дазай просто воспользовался моментом, пока я был так разбит, пока я не чувствовал ничего кроме грусти и скорби. Он заказывал мне по нескольку человек в день, а я должен был выполнять все их прихоти. Мне было даже все равно из-за чувства подавленности, я просто работал, коротая время. Иногда он сам работал со мной, и это было здорово, особенно когда он касался меня, хотя ощущения были, словно он все только портит, поэтому мне это почти не помогало прийти в норму.       — Все это длилось достаточно долго; я работал на Дазая, а он распоряжался мной, как хотел. Наконец-то я начал приходить в себя, а вместе с тем ненавидеть Осаму все больше. Дни шли, ненависть стала взаимной и еще сильнее. В какой-то момент мы стали буквально презирать друг друга. И в такой-то ядовитой ситуации мы все равно были вместе, из-за чувства привязанности, наверное… и использовали друг друга, чтобы почувствовать себя лучше. Мы бы оба ушли, если бы не деньги, которые нас и держали в этом дерьме.       — Когда мне было 21, одним из моих клиентов был богатый старый предприниматель, владеющий несколькими компаниями. Я был его эскортом на протяжении многих лет, поэтому мы хорошо знали друг друга. Он сделал мне предложение… Хотел, чтобы я управлял Viñedo’s, говорил, что распустит пару предприятий, потому что они уже довольно старые, зато винный магазин был совсем новым. Он любил меня и думал, что у меня есть потенциал в управлении бизнесом. Я без понятия, почему он так думал, но очень рад, что все обернулось вот таким образом. Я мог начать все с начала и уйти от того, что знал. Во мне проснулось желание жить, и это было так здорово. Я какое-то время работал с этим мужчиной, потом он подписал со мной все документы, и я тут же свалил из эскорт-бизнеса навсегда. Сказал Дазаю отвалить, и почувствовал себя просто восхитительно, — заканчивает свой рассказ Чуя, и я слышу улыбку в его голосе. И вправду; я поворачиваюсь в его сторону и замечаю, как он сияет, от чего сам невольно улыбаюсь. Поднимаюсь и обнимаю его со спины за талию, мягко притягиваю к себе ближе и слышу, как он расслабленно вздыхает, прижимаясь ко мне спиной.       — Мне очень жаль, что все это случилось с твоей мамой. Ты был таким юным… И таким сильным. И я так рад, что все изменилось в лучшую сторону; ты действительно заслуживаешь счастья, — я шепчу ему в шею и слышу в ответ тихое мычание. Он кладет свои руки на живот, поверх моих ладоней, и прижимает меня к себе плотнее. Какое же приятное чувство — обнимать его вот так крепко и ощущать тепло его тела.       — Спасибо тебе, Ацуши. Я тоже очень рад… потому что иначе я бы никогда не встретил тебя, — от его слов я зарываюсь смущенно носом в его шею, краснея, а он смеется тепло и поглаживает успокаивающе пальцами мои ладони. — Нет, серьезно, если бы не мое дерьмовое воспитание и все, что с ним связано, я бы никогда не встретил тебя. Я счастлив, потому что ты, Ацуши, — лучшее, что когда-либо со мной случалось.       — Чуя… — выдыхаю я от его признания, и он поворачивается ко мне лицом. Несмотря на все, что он мне рассказал, он улыбается. Удивительно, как он реагирует на эту ситуацию. Его руки обвивают шею, он тянется к моему лицу и целует, перехватывая тихий стон, что мне просто-напросто не удается сдержать. Его губы слишком мягкие, целуют любовно и заставляют меня желать большего, когда я притягиваю его еще ближе. Он целует меня с такой нежностью лишь мгновенье и отстраняется; щеки горят ярко, едва обветрившиеся губы блестят влажно, и у меня дыхание спирает от того, насколько же обворожительно он выглядит.       — Спасибо, что выслушал, я очень ценю это, — Чуя шепчет в самую грудь и мягко целует туда же, пока я веду ладонью по его спине вверх, скольжу пальцами по его щеке и убираю выбившиеся пряди назад. Его темно-сизые глаза закрываются от прикосновения, и он льнет к моей руке. Это самое милое зрелище, что я когда-либо видел, поэтому продолжаю ласково гладить его горячую щеку большим пальцем. Едва слышимый стон срывается с его губ, веки поднимаются, и его иссиня-голубой взгляд встречается с моим, сияет и не выглядит печальным, как раньше. Это мгновенно делает меня счастливым.       — Я сам очень рад, что ты поделился со мной этим. Чувство, что мы стали еще ближе друг другу, и, правда, я не думаю о тебе хуже, не волнуйся, — целую его после слов в лоб и отстраняюсь, замечая, что он вот-вот расплачется. Мое сердце начинает бешено биться, меня охватывает легкая тревога.       — Спасибо большое. Ты не представляешь, насколько я благодарен твоим словам, — он произносит это тихо и обхватывает меня руками за плечи, притягивает к себе крепко, почти не давая сделать вдох. Я обнимаю его в ответ и расслабляюсь, понимая, что он в порядке. Мы стоим так буквально мгновение, и, отстранившись, он берет меня за руки. — Мы можем вернуться в дом? Я замерз и очень хотел бы согреться вместе с тобой, — спрашивает он, и я киваю, краснея и позволяя его затащить меня обратно в здание. Я даже не почувствовал, как сам замерз, пока теплый воздух не ударил по телу и не пробил на дрожь.       Мы вернулись в квартиру Чуи очень уставшими. Этот день был действительно слишком длинным; я вспоминаю все, что произошло за последние несколько часов, и улыбаюсь каждой мысли, проносящейся в голове. Я проверяю время и вижу, что уже 3 часа ночи; неудивительно, что я так устал. Я смотрю, как Чуя водит ладонями по своим плечам вверх-вниз, дабы согреться, и мысленно благодарю его, когда он доходит до термостата и включает его. Он возвращается ко мне и касается моих ладоней, смотрит на меня с улыбкой, чуть не кричащей неким озорством.       — Почему ты так смотришь на меня?.. — скорее утверждаю, чем спрашиваю, и он ухмыляется шире.       — Я помню, ты говорил раньше, что будешь спать в комнате для гостей, но не хотел бы ты поспать со мной? Я очень хочу прижаться к своему тигренку, — говорит Чуя и настойчиво сжимает пальцами мои руки; я знаю, насколько сейчас горят мои щеки, и киваю. Я бы никогда не смог отказать ему, к тому же, сам хочу этого. Поэтому, получив согласие, Чуя тащит меня в свою комнату. Отпускает меня, раздевается на ходу и тут же прыгает на кровать. Я едва успеваю подойти к своей половине, как он уже зовет меня: — Поторопись, тигр, я замерзаю!       — Иду, иду. Используешь меня, чтобы согреться… — я замолкаю, оставаясь в одном белье, и Чуя хихикает, заставляя мое сердце таять. Я ложусь к нему, и он в тот же миг прижимается ко мне, обхватывая мое тело рукой и ногой. Я обнимаю его в ответ, и мы оба вздыхаем, растворяясь в тепле и уюте постели.       — Хей, Ацуши, — начинает Чуя, и я мычу в ответ, — спасибо тебе за все. Сегодня я был полным идиотом, но правда. Спасибо.       — Ты не должен благодарить меня за что-то, Чуя, я всегда буду рядом с тобой. И ты знаешь, что я люблю твою сентиментальную сторону, — шепчу я, улыбаясь, и он усмехается, прижимаясь к моей груди, от чего я улыбаюсь еще радостней. Мы замолкаем, и единственное, что можно услышать, — это наше спокойное дыхание. Приятно просто быть здесь с Чуей после всего, что произошло вечером; я чувствую себя невероятно счастливым в его объятиях. Быть вдали от него так долго, честно, больно, но то, что он так близко ко мне сейчас, делает этот разрыв стоящим того. Я обдумываю все; наконец-то Чуя вернулся и рассказал мне о своем прошлом, о том, что занимался всем этим ради мамы… Это на самом деле очень мило. Усталость берет свое, и я сдаюсь, понимая, что мне необходим сон.