Red lines.

      - Значит, сегодня едем на площадь Гриммо, - говорит Джордж, вытирая полотенцем волосы. Фред делает вид, что не смотрит за ним, а просто внимательно изучает цветочный декор на шторке, закрывающей ванну. Это вызывает у Джорджа снисходительный смешок. По крайней мере, он должен похвалить брата за попытку.       - Мы не принимали ванну вместе с семи лет, - как бы между прочим заявляет он. Фред картинно выгибает брови.       - Так и сейчас не принимаем. В отличие от тебя, мне мыться не нужно.       Это правда. Его волосы выглядят так, словно он пару часов назад помыл и высушил голову.       - Плюсы смерти, - добавляет Фред.       - Тогда чего ты сюда пришел? – задается вопросом Джордж, продолжая лохматить свои волосы на затылке.       - Мне скучно, - отвечает Фред беспечно. – Кроме тебя мне теперь и поговорить не с кем. А отпусти я тебя одного, ты бы здесь заснул.       Джордж сомневается в последнем высказывании, но вслух не спорит. Он смутно помнит, что ему снова снился кошмар, но посвящать близнеца в это не собирается. Фреду хватит беспокойства и без таких мелочей. В конце концов, было бы куда более странно, если бы после всего случившегося он спал как младенец и во сне видел пони, скачущих по радуге (хотя такой наркоманский бред ему, к счастью, никогда не снился).       Наконец, Фред не выдерживает. Он бесцеремонно выхватывает из рук Джорджа полотенце и с преувеличенной силой начинает вытирать его голову. Но даже в этих грубых на первый взгляд движениях полно заботы. Джордж знает, что Фред никогда не повредит ему. И потому не удивляется, когда замечает, как аккуратно руки брата обходят то место, где прежде было ухо, стараясь не задеть слишком чувствительную кожу.       Но всё это в целом щекотно и забавно. Джордж хихикает. Он слышит, как сопит Фред, усиленно вытирая его затылок, а потом нарочно начинает дышать на волосы, словно бы верит, что это ускорит сушку. И от этого еще смешнее. Джордж пытается вырваться, но Фред крепко держит его и вдруг тоже смеется.       Они возятся, толкаются и фыркают, давясь смехом, когда в дверь стучат.       Моментально оба замирают. Фред выпускает полотенце, и Джордж едва успевает поймать его. Сердце его колотится где-то в горле, у адамова яблока. Он только сейчас замечает, что оба они тяжело дышат, а лица их покрасневшие и весёлые.       Слишком весёлые, учитывая общее состояние дел. Стараясь спрятать улыбку и торопливо пригладить волосы одной рукой, второй Джордж отпирает дверь. За порогом стоит Чарли и немного странно смотрит на него.       - Всё в порядке? – спрашивает он настороженно. И пытается заглянуть Джорджу за спину.       Джордж негромко кашляет и кивает:       - Да.       Чарли пристально смотрит и только сильнее хмурится.       - Ты уверен? – настаивает он. – Мне показалось, я слышал что-то...       Джорджу даже немного любопытно, что мог слышать брат, но благоразумие подсказывает, что безопаснее будет не развивать эту тему. Если кто-то узнает, что он смеялся на следующее после похорон Фреда утро, что был счастлив, его точно сочтут сумасшедшим.       - Доброе утро, - ситуацию спасает Гермиона в махровом синем халате и с розовой сумочкой в руках. – Вы все в ванну?       Чарли сразу становится растерянным и смущенным.       - Эм... Нет, я нет, - бормочет он. Джордж сжимает полотенце в руках и выходит. Фред выскальзывает сразу за ним.       - Я уже закончил, Гермиона, - отвечает он, глядя на Грейнджер. Утром она немного не такая, как днем. Забавная. Не сонная, ни в коем случае. Просто другая. Эта, утренняя, ему нравится больше. Хотя в любом состоянии она чрезмерно внимательна. Поэтому он даже не удивляется, когда замечает, как её взгляд скользит по его лохматым волосам и всё ещё красным щекам, но предпочитает не интересоваться сделанными ей выводами.       - Когда вернемся домой, не придется прятаться, - заявляет Джордж, когда дверь в их с Фредом комнату, наконец, отделяет их от всех остальных. Фред отбирает от него полотенце и швыряет на окно, сохнуть.       - Но пока нужно остаться здесь. Иначе все будут беспокоиться.       - Да знаю, знаю, - соглашается Джордж.       Очевидно, что пока никто не отпустит его в их с братом квартиру. Тем более что теперь он один. Даже Билл с Флер живут здесь, хотя ничто не мешает им вернуться в их замечательный коттедж. Да и Гермиона с Гарри тоже тут. Конечно, последнему теперь некуда ехать, но это ничуть не смягчает того факта, что «Нора» стала похожа на улей. И все здесь, видимо, поставили своей главной миссией присматривать за Джорджем. Он может их понять, но это не значит, что его раздражение хоть на грамм меньше.       - Так несправедливо, что они не могут видеть меня, - Фред замирает у окна и смотрит вниз, на сад. Джордж, надевающий футболку, поспешно вытаскивает голову и глядит на брата.       Он знает, что что-то не так. И это звучит глупо, потому что на самом деле всё не так. Но что-то ещё. Помимо основного. Фред, кажется, окончательно пришёл в себя после похорон и даже снова шутил, но в глазах его дрожали какие-то чужие тени.       Джордж проводи ладонью по волосам, приглаживая их, и подходит к близнецу.       - Фред, - его голос тихий, но твёрдый, - что-то случилось ночью?       Он не смог бы объяснить посторонним, как пришёл к такому выводу, просто это было в его голове, как и всё, связанное с Фредом. Они жили в мыслях друг друга.       - Я... – Фред сглатывает, и на миг лицо его искажается. – Я спускался в гостиную и видел папу. Он сидел там один, и я вспомнил, как его покусала змея, и мы так же сидели ночью на площади Гриммо, в креслах, и ждали.       Джордж сжимается. Но он прогоняет холодных призраков прошлого прочь и произносит:       - Мы скажем ему, что ты здесь. И маме. Всем. Как только поймем, что произошло. Они поверят, вот увидишь. Если что, слопаешь тарелку картошки. Против этого им будет нечего возразить.       Маленькая улыбка трогает губы брата, и Джордж довольно выдыхает. Это так привычно – быть поддержкой друг для друга, проще, чем дышать. Самое знакомое и естественное чувство из всех.       - Пойдешь со мной на завтрак? – спрашивает Джордж, отходя к кровати, чтобы надеть брюки. – Или подождёшь здесь?       - Конечно, с тобой, - фыркает Фред и стряхивает с себя апатию. – Вперёд.       Джордж едва успевает застегнуть молнию и бежит за братом.       За завтраком они снова сидят рядом.       Джордж без особого аппетита раскручивает завитой пирожок, превращая его из пышной булочки в мучное подобие серпантина, и прислушивается к тихим разговорам. И почему все голоса такие приглушенные, слабые? Словно доносящиеся из-за тяжелого театрального занавеса.       - Кингсли говорит, большинство из них уже задержаны... – Билл, как всегда, спокоен и сдержан, когда разговаривает с отцом.       - Дементоры вернулись в Азкабан, но не знаю, как им теперь будут доверять, - со вздохом бормочет Перси на другом конце стола. Чарли слушает его и даже что-то отвечает.       - Я собираюсь найти своих родителей, как только всё здесь немного устроится, - информирует деловитым тоном Грейнджер, глядя на Джинни. – Рон обещал мне помочь.       - Ты же не освободишь Кикимера, верно, Гарри? – голос Рона как всегда эмоционален. – Он скончается от такого удара. Будет жалко, он славный малый.       - ...Допросы уже в самом разгаре... такой хаос...       - Мы с Перси сейчас отправляемся в Министерство, ты можешь поехать с нами...       - Флер, голубка, поставь это блюдо, оно слишком тяжелое. Пусть кто-нибудь из ребят тебе поможет. Рональд!       - Гарри, вы говорите про Кикимера?       - Полумна прислала мне письмо сегодня утром...       - Джордж, ты не голоден?       Джордж мигает и содрогается, когда, наконец, понимает, что во всем этом безумии разговоров кто-то обратился к нему.       Он поднимает глаза и встречается взглядом с отцом.       - Нет, папа, - он качает головой, стараясь выглядеть убедительно. Отец смотрит на него в ответ, и глаза его кажутся прозрачными. Джордж едва снова не вздрагивает.       - Пап, - снова говорит он, - я хочу съездить в Лондон сегодня.       - В ваш магазин? – отец даже не удивляется, словно утратил способность проявлять эмоции. Или, может, потому, что его горе настолько сильно, что просто задавило всё остальное. – Не слишком рано?       Джордж хочет улыбнуться, но не может. Не тогда, когда на него смотрят эти пустые глаза.       - Нет. Мне это нужно, папа.       Отец кивает.       - Кому-нибудь пойти с тобой?       «Фред, - думает Джордж, - Фред пойдет со мной».       - Нет.       - Ладно.       И Джордж благодарен отцу за его понимание, даже если тот на самом деле понимает не до конца. Но он не навязывается, не копошится и не суетится. Он позволяет сыну поступать так, как тот считает нужным. Он ему доверяет. Это качество всегда восхищало Джорджа. Поэтому, во многом, он и Фред так сильно любили отца и всегда были к нему привязаны.       - Спасибо, папа, - и на этот раз близнецы хором благодарят его. Но вместо привычных двух голосов он слышит один, и сердце его в тысячный раз разбивается.       Отправление в Лондон внезапно становится проблемой.       - Ты еще можешь трансгрессировать? – задается вопросом Джордж. – А летучий порох? Создать портал я не смогу, и машины у нас нет. Сомневаюсь, что Кингсли сможет предоставить для нас министерскую без каких-либо вопросов, а нам сейчас это не нужно. Внезапно у него перехватывает дыхание и он затыкается. Фред, до этого мирно сидящий на кровати, сразу же поднимается на ноги, словно улавливает мельчайшие изменения в атмосфере.       Джорджу неловко от того, какой вопрос вспыхивает в голове, но он знает, что должен его задать:       - Фред.       - М? – сразу же реагирует близнец.       - Как ты попал сюда? То есть... – Джорджу даже говорить тяжело, - что произошло? Как... как ты это помнишь?       Он морщится, но не отводит от брата глаз. Эта тема не поднималась прежде – слишком оба они были придавлены происходящим и слишком рады, что сумели остаться вместе. Но на самом деле это то, о чём им давно следовало поговорить.       Фред неуютно топчется на месте, а после снова опускается на кровать. И Джордж сразу же садится напротив него. Он не торопит, не подталкивает. Просто ждёт. Фред проводит пальцами по волосам, лохматит их, закусывает щеку изнутри, после облизывает кончиком языка губы и, наконец, отвечает:       - Помню, я сражался вместе с Перси. И он пошутил о чём-то, и это было так нелепо, а потом...       Джордж чувствует, как останавливается сердце в груди. Болезненно. Отчаянно. Хрупкое. И осколочки, мелкие, острые, впиваются в легкие, поднимаются выше, к горлу, мешая дышать.       ...А потом Фред умер.       Фред потирает пальцами виски.       - Я очнулся в Большом зале, - тихо говорит он. – Лежал на полу, и вы все были рядом. Мама плакала. И ты сидел с таким странным лицом, что я испугался. Позвал вас, но никто не услышал. Я хотел обнять маму, но не смог, и тогда понял. И когда забрали меня... моё тело... я переместился сюда вместе с ним. О! Джордж!       Внезапно тон брата меняется, становится криком. Глаза его широко распахиваются, и он ошарашенно смотрит на Джорджа. Джордж снова слышит своё сердце в ушах.       - Что?       - Ты не видел меня, - тем же новым, шокированным голосом поясняет Фред. - Когда я очнулся мертвым, ты тоже не мог меня увидеть.       Джордж не помнит ничего из того, что случилось после того, как он увидел тело близнеца. Кажется, в те часы, ставшие вечностью в аду, он не видел не только дух Фреда, но вовсе ничего, кроме тьмы. Но сейчас речь шла совсем не об этом.       - Что же случилось, что потом смог? – задумчиво спрашивает он. Фред хмурится, пытаясь вспомнить.       - Я... я лежал на своём теле, когда вдруг понял, что не прохожу сквозь него. А потом пошел к тебе, и ты знаешь, что случилось дальше.       - Может, тебе просто нужно было время, чтобы... не знаю, сформироваться? – не совсем уверенно предполагает Джордж. Фред смотрит на него.       - Сформироваться? – повторяет он.       - Д... да? В этом состоянии. Знаешь, как бабочка, прежде чем становится собой, бывает куколкой, где она формируется.       Короткий смешок срывается с губ Фреда и повисает в воздухе маленьким солнцем.       - Так я бабочка? – он улыбается, и Джордж фыркает:       - Могу сравнить с ящерицей. Они вовсе из яиц вылупляются.       - Даже не хочу знать, почему ты в курсе всего этого.       - Просто я всегда был умнее.       - А я красивей.       Фред скалит зубы и ослепительно улыбается, словно позирует на камеры перед толпой журналистов и фанатов. Джордж игриво хлопает в ладошки, изображая из себя его почитателя, и знает, что улыбается в ответ.       - Трансгрессируем, - наконец, объявляет он, когда игра прекращается. – Я задам направление, а ты будешь за меня держаться. И всё получится.       Это звучит разумно. Даже если Фред не может трансгрессировать сам, он в состоянии держать руку близнеца. Так они и делают. И, хотя перед уходом из дома Джорджа буквально прожигают встревоженные взгляды Джинни и мамы, он не останавливается.       Площадь Гриммо выглядит мирно и тихо. Даже в середине дня здесь немноголюдно. Кажется, это место застыло где-то в том коротком мгновенье между настоящим и прошлым, и не движется. Словно время и пространство обходят этот уголок стороной. Как и война. Но это не так. Здесь было сердце Ордена Феникса. Здесь многие прятались, Джордж слышал, что даже его младший брат вместе с Гарри и Гермионой какое-то время скрывались за этими стенами. Так говорил Люпин, которого больше нет. Как и хозяина дома, последнего Блэка. Как Дамблдора, бывшего Хранителем тайны этого места. Как и многих других. Но Фред остался. И сейчас он стоит плечом к плечу с Джорджем и смотрит, как вырастает между домами маглов их заколдованное мрачное убежище.       Призрак Дамблдора привычно наскакивает в дверях, а язык на минуту приклеивается к нёбу, но об этих мерах близнецам известно, и они не беспокоятся. Однако то, что предстает перед ними дальше, всё-таки вызывает удивление.       Дом просто не узнать. Из старого пыльного мрачного места, при взгляде на которое хотелось повеситься, он превратился в действительно уютный уголок, где не хватало только хозяев.       - Кикимер что, упал с лестницы и ударился головой? – оглядывается на Джорджа Фред. – С чего он всё так вылизал?       - Не знаю. Но, кажется, в отличие от Сириуса Гарри нашёл к нему подход, - отвечает Джордж. Их голоса негромки – оба слишком хорошо помнят омерзительный характер дремлющей за портьерой матушки Блэк.       Они проходят, ожидая воплей домовика, но того, кажется, нет дома. Наверное, это к лучшему. Джордж не чувствует себя в настроении терпеть ворчание и оскорбления старого эльфа, даже если эти слова ничего не значат и совсем не задевают его. Всё равно приятного мало.       Как и предполагалось, Сириус потрудился на славу, избавляясь от любых семейных ценностей, включая домашнюю библиотеку. Джордж буквально слышит застывшие в стенах голоса Бродяги и Люпина, спорящих о судьбе очередного бумажного издания. Но эти книжные войны, как и те, кто в них участвовали, теперь лишь история.       Странно вернуться сюда после всего, что случилось. Столько воды утекло с тех пор. Но Джордж оглядывается по сторонам и видит развалившуюся на полу Тонкс. Её фиолетовые волосы горят, словно выкрашены люминисцентной краской, лицо виноватое, а подставка в виде ноги тролля валяется рядом. Вот Люпин с мягкой отеческой улыбкой наблюдает за Сириусом, пока тот смеется с Наземникусом, и взгляд его тает, как свеча от жаркого огня. Грозный Глаз размахивает рукой, что-то доказывая Биллу. Снегг подобно черной тени в развевающейся мантии вышагивает по коридору, источая яд. Дамблдор, седовласый, спокойный, словно айсберг, стоит в кухне и смотрит на какие-то схемы. А вот Фред тайком тащит яйца дикси из ведра и протягивает Джорджу, чтобы тот спрятал их, пока не заметила мама.       - Люпин знатно потрудился.       Фред останавливается в дверях и смотрит на уцелевшие книги. Здесь, наверху, их действительно немало. Хотя, может, это вовсе не заслуга бывшего профессора, а банальная лень Сириуса. Когда Блэк хандрил или впадал в апатию, он вовсе не совался в половину комнат, предпочитая пить и гонять Кикимера. Не исключено, что именно сюда он вовсе не совал нос.       - Тем лучше, - отвечает Джордж. – Приступим?       У него, честно, никогда не было ненависти к книгам. Как и особой любви. Но они реально были полезны. Не ради домашних заданий, вгонявших в тоску, бесполезных и бессмысленных, а для изучения именного того, что было нужно конкретно Фреду и Джорджу. Они не поглощали всё подряд, но действовали избирательно, чтобы стать специалистами в своём деле. Лучше знать что-то конкретно в совершенстве, чем всё на свете, но лишь поверхностно.       - Приступим, - кивает Фред и движется к одной из полок. Джордж шагает к той, что напротив. И оба они на часы погружаются в атмосферу пыли, наук и историй.

***

      У Фреда ужасно затекли шея, спина и ноги. Это немного нечестно, потому что, эй, вообще-то он умер, почему он всё ещё должен мучиться от таких банальных вещей? Зачитавшись, он действительно потерял счет времени, но за окном уже не так светло, что свидетельствует о том, как много часов прошло.       Нельзя сказать, что они с Джорджем совсем не продвинулись. Поиск нужной информации – это не так просто. Но в книгах отыскалось куча полезных наметок для будущих зелий, хлопушек и игрушек. Поэтому близнецы то и дело отвлекались сами и отвлекали друг друга, делясь очередной идеей, при тщательной доработке способной стать чем-то гениальным.       - И почему мы не зашли сюда, пока здесь жили? – вздохнул Джордж с толикой сожаления.       - Если бы мама нас тут застукала, она бы нажаловалась Сириусу, и он сжег бы книги вместе с комнатой, - отвечает Фред, перелистывая страницы очередного томика, лежащего у него на коленях.       - Думаешь, они бы решили, что мы подались в Тёмную магию?       - Как пить дать.       В то время Перси только бросил их, а Орден Феникса начал свою деятельность, и туда вступила половина семьи, так что мама была довольно безумна.       Фред задумчиво откладывает книгу и глядит на Джорджа. Брат винит Перси. До сих пор. И за то, что тот бросил их, но в основном за его, Фреда, смерть. Это грустно. Фред не знает, как умер. Он не помнит этого, лишь то, что Перси был рядом в тот миг, но ему кажется, что старший брат действительно не мог ему помочь. Иначе он бы сделал это. Возможно, Джордж не совсем справедлив. Но Фред не может его обвинять. Не тогда, когда он сам не знает, что делал бы, поменяйся они с близнецом местами. Люпин был с Джорджем, когда ему оторвало ухо. Фред пытается вспомнить, обвинял ли он Римуса в случившемся. Ему кажется, что нет. Он был слишком напуган, чтобы соображать. А потом Джордж открыл глаза и пошутил. Нелепо. Глупо. Но это была самая лучшая шутка в жизни Фреда. Это была шутка, подтверждающая, что Джордж жив. Может, поэтому Фред даже не задумывался о том, что его близнец пострадал, а Люпин нет. В конце концов, это была война. Битва. Но если бы Джордж тогда...       - Ты чего?       Голос Джорджа выводит Фреда из оцепенения, и он поспешно встряхивается и хватается за ближайшую книгу.       - Ничего.       Джордж подозрительно щурится.       - Правда, ничего, - закатывает глаза Фред. – Уже поздно. Не думаешь, что родители волнуются?       Джордж еще раз смеривает его пристальным оценивающим взглядом, будто проверяет свежесть доставленной контрабандой селезенки каппы, и потом, вытянув шею, смотрит за окно.       - Наверное, - нехотя соглашается он. Фред знает, что Джордж не хочет возвращаться в «Нору». Он устал от царящей там атмосферы, и от этих сочувствующих тяжелых взглядов. От поселившегося там горя. Но они должны вернуться.       - Завтра снова поищем, - предлагает Фред, первым поднимаясь на ноги. Джордж повторяет его действие.       Вместе они выходят из дома, берутся за руку и трансгрессируют. Джордж направляет. И это немного непривычно, потому что обычно он – тот, кто следует. Фред всегда был ведущим в их паре, и обоих близнецов это более чем устраивало. Но перемены всегда случаются. Это неизбежно. Главное, суметь сохранить самое важное. И для Фреда с Джорджем – это они сами. Вместе. Как одно целое.       Дома действительно много суеты. Мама ходит у порога, кутаясь в шаль, и беспокойно выглядывает за ворота. Когда она видит Джорджа, то с всхлипами бросается ему на грудь, и Фред с ужасом представляет, что творилось в её голове за эти часы.       Они ушли сразу после завтрака, пропустили обед и даже ужин.       Жестоко было поступать так сразу после похорон.       - Прости, мама, - в ухо матери голосом полным раскаяния шепчет Джордж. Фред ловит его взгляд и ободряюще кивает. Сегодня они действительно провинились. Но никто не собирается их наказывать.       Кажется, оцепенение, сковавшее дом, спадает, едва мама и Джордж показываются на кухне. Отца, Перси и Билла нет, но по лицам остальных ясно, что все они испытали облегчение. Флер радостно улыбается, Джинни перестает хлюпать носом, Рон краснеет, а Гермиона щурится, Гарри и Чарли обмениваются короткими взглядами (кажется, эти двое уже успели действительно подружиться).       - Ты голоден? – воркует мама. – Наверняка. Весь день где-то ходил. Прогулялся, да? Это хорошо. Хорошо. Проветриться всегда полезно, правда? Как магазин? Его не сильно повредили?       Джордж бросает на Фреда беспомощный взгляд.       - Скажи, что с магазином всё в порядке, - командует Фред. – Ни к чему ей волноваться. И обязательно поешь. Тебе нужно. И мама расстроится, если ты откажешься.       Джордж глотает слюну и кивает. Он покорно садится за стол и отвечает:       - Всё хорошо, мама. Магазин цел.       - Вот и славно, - она улыбается сквозь слёзы и суетливо бросается накрывать на стол. Джинни кидается ей помогать. Фред так и стоит столбом, чувствуя себя чужим. Невидимкой. Которым он и является. Так не было никогда. Его всегда видели и слышали, даже когда не стоило, когда он сам этого не хотел. А теперь – это всё, что у него есть.       - Папа на работе? – тихо спрашивает Джордж, но его все слышат.       - Ах, да, - кивает мама, наливая в тарелку суп. – Он и твои братья еще не вернулись. В Министерстве такой хаос.       - Кто бы сомневался, - не сдерживает раздраженного комментария Фред. Он всегда считал Министерство кучкой идиотов, и их поведение из года в год только укрепляло его веру.       - Но ведь они не останутся там на ночь? – любопытствует Рон. Мама бросает на него задумчивый взгляд, а затем торопливо улыбается. Губы её немного дрожат, когда она отвечает:       - Конечно, нет, милый. Они скоро будут.       Глаза её машинально скользят к часам, указывающим положение всех членов семьи Уизли. Фред тоже оглядывается. Ему требуется несколько секунд, чтобы понять, что именно не так в знакомой картине.       Его стрелки нет.       Фреду кажется, что пол под его ногами покачнулся. Желудок сжался.       Он мигает и медленно подходит к часам. Ошибки быть не может. Стрелка Джорджа одинокая без своего близнеца. Присмотревшись, Фред замечает, что она немного погнулась, и удивляется, отчего. Возможно, когда стрелка с его именем выпала, она как-то зацепила вторую, с которой никогда не разделялась, и отсюда эта вмятина. Будто шрам.       Внезапно Фреда охватывает странное желание прикоснуться к часам. Провести пальцами по этому изъяну на стрелке с именем Джорджа. Он поднимает руку, но, так же резко останавливается в паре дюймов от цели.       Что он делает?       Что происходит?       Фред моргает и трясет головой. Это глупо. Достаточно того, что сам факт его существования здесь странный, не хватало ещё и ему самому начать вести себя неадекватно.       Сжав губы, он отворачивается от часов и первое, что замечает, это напряженную спину Джорджа. Мама сидит рядом с ним и что-то тихо говорит. Кажется, она провожает взглядом каждую ложку, и Фред искренне сочувствует брату. Плюс невидимости в том, что он может наблюдать за всеми, пока они не знают этого, и сейчас он спокойно рассматривает каждого, кто присутствует.       Следы войны читаются в каждом.       Фред тяжело вздыхает и движется к близнецу. Он аккуратно кладет руку на живое тёплое плечо, ощущая жар кожи через ткань футболки. Джордж не вздрагивает, но спина и плечи его сразу же расслабляются. «Я здесь», - думает Фред. И знает, что брат его слышит.       Суп в тарелке с каждой минутой выглядит всё менее аппетитно. Круглые пятна жира плавают на поверхности, сталкиваются друг с другом, когда ложка в очередной раз опускается в остывающую еду.       Фред знает, что это должно быть вкусно. Но он понимает, почему Джордж так уныло водит ложкой по дну. Наверное, маме стоило дать ему что-то для легкого и быстрого перекуса, а не настолько тяжелое. Для такой пищи ещё рано.       - Может, ты хочешь яблоко? – подаёт громкий голос Флер, привлекая к себе внимание. До этого она крутилась у плиты – явно готовила что-то для Билла, но сейчас оказалась рядом со столом. Её голубые глаза смотрят на Джорджа, когда она изящным движением катит по столу яблоко. Мама удивленно смотрит, а вот Джордж без проблем ловит фрукт. Фред вовремя наклоняется, чтобы заметить, как теплеют его глаза.       - Спасибо, Флер, - совершенно искренне благодарит близнец. Девушка очаровательно улыбается в ответ.       - Не за что.       И возвращается к своим делам. Словно ничего не произошло. А, может, правда, не произошло?       Фред присматривается к матери, ожидая увидеть следы недовольства на её лице, но ошибается. Она выглядит почти умилённой. И кто бы мог подумать о подобном два года назад?       - Мам, я пойду, - Джордж крепко сжимает яблоко и поднимается из-за стола. Фред едва успевает отпрянуть, чтобы они случайно не столкнулись. – Было очень вкусно, спасибо.       Мама на короткое мгновенье сжимает предплечье сына, прежде чем со вздохом отпускает его. Всё так болезненно.       Когда они оказываются в своей комнате, Фред замечает, что Джордж всё ещё крутит яблоко в руках, перебрасывая из ладони в ладонь, словно мяч. Розовая кожура с желтыми всплесками становится мягче от постоянных прикосновений пальцев. И Фред почему-то не может отвести глаза, точно так же, как с часами. Он просто смотрит на то, как упругие подушечки прикасаются к уже ставшей немного жирной поверхности фрукта, как тот отскакивает от ладошки, от всех этих высеченных линий жизни, любви, судьбы и ещё чёрт знает чего, проскальзывает по воздуху, разрезая его, словно рука воду и…       - Фред?       Фред моргает, встряхивается и смотрит на Джорджа. Яблоко замирает в левой ладони.       - Всё нормально? – спрашивает брат.       Фред снова мигает, чувствуя себя так же странно.       - Стрелка, - говорит он. И моментально поясняет. – На часах.       Лицо Джорджа вытягивается. И Фред жалеет о том, что эти слова вырвались из его рта. Но забрать их назад уже не получается. Он раздумывает, не отшутиться ли, не перевести ли тему, когда Джордж болезненно морщится и произносит:       - Она у меня.       - Хм?       Фред сам себе вдруг кажется глупым, в очередной раз по-детски хлопая глазами. Джордж бросает ему яблоко, и он ловко ловит фрукт. Кожура теплая, как рука брата.       В дверь негромко, но решительно стучат. Фред швыряет яблоко назад Джорджу, прежде чем нежеланный гость оказывается внутри. Объяснить парящий сам по себе в воздухе фрукт было бы довольно проблематично.       Глаза Джорджа зажигаются удивлением. Фред оборачивается и открывает рот. Это Грейндежр, и лицо её не похоже на ту, кто планирует заливаться слезами и выражать сочувствие. Блеск в её глазах выглядит, как костёр инквизитора.       - Занят? – коротко спрашивает Грейнджер, сверля Джорджа этим взглядом, и Фред радуется тому, что невидим.       - Н… не совсем, - неуверенно отвечает Джордж. Он не напуган, просто слишком удивлён. Фред знает это, потому что сам так же растерян и пребывает в недоумении. Они по привычке переглядываются. Грейнджер щурится и захлопывает дверь.       - Может, с Роном поругалась? – вслух предполагает Фред. Джордж пожимает плечами. «Зачем бы тогда она пришла ко мне?» - одними глазами выражает он своим сомнения. С этим сложно не согласиться.       - Но и на то, что она пришла пожалеть тебя, не похоже, - Фред трёт подбородок пальцем.       - Джордж, - Грейнджер привлекает к себе внимание. Голос её строг, и она скрещивает руки на груди, совсем как профессор Макгонагал, готовая выругать близнецов за очередную шалость.       - Гермиона. В чём дело?       Имя девушки звучит чужеродно в этой комнате. Фред не успевает снова подивиться её внезапному визиту, как та вскидывает голову и решительно выдыхает:       - Я знаю, что ты видишь Фреда.       Яблоко падает на пол с глухим ударом и неторопливо катится до самой стены. Фреду кажется, что у него дыхание перехватывает.       Что? Что, Мерлиновы носки, только что было?       Джордж опасно качается, будто ему отказали ноги, но в итоге остается стоять. Глаза его теперь напоминают блюдца с огромными черными зрачками, краска покидает лицо, а рот приоткрывается. Фред думает, что сам выглядит так же.       Этого просто не может быть.       В опустевшей голове вполне может разгуляться небольшой торнадо.       - Я наблюдала за тобой, - весомо добавляет Грейнджер. С такой интонацией ей бы точно нашлось место какого-нибудь средневекового палача. Фред буквально видит девушку с факелом и именно таким лицом, стоящую у кучи хвороста, и привязанного в центре Малфоя, приговоренного к наказанию.       - Э… Что? – почти хором произносят близнецы.       Этого просто не может быть.       Как?..       У Фреда не укладывается в голове. Он смотрит и смотрит на Гермиону, пытаясь понять, но это – неразрешимая загадка.       Грейнджер, тем временем, поджимает губы и тяжело вздыхает.       - Ты ведешь себя странно.       - Ну… я… - Джордж лохматит волосы и потирает шею ладонью. – Я просто…       - Скорбишь, - подсказывает Фред. – И потому немного не в себе.       Джордж бросает на него подозрительный взгляд и открывает рот, чтобы что-то сказать, но Гермиона опережает его:       - Я прочитала в книгах о том, что так бывает, когда душа остается после смерти.       Джордж нервно сглатывает, и глаза его неудержимо стремятся к Фреду.       - Ты про призраков? – уточняет он. Гермиона отводит взгляд на мгновенье, но после смело вскидывает голову и прямо смотрит на Джорджа.       - Нет. Я про Фреда, которого видишь только ты.       - Как? – Фред не сдерживает наполовину восхищенного, наполовину ужасающего крика. – Как ты это поняла, Мерлин тебя побери?!       Опасная девушка. Фред понял это на седьмом курсе, когда она не побрезговала использовать самый грязный прием для достижения своей цели – пообещала сообщить их матери, что он и Джордж испытывают на первокурсниках сладости. Фред до сих пор искренне не понимал, в чём тогда был виноват. В конце концов, все были предупреждены, и им платили за это хорошие деньги.       - Что? – Джордж пытается казаться невозмутимым. – Не понимаю, о чём ты, Гермиона. Я не сумасшедший.       - Нет, не сумасшедший, - тон девушки внезапно становится мягче, теплее, и это удивляет чуть ли не больше её предыдущего уверенного заявления. – Но я читала в книгах о подобном. Редко, наверное, лишь в трёх процентах случаев, душа человека после смерти не уходит и не становится призраком. Погибший остается в этом мире, потому что слишком сильно привязан здесь к чему-то. Или к кому-то.       Взгляд её становится чрезмерно выразительным. Фред выдыхает, и в легкие внезапно отзываются ноющей болью. Ему так хочется подойти к брату и устало опустить голову ему на плечо. Закрыть глаза и ощутить, как тёплые руки массируют его пульсирующую голову. Он устал. Все эти дни такие бесконечные. Почему это не могло случиться с кем-то другим?       - Поэтому его можешь видеть только ты, - голос Гермионы подобен мелодии. – Из-за тебя он остался. Ты его держишь.       Джордж прямо смотрит на девушку, без тени волнения или сомнений. Лицо его становится спокойным, почти по-королевски. На последних словах уголки губ дергаются вверх, но улыбка не появляется, удерживаемая.       - Я знаю, - просто отвечает он. Как будто речь идет о самых очевидных вещах. О чём-то обычном. Фред глядит по очереди на брата и Грейнджер, поражаясь тому, как они вдруг оказались на одной волне.       Но это не кажется ему неправильным. Если Джордж так решил, Фред поддерживает его. Может, так лучше. Если Гермиона действительно что-то знает, она сможет объяснить многое. Не стоит пренебрегать помощью, особенно, когда её предлагают сами.       - Но… - руки Грейнджер расцепляются и опускаются вдоль тела. Лоб морщиться, и Фред кривит губы. Почему всегда должно быть «но»?       - Всё не так просто.       - Что ты знаешь? – выдыхает Джордж, стараясь не волноваться раньше времени. Гермиона опускает глаза и разглядывает свои ноги.       - Фред здесь? – спрашивает она. Джордж кивает, но когда понимает, что девушка не могла это увидеть, произносит:       - Да.       - Где мне ещё быть? – фыркает Фред немного оскорблено. Он и при жизни не расставался с близнецом, так с чего бы ему делать это после смерти? Не для того он остался, чтобы шататься где попало в одиночку. Что это был за глупый вопрос?       - Это не навсегда, - Гермиона поднимает глаза, умные и грустные.       Фреду кажется, что бладжер только что попал ему в грудь и окончательно сбил дыхание. Он прижимает руку к груди, и пальцы с силой сжимают рубашку, вцепляются в ткань, как в спасательный круг, тянут её так, что воротник врезается в кожу на шее.       - Фред? – голос Джорджа способен разбить этот мир.       Фред поднимает глаза на брата и видит тревогу.       - Я в порядке, - выдыхает он сипло. – Скажи, пусть пояснит.       Пускай расскажет, что имела ввиду. Какой в её словах смысл. Что-то значимое. Нечто, способное снова перевернуть только-только восстанавливающий баланс мир близнецов. Гермиона немного сводит брови, наблюдая то, что не способна увидеть.       - О чём ты? Что это значит? – кулаки Джорджа сжимаются.       - Я читала о подобном, - поясняет Гермиона тихо. – Такая душа остается на земле только на семь дней. Так что… через неделю Фред исчезнет.       Мир обрушивается. И всё, что в нём остается, среди руин, тьмы и хаоса, это синие глаза Джорджа, наполненные страхом.       Фред хочет сказать «всё в порядке» или «не бойся». Он хочет выпалить горячо и упрямо: «Я никуда не денусь, ты чего?». Но его язык приклеивается к нёбу, и он не может. Просто не может, нет, не снова. Он не может расстаться с Джорджем, только не это. Умереть – пожалуйста. Но не разделяйте их.       Пальцы дрожат, и Фред сжимает их так, что короткие ногти причиняют боль, оставляя на ладонях тёмные полумесяцы. И смотрит, смотрит на Джорджа, как на весь свой гребаный мир.       А в голове вместе с нарастающей болью пульсирует только один вопрос – за что?

***

      Джордж пытается понять, что происходит. Гермиона знает. Она поистине пугающе умная и догадливая. Но это, на самом-то деле, совсем не имеет значения. Потому что следующие её слова вызывают взрыв, разрушающий весь мир.       Джордж видит, как падает небо. И пол под ногами становится кипящей бездной лавы. А звёзды и солнце поглощает чёрная дыра. И во всём этом безумии, страшном, утягивающем, единственным якорем оказываются синие глаза Фреда, смотрящие на него.       И Джордж смотрит, смотрит на него, не в силах наглядеться.       Гермиона зовёт его по имени, но он не реагирует. И не отводит от близнеца глаз, будто надеется так удержать его.       - Это неправда, - слова срываются с губ, резкие, холодные. Глаза Фреда напротив дрожат, как вода горных озёр.       Грейндежр снова что-то говорит, но слова не фиксируются в голове, превращаясь в паутину, липкую и бессмысленную.       Джорджу кажется, что его с Фредом разделяет пропасть. Он хочет броситься вперёд, оказаться рядом с близнецом, но отчего-то не может сдвинуться с места.       Ведь есть шанс, что Грейнджер ошиблась, правда? Она не может знать всё. Даже Дамблдор этого не делал. Так почему они должны ей верить?       - Джордж.       Кто-то прикасается к его плечу – не Фред – и Джордж отскакивает в сторону. Безумными глазами он смотрит в лицо Гермионы. Её ладонь так и остаётся в воздухе, неправильно белая, будто сделанная из воска.       Неживая.       Как Фред? Фред…       Глаза цепляются за близнеца.       Он дышит. Он здесь. Он не исчезнет.       - Послушай меня, Джордж! – настойчивый голос Гермионы прорывается сквозь пустоту. – Я всё про это читала. Есть одно заклинание, способное привязать Фреда к земле.       Молния вспыхивает в глазах Фреда. И Джордж, наконец, понимает, что ему говорят.       - Подожди, - он выходит из ступора и удостаивает девушку взглядом. – Объясни всё нормально, Гермиона.       Грейнджер, к счастью, сразу кивает.       - Хорошо. Присядьте, ладно? Это надолго.       Джордж сразу же покорно садится. Фред колеблется мгновенье, а затем проходит и устраивается рядом с ним. Гермиона смотрит сначала на Джорджа, а затем взгляд её немного неуверенно движется к кровати Фреда. Только вот он не там. Близнецы сидят вместе. Это было бы даже забавно, не будь на самом деле так грустно. Джордж не чувствует в себе силы даже для слабой улыбки. И только плечо брата, легко касающееся его собственного, помогает не сойти с ума.       Гермиона глубоко вдыхает, будто собирается нырять в Чёрное озеро в поисках русалок, и снова смотрит на Джорджа. Она стоит перед кроватями, будто профессор перед аудиторией, готовясь к лекции по очень сложному материалу. Даже выражение лица похожее – что-то вроде «эти глупые дети всё равно ничего не поймут, как бы им объяснить?»       - Иногда, - начинает она свой рассказ, - крайне редко, в мире случается нечто необъяснимое. После смерти душа каждого человека обречена делать выбор – отправиться дальше, в место, о котором ничего неизвестно, или остаться тенью жизни, став призраком. Как правило, второй путь выбирают те, кто боится. Души людей – больше, чем их тела. Они сплетены из самой жизни, её энергии, а также всей магии, что была с рождения, но главная её составляющая – это чувства. Эмоции. Привязанности. Они словно нити сплетаются, не только в одном человеке, но и с другими. Чем сильнее чувства, чем крепче эти связи. Прочнее. Иногда они разрушаются со временем, когда люди перестают быть привязаны друг к другу, но всегда оставляют свой след. Когда человек умирает, те связи, что сплетали их с живыми людьми, рвутся. Нити, соединяющие людей, не могут больше существовать.       От спокойного ровного голоса Гермионы у Джорджа почти кружится голова. Он словно снова оказался на одном из скучных теоретических уроков в школе. Да и девушка рассказывает так, будто читает по книге. Сколько же информации хранится в её голове? Каков был шанс, что прочитанная ей когда-то книга пригодится в реальной жизни? Меньше трёх процентов.       - Звучит, как начало одного из тех любовных романов, над которыми обычно льёт слёзы мама, - не удерживается от комментария Фред. Кажется, он пришёл в себя. И Джорджу тоже стоит.       - Красиво говорить не запретишь, - кашлянув, отвечает он. Гермиона словно спотыкается на следующем слове и, вытаращив глаза, замолкает. Взгляд её сразу же скользит к пустоте рядом с Джорджем.       - И снова мимо, - фыркает Фред. И Джордж буквально физически чувствует его недоверие к Грейнджер. Оно лезет во все стороны, как огромные ледяные иголки.       - Так, - девушка быстро снова собирается с мыслями и даже встряхивает волосами, словно это помогает ей обрести уверенность. - Суть в том, что порой связь между людьми может быть настолько сильна, что не разрывается даже со смертью одного из них. И тогда его душа застревает на земле, невидимая и неосязаемая для всех, кроме того, из-за кого осталась.       Джордж думает, что он действительно оценил смену романтического расплывчатого настроения на деловой тон.       - Если так, то почему Фред должен исчезнуть? – немного грубовато спрашивает Джордж. Это звучит отвратительно, а думать об этом вовсе кажется чем-то тошнотворным. За что им выпало всё это? Разве они делали что-то плохое за свою жизнь? Да, конечно, до идеала им далеко, но всё же… Они сражались на стороне добра, так почему теперь у Джорджа во рту вкус пепла?       - Потому что, какой бы крепкой ни была связь, смерть всё равно сильнее, - с удрученным вздохом отвечает Гермиона. – Просто ей требуется больше времени, чтобы разорвать души.       - Семь дней, - комментирует Фред, язвительно, недовольно. – И почему всё вокруг так подвязано с этой дебильной цифрой? Самое могущественное магическое число. Я вот, например, куда больше люблю тысяча триста четырнадцать.       - А мне нравится пятьсот двадцать один, - зачем-то говорит Джордж. Гермиона непонимающе вскидывает брови. В глазах её читается любопытство, и Джордж нехотя поясняет:       - Фред сказал, что его бесит число семь. Ему нравится тысяча триста четырнадцать. А мне – пятьсот двадцать один.       Гермиона слегка хмурится, а потом внезапно глаза её начинают почти светиться, будто на неё снизошло внезапное озарение.       - Почему именно эти числа? – любопытствует она. Джорджу кажется это несущественным. Он бросает взгляд на Фреда, а затем отвечает:       - Первое, что пришло в голову.       Губы Гермионы внезапно трогает маленькая улыбка, такая же нежная и смущенная, как первые лучи утреннего солнца. Джордж пытается не таращиться, но он никогда не видел, чтобы Грейнджер так улыбалась. У неё даже щеки порозовели, словно тоже освещенные этим рассветом.       - Ладно, что там с заклинанием? – ворчливо спрашивает Фред.       - Ты говорила, есть какое-то заклинание, - напоминает Джордж. Гермиона прикладывает ладонь ко лбу, будто проверяя наличие жара, а затем бросает задумчивый взгляд на кровать.       - Я могла бы… - немного скованно она указывает пальцем на кровать Фреда. Джордж кивает.       - Его там нет. Он со мной.       - Слава Богу…       Устало, Грейнджер садится на кровать и вытирает ладошками лицо. Джордж дает ей пару мгновений, чтобы прийти в себя, прежде чем устремляет на неё свой требовательный взгляд. Ему нужны все ответы. Сейчас. Не порциями и не через пару сотен лет.       - Да, есть одно заклинание, - Гермиона кладет руки на колени и наклоняется вперёд, к близнецам. – Честно, в жизни не встречала ничего сложнее. Но оно способно привязать оставшуюся душу к земле, сохранить её такой, какой она стала после смерти, не дать отправиться дальше. Туда, куда уходят все остальные.       - И? У тебя есть оно?       - Да. В той книге.       - А книга?       - В библиотеке.       - Но ты можешь её забрать?       - Да.       Джордж почти выдыхает. Значит, всё нормально. Они просто воспользуются этим заклинанием, и больше никаких проблем. Хорошо, что Грейнджер рассказала им. Джордж бы, наверное, умер, если бы проснулся на восьмое утро и не увидел близнеца. Его сердце бы остановилось в тот же миг, когда он понял, что это случилось снова, что он потерял своего самого важного человека.       Пальцы Фреда вдруг сжимают его локоть, и легкая боль помогает систематизировать поток мыслей в голове. И Джордж обращается к Гермионе:       - Ты поможешь нам?       Он просит. Никогда не делал этого, не нуждался в ней. Но сейчас цена настолько высока, что Джордж готов умолять. Гермиона глядит на него, и в её глазах впервые за вечер появляется то же самое, что и всех остальных – жалость. От этого хочется биться головой об стену. Но Джордж сдерживает эмоции. Он на самом деле готов вынести что угодно, если в итоге это поможет Фреду.       - Пожалуйста, Гермиона...       И она ломается.       - Да. Да, я помогу вам. Я постараюсь.       Она словно не слишком рада своему обещанию, но Джордж, наконец, улыбается и глядит на Фреда.       - Слава Мерлину... – бормочет он. Фред кивает с тем же облегчением.       - Спроси у неё, когда, - произносит он. И Джордж снова смотрит на Грейнджер.       - Когда?       Гермиона кусает губы, нервным движением заправляет волосы за ухо, зачем-то взглядом находит яблоко на полу, прежде чем выдает ответ:       - Сейчас уже поздно, библиотека закрыта, так что... Завтра.       И Джордж так ей благодарен, что едва удерживает эмоции. Какое же счастье, что их младший нелепый брат подружился когда-то с этой всезнайкой, а она оказалась по-настоящему умной и, что важнее, доброй.       Не задумываясь, Джордж протягивает руку, наклоняется вперед и сжимает ладони Гермионы, лежащие у неё на коленях.       - Спасибо, - совершенно искренне шепчет он, ловя её взволнованный взгляд. - Спасибо тебе. Это... это всё для меня. Для нас с Фредом.       В улыбке Грейнджер нет ни капли счастья. Но она выглядит так, словно девушка понимает всё и даже больше. Как и всегда.       - Знаю, - отвечает она и не сбрасывает его руку. Её ладони приятно тёплые, но кожа обветренная и немного грубая. Джордж неосознанно проводит большим пальцем по её кисти снова и снова, гладит каким-то успокаивающим жестом. Будто убеждает без слов, что всё получится, что в конце истории всё станет хорошо. И Гермиона смотрит так, словно верит. Фред громко кашляет. И Джордж убирает руку, а затем отклоняется. Взгляд Гермионы падает вниз, и она вдруг суетливо вскакивает на ноги.       - Я пойду, - заявляет она и почти бежит к двери.       - Главное, чтобы она не пошла делиться нашим секретом с Гарри и Роном, - торопливо подмечает Фред. – Если эти двое сунутся, всё точно пойдёт хуже некуда.       Джордж согласен. Там, где Поттер, и, соответственно, их маленький брат, всегда проблемы.       - Эй, Гермиона, - зовёт он. Она останавливается и немного нерешительно смотрит.       - Что?       - Не говори Рону, - просит Джордж совершенно серьезно. – Никому.       В её умных карих глазах появляется тихая усмешка. Она качает головой каким-то собственным мыслям, а после тихо отвечает:       - Не скажу. Не волнуйтесь.       Она делает попытку улыбнуться, и Джордж внезапно тоже тянет губы в стороны, пытаясь выдать маленькую дружелюбную улыбку. Никто не заставлял Гермиону лезть во всё это, предлагать свою помощь. Но она сама пришла. И он, глядя в её глаза, знает, что своё слово Грейнджер сдержит. Рону и Гарри действительно крупно повезло с такой подругой. Без неё их трупы давно бы уже стали удобрением.       Гермиона поднимает руку и машет ему на прощание, прежде чем снова начинает двигаться к дверям.       Джордж буквально ощущает идущее от Фреда необъяснимое раздражение, но избегает его взгляда. Вместо этого он смотрит на спину девушки, и та вдруг останавливается у дверей. Пальцы её обхватывают ручку, когда она оглядывается и смотрит прямо на Джорджа.       Его душа уходит в пятки. Он видит, как вновь появляется ещё одно проклятое «но». Ну, конечно, всё просто не могло быть так хорошо. Обязательно должно случиться какое-то дерьмо.       - Есть кое-что ещё, - голос Гермионы внезапно тоньше, - что вы оба должны знать.       - Только не это, - разочарованно вздыхает Фред.       Джордж молча слушает и не замечает, как наивно и по-детски скрещивает пальцы на руках. На удачу?       - Если привязать душу к земле, то это навсегда. Понимаете? Никакие силы не смогут это изменить. Заклинание нерушимо.       Тон Грейнджер мрачен, но Джордж дважды прокручивает фразу в голове, пытаясь понять, почему. Что не так? Ведь это то, чего они и добиваются. Всё, что им нужно. Он оборачивается на Фреда, но в глазах близнеца то же недоумение, с капелькой недоброй насмешки. Брат смотрит на него в ответ и немного недовольно фыркает:       - Это то, чего мы хотим, не так ли, Джордж? Глупая Грейнджер.       - Да, это так, - соглашается Джордж. И снова обращается к девушке. – Мы не понимаем, Гермиона. Разве не это наша цель – не дать Фреду исчезнуть?       И вот теперь жалость в её глазах могла бы переплюнуть даже ту, что появляется во взгляде матери. Её губы изгибаются, так неправильно, так ломко, и голос становится совсем хрупким.       - Всё немного по-другому, - она не отводит глаз, и звёзды в них беззвучно страдают. – Да, если всё получится, вы проведёте жизнь вместе. Но ты, Джордж, ты будешь взрослеть, потом стареть, меняться. Проживешь настоящую полноценную жизнь. Заведешь семью, детей. И однажды вечером в тёплой постели в окружении тех, кто тебя любит, ты умрёшь. Твоя душа покинет тело и пойдет дальше, туда, куда уходят все души. Но Фред... Фред не сможет сделать то же. Он останется здесь навсегда, связанный. Он не покинет землю даже после твоей смерти. Подумайте над этим, оба.       Хлопок двери никто из близнецов уже не слышит.

***

      Фред знает, что Джордж не спит. Но с тех пор, как Грейнджер ушла, он едва ли сказал пару слов. Его лоб наморщен, а в глазах отражается глубокий и мучительный процесс пережевывания мыслей по семидесятому кругу.       Ночник на их тумбочке мерцает рыжим светом. Джордж отворачивается к стене и смотрит на свою тень. Фред стоит рядом с его кроватью безмолвным часовым. И ждёт. Он сам не знает, чего. Прорыва плотины?       Что-то должно произойти.       И ожидание пугает сильнее всего.       Всё было хорошо. Всё было нормально, пока Гермиона Грейнджер словно ураган не обрушилась на их мир. И теперь им приходится собирать осколки. Никогда ещё Фред не был так раздражён от этой девушки. Он понимает, что не вправе сердиться на неё, но попробуй объяснить это сердцу. В конце концов, не её вина, что магия, как всегда двулична и лжива. Хочешь что-то получить? Страдай. Хочешь что-нибудь создать? О, сначала испытай боль. Хочешь стать добрым? Потеряй всё, что имеешь. Хочешь быть счастливым? Столкнись со злом. Хочешь просто жить? Умри.       Фред никогда не знал мира, в котором бы не существовало его Джорджа. Он никогда не сомневался в силе их связи. Тут рассказ Гермионы не показался ему удивительным. Но он не мог придумать, что им потом делать с последней частицей правды. Когда Джордж, прожив свои сто пятьдесят, умрёт, что Фред будет делать здесь? Зачем ему земля, зачем этот мир одному?       Нужно что-нибудь придумать. Найти выход. Всегда можно отыскать лазейку. Во всём. Нет ничего непреложного или нерушимого. Когда два варианта неприемлемы, нужно создать третий.       Фред хочет сказать это Джорджу, но тот уж слишком рьяно притворяется спящим, чтобы близнец посмел его рассекретить.       Яблоко, забытое, так и остается лежать на полу. Шаги в коридоре стихают. Фред слышит, как желают друг другу сладких снов Гарри и Джинни и тихо радуется, что звуки поцелуев достаточно тихи, и их не различить даже в ночной тишине.       Он мог бы прогуляться, навестить родителей или братьев, выйти на улицу или хотя бы прилечь, но он выбирает другое и продолжает стоять над кроватью брата.       «Я здесь, - думает он. – Был и всегда буду. Ты не должен закрываться от меня, Джордж. Но если тебе нужно, если нужно именно это, то всё в порядке. Я всё равно останусь рядом, чтобы ты мог рассказать мне, когда будешь готов. Слышишь меня, Джордж?»       Это всегда срабатывало. Мысли из его головы каким-то чудом оказывались голосом в голове брата. Они без легиллименции знали, что думают и чувствуют, дополняли фразы, идеи, эмоции друг друга, как идеально подходящие друг другу пазлы, когда без одного кусочка второй бесполезен, потому что картина не сложится.       Джордж немного поводит плечами и ладонью подбивает подушку себе под щеку. И в этом простом движении Фред получает ответ: «Слышу. Спасибо, Фред». Он знает, что всё получилось. Снова.       Когда стрелки на часах приближаются к трем ночи, а Джордж так же молча смотрит в стену, Фред наклоняется, чтобы мягким движением руки прикоснуться к его боку, и шепотом спрашивает:       - Мы поговорим об этом?       Он устал делать вид, что верит в нелепый обман брата. И Джордж тоже утомлён делать вид, что спит. Он шумно оборачивается и глядит на Фреда. В темноте глаза его кажутся тёмно-синими, будто бушующее штормовое море. О, сколько кораблей утонет в этих омутах.       - О чём тут говорить, Фред? – так же почти беззвучно отвечает Джордж. – Мы едва ли что-то знаем. Возможно, Гермиона ошиблась.       Они оба знают, что скорее Амбридж съест свою розовую кофту с соусом арабьятта, чем Грейнджер ошибётся в знаниях. Но Фред понимает, что сейчас оба они не готовы к этому разговору. Им действительно нужно получить больше информации. У них ещё есть время.       - Может быть, - зачем-то соглашается Фред. – Но главное, что теперь мы знаем, что я такое.       Джордж выпячивает нижнюю губу и немного резко перебивает:       - Ты – не «что». Ты никогда не будешь «что».       - Но я не человек. И не призрак. Только душа.       Фред надеется, что звучит не слишком разочарованно. Но напрасно. Джордж напрягается ещё сильнее.       - Каждый человек – это не тело. Это и есть душа. Она важнее всего. Тело – лишь оболочка. Разве нет? Не в это учат верить всех детей? Не влюбляйтесь в красоту, любите душу.       На последней фразе он смешно пародирует голос тётушки Мюриэль. Кажется, именно она когда-то сказала подобное подростку Биллу, а ещё крошки близнецы играли рядом и всё слышали.       Фред коротко усмехается.       - Ты прав. Просто... наверное, я немного расстроен. Душа – это не так уж и круто.       Джордж фыркает в ответ и указательным пальцем трёт переносицу.       - Всегда думал, что она у нас одна.       Фред, по правде говоря, тоже. Он улыбается от этой мысли, и ему вдруг становится легче. Просто от понимания того, что они с Джорджем действительно видят друг друга и разговаривают. Их связь выдержала всё. И плевать на последствия.       - Так и есть, - он похлопывает брата по животу. – Просто разделённая на два кусочка. Может, после твоей смерти, наши души сольются и станут чем-то прекрасным.       - Самой яркой звездой?       - Самым жарким солнцем.       - Я согласен.       - И я более чем.       Ладонь Фреда замирает на теле близнеца. Он ощущает под кожей лишь ткань одеяла, но знание того, что под этим – Джордж, делает миг особенным.       Джордж протягивает руку и небрежно спихивает с себя кисть Фреда.       - Тебе нужно отдохнуть, - наставительно замечает он. – Ложись спать.       Фред готов спорить – он уже мёртв, ему, в отличие от некоторых рыжих личностей в этой комнате, сон не нужен для физического благополучия. Наверное, у него вовсе не осталось ничего физического, ведь он только душа.       - Ты тоже, - однако, вместо дискуссии просто говорит Фред. – Поспи, Джордж. Нас ждёт очень длинный день.       - Ты прав, - соглашается Джордж и поворачивается на бок. Только в этот раз лицом не к стене, а к кровати брата. – И погаси свет.       Фред кивает и выключает ночник. Он забирается в кровать и глядит на тёмный потолок, прислушиваясь к дыханию близнеца. Когда оно замедляется и выравнивается, Фред понимает, что Джордж уснул, и позволяет себе немного расслабиться.       На самом деле он почти в порядке с тем, что узнал от Грейнджер. Душа, значит, душа. Семь дней – что ж, это не тысяча триста четырнадцать и даже не пятьсот двадцать один, но всё-таки лучше, чем ничего или три.       Единственное, что теперь по-настоящему его тревожит, это финальное заявление Грейнджер. И он лишь может надеяться, что случилось невероятное (пожалуйста, пусть так будет), и Гермиона что-то спутала.       Когда волнение становится почти невыносимым, Фред переворачивается на бок и смотрит на лицо Джорджа на соседней кровати. Во сне брат немного расслаблен. Кажется, сегодня ему снится что-то хорошее или хотя бы нормальное. И это успокаивает.       - Никто не заберет меня у тебя,- в тишину ночи шепчет Фред. – Даже смерть. Даю слово.