***
Фред видит ситуацию менее безнадежной, чем Джордж. Он понимает сомнения брата, понимает, чего тот так боится, но он сам не готов отступать. Ему легче рискнуть и проиграть, чем после вечность сожалеть о своей слабости. Хотя, наверное, он просто менее дальновидный. Он не думает, что случится после того, как его близнец умрет, и что тогда их души разделятся навсегда. Единственное, что он осознает, так это то, что он не желает проводить жизнь без Джорджа, даже одну. Целую гребаную жизнь. Это слишком много. Он не боится сгореть. Он боится остаться один. …Но если всё получится, разве не одиночество ждёт его после смерти Джорджа?.. Фред трясет головой, отгоняя эти холодные, пугающие мысли. Он не должен позволять себе сомневаться, когда в голове его близнеца путаница. По крайней мере, один из них должен сохранять уверенность и ясность разума. Одному в комнате тоскливо и скучно. Фред не может придумать, чем занять себя, хотя при жизни он фонтанировал идеями и использовал для их воплощения каждую минуту. Он ужасно хочет подняться наверх, посмотреть, как справляются с заклинанием Джордж и Гермиона, но знает, что это слишком безрассудно даже для него. Испепелиться из-за случайного промаха – не то, как он хочет завершить своё существование. И Джордж никогда себя не простит. Последнее, пожалуй, и играет решающую роль. Смирившись с собственной бесполезностью в сложившейся ситуации, Фред решает, что сидеть просто так ужасно. Он устал, ему хочется увидеть кого-то ещё. Даже если это будет односторонняя связь. Поэтому он выходит за дверь, но в коридоре останавливается на мгновенье. Взгляд его скользит к лестнице, ведущей наверх. Вздохнув, Фред разворачивается и шагает в противоположную сторону. Мама и Флер в саду – их хорошо видно из окна. Гарри и Рон в Лондоне, папа, Перси, Билл и Чарли – на работе. Что и говорить, Грейнджер действительно всё просчитала и выбрала идеальный момент для тренировок. Внизу, в гостиной, только Джинни. Она сидит на диване, скрестив ноги, и читает книгу. Рядом, выпятив пузо вверх, валяется Живоглот и урчит так громко, что напоминает маленький моторчик. Папин форд рычал так же, когда заводился. Может, и сейчас рычит, кто знает, где его теперь носит, благодаря усилиям Рона и его лучшего друга. Фред всё это время был так увлечен другими, что почти не смотрел на сестру. Поэтому сейчас, затаив дыхание, он подходит к ней, и нежное чувство любви к ней тепло согревает его. Незаметно Джинни стала их с Джорджем гордостью. Наверное, потому, что они всегда были её любимцами и кумирами. Только оказавшись за спиной девушки, Фред понимает, что это не книга. Это альбом с колдографиями. И сейчас со снимка на Фреда смотрит его собственное лицо. И Джорджа, разумеется, тоже. На этот раз с ними Рон и Джинни. Младшие стоят в центре, а близнецы – по бокам от них. Все рыжие, весёлые и в школьной форме. Фред помнит – этот кадр был сделан в начале их с Джорджем седьмого курса, ещё до ОД и войны с Амбридж. Рон прижимается головой к голове Фреда, оба улыбаются. А Джинни и Джордж смотрят на них, и их глаза пульсируют розовыми сердечками. Фред усмехается. Он и не замечал тогда этого. По правде говоря – никогда. Пальцы Джинни, тонкие, покрытые маленькими царапинками, скользят по снимку и останавливаются на фигуре Фреда. В этом простом движении столько грусти и нежности, что дыхание замирает. Они все так любили друг друга, но никогда не говорили об этом. Всё и так казалось им очевидным. А теперь – эти разговоры уже не случатся. Слава Мерлину, что с Джорджем ещё можно всё исправить, чем они активно и занимаются последние дни. Не просто общаются на самые смущающие и откровенные темы, но даже ругаются по-настоящему. - Только не плачь, - умоляет Фред. Он хочет прикоснуться к Джинни, но такие желания следует засовывать подальше – это принесёт только страдание, потому что его рука снова проскользнёт насквозь, словно сотканная из тумана. Нечестно, что способность брать в руки вещи осталась, а обнимать людей – нет. Джинни внезапно выпрямляет спину и вертит головой, оглядываясь по сторонам. Фред с любопытством делает то же самое. Никого нет, и ему интересно, что могла услышать сестра. Убедившись, что в комнате пусто, Джинни вновь смотрит на снимок, и пальцы её немного сжимаются, словно желая дотянуться до Фреда, схватить его за джемпер и не отпускать. - Привет, Фред, - вдруг тихо говорит она. И Фред едва не падает от удивления. Не может быть. - Ты меня видишь?! – он восклицает, шокированный ничуть не меньше, чем тогда, когда понял, что его видит Джордж. Но с близнецом теперь всё стало понятно. Но Джинни… она же не… как? Девушка опускает голову ниже, и лицо её скрывают свесившиеся вниз рыжие волосы. Она вздыхает и снова подает голос, негромкий и меланхоличный: - Надеюсь, ты меня слышишь. Фред застывает в разочаровании. Нет, она не видит его. Она просто говорит с его изображением. С памятью о нём. Ей одиноко, и она скучает. - Это снова я, - продолжает Джинни неторопливо. – Прости, что опять болтаю, у тебя, наверное, там куча дел. Просто… есть кое-что важное, что происходит. Это все видят. Все, даже Рон. Но они молчат, делают вид, что всё нормально, что так и должно быть, а это неправда, Фред. - О… о чём ты? Вот теперь Фреду действительно интересно. Он столько пропустил из-за своей смерти. Что такого ужасного могло случиться, что его мёртвый дух – единственный, у кого Джинни просит помощи? - Я бы не стала тебя тревожить, - бормочет Джинни. И закрывает лицо руками. – Ох, я такая глупая. Прости. Прости меня, прости, но… это касается Джорджа. В ушах раздается звон, будто Фреду только что прилетело в лицо бладжером (а такой опыт у него был). Он перепрыгивает через спинку дивана, чтобы оказаться напротив сестры, и пытается заглянуть ей в лицо. Она снова вздыхает и через несколько мгновений убирает руки. Глаза её влажные и опухшие. Сколько же она плакала так, в одиночестве, забытая всеми, маленькая девочка? Фреду жаль, очень жаль, но ему нужно до боли в груди узнать, о чём она только что говорила. - Расскажи мне, - просит он. – Я слышу тебя. Ну же, Джинни. Это эгоистично, но Фреду не до моральных устоев общества. - С ним что-то не так, - пальцы Джинни перебегают с изображения одного близнеца на другого. – Что-то неправильно. Он… странный. Твоя смерть, Боже, она разрушила всё, всех нас. Но его – сильнее всего. В первую ночь. Он сам словно умер, я видела. Но потом что-то изменилось. И он ведёт себя так… Ох. Просто хочу сказать, он не выглядит как тот, кто скорбит по тебе, кто потерял близнеца. Ты ведь был его всем – братом, лучшим другом, миром. Но он… он не сломлен. Не до конца. Тревога, уже сжавшая душу Фреда, откатывается назад. Он знает причину такого поведения брата. Всё нормально. Но Джинни и остальным этого пока не понять. Невольно он восхищается тем, как внимательна и умна их младшая сестренка. - Иногда он смотрит куда-то. Но там никогда ничего не бывает, - продолжает Джинни взволнованно. – Но его глаза… Таким взглядом, такими глазами он смотрел лишь на одного человека в мире. На тебя. И порой кажется, что он хочет заговорить с кем-то, но при этом ясно, что не с нами. Девушка вздыхает и потирает виски, словно у неё болит голова. - Сначала я думала, он просто привык, что ты всегда рядом, и просто не успевает остановить себя. Но теперь… это не что-то неосознанное или машинальное. Нет. Боже, Фред, что если ему кажется, что он всё ещё тебя видит? Фред тихо стонет. Джинни даже не подозревает, насколько она сейчас права. С той лишь разницей, что Джорджу ничего не кажется. Он не сходит с ума. Просто Фред слишком любит его, чтобы так просто покинуть. Он понимает тревогу сестры и немного сердится на себя и Джорджа за то, что они всё-таки не были достаточно осторожны. - Спалились-таки, - бормочет он, почесывая затылок. – И что теперь делать? Не хватало ещё, чтобы Джорджа посчитали сумасшедшим. Осталось всего три дня, включая сегодня, и они привяжут Фреда к земле. И тогда, наконец, смогут рассказать обо всём родителям и всей семье. Правда, придётся постараться, чтобы убедить их, что это не бред разбитого сердца. Но Грейнджер поможет, в её адекватности никто не усомнится. В конце концов, Фред может побыть немного цирковой обезьянкой – поднять пару книжек или слопать пончики у всех на глазах. Наверное, это произведет нужный эффект. - Джинни, - он наклоняется к сестре и тихо просит, - пожалуйста, подождите ещё немного. Совсем чуть-чуть. Как только Грейнджер и Джордж освоят заклинание, мы всё вам расскажем. И тебе не надо будет так волноваться. Просто… не паникуй раньше времени. И ни с кем об этом не говори. Мысли – всего лишь мысли. Пока не обретают форму слов, пока ими не делятся с кем-то ещё. Зерно сомнения, найдя поддержку, может вырасти в огромное дерево паранойи. Каждый поодиночке они могут беспокоиться за Джорджа, но надеяться, что им кажется, что они всего лишь накручивают себя, но стоит им понять, что их мысли сходятся, и объединиться, всё изменится. Из подозрений их наблюдения превратятся в свершившийся факт, в причину действовать. И последствия могут оказаться пугающими. - Я не знаю, что делать, - шепчет Джинни и вздыхает. – Как помочь ему. Мне кажется, это мог сделать только ты один. Поэтому, пожалуйста, Фред, если ты слышишь, присмотри за ним. Фред хочет улыбнуться, но не может. Он только протягивает руку и потирает ладонями лицо. - Всегда, - обещает он. И не сомневается в своих словах. – Я всегда буду смотреть за ним. И за тобой тоже, Джинни. За всеми вами. И где Гарри носит? Что он забыл в Лондоне? Почему он не проводит время со своей девушкой? Будь он тут, и все эти жуткие мысли исчезли бы из её головы. Разве он не должен оберегать её, защищать и поддерживать? Фред не сводит глаз с Джорджа. Гарри не должен так же вести себя с Джинни, нет? Девушка снова вздыхает и гладит изображение сначала Джорджа, затем Фреда. Она не плачет, но исходящая от неё тоска огромна и сильнее любых слёз. Затем, снова повертев головой и удостоверившись, что в комнате лишь она, Джинни наклоняется и целует смеющегося Фреда на колдографии, коротко и быстро. А потом закрывает альбом, встряхивается, словно сбрасывая свою меланхолию, встает, выпрямив спину, и уходит. «Я тоже люблю тебя», - думает Фред. Он никогда не говорил этого своей сестре, но если всё получится, когда всё получится, он обязательно скажет.***
Упырь смотрит на них, как на пару дебилов, ворвавшихся, чтобы разрушить его мирное пустое существование на чердаке. Вообще-то, он во всём прав. Джордж просто радуется предусмотрительности Гермионы – несколько его попыток сотворить заклинание действительно оказались разгромными. Одно перо взорвалось, другое раздулось и лопнуло, однажды луч и вовсе срикошетил в трубы - повезло, что Грейнджер успела с помощью магии всё исправить. И если бы Фред был здесь… сердце Джорджа уже, наверное, не раз бы остановилось. Хотя он всё ещё ощущает мрачный осадок от прошедшего с близнецом разговора. Решение висит над ним, как дамоклов меч, и с каждой минутой опускается всё ниже и ниже. И это то, от чего не убежать. - Ещё раз, - командует Гермиона. Она тоже учится вместе с ним. Её успехи лучше лишь в том плане, что её попытки не заканчиваются взрывами или погромами. По её словам, в случае абсолютного успеха перо на мгновенье осветится голубым мерцанием, и на секунду они увидят, как его энергетически поля связываются с полями земли. Но пока оба они далеки от этого. Формулировка действительно сложная, будто кто-то нарочно подбирал все самые несочетаемые комбинации звуков, чтобы волшебники ломали языки. Да и над движением палочкой тоже знатно покуражились. Нужно так вывернуть кисть, как будто у тебя в ней вовсе нет костей, а потом резко поменять положение практически на противоположное, и в итоге расчертить воздух парой петель и витиеватым узлом. - Автор точно издевался, - вздыхает Джордж после очередной провальной попытки. Гермиона смотрит на него сочувственно. - Это очень сложный магический процесс, требующий огромной силы, - привычно поясняет она. – Неудивительно, что его нелегко сотворить. Может, немного передохнем? Прошло уже полтора часа. Полтора часа… и чем Фред занимался всё это время? Чувство тоски по брату всплывает и жжёт грудь. Оно смешано с горечью, виной, и, Боже, Джордж так скучает. Девяносто минут, а ему кажется, что это были девяносто лет. Гермиона садится прямо на пол и кладет палочку рядом с собой. Немного помедлив, Джордж опускается рядом с ней. - Это только начало, - деланно бодро произносит девушка, глядя вперёд. – Ещё есть время. Джордж думает: «Для чего?» Научиться заклинанию? Принять решение? Гермиона поворачивает голову и теперь смотрит на него. Глаза её немного прищурены, когда она говорит: - Кажется, я не очень нравлюсь Фреду. Джордж опускает взгляд на свои руки. Он должен заставить их быть более пластичными, должен сделать так, чтобы те несуразные движения для заклинания стали естественными для них. Никогда прежде он не считал, что его руки не достаточно хороши, но теперь это так. - Нет, - всё-таки отзывается он, наполовину всё ещё погружённый в собственные мысли. – Дело не в этом. Просто он… Слова обрываются. Он – что? Не доверяет? Обижается? Ревнует? Сердится? Боится? Это внезапно и совершенно не логично заставляет Джорджа вспомнить момент в саду, когда он стал свидетелем отношений Грейнджер с его младшим братом. - Что у тебя с Роном? – напрямую спрашивает он и смотрит на девушку. Гермиона удивлённо открывает рот от такой внезапной смены темы разговора, но не теряется. - Ты знаешь, - отвечает она. - Нет, - Джордж качает головой и уточняет. – Ты злишься на него, я же вижу. Он что-то натворил? - Ничего. Ты ведь тоже немного сердит на него, правда? Тебя задевает то, как он ведёт себя. То, что он… продолжает убегать. В словах Гермионы есть какая-то правда. Но Джорджу кажется, что они видят ситуацию немного по-разному. - Ему так легче. - И всё же. Это всё потому, что он был там. И я, и Гарри. Джордж, мы видели, как всё случилось. Джордж благодарен Перси и Гарри за то, что они уже говорили это. Иначе сейчас он был бы слишком шокирован таким откровением. О подобных вещах не стоит заявлять без подготовки. - И Рон, он… Я никогда не видела его таким, как тогда. Столько боли и злости… - Гермиона продолжает говорить, голос её печален и надломлен. - Зачем ты мне это рассказываешь? – прямо спрашивает Джордж. – Он мой брат. Думаешь, я всего этого не знаю? Щеки Грейнджер вспыхивают, и она опускает глаза. Её беспокойство очевидно, но Джорджу не стыдно за свою резкость. - Конечно, знаешь. Ведь он тоже потерял брата, как и ты, - выдыхает она. Джордж всё понимает, правда. Он не уменьшает горе ни одного из членов своей семьи. Но всё же это другое. - Не как я, - без злобы заявляет он. – У меня много братьев. Но близнец только один. И это не то же самое. Вовсе нет. Ему больно, я понимаю. И поэтому ты неправа – я на него не сержусь. - Извини, - Гермиона не обижается, и это качество у неё потрясающее. Джордж немного улыбается ей. «Это сложно понять, когда у тебя нет близнеца, - проносится в его голове. - Представь человека, который рядом с тобой всю жизнь, не с детства, не десять лет, а действительно всю жизнь, каждую её минуту. Он слышит твои мысли, он понимает тебя без слов, не используя никакую магию. Вы думаете одно и то же, любите одно и то же, боитесь одного и того же. Вы взаимодействуете, как один. Это так же естественно, как дышать. Обычные люди привыкли, что у них есть руки и ноги, так мы привыкли, что есть друг у друга. Забрать одного из нас – это словно вырвать сердце». Он не говорит ничего из этого вслух. Слова ничего не изменят, ни на что не повлияют. Да и речь не о Фреде. Разговор же был о Роне, но Джордж как всегда свёл всё к своему близнецу. Это просто его кредо. Что бы ни происходило, его мир всегда вращался вокруг Фреда. - Рон справится, Гермиона, - говорит Джордж и неловко похлопывает девушку по плечу. Это даже смотрится нелепо, а ощущается ещё хуже. – Дай ему время. В конце он прибежит домой. На лице девушки появляется благодарная улыбка. Очевидно, ей очень хотелось поговорить с кем-то о тревоге за своего парня, но она не могла решиться. Или не было подходящего человека на роль слушателя. Джинни раздавлена, Гарри сломан. - Давай продолжим наши занятия, - Джордж поднимается на ноги и снова достаёт палочку. Он хочется добиться максимального прогресса и поскорее вернуться к Фреду. Гермиона тоже встает и берёт палочку. Джордж колдует первым. Но на втором слове последний звук проглатывается, и лежащее перед ним перо только подпрыгивает и опускается обратно. - Чёрт, - ругается он негромко. И снова взмахивает палочкой. На этот раз перо меняет цвет на секунду с красного на голубой, но после снова становится прежним. - Нужно не так резко выводить «у», - подсказывает Гермиона. – И, должно быть, что-то не так со взмахом. - С ним всё не так, - не сдерживается Джордж. Это действительно раздражает. Но неудачи не повод сдаваться, скорее, напротив, разозлиться, стиснуть зубы и снова ринуться в бой. За спиной раздается глубокий вздох. И Джордж затылком чувствует напряжение. Сейчас что-то будет. Волнение Гермионы зашкаливает. Джордж оборачивается и смотрит на девушку. - Что? Она мигает и снова обреченно вздыхает. Глаза её, умные и проницательные, полны грусти. - Ты понимаешь, что делаешь? – тихо спрашивает она. И сразу становится очевидно, что желание задать этот вопрос, поднять всю эту тему гложет её давно. – Подумай, Джордж, на самом ли деле понимаешь? Джордж щурится и поджимает губы, а Гермиона продолжает: - Если Фред останется с тобой, что его ждёт? Вы всё равно не сможете быть вместе всегда. Ты оправишься от боли и продолжишь жить. Влюбишься, станешь ходить на свидания и однажды женишься. У тебя будут дети, внуки, семья. Всё, чего Фред будет лишён. Джорджа словно ударили под дых, и он почти стонет. О чём, чёрт возьми, Гермиона? Она считает, что он так поступит со своим близнецом? Что он бросит его, а сам будет гулять, веселиться и жить, как ни в чем не бывало? - Ты станешь уходить от него, - вздыхает Грейнджер. – Ты получишь всё, чего он никогда не сможет. И что тогда ему останется? Пустота? Одиночество? Это будет разбивать ему сердце, даже если он продолжит улыбаться тебе. Знаешь, кем он тогда станет? Твоей тенью. Только твоим вечно молодым отражением. Это горько. Мерзко. И жестоко. Но это то, что есть. То, что может случиться. Когда-то давно Джордж слышал, что слова не могут ранить тебя, если ты сам этого не захочешь. Но сейчас каждая новая фраза, произнесенная Гермионой, отрезает от него кусочек. И девушка не намерена его щадить. - И когда ты, прожив счастливую жизнь, умрёшь, у него не будет даже этого, - голос Гермионы становится совсем тихим, но всё-таки не шёпотом. – Дух, оставшийся бродить по земле. В одиночестве. Навсегда. Его никто не увидит, ему не с кем будет разговаривать, дружить. Такой вечности ты для него хочешь? История Даров смерти учит - мёртвым не место в мире живых. А Фред умер, даже если он не хочет это признать. Это похоже на удары плетью по спине, рассекающие кожу до мяса, оставляя истекать кровью и захлебыватсья слезами. Сердце Джорджа колотится, как бешеное, и ему хочется умереть. Насколько всё было бы проще, если бы он погиб вместе с Фредом. Они бы просто оба пошли дальше. А теперь… этот выбор. Эгоистично пожелать брата с собой на всю жизнь, но после обречь его на такое жуткое существование? Или отпустить его сейчас, чтобы через полвека иметь призрачную возможность встретиться вновь? Разве возможно тут выбрать, не сломав ничье сердце? Джордж смотрит на Гермиону, но едва ли видит её лицо отчетливо – лишь расплывающееся пятно. И эти пронзительные карие глаза. - Чего ты хочешь, Гермиона? У него нет желания играть в угадайку. Она вздыхает и смотрит на него со спокойной, прохладной грустью. - Неважно, чего хочу я, - отвечает она медленно и серьёзно. – Решение принимать вам. Я обещала помочь, и я сделаю это, что бы вы ни решили.***
Два часа. Грёбаных два часа. Фред уже готов повеситься. Ему даже интересно, что будет, если он так поступит – умереть второй раз он явно не может. Оставаться рядом с Джинни неудобно – это словно подглядывать за ней. Возвращаются Рон и Гарри. Фред надеется, что Поттер вспомнит, что он бойфренд его сестры, и забудет о своих страданиях ради неё. А ещё ему любопытно, как скоро Рон заметит подозрительное исчезновение своей девушки (он надеется, что как можно скорее, желательно – прямо сейчас). И да, ему совсем не жаль Джорджа, потому что младший брат, при всем желании, ему ничего не сделает. Фред наблюдает, сидя на ступеньках, как Рон и Гарри топчутся внизу. Первый почти не замолкает, он явно чем-то возмущен. Второй слушает с непривычной кроткостью и кивает, даже не утруждая себя комментариями. Да, Джордж прав, Гарри был разбит, да только склеили его неправильно. Никто не прошёл войну без последствий. Каждый изменился. Было бы странно, если бы нет. Такие события не могут не менять человека. - Рон, Гарри, вы вернулись! – в коридоре появляется мама и восклицает. Глаза её кажутся влажными, но в последние дни это её обычное состояние. Фред честно ненавидит, когда она плачет. Такая хорошая, добрая, она всегда так заботилась о своей семье, о друзьях своих детей, за что ей теперь все эти страдания? Она заслужила только солнца, счастья и всего самого лучшего, а не слёз. Фред пытается, но не может вспомнить, когда последний раз обнимал её. Дурак, нужно было делать это чаще. Но понимание пришло только тогда, когда изменить что-то стало невозможно. - Голодные? Ну-ка, пойдемте, я вас покормлю, - суетится мама. – Давайте, давайте. И не спорьте, полдня мотались в Министерстве, вам нужны силы. Рон и Гарри переглядываются, на лице первого нерешительность, и Фреду хочется треснуть его по затылку и отругать за то, что он думает расстроить маму. Но Гарри вдруг строго смотрит на своего лучшего друга, а затем поворачивается к женщине и вежливо улыбается: - Конечно, миссис Уизли. Мы с радостью. Так проголодались. Это просто слова. Они даже не правда, но Фред видит, как тает его мама, как улыбается с благодарностью и любовью. Заботиться о ком-то – то, что ей сейчас необходимо, чтобы отвлечься. Это не заменит Фреда, не заполнит пустоту, но сделает её не такой огромной, позволит мыслям переключиться на что-то ещё. - Спасибо, Гарри, - благодарит Фред. Кажется, он может понять, почему Джордж так мило беседовал с ним утром пару дней назад. Все уходят, и Фред ещё слышит вопрос Рона: «А где Гермиона?», и это вызывает у него улыбку. Он поднимается и тоже шагает к себе. Скоро вернётся Джордж, и Фреду не терпится узнать у брата, как прошли тренировки. Да, у них двоих внезапно появились разногласия, но, если учитывать, что это произошло после смерти одного, то всё не так плохо. Фред согласен ругаться всегда, только бы остаться рядом. Если такова цена, он готов. Главное, чтобы Джордж тоже это увидел. Фред знает, что его близнец просто боится. Ему и самому страшно, что будет, если ничего не получится, или, если получится, через много лет. Но он готов рисковать собой. Возможно, если бы на кону стояла жизнь Джорджа, всё было бы иначе. Он бы сомневался. Поэтому он не злится на брата, хоть и кричит. Дверь с тихим звуком открывается. Фред, валяющийся на кровати Джорджа, подскакивает и садится, приветствуя близнеца яркой улыбкой, буквально кричащей о том, как он скучал. Но она сразу же потухает. Фред скрещивает руки и ноги и исподлобья смотрит на Грейнджер. Наверное, его отношение к ней немного несправедливо, но оно слишком иррационально, чтобы пытаться его проанализировать, и Фред в любом случае не намерен этим заниматься. Гермиона останавливается в центре комнаты и оглядывается по сторонам. Взгляд её рассеянно проходит мимо Фреда. - Фред, ты здесь? – спрашивает она немного неуверенно. Должно быть, для неё всё это безумно странно, даже несмотря на то, что она знает о существовании второго близнеца в виде души. Фред придирчиво смотрит в ответ. Он никогда не относился к Грейнджер плохо, по правде говоря, он вообще к ней никак не относился. Просто подружка его младшего брата и Поттера. Иногда они с Джорджем по-доброму посмеивались над ней – такая всезнайка, но и восхищались тоже. И сейчас Гермиона помогала близнецам, хранила их тайну даже от своего парня (что не очень хорошо для их отношений). Но Фред впервые испытывал к ней какие-то негативные эмоции – потому что она была той, кто пытался навязать его брату какие-то свои истины, правила, которым близнецы никогда не следовали. Она не понимала их душу (именно душу, а не души, ведь у них всегда была одна на двоих), их образ мышления, их жизнь, их связь. Поэтому она хотела их разлучить. - Я хочу поговорить, - выдыхает Гермиона твердо. Взгляд её останавливается на кровати Фреда, и он как-то по-детски мстительно радуется, что выбрал постель Джорджа и снова оказался вне досягаемости девушки. – Я знаю, что ты не захочешь слушать меня, но всё равно скажу. То, как ты поступаешь, неправильно. Мне жаль, что это так! В голосе Гермионы вдруг пробивается отчаяние. Фред недоверчиво косится на неё. Он уже знает, что будет дальше, и не желает это слышать. Но упрямую Грейнджер, решившую что-то для себя, не остановишь так просто. - Ты хоть понимаешь, что заставляешь его делать? Фред не сдерживается и скептически фыркает. Речь как будто об убийстве или пытках идет. Да это даже не преступление, к чему такой пафос? А Гермиона продолжает: - Он не может отпустить тебя, пока ты просишь. Пока ты его держишь. И он страдает. Разве не видишь? Фред не замечает, как скрипят его зубы. Он видит куда больше девушки, больше всех, как и всегда. - Я не могу заставить его принять решение, - вздыхает Грейнджер, - но и ты тоже. А ты влияешь на него. Этот упрек обиден. И Фред сплевывает гневно: - Да что ты знаешь?! Думаешь, хоть одному из нас легко?! Я просто хочу остаться с ним, и всё! Разве это так много? Он вскакивает на ноги, руки сжимаются в кулаки, и в груди так давит, больно, больно. - Я знаю, ты любишь его, - голос Гермионы падает, становится тихим, печальным, смиренным. – Но он должен жить дальше. Ты потерял свою жизнь, а теперь хочешь отнять и его? - Что? Потерял? По-твоему, по своей вине? Как книжку или булавку, просто взял и посеял, такой недотепа. Фред кипит от смеси чувств внутри. Гермиона действительно не понимает. Ему не нужна жизнь Джорджа, потому что у них и так всегда была одна жизнь на двоих, общая. И это… Господи, это невозможно объяснить словами, если ты сам не чувствовал подобное. Когда ты всецело принадлежишь другому человеку, каждой своей клеточкой, каждой каплей, каждым лоскутком души и сердца. Это больше, чем красная нить, это больше всего на свете, нечто столь огромное, сколь и невероятное. - Вы проживёте эти годы, а что потом? – взгляд девушки снова оббегает комнату, но возвращается к пустой кровати. – Он никогда не двинется вперёд, потому что не сможет тебя оставить. Что у него тогда будет? Магазин и невидимый брат? - Это и есть то, чего мы хотим! – горячо выкрикивает Фред, позабыв, что его не услышат. Снова. – Думаешь, нам надо что-то ещё? И Гермиона продолжает свою мысль, без остановки: - Наверное, он никогда не оправится от твоей смерти, но, по крайней мере, он проживёт полноценную жизнь. Без тебя он найдёт что-то ещё. - Что? Что он найдет? Фред обессилено опускается обратно на кровать. Это как биться головой об стену. Никто не понимал – им с Джорджем не нужно ничего искать, потому что всё, что нужно, всё, чего они желали, у них было и так – они сами. Отношения, семья, богатство – всё придёт однажды и однажды уйдёт. Но их связь останется неизменной. Константа в вечно меняющемся мире. Гермиона вздыхает и качает головой с какой-то обреченностью. - Вот глупая, - бормочет она себе под нос. – Говорю с пустой комнатой, а ведь ты наверняка даже не здесь. Ещё раз тяжело вздохнув, она уходит, оставляя Фреда в одиночестве. Он пялится на дверь и размышляет о случившемся. Очевидно и ясно, что Грейнджер искренне верит в то, что говорит, и действительно хочет помочь Джорджу так, как считает лучше, но это не мешает Фреду сердиться на неё за всё, что она наболтала. Хотя какая-то его часть сочувствует ей, потому что он знает, что эта девушка никогда не поймет то, что бывает между близнецами, настолько близкими, как он и Джордж. Сразу позже он думает, а не слишком ли они двое созависимы, но тотчас отшвыривает эту мысль в черновой ящик в своей голове. Даже если и так, что с того? Какая разница? Их никогда это не волновало и не должно. Он всё ещё слишком перевозбуждён, когда дверь снова открывается, но на этот раз никаких нежелательных визитеров. Это Джордж, немного уставший, но довольный. Кончики его волос на шее влажные, а по коже сбегает пара капель – теперь понятно, что он заглянул в душ, и именно поэтому Грейнджер сумела застать Фреда одного для своего разговора. - А вот и я, - он улыбается, закрывая за собой дверь, и вся мрачная аура Фреда после разговора с Гермионой трескается по швам и разлетается в стороны. Он растягивает губы в ответ. - Как всё прошло? - Неплохо, учитывая, что я не снес крышу. Джордж проходит и кладет палочку на тумбочку, а потом садится на кровать рядом с Фредом и опускается спиной на матрас, оставляя ноги на полу. - Хорошо, что тебя не было, потому что я действительно много лажал и раз пять чуть не превратил упыря в фарш. Фред смотрит в лицо брата сверху вниз и кусает губы. Не то, чтобы он ожидал, что услышит поток сожалений о своем отсутствии, но, может, пара подобных слов была бы не лишней. «Я скучал по тебе», - думает он, но внезапно не знает, как сказать это. Такие простые слова, это даже не что-то новое, но почему-то они теряются где-то в груди, не добираясь даже до горла. И это вдруг поражает его так, что дыхание замирает. Фред перестает мигать, превращаясь в льдинку, и просто смотрит, смотрит. Его мысли превращаются в какой-то туман, и он не может выцепить ничего связного. Джордж немного сводит брови, пристально глядя в ответ. Кусает губы, пытаясь прочитать брата, как всегда, но в глазах его появляется досада. У него не может получиться, потому что Фред даже сам не знает, что думает, как же это может понять кто-то другой? На нижней губе Джорджа выступает красная маленькая капля крови. Фред вздрагивает и не может отвести от неё глаз. Да что с ним? - Эй, - шепчет Джордж, и капелька дрожит, готовая вот-вот скатиться с губы вниз, - что-то случилось, пока меня не было? Грейнджер. Случилась мисс Грейнджер. Фред не может сказать это. Он с трудом отрывает взгляд от капельки крови и отворачивается. - Ничего. Мне было скучно. - Ах, извини, Фред. Джордж глубоко вздыхает, и это напоминает то, как вздыхала здесь с таким же сожалением несколькими минутами ранее Гермиона. Фред кривит лицо и радуется, что успел отвернуться. - Ещё есть время, - по-своему интерпретирует его настроение Джордж. – Я научусь, обязательно. Под конец стало получаться лучше. Можно потренироваться ночью в саду. Гермиона оставила мешок с перьями на чердаке, так что я возьму их. И ты сможешь наблюдать издалека, из окна или просто отойдешь подальше. Это звучит хорошо. Фред чувствует удовлетворение и хмыкает. - Вот увидишь, как только я окажусь рядом, сразу всё получится. Я буду твоей Музой. - Моим вдохновением? – фыркает Джордж и костяшками пальцев толкает брата в бедро. - Твоим кем захочешь, - ухмыляется Фред и снова смотрит на него. Крови уже нет, должно быть, Джордж слизнул её, и это стирает последние следы плохого самочувствия Фреда. Он спускает ноги на пол и ложится, принимая такую же позу, как его близнец. Их головы слегка соприкасаются, и Фред улыбается. Джордж улыбается тоже, он видит его улыбку. И это хорошо. Это правильно. Пусть это только легкое затишье перед бурей, оба они сполна насладятся моментом. Обед проходит непривычно оживленно из-за рассказов Рона и Гарри о том, что они делали в Министерстве. Фреду приятно видеть, как похоронная аура за столом сменилась на что-то ещё для разнообразия. Он стоит за спиной Джорджа, опираясь локтями на его стул, и изучает лица своей семьи. Когда он замечает, что брат немного теряется или впадает в задумчивость, он дует ему по очереди то в одно ухо, то в дыру вместо другого. Джордж каждый раз забавно вздрагивает, по всему его телу проходит дрожь, а на голых руках сразу становится видно мурашки, и Фред довольно ухмыляется. Это развлекает его, за неимением возможности болтать с семьей или хотя бы просто есть. И то, что брат не может от него отмахнуться без подозрительных взглядов или ответить, делает ситуацию только веселей. Фред представляет, сколько таких обедов и ужинов ожидает их впереди, и ему кажется, что в груди у него трепещет солнце, щекочет своими тёплыми нежными лучиками, вызывая тихий смех, подобный рассвету весны. Это напоминает мир, наставший после войны. Наверное, так всё и должно было быть. Это похоже на дом. И Фреду так хорошо, что он забывает даже о том, что сердился на Гермиону. В конце концов, она ведь действительно хотела как лучше. Просто не совсем понимала, как именно. После обеда они идут гулять. Не просто в сад, а за ворота, туда, где не действуют защитные заклинания. И, наверное, им только кажется, что воздух здесь другой. Как будто свободней. Дышится легче, полнее. И крыльям за спиной не мешает стеклянный купол. Они спускаются к реке и по очереди бросают туда камушки. На холме возвышается мрачный дом Лавгудов, где-то за спиной – «Нора», а перед ними – синяя, дрожащая от ветра вода, такого же цвета, как глаза близнецов. - Давно мы не проводили время за таким бездельем, - замечает Джордж. Это правда. Сначала они тратили каждую минуту на изобретения и фокусы, потом к ним прибавился магазин, а затем всё перечеркнула война. Но теперь они здесь, бросают камни в воду, совсем как магглы или дети, и их это более чем устраивает. Потому что это только перемирие. Потому что их битва ещё не окончена. Фред думает так и искоса смотрит на брата. Джордж стоит, прикрыв глаза и подставив лицо солнцу, и немного улыбается. Он и сам сейчас похож на яркий луч, такой же ослепляющий, обжигающий, притягательный. - Давно, - соглашается Фред. – Но иногда это полезно, согласись? - Ага. Фред отводит взгляд, вытягивает руку и смотрит на солнце через свои растопыренные пальцы. Из-за света его ладонь кажется почти черной, только контуры алеют, будто угольки. Она выглядит совсем, как настоящая. То есть, как у человека. Живого человека. Она не прозрачная, она… глядя на неё так легко забыть о том, кем он стал. - Я хочу сходить кое-куда, - слова срываются прежде, чем Фред успевает остановить себя. Он не собирался ничего говорить, потому что знает, что это расстроит Джорджа, но теперь уже поздно. Разлитую воду не соберешь. - Ммм? – Джордж мычит безмятежно, и Фред заранее мысленно извиняется за то, что сейчас это разрушит. - Туда… на свою могилу. И бам! Атмосфера вокруг меняется со скоростью снитча. Джордж открывает глаза и таращится на Фреда так, будто тот заявил, что завтра женится на Гермионе. - Зачем? Тебя там нет. - Ну… - Фред ещё пытается как-то разбавить напряжение, - технически, всё-таки есть. Он сам не понимает до конца, почему хочет сделать это. Но что-то тянет его туда. Может, душа притягивается назад к телу, может, руки жаждут вернуть волшебную палочку, а может, какое-то чувство незавершенности, недосказанности. Он хочет отпустить себя. Принять тот факт, что он умер. Смириться. И начать получать удовольствие от своего нынешнего состояния. Сегодняшний обед показал, что это ещё как возможно. Сведенные грозно брови Джорджа похожи на скрещенные волшебные палочки, знаменующие запрет. Фред не ребенок и не привязан, он мог бы уйти прямо сейчас, но дело в том, что он не может, если брат не согласится. Джордж сверлит его взглядом. Ждёт продолжения. Пояснений, на самом деле. - Я не знаю, - сокрушенно качает головой Фред. – Ладно. Забудь. Джордж глядит в ответ тихо, пристально, и ничего не говорит. Ещё один камешек с тихим «бульк» падает в воду. Поднимается ветер, и он почему-то кажется холодней, чем до этого. - Домой? – тихо спрашивает Фред и сам удивляется, как приглушенно звучит его голос. Джордж мгновенье молчит, прежде чем отвечает: - Сначала зайдем на могилу. Он не говорит «твою», они оба и так это знают. Фред не удивляется. Для них это привычно – делать всё возможное и нет друг для друга. Оба они не были здесь со дня похорон. Фред шагает впереди и потому первым добирается до изголовья своей же могилы. На бежево-белом камне вырезано крупными ровными буквами его собственное имя. Ниже – дата рождения и смерти. А под цифрами – «Самое светлое сердце то, что смеётся даже в момент грусти. Любимому сыну, брату, другу». Фред опускается на корточки перед камнем и проводит пальцами по цифрам 02. День, когда он погиб. Если перевернуть, то получится его возраст. Теперь он навеки останется двадцатилетним. В тот раз он запаниковал. Но сейчас в груди на удивление пусто, как в доме после уборки мамой. Он не был уверен, что должен почувствовать, когда шёл сюда, но не сомневается, что точно не «ничего». Он слышит, как Джордж останавливается за его спиной, каким беспокойным становится его дыхание. - Фред, я… - его голос похож на жалобный стон, - я не знаю, что делать. Не нужно быть леггилиментом, чтобы понять, о чём речь. Это даже без особой связи на уровне мыслей очевидно. Фред убирает руку с камня и оборачивается. Джордж возвышается над ним, глаза его прикованы к могиле и кажутся похожими на две синие стеклянные бусины: такие же блестящие, но бездвижные. - Ты не можешь меня оттолкнуть, Джордж! – Фред не сдерживает эмоций. – Я остался ради тебя. Мне ничего не нужно. Не поступай так! Мы всегда плевали на законы магии, мы нарушали все правила, так нарушим и это. У нас будет целая жизнь, чтобы найти выход. - А если не найдем? – продолжает сомневаться Джордж. – Цена слишком высока. - Не бывает безвыходных ситуаций, - парирует Фред. Но брат словно не слышит. - Если мы проиграем… - Мы никогда не проигрываем вместе. Мы через столько прошли, вспомни, как часто мы рисковали! Но Джордж как будто позабыл. Его глаза всё такие же неподвижные, неживые. И Фред сердится за то, что не может до него докричаться. Он вскакивает на ноги и выдыхает: - Чего ты боишься, Джордж? И тогда Джордж, наконец, приходит в себя. Стекло его глаз разбивается, обнажая глубокие опасные ледяные воды. - Потерять тебя снова! – кричит он на надрыве. И опускается на колени прямо на траву. Фред застывает. - Та ночь была худшей в моей жизни, - бесцветно бормочет его близнец, больше не повышая голос. – Ты всегда меня видел, но я… В ту ночь я думал, что потерял тебя навсегда, что никогда больше не услышу твой голос, не поговорю с тобой, потому что ты умер. И всё, всё о чём я мог думать, это почему я не умер вместе с тобой. Джордж закрывает лицо руками и утыкается им в траву. И вся эта поза такая несчастная, такая болезненная, что Фред чувствует в горле острое лезвие. Его брат так уязвим в своих обнаженных чувствах, в своих ужасных мыслях, пугающих даже его, в этом признании о жажде собственной смерти. И теперь он сжимается, будто его бьют, словно верит, что если станет меньше, то получит не так много ударов Судьбы, что руками и коленями защитит самые чувствительные места. Фред умоляет… да кого угодно! – чтобы Джордж перестал страдать. Чтобы они оба смогли просто жить, не ломаясь как стекло каждый день по несколько раз. Он падает на колени рядом с братом и обнимает его, одной рукой накрывая его затылок, а второй обвивая спину и грудь. - Ты никогда больше меня не потеряешь, - уверенно обещает он. Клянётся. Себе. Джорджу. Всей Вселенной. И только комок слёз в солнечном сплетении мешает дышать. Намного позже, ночью, после нескольких часов тренировок, они оба лежат в темноте в своих постелях, и Фред тихо спрашивает: - Эй, Джордж. Ты правда готов меня отпустить? «Потому что я – нет». Но Джордж не отвечает минуту, пять, семь. Приподнимаясь на локтях, Фред заглядывает ему в лицо и видит, что, измотанный за день, его брат спит.