***
Вечером за Колей пришла Аня, сообщив, что штандартенфюрер ожидает его. -Ну пошли, — весело согласился он. В кабинете Ягер: -Проходи, коллега, садитесь. Развернул карту, сказал: — Мне понравилось, как быстро вы справились с ремонтом танка, Ивушкин. Коля скривился и сказал Ане: — Скажи ему, что меня зовут Николай, уши же режет, как он фамилию мою на разные лады тянет. Выслушал бурное удивление Ягера по поводу созвучности их имен, что они тезки, что в этом есть какая-то прихоть судьбы — одно имя на двоих, одно сражение, закончившееся для обоих пока поражением. — Херов ты поэт, — пробормотал Николай, слушая болтовню немца в переводе Ани. — Ты достойный противник, Николай, — говорил Клаус.- Пока что у нас один-один. Как думаешь, удастся тебе завтра обыграть меня на полигоне? — Да кто ж его знает, — пожал плечами Коля.- Расклад ты мне выдал хреновый — убитый танк, снарядов нет, так что… — Ты придумаешь что-нибудь, — хитро улыбался Клаус.- Как тогда в России, придумал сеном прикрыться, чтоб вас не заметили. — Так ты и не заметил, — не удержался от наглой улыбки Николай. — Давай выпьем, твое здоровье, — Клаус разлил по стаканам коньяк. Коля не стал спорить, выпил, бросив едкое: — Чтоб у тебя печень лопнула. — Долгой и счастливой жизни, — перевела Аня. Ягер только усмехнулся — еще раньше, когда она пыталась вежливо переводить резкие ответы Лины, он догадался, что жалостливая переводчица просто прикрывает своих соотечественников. Вот и сейчас, явно не счастья пожелал ему русский танкист, далеко нет. — На полигон выходите послезавтра, — обратился к Николаю, — вы будете стоять здесь, против вас будут идти вот с этой стороны и еще отсюда, — Ягер водил по карте, показывая нужные места. — А лучше будет, если мы начнем здесь, — Николай ткнул карандашом в план. Наудачу попытался протащить сейчас, хотя бы более выгодную для них позицию, откуда проще прорываться. — Мы сидим в засаде, затем я маневрирую, и выхожу на дистанцию поражения. Ягер добродушно смотрел и соглашался, а сам пытался просчитать, в чем здесь выгода для русских. Самый вероятный вариант, что бежать попробуют, понятное дело, ждать пока их разнесут курсанты, русские не хотят. Ну что же, если они будут отступать к лагерю и признают поражение, Ягер еще позволит им жить, а если рванут в лес — то рванут мины. Так что все просчитано и проверено, думал он, читая такие же хитрые расчеты в глазах Ивушкина, сидящего напротив него. Ягер внезапно поймал себя на мысли, что хотел бы узнать, как это было бы по-дружески планировать с ним бой, вместе провести его, выпить после победы, обмениваясь шутками. Ивушкин будил в нем заинтересованность — в чем-то похожий на него самого — волевой, готовый до конца идти за свои убеждения. Но в то же время он был другой — непредсказуемый, отчаянный, до яркости живой, что было чуждо холодной расчетливой нации, достойным сыном которой, был и Клаус. Эта, чисто русская, бесшабашность в Ивушкине цепляла и притягивала. Видимо, сентиментальность русских заразна, думал Клаус. Никогда раньше предположить не мог, что с врагом ему может быть интересно — враги созданы, чтобы их уничтожать, прогибать под себя. А тут — эта почти теплота с которой он воспринимает выходки русского, это уважение которое невольно появилось, пока он наблюдал за восстановлением волевого командира. Провожая глазами уходящего Ивушкина, Ягер думал, что не позволит пока лишиться своего лучшего врага.***
Лина пыталась уснуть, но все было бесполезно — слишком много мыслей и эмоций сейчас кружились внутри. Во-первых, после того единственного разговора, Николай пропал — значит не поверил ей, получается никакой возможности, хоть как-то спасти свой труд, у нее больше нет. Во-вторых Ягер — пока что он оставил ее в покое, это да, но ведь придется ему рано или поздно дать ответ. И девушка уже знала, какой единственно верный для себя, ответ она скажет. Остается только морально готовится к тому, что последует за этим. Ее внимание привлек тихий стук камня об решетку на ее окне. С удивлением подошла и увидела внизу улыбающего Колю. Невольно радостная улыбка появилась у нее в ответ: — Ты с ума сошел, еще бы посвистел. — Лина, — Коля внезапно почувствовал себя полным идиотом, когда он сюда шел, так много хотел сказать ей — и вот смотрит в любимые глаза, и слова просто не идут с языка. — Ты подумал над моим предложением? Когда учения на полигоне? Завтра? Нет? — Лина быстро продумывала их действия. — Тогда ты завтра днем должен прийти сюда. Я попробую незаметно выбросить в окно блокнот и несколько пробирок. Московский адрес напишу… — Лина, нет, — Коля покачал головой. — Ты сделаешь это сама. Она непонимающе смотрела на него. — Русские своих не бросают — Коля говорил безумные для нее вещи.- Собирайся, красотка, едешь ты с нами. Лина только головой покачала: — Нет Коля, мне не выбраться. Я не выйду через запертые двери и оконные решетки. Так что приходи завтра… — Нет, послушай, все звучит как полный бред, но шанс у тебя есть. Мы придумаем, как тебе выйти хотя бы на территорию лагеря. Когда будем прорываться, поднимется шухер полный, и ты сможешь незаметно выбраться за ворота. — У меня не получится, нет просто никакого варианта, чтобы меня выпустили. — Аня завтра попросит разрешить ей использовать свой выход за территорию, может ему потребуется второй переводчик, — убеждал ее Николай. — А если нет? — Ты должна сделать все, чтобы найти момент. Не знаю, придумай срочный повод отвести тебя к Ягеру, сыграй обморок, чтобы отвлечь их, ты сможешь. — Зачем это тебе? — спросила Лина.- Вам и так будет сложно вырваться отсюда, еще я… — Я тебя здесь не оставлю, я просто не могу иначе, — Коля серьезно посмотрел на девушку.- А ты. ты пойдешь со мной? Шансы выбраться есть, но тебе придется уходить, когда будет самая заваруха, буквально под пулями. — Под пулями, так под пулями, — кивнула Ангелина.- Лучше рискнуть, чем остаться и потерять себя.***
Утром Лина, стараясь, не привлекать излишнего внимания солдата, который крутился в лаборатории, аккуратно отбирала для побега пробирки и записи. Пока плана, как ей действовать не было, но она решила, как и в прошлый раз забрать все. Украдкой посматривала на солдата, который стоял в двери и наблюдал за ней. Хоть бы на минуту удалось отвлечь его внимание, тогда она может успеет забросить небольшую сумку в кусты. Если каким-то чудом, она окажется завтра на территории, то просто подберет ее — по-другому материал отсюда не вынести. — Разве ты не закончила уже работу? — послышался голос Ягера. Лина вздрогнула, вот он шанс, если их оставят сейчас вдвоем, надо быстро ловить момент, — Да, все закончено, доктор уже пишет отчет, сколько больных пошло на поправку. Я привожу в порядок последние записи, дозировки при течение болезни — сдержанно ответила Лина. — Надеюсь ты быстро все доделаешь, — Ягер подошел к ней, испытующе глядя в глаза девушки.- Думаю ты не откажешься провести со мной вечер? — Почему нет? — Лина старалась держаться нейтрального тона, привычно дерзить в сложившейся ситуации — верх глупости. Но и совсем уж переигрывать, чуть ли не вешаться на шею, тоже нельзя. — Я сейчас буду рада любому поводу, хоть на время выйти из этой милой комнатки. Ягер обратил внимание на ее нервозность, которую девушка с трудом скрывала, и сразу напрягся подозрениями: — Что с тобой? Надеюсь не пришла в голову очередная идея бесполезного геройства? Лина помолчала, отвела взгляд, призывая на помощь все хладнокровие. Сейчас от ее ответа зависело очень многое, наконец решилась взглянуть в холодные глаза, стараясь изобразить взглядом страдания: — Я просто все время думаю, что будет дальше. Моя работа готова и я…сейчас мне страшно. Поняла, что верно попала в цель — Ягер чуть расслабился и заговорил снисходительным тоном: — Ну так давай сегодня и решим твои страхи. Ты готова дать мне ответ? Стараясь справится с волнением, Лина твердо кивнула: — Да. Напряженно проводила его глазами, заметила, что он стоит к ней спиной, отдавая указания солдату, тем самым загораживая и ее. Прикинула расстояние до открытого окна, которое по счастью было открыто, и смахнула бумажный сверток в сумку. Бесшумно проскользнула к окну, не отпуская взглядом обе фигуры у дверей, быстро закинула сумку в сторону кустов. Девушка пыталась хладнокровно выстроить линию поведения на сегодняшний вечер. Ягер не доверял ей, следовательно любая просьба выпустить ее завтра вызовет только подозрения. Значит путь один — как-то оказаться утром в его комнате. Если она будет там одна, то с легкостью выберется через окно — в апартаментах штандартенфюрера естественно они были без решеток. Но быть в его комнате утром — пока эта задача нереальна. Нужно чем-то зацепить его, чтобы он оставил ее, только чем? Первая мысль, конечно — банальное соблазнение, но это настолько противоречило ее привычному поведению, что опять же, подозрительный Ягер может раскрыть ее игру. Нет, сыграть нужно на каком-то человеческом качестве, которое, как она подозревала недоступно жесткому штандартенфюреру. Ей вспомнился тот вечер, когда она впервые увидела с его стороны какого-либо проявление обычных человеческих чувств, возможно сочувствие? Лина чувствовала себя взломщиком сейфа, которому пока удалось подцепить лишь краешек обшивки. Возможно ли разбудить это, такое недоступное ему чувство, Лина не знала, но пока это все, что приходило на ум.***
Клаус отдавал последние распоряжения к подготовке завтрашних учений. Все шло как нельзя лучше — завтра важный для его карьеры день. Будут результаты танковой стратегии, лекарство готово, — можно возвращаться в Берлин. А вечером его ждет приятная победа — в том, что Ангелина решила добровольно уехать с ним, он не сомневался. Какое-то непонятное пока ему ощущение кололо где-то внутри. Он впервые с тех пор, как столкнулся с этой упрямой русской девушкой, не стремился подавить ее. Ему захотелось, чтобы она сама хотела быть с ним. Нет, точно, сентиментальность русских заразна, — усмехнулся Клаус. Когда он увидел ее тогда в слезах, почувствовал ее отчаяние загнанного в клетку человека, едкая горечь разлилась внутри, хотелось защитить ее, сделать что угодно, чтобы стереть эту боль из зеленых глаз. Конечно же, это не любовь, говорил себе Клаус, конечно же, он все равно не доверяет ей, конечно же, она все равно останется для него русской пленной. Все то, что между ними происходило — игра ума, игра силы и характеров. И конечно, сейчас он не будет жалеть, что создал ей все условия для того, чтобы проиграть.***
Лина шла привычным маршрутом по бесконечно длинному коридору, как всегда в сопровождении солдата, пытаясь справиться с внутренней дрожью. Сейчас все будет зависеть от того, насколько убедительно она сыграет роль, причем придется импровизировать на ходу. При этом она должна выглядеть очень искренней, при этом роскоши, позволить хотя бы раз ошибиться, у нее нет. Она представила свою цель — щекочущий волосы ветер свободы, бесшабашная улыбка Коли, знакомые с детства улицы старой Москвы. За все это стоит побороться. — Проходи, я уже заждался, — встретил ее Клаус. — Присаживайся, сейчас принесут ужин. Ты надеюсь голодна? — Немного, — девушка не стала возражать, хотя сомневалась, что сможет проглотить хотя бы кусочек, ведь все нервы натянуты, как струны. Ягер открыл бутылку вина, разлил по бокалам: — После танковых учений, я вернусь в Берлин. Хочу выпить за лучший город великой Германии. Ты бы хотела увидеть нашу столицу? — Была я в вашей столице, — улыбнулась Лина и взяла бокал. Как-то они неправильно начали, видя перед собой самоуверенную девушку, Ягер не загорится желанием сочувствовать. Значит надо добавить что-то личное в разговор, то, что она до этого тщательно скрывала. — Ты меня не слушаешь, где ты витаешь? — услышала она требовательный вопрос. — Прости, это просто воспоминания. Я ездила в детстве с родителями и в Берлин, и в Вену, да где мы только не были, — Лина говорила правду. — Твои родители, кто они? — Ягер заинтересованно смотрел на нее. — Мой отец был известным профессором-врачом. Мама была его помощницей-ассистенткой. Отца часто приглашали на медицинские конференции в разные города. — Лина тщательно подбирала слова, следя за его реакцией. — Так что Берлин мне знаком. Красивый город, но Вена мне понравилась больше. — Серьезно? Почему? -искренне удивился Ягер. — Вена…это сказка — дворцы, настоящие балы, — улыбнулась воспоминаниям девушка. — Где сейчас твоя семья? Осталась в Англии? — Нет. В Англии я жила одна. Моей семьи больше нет. Они помолчали, затем Ягер сдержанно спросил: — Это сделали мы? — Нет, это случилось до войны. Сталинские репрессии, слышал о таком? Отец…- она нервно сглотнула — он даже не дожил до отправки в лагерь. А мама не смогла жить без него. — Как ты выжила? Ты же была еще ребенком в то время? — Отец успел незадолго до ареста отправить меня в Англию к своему другу. Профессор Флемминг — бактериолог, поэтому неудивительно, что я тоже выбрала этот путь. — И все равно я не понимаю, — чуть нахмурился Клаус — зачем ты вернулась в страну, которая погубила твою семью? Во имя чего ты рисковала? Лина помолчала, сделала глоток вина, обезоруживающе улыбнулась: — Я не знаю… возможно сентиментальность, ведь война идет повсюду,.захотелось вернуться домой, и как видишь напрасно. — Не слишком это похоже на сентиментальную историю — прищурился Ягер.- Ты везла с собой рецепт пенициллина. Лина сделала очередную паузу, призвала на помощь всю свою искренность, посмотрела ему в глаза: — Я знаю, ты наверное меня не поймешь, ведь ты воин, твой долг — убивать. А я — врач, мой долг — помогать людям. Я должна была передать лекарство, хотя бы попробовать сделать что-то для спасения жизней. Быть врачом — это быть за гранью добра и зла, есть такой же долг, как и у тебя. Их прервали, Ягер открыл дверь, слушал донесение солдата, негромко ответил: — Хорошо пусть идет. Только подберите кого-то на завтра. И лучше мужчину, нечего бабам на полигоне делать. Ангелина поняла, что речь о замене переводчика, и этой заменой ей не стать. Почувствовала, как сжимается все внутри, от приступа легкой паники. Не выдерживая напряжения, девушка встала, прошла к окну, до боли сжала пальцы, с безмятежным видом смотря на лагерную площадь. Ягер подошел к ней, осторожно повернул к себе, чуть приподнял ее голову. Он мягко накрыл ее губы своими, ласкающе сминал их, раскрывая, скользил языком по кромке зубов, по небу. В поцелуе не было требовательной агрессии страсти, было ласковое узнавание. Он сжимал ее плечи не жесткой хваткой, как всегда, а словно удерживая хрупкую вещь. Неожиданно для себя девушка почувствовала, как горячая волна пробежала по спине, как словно от удара током, горят губы, там где он касается ее. Ничего себе игры в любовь, — испуганно пронеслось в мыслях Лины, она отчаянно пыталась найти себя, среди этого водоворота ощущений, которые смешались внутри. — Ты так на меня смотришь, — Ягер чуть отодвинулся от девушки. — Как? — выдохнула Лина. — Так, как если бы собиралась прыгать с обрыва в пропасть, — опять нахмурился он. Она не отпускала его взгляд, Клаус читал в нем и отчаяние, и мольбу о помощи, и твердость принятого решения, и он просто тонул в этом коктейле эмоций. И услышал ее чуть хрипловатый голос: — Возможно так и есть. У меня нет никого из близких, у меня больше нет дома, куда бы я могла вернуться, я устала пытаться выжить. И я…я собираюсь довериться человеку, для которого останусь пленной, из презираемой расы врагов…я не могу разглядеть будущее и потому… Девушка решила не прятать слезы, которые были сейчас вполне искренними. Ягер чуть сжал ее плечи, привлекая к себе, ответил: — Ты правильно сказала, я воин, я не умею любить. Но тебе нечего бояться, ты достойна быть со мной не в качестве бесправной игрушки. Я не хочу, чтобы ты больше плакала. Мы уедем отсюда, и ты сможешь оставить здесь свои кошмары, Лина.