Самый любимый враг

— Аufstehen, russische schwal! Николай очнулся от холодной воды, выплеснутой на голову. Сначала ему даже показалось, что время вернулось назад — уже который день, снова свист стека и ударов по телу, звенящий звук цепей, острая боль от нехватки кислорода в легких, когда топят в ледяной воде. Что ж, ему не привыкать, беспокоило только то, что имея возможность сравнивать предыдущие пытки, он ясно понимал, что сейчас все происходит вполсилы, словно кто-то растягивает удовольствие от медленной агонии пленника. Коля знал, кому это все нужно — дьяволу со шрамом на пол-лица, который заставит ответить и за этот треклятый шрам, и за проигранные сражения, и за Лину, сбежавшую от него. Память вернула тот день, когда их схватили, и Коля мог только с горечью вспоминать чем все закончилось. Он резко двинул локтем стараясь высвободиться из захвата Ягера, пытался высвободить прижатую руку, хотя бы чуть сдвинуть пистолет, но почувствовал взрывную боль в затылке. Очнулся он уже на подъезде к лагерю. С болью наблюдал, как построили заключенных во дворе, как вывели его экипаж, как огласили приговор. Ягер прямо светился от торжества, еще бы, ведь два солдата удерживали Колю в унизительном захвате — на коленях у его ног. Коля в последний раз смотрел на свой экипаж, как мужественно держится Степан, как Волчок напоследок пинал фрица, тащившего его на казнь. В глазах Серафима было смирение — он готовился перейти в более лучший мир. Коля сдавленно кричал, сбивал в кровь руки, готов был голову расшибить о стены — чувство вины раздирало душу, ведь не поддайся он порыву лично добить Ягера, возможно они бы все ушли тогда. С его первого дня в камере, по последнему капризу штандартенфюрера, было распоряжение без остановки крутить пластинки с германскими военными маршами. Николай чувствовал, что медленно сходит с ума. Единственное, что позволяло хоть как-то держаться — уверенность, что Лина и Аня ушли, ведь их не было на казни. Тогда все не зря, его любимая будет жить, а его рано или поздно, Ягер убьет. Надоест ведь когда-нибудь даже такой мрази издеваться. Но Ягер казалось и не думал положить конец этому издевательству, он вообще не появлялся в камере. Николай после стольких бессонных ночей, чувствовал многотонную усталость, и когда однажды дверь открылась, пропуская Ягера, был даже рад — ведь это означало, что сейчас все решится. Ягер с бесстрастным лицом прошел к его койке, остановился совсем рядом, в двух шагах. Еще Коля заметил маленького тщедушного человека, робко семенившего рядом, скорее всего переводчика. — Смотрю ты решил поболтать со мной, фриц? — усмешка едва тронула его губы. — Приятно видеть твой несломленный дух, — ответная улыбка Ягера походила на волчий оскал.- Это вдохновляет. — Не боишься продолжать свои грязные игры? — нагло улыбнулся Коля.- Хотел, чтобы я служил тебе, как цирковая собачка и чем это кончилось? — А чем кончилось? Ты разбил несколько моих танков, а я забрал твой танк, твой экипаж, твою свободу. Сколько у нас получается, два-четыре? — Ягер провоцирующе улыбался в ответ. Воздух между ними буквально звенел от напряжения. — Ты кое-что забыл, двоим удалось уйти, — Коля чувствовал, что его покидает апатия последних дней — дразнить немца доставляло мрачное удовольствие. — Ты видно тоже уже многое забыл, — намек Ягера не оставлял сомнений. Коля молчал, пока они сверлили друг друга прожигающими взглядами. Позже и сам не мог вспомнить, в какой момент он прошипел, резко поднимаясь: — Ах ты сука, — и резко выбросил вперед сжатый кулак. Безупречная реакция уберегла штандартенфюрера от перелома носа, зато кулак проехался по его скуле. Следующие минуты они на злом энтузиазме яростно боролись. Ягер был конечно сильнее, но Коля чувствовал что ненависть за все, что сделал с ними этот немец, кипела в крови, давая силы. Испуганный переводчик позвал солдат, но Ягер через плечо бросил короткое: — Не вмешиваться. Он в это время с силой отбросил Колю спиной к стене и ударил в солнечное сплетение: — Почему именно она, Ивушкин? Я специально отправил вам эту девчонку-переводчицу, пожалел тебя. Коля тяжело отдышался, перехватил его руку, и пока Ягер не опомнился, еще раз успел вскользь мазнуть по его подбородку ударом. — Да, фриц, почему именно она? чистокровных арийских баб не хватило? Коля бросился на Ягера, умудрился сбить с ног, навалился, пытаясь врезать куда дотянется. Ягер обхватил его кисти, без видимых усилий сбросил Колю и, перекатившись, придавил его руки. Гнев рвался через выдержку, когда он смотрел в эти непокорные глаза, так напоминавшие выражением другие. Они с Линой похожи — упертые, непредсказуемые, и совсем не умеют держать в себе эмоции. — Ваша судьба была сгнить в этом чертовом лагере! Я дал вам возможность жить по-другому. Только и требовал — выполнять свою работу. Я даже решил оставить твою жалкую жизнь… Коля зло, хрипло засмеялся: — Вот спасибо. И ты решил, что и я, и она плакать от счастья будем, сидя в клетке на привязи? Никогда я не смирюсь, не буду жить в плену… Клаус отпустил его руки, поднялся и бесстрастно отчеканил: — Ты вернешься со мной в Берлин… в качестве военного трофея. Будешь тренировать курсантов в моем училище, будешь, если надо, мишенью, будешь учить их уничтожать советские танки. Николай поднялся тяжело дыша, его словно током прошивало от унижения, от бессилия, от желания размазать по стенке Ягера. В глаза бросилась висевшая недалеко от него тяжелая цепь, он молниеносно оценил расстояние до немца, поворачивающегося уходить. — Не учили никогда не поворачиваться спиной к врагу, Николаус? — Коля набросил на его шею цепь, притягивая к себе и потуже сжимая железные звенья. Ягер пытался сделать вдох, руками расцепить душащую цепь. Коля продолжал сжимать, яростно выдыхая ему в ухо: — Я лучше сдохну здесь и тебя за собой утяну. Ягер уже покрасневший от нехватки воздуха, безуспешно пытался разомкнуть эти душащие руки, но тут подоспели солдаты, которых все-таки вызвал испуганный переводчик. Все произошло быстро — удары по голове, ребрам, животу, снова холод цепей на руках. Ягер мерил шагами камеру, периодически окидывая нечитаемым взглядом. — Ну че ты кругами все ходишь, давай уже бей, ты ж поквитаться хочешь, — устало выдохнул Коля. Клаус удивленно поднял брови: — Бить беспомощного врага — ты за кого меня принимаешь? К тому же я понимаю тебя, я бы тоже не сдавался до последнего. Но ты должен усвоить, то, что я сказал раньше. — Я не буду больше танцевать перед тобой на задних лапках, не заставишь. Здесь больше нет никого, чтобы ты мог меня подловить. — Ты даже не представляешь, что я в состоянии тебя заставить, — хищно ухмыльнулся Клаус. Он вытащил армейский нож, кивнул солдатам. — Подержите его. Ягер рванул на Николае лагерную рубашку, провел лезвием ножа по груди. — Ты че задумал? — дернулся Коля. Он чувствовал, что нож неглубоко входит в плоть, скользит неровными линиями и слишком поздно пришло понимание, что он вырезает символ свастики. Ягер чуть отступил назад, словно любуясь своей аккуратной работой и бросил Коле: — Привыкай к тому, что ты собственность Третьего рейха.

***

Клаус устало потянулся на стуле, отложив бумаги. Взял со стола бокал коньяка, видит Бог сегодня ему нужно немного расслабиться. Ивушкин в очередной раз удивил его сегодня. Вот какого же черта он просто не повесил его вместе с остальными? Он старался держаться от русского подальше, отправив в камеру и отдав приказ не перестараться с наказанием. Не доверял себе, после увиденной сцены, чувствовал первобытный гнев, побуждающий убивать голыми руками. Достаточно того, что он нарушил свои принципы с Линой. Его стиль — хладнокровно подчинять, завоевывать продуманной стратегией, при необходимости — ликвидация быстрая и без лишних кровавых деталей. А Ивушкин — какой смысл убивать человека, который постоянно и так рискует быть убитым и не боится смерти? Нет, Ягер сломает его гордость, принципы, чувства, а то, что это еще и принесет пользу Германии — так это приятный бонус. Клаус, поморщился и пересел поудобнее — все-таки Ивушкин зацепил тогда его на мосту — пара треснутых ребер, ушибы после тряски в потерявшем управление танке беспокоили до сих пор. Ягер усмехнулся — еще и сегодня едва не задушил его, что ж сам виноват, действительно нельзя поворачиваться к врагу спиной. Даже к кажущемуся беспомощным, даже к ослабленному — а в случае с русскими, даже наверное и к мертвому. Ягер думал, что это полное безрассудство — бросаться на того, в чьих руках твоя жизнь, тем более из-за женщины. Конечно, похвально, но делает русского слабым. Раз они с Линой так любят друг друга, это и сыграет против них. Клаус без удовольствия думал, что ему придется завтра играть грязно и быть готовым до конца держать свои условия. Может быть, конечно все обойдется более спокойным вариантом — успокаивал он себя. Но полностью просчитать действия Лины и Николая ему пока не удалось, это надо признать. Оба постоянно умудрялись вдребезги разбивать его холодную логику. Завтра он узнает насколько верна его стратегия.

***

Лина уже два дня сидела в полном неведении о дальнейших действиях Ягера и это уже порядком действовало на нервы. К ней приходили только чтобы принести еду. Девушка пользовалась временной передышкой от пыток, но надолго ли это все? Послышались шаги у дверей голоса, в камеру вошел Ягер в сопровождении переводчика и человека в полосатой форме. Лина вскрикнула, узнав Колю: — Ты жив! Он моментально с ней отреагировал потрясенным: — Что за… Ягер картинно начал аплодировать: — Бедные несчастные влюбленные! Ваша любовь войдет в историю лагеря. Скажи — обратился он к девушке — ты ведь рада, что он остался жив? — Зная тебя — нет, — Лина пока не могла сориентироваться в этом отвратительном спектакле. — Николай, а ты что скажешь? — Клаус разговаривал с ними в излюбленной снисходительно-добродушной манере. — Можешь не отвечать, я не сомневаюсь, ты очень рад ее видеть. — Отпусти ее и я согласен, — глухо сказал Коля, глядя в насмешливые глаза.- Что ты там от меня хотел, все сделаю. Зачем она тебе, она ведь сделала свою работу. — О, вот тут как раз проблема, — протянул Клаус.- Ваша страна не знает своих героев. Видишь ли, Лина упорно наступает на одни и те же грабли — она опять стащила материалы из лаборатории. Только в этот раз пошла дальше — отдала их вашей переводчице. Умный кстати ход, признаю. Коля только ободряюще улыбнулся Лине и спросил Ягера: — Ну, а от меня ты чего хочешь? Раз она не хочет работать на вас — придется тебе смириться. — Я понял, ты считаешь что я не причиню ей вреда из-за личного отношения? Ну так смотри, — он подхватил под локоть Ангелину и протащил ее к Коле.- На этот раз ей пришлось ответить за непослушание. Он рывком потянул с плеч ее платье, обнажая руку с выжженными буквами, синяки на спине. — Ах ты мразь, недобитая, — прошипел Николай сквозь зубы.- Ты все-таки… — О, это пустяки она получила довольно легкое наказание за уже второй побег. А клеймо — чтобы никто больше не сомневался, что она моя, — Клаус казалось наслаждался бессилием своего соперника.- А вот если ты не убедишь ее быть послушной, мне придется… — Коля, мы не должны позволить загнать себя снова в угол. Ты же понимаешь, дело уже не в пенициллине, он на этом не остановится, заставит меня дальше работать на них, проводить опыты с людьми, — отчаянно заговорила Лина. — Лина, я не могу…ты должна жить, — Коля с сомнением смотрел в ее глаза. — И чем ты заплатишь за мою жизнь? Предательством родины? будешь выполнять малейшие прихоти этого гада? Да лучше сдохнуть, чем так жить. Помедлив, Коля кивнул, беспомощно глядя в ее лицо. — Переведи, что они говорят, — резко бросил Ягер переводчику. Поняв смысл, снова почувствовал гнев, вот же упертые, решили значит дружно и трагически умереть друг за друга. Что ж, придется тоже идти до последнего, переехать их словно танковыми гусеницами. — Значит ты отказываешься? — потянул к себе за руку Ангелину.- Ты думаешь, я просто отдам приказ повесить его или расстрелять и все? Я буду медленно убивать — каждый день ломать ему кости по одной. Как-то, беседуя с шефом полиции гестапо, я узнал, что можно практически полностью вытащить глаз из глазницы и он не оторвется. Можно еще кислотой выжигать лишние части тела. Что ты предпочитаешь увидеть сначала? Лина потрясенно молчала. Коля медленно покачал головой: — Ты не должна из-за меня менять решение. — Похвально, что ты не боишься смерти. А что насчет нее, Николай? — Ягер, словно дьявол играл на их чувствах.- Я не убью ее, тут ты прав. Знаешь солдаты здесь лишены внимания красивых девушек. Полудохлые еврейки не возбуждают желания, но Лина ведь другая. Раз она бесполезна мне, я отдам ее своим солдатам. И ты будешь наблюдать, как ее насилуют снова и снова и знать, что не спас ее. Пожалуй сейчас мы и начнем. Он толкнул Лину на койку, сдергивая с ее плеч платье. — Ягер, сука, руки убрал, — надрывно заорал Коля.- Не трогай ее! — Твой ответ, Николай, — голос Ягера был подобен звенящему металлу. — Сказал же, согласен, — Коля с ненавистью смотрел в холодные глаза. Ягер повернулся к Ангелине: — Ну, а ты что скажешь? По-прежнему отказываешься доделать свою работу? Лина в это время пытавшаяся привести в порядок платье, обожгла его через растрепанные пряди волос яростным взглядом. — Я вернусь в лабораторию, но если ты обманешь, я найду способ отравить тебя. Специально выращу какую-нибудь редкую заразу в пробирке и ты сдохнешь… Ягер обвел их обоих жестким взглядом и оборвал ее: — Ты, — кивнул Лине, — должна за неделю приготовить то, что украла до этого. Мне все равно, как ты это успеешь, я верю, ты меня порадуешь. Вы оба выполняете все мои приказы, если кто-нибудь из вас решит проявить очередное геройство, или хоть в чем-то возразит мне, я сделаю с другим все то, о чем сейчас говорил. Если кто-то из вас решит благородно уйти из жизни, например наглотавшись препаратов, или повесившись на простыне, то оставшийся ответит мне за обоих. Он пошел к выходу, задержался, взяв из рук переводчика русско-немецкий словарь и небрежно бросил его Коле: — Советую, пока есть время, учить язык.

***

Следующие дни Ягер с головой ушел в работу, подготавливая документы, перед отъездом в Берлин. Николай был надежно заперт в камере, доктор сообщал, что Лина круглосуточно работает, все шло как нельзя лучше. Вот только… Лина, между ними так и осталась та ночь, чужие объятия по-прежнему разделяли их. Его не беспокоило больше то, что она любила другого — в сложившихся обстоятельствах она ничего не посмеет предпринять. Но он должен снова владеть ею, подчинить себе ее тело. Чем раньше она выбросит Ивушкина из головы, тем лучше. Под его руками, когда он будет сминать поцелуями ее губы, она быстро поймет кому принадлежит. Хотелось трахать ее, упиваясь сладкими криками, не позволяя ей отвести взгляд чтобы она видела, кто берет ее, глубоко проникая в нее саму, в ее сознание, стирая любую память о других поцелуях. Живот сразу напрягся, а рука невольно двинулась вниз, поправляя брюки чтобы скрыть набухающую эрекцию. Ягер решительно двинулся в коридор. Он вошел в лабораторию, Лина сидела, низко опустив голову над тетрадью, что-то писала. — Вставай, потом закончишь, — окликнул девушку Клаус. Она медленно подняла голову, недоумевающе глядя на него, словно и не слышала. Он резко шагнул к ней: — Это что еще такое? я неясно сказал… И осекся — девушка обмякла, медленно падая со стула. От неожиданности он даже не понял в чем дело, наклонился и даже через ткань платья ощутил неестественно горячую кожу. Приложил руку к щеке и чуть не отдернул — ее кожа буквально горела, обжигая жаром. Подхватив ее на руки, крикнув солдату: — Врача сюда, быстро! — Быстро прогрессирующая пневмония, — констатировал доктор, откладывая фонендоскоп. — Откуда? -нахмурился Ягер.- Она была абсолютно здорова. — Чему вы удивляетесь? Мы находимся в концлагере. Вам разве неизвестно, что здесь каждый день мрут, как мухи, эти отбросы. Плохое питание, истощение, холодные сырые камеры, да мало ли причин, — пожал плечами доктор. — А девчонка все же еще и с заразой всякой работает. Ягер чертыхнулся, ругая себя за просчет. В стремлении подавить ее он не учел того, что ослабленный организм девушки, перегруженный работой в таких условиях, может просто не выдержать. — Делайте что хотите — вы должны ее вылечить.

***

— Штандартенфюрер, тут уже ничего не сделаешь, жар не сбивается, микстуры от кашля не помогают. Ягер чувствовал, как все эмоции последних дней растворяет словно кислотой. Гнев, ненависть, ревность, болезненное притяжение — все по капле покидало его душу. Только холодная мертвая пустота медленно заполняет все внутри. Смотрел на хрипло кашляющую девушку — она спала нездоровым тяжелым сном. Провел рукой по ее щеке, такой горячей, что обжигала пальцы. Клаус смотрел на нее и видел как в калейдоскопе разные живые образы — Лина обнимает его во сне; с вызовом смотрит на него; беспомощно плачет; улыбается такой редкой мягкой улыбкой; он целует ее, глядя в растерянные зеленые глаза. К чему было все, чего он добивался, если получается, что он уничтожил ее? Ягер всегда считал, что легко относится к смерти — ее никому не удавалось пока избежать, никогда не сожалел ни о чьих потерях. Сейчас впервые ощущал раскаяние, которое уже словно раскаленная игла начинало пробивать всю его холодную расчетливую логику. Вдох — он не мог по-другому, она просто должна была не сопротивляться и ничего бы этого не было. Выдох — она бы по-другому жила, если бы не попала сюда — стала бы талантливым профессором, чьей-то женой, родила бы парочку пухлощеких малышей. Вдох — все мы рано или поздно смертны, жаль конечно, что так не вовремя… Выдох — горло сжимает спазмом, четкое осознание, что она может перестать дышать, существовать бьет глухой болью. Повинуясь неожиданному для себя порыву, вышел в коридор — ноги сами понесли в камеру Ивушкина. Он и сам не знал чего ждал от русского — уж точно не утешения. Пусть он тоже страдает. Переводчика не было, но Коля каким-то образом по выражению его лица понял, что случилось непоправимое. В два шага пересек расстояние между ними: — Что ты с ней сделал? — Sie stirbt, — бесстрастно ответил Клаус. — Она умирает. Коля тяжело выдохнул, заглянул в пустые глаза Ягера и глухо сказал: — Ну так сделай то, зачем пришел. Стреляй. Каким-то образом они понимали друг друга без переводчика. Клаус смотря в его потерянные глаза, чувствовал, как все их противостояние потеряло сейчас смысл. Он кивнул: — Bald. ich lasse dich gehen, Soldat. — Скоро. Я отпущу тебя, солдат.