eleven

Девушка с трудом распахнула покрасневшие, жгущие от обилия пролившихся несколько часов назад слез, глаза, когда небо за большим окном в гостиной Антона было уже совсем темным. И, скорее всего, Этери проспала бы и до самого утра, если бы не противная мелодия телефонного звонка, исходившая из кармана её джинс. Не смотря на экран, шатенка свайпнула по экрану пальчиком и, так и не меняя горизонтального положения на диване, приложила трубку к уху. — Доченька, привет! — Мамин радостный голос отдался внутри приятным теплом и всё же заставил хоть немного прийти в себя. Прохорова с нешуточным усилием, превозмогая ломоту всех костей и головную боль, смогла хотя бы сесть и, потерев измученные глаза, медленно огляделась в полумраке комнаты. На столике перед диваном лежали пачки с какими то таблетками, миска с водой и мокрое полотенце, пара кружек остывшего, кажется, чая. А в кресле, стоявшем сбоку, тихо посапывал задремавший, укутавшийся в свою олимпийку Антон, которого девушка поначалу и не заметила. — Не разбудила тебя? Прости, что раньше не получилось позвонить: мы целый день по работе тут носились, документы всякие оформляли. — Привет, мамуль. — Тери тихо выскользнула из комнаты в коридор и стала медленно открывать двери квартире в поисках ванной. Больше всего на свете сейчас хотелось умыться. — Ничего страшного, я всё понимаю. — Так, а что с голосом? — Женщина на том конце тут же уловила болезненные хрипы в ответе дочери. — Да нормально всё, приболела чуть-чуть просто. Завтра на учебу не пойду, думаю. — Ну как ты умудрилась-то опять? Температура есть? Кашель, насморк? Что пила, горло полоскала, лекарства есть? Может, тётю Наташу попросить, чтобы принесла тебе всё, посмотрела за тобой? — Переживания мамы заставили девушку натянуто улыбнуться, и при этом активно работать головой, чтобы успокоить женщину, которая уже была готова вылетать домой. — Не нужно, мамуль, не волнуйся. У меня тут всё есть, я все лекарства выпила. Если что — врача вызову, хотя это и не понадобится. Просто простыла немножко. — К этому моменту она как раз нашла нужную ей дверь и теперь стояла перед зеркалом над раковиной, думая о том, что делать с этим ужасным внешним видом, потому что показываться так перед Миранчуком казалось ей самым страшным кошмаром. — Ты мне лучше расскажи, что у вас там. Как Вена, как погода? И пока Анна Отаровна вела свой рассказ об их австрийских бизнес-партнерах, шатенка тщетно пыталась смыть следы усталости с лица холодной водой. Но чего она не ожидала, так это того, расслышав сквозь сон внезапные шевеления в своей квартире, через несколько секунд рядом с ней бесцеремонно материализуется сонный Антон. Девушка в панике застыла с телефоном у уха, просто молясь, чтобы парень молчал и не выдавал своего присутствия, пока на проводе ни о чем не подозревающая мама свято верила в то, что её ребенок сейчас одиноко болеет в своей квартире. И к величайшей её удаче, Миранчук, словно на ментальном уровне всё понимая, не собирался ничего говорить вслух. Он беззвучно подошел к Прохоровой впритык, прикоснулся к её лбу теплой ладонью, а затем и губами, от чего она шумно выдохнула весь воздух и ощутила, как увеличивается пульс. Парень сделал это так просто и буднично, что складывалось ощущение, будто так должно быть всегда. — Ладно, радость моя, пойду я спать, а то с ног валюсь уже. И ты иди, только обязательно горло прополощи и противовирусное выпей. И завтра с утра позвони, как проснёшься. — Хорошо, мам, спокойной ночи. И папе привет. Люблю вас. На этой прекрасной ноте, облегченно выдохнув, Этери сбросила вызов и развернулась к парню, который тоже пришёл умыться после сна и сейчас то и дело поглядывал на неё через отражение в зеркале. А девушка, вдруг вспомнив о том, как отвратительно выглядела, спешно отвернулась от него в обратную сторону и слегка опустила голову, прикрывая красное лицо длинными волосами, чем вызвала явное недоумение Антона. — Ты чего? — Миранчук попытался развернуть девушку к себе, на что та поддалась с явной неохотой. — Тери, что такое? Что-то болит, может, вызвать тебе врача? — Ему показалось, что температуру сбить удалось, но поведение девушки заставляло беспокоиться. — Нет, все хорошо, Тош. Но ты не знаешь, где моя сумочка? — Только не говори мне, что ты сейчас куда-то ехать собралась. — Футболист недовольно цокнул языком и покачал головой. А Этери вдруг, к собственному удивлению, поняла, что домой действительно ехать даже не думала. — Нет, просто я лохматая, опухшая и красная как ваша футбольная форма. А там расческа и косметика… — Прохорова чуть спрятала лицо за ладошкой, а Антон, услышав, наконец, причину этих метаморфоз, только тепло рассмеялся и прижал девушку к себе поближе, обнимая крепкой рукой за шею. — Это несмешно, Миранчук, я серьезно. — В голосе шатенки прозвучали обиженные нотки, но сопротивляться этим объятиям она вовсе не собиралась. Наоборот, она руками обвила талию молодого человека и прижалась щекой к груди, вдыхая аромат парфюма и греясь теплом мужского тела. — Так где сумочка всё-таки? — В прихожей на тумбочке лежит. Но если хочешь моё мнение, то ты и так очень красивая. Они простояли в таком положении несколько минут, и Этери, опьяненная таким проявлением ласки, с огромным трудом оторвалась от парня, чтобы все же хоть немного привести себя в человеческий вид, и добралась до так удачно прихваченных расчески и консилера с бальзамом для губ. Через десять минут они уже вдвоём сидели в гостиной, попивая горячий чай. Миранчук заботливо впихнул в шатенку несколько таблеток, список которых составила ему мама. Он не говорил об этом Прохоровой, но на самом деле, он несколько часов не отходил от неё, пока та спала, прикладывая холодное полотенце ко лбу, проверяя каждые полчаса температуру и вливая сквозь сон разведённый пакетик жаропонижающего. Парень не мог вспомнить, когда в последний раз у него было такое желание заботиться о ком-то кроме себя. — Ты точно не голодная? Я могу заказать ужин. Или в холодильнике хотя бы возьми что-нибудь перекусить. — Антон медленно перебирал волосы девушки пальцами, которая устроилась у него под боком, изредка посматривая за идущей по телеку не самой выдающейся футбольной игрой. — Не хочу. — Тихонько протянула она, не желая ни на секунду менять удобную позу. Время вот-вот подходило к одиннадцати, и было очевидно, что сегодня Этери оставалась дома у Миранчука. Они даже не обсуждали этот вопрос, это просто было ясным для обоих фактом. Особенно, для Антона, который уже успел застелить для неё постель в гостевой комнате, где обычно оставались Лёша или мама. Предлагать лечь с ним он не рискнул: понимал, что услышит отказ. Всё же, как бы они оба не отгораживались от воспоминаний этого дня, забыть, что Этери ехала к нему с мыслью о расставании, не получалось. Им нужно было об этом поговорить. Антону очень хотелось расставить точки над и, узнать, что произошло в этой симпатичной голове, но он мысленно решил отложить это до лучших времён. В конце концов, сейчас все было как нельзя хорошо, а шатенка действительно было морально и физически истощена. Этери же, кажется, впервые за месяц не думала вовсе. Хотя стоило бы, потому что обсудить с Антоном ей было что, и она это прекрасно осознавала. Но лёжа в его руках, в его квартире, на его диване и с чаем в его красно-зелёной кружке она чувствовала себя так правильно и счастливо, что не могла позволить себе разрушить это ощущение. Так что они позволили друг другу сделать вид, что ничего не произошло и просто быть рядом. Девушка, пригревшись, протяжно зевала, но никак не решалась подняться и пойти спать — расходиться с Миранчуком после длительного перерыва не хотелось ни на секунду. Но парень заметил, что до того, как она провалится в сон, пройдёт совсем немного времени, так что взял инициативу в свои руки и решительно отправил в кровать. Антон проводил Прохорову в отведенную ей комнату, вручил одну из своих футболок, чтобы переодеть уличную одежду и сообщил, что вернётся через пять минут, чтобы дать последнее на сегодня лекарство. Правда, эти пять минут показались девушке вечностью, потому что, как только голова коснулась мягкой подушки, а сверху её прижало толстым одеялом, сдерживаться ото сна стало невыносимо. Тем не менее, отчаянно сопротивляясь закрытию век, она дождалась появления молодого человека и взяла таблетку из его рук. — Антон? — Через полузакрытые глаза она посмотрела на Миранчука, который закрывал в комнате шторы и приоткрывал форточку. — Я такая тупица, прости меня пожалуйста. — Я и не обижался. — Он слегка улыбнулся, подошёл к Этери и уже собрался выключить ночник над кроватью, когда Прохорова сама приподнялась на локтях и, притянув парня за руку чуть ближе, коротко поцеловала в уголок губ. — Спокойной ночи. Если что, зови меня, я рядом. — Я люблю тебя. Миранчук услышал это уже на выходе. Он на секунду замер, держась за дверную ручку, а потом счастливо, во весь рот, улыбнулся и прикрыл дверь. Большего ему было и не надо.