Луна утонула

      Молодой священник и девушка ехали к дому в полном молчании. Иде физически не могла вымолвить и слова, а Чонгуку было совершенно не до этого. Да, он вновь спас ситуацию. Не дал Чимину совершить расправу, сохранил жизнь ведьме, продолжил выполнять свой долг перед Епископом, тогда почему последние слова Сокджина, брошенные ему в спину, пробудили столько сомнений.       «Не забывай, кому ты по-настоящему служишь…» — раз за разом отдавался голос священника эхом в мыслях.       Конечно, Сокджин имел ввиду совсем не Епископа, интересы которого Чонгук отстаивал или же просто прикрывался этим оправданием преследуя свои цели. Впервые парень задумался над тем, насколько искренен был сам с собой. И к своему удивлению обнаружил, что бросившись на помощь Иде, о своем долге перед Папой он думал в самую последнюю очередь, если вообще мысль об этом хоть раз появилась в его голове. Чонгук с горечью осознал, что он наслаждался ощущением силы магии в теле, болью Тэхёна и беспомощностью Чимина. Чувство превосходства переполняло его в то мгновение. Он действительно сбился с пути раз позволил силам зла опутать его и затмить голос разума, Джин это увидел так же ясно, как видел теперь и сам Чонгук. Он не должен был давать волю рожденной ненависти, допускать даже мысли о возможном наказании или отмщении. Судить и миловать мог только Господь. Но самым пугающим во всем этом было то, что Чонгук теперь не мог быть уверен в себе. Кто знает, возможно, в следующий раз его уже никто не сможет остановить, а утверждать, что в будущем он сможет сдержаться, не стоило. Злоба к двум братьям до сих пор клокотала в нем, ища выход.       Под натиском сомнений решимость молодого священника колебалась, словно пламя свечи на ветру. Что, если он не должен был спасать Иде? Но, вдруг, именно его руками Всевышний таким образом исполнил волю свою? Ведь сказано было: «Ни один волос с головы вашей не спадет без дозволения Господня», а девушка покаялась, уверовала.       У Чонгука не было ответов на все эти вопросы, как и не было времени думать о свершенном. Оставалась лишь молитва, которую он, прикрыв глаза, произносил одними лишь губами, надеясь на искупление:       — Господи, Царь Небесный, Дух истины и душа души моей, поклоняюсь Тебе и молю Тебя: наставь меня, укрепи меня, будь моим руководителем и учителем, научи меня тому, что следует делать. Поведай мне, Господи, все повеления Твои, я же обещаю исполнять их и с любовью приму все, что мне будет послано Тобою. Одного только прошу у Тебя: научи меня всегда творить волю Твою. Аминь.       С молитвой, облегчения душевным мукам молодого священника ожидаемо не пришел конец. Все казалось слишком запутанным теперь. Жеребец рысью преодолел расстояние отделявшее опушку леса и заброшенное жилище. Когда животное остановилось у дороги, Иде сразу соскользнула с седла вниз. Только ее ступни коснулись земли, как ноги моментально подкосились. Чонгук не успел подхватить тощее девичье тело вовремя, так как сам все еще находился в седле. Поспешно оббежав жеребца, парень протянул руки, желая помочь, и только, когда обхватил за плечи, почувствовал насколько сильно девушка дрожит. От холода ли или же от страха, он не мог спросить, поглощенный внутренней борьбой с самим собой.       — Можно я немного здесь посижу? — спросила у него Иде, цепляясь за края все еще расстегнутого камзола, глядя куда-то сквозь Чонгука нечитаемым взглядом, словно боялась и его тоже.       Она слышала лишь последние слова священника и теперь точно знала, кем он являлся. Посланник Папы. Верный слуга того самого необъяснимо ужасающего Епископа, которым пугал ее ночами ведьмин голос. Возможно, Чонгук так заботился о ней только потому, что ему необходимо выполнить порученное задание. Эта догадка совершенно не нравилась ей, унылая безысходность сочилась из подобных предположений, а внутренняя решимость устроить все же свой побег только крепла, подгоняемая шепотками изнутри. Он действительно мог ее предать. Или продать… Смотря с какой стороны на все посмотреть.       — Да, — Чонгук запнулся, в нерешительности глядя на ее бледное лицо и свисающие влажные пряди волос. — Да, конечно, — повторил он еще раз, уже больше для себя. Собственные страхи не оставили парня, отвлекая его от внезапных перемен в Иде. — Но не будем задерживаться, ладно? — Чонгук присел рядом, переместив взгляд с ее лица вдаль. Иде кивнула, едва заметно отстранившись от него. — Нужно, как можно быстрее развести огонь и согреться, — заторможено произнес Чонгук, потому как мысли его были сейчас далеки от этого места, и он с трудом мог отдавать себе отчет в происходящем. Молитва не помогла.              Они сидели прямо на пожелтевшей траве, у самой изгороди, покрывшейся мхом от старости. Иде опустила вниз голову, словно провинилась в чем-то. На коже уже проступили следы от пальцев Чимина, еще недавно душившего ее, и девушка прошлась по отметинам ощущая боль не только физическую. Охотники были все еще далеко в лесу, но теперь Иде не могла чувствовать себя спокойно даже рядом с Чонгуком, хотя до сих пор инстинктивно тянулась к нему. Видя его отстраненность и странное выражение лица, девушка не могла понять, что же за чувство тянуло ее к парню. Вместо того, чтобы прислушаться к голосу ведьмы и бежать от священника без оглядки, ей наоборот хотелось прижаться сильнее, закрыть глаза и не отходить от него ни на шаг. Иде надеялась в скором времени спросить того прямо, а после ответа, отбросить все сомнения, догадки и оставить только веру в лучшее. Однако в ее настоящем довериться можно было только себе. Если она конечно хотела выбраться из всего живой и сохранить свою свободу.       Глазами девушка исподтишка разглядывала лицо Чонгука, который откинул голову назад, уперевшись затылком в каменный забор, как будто ее могли за такое наказать. Приблизиться Иде так и не решилась. Взгляд невзначай опустился ниже и зацепился за что-то черное, на предплечье парня. Камзол его был не до конца застегнут, а белая рубаха съехала немного в сторону, позволив рассмотреть ранее скрытые участки кожи. Это не было грязью или старой раной, скорее больше похоже на рисунок. Края его оказались четкими, словно на гравюре. Метка была видна меньше, чем на половину, однако перевернутая луна ясно прорисовалась в воображении Иде. Такая же была и у нее, только на бедре. Чонгук смотрел в небо, совершенно не замечая пристального внимания и, расхрабрившись, девушка собиралась придвинуться, но послышалось пока еще далекое ржание лошадей. Чонгук мгновенно очнулся.       На фоне темнеющего бурым пятном леса отчетливо вырисовывались силуэты охотников, возвращавшихся обратно. Священник привстал с земли. Нахмурившись, он всматривался в них, думая над своими дальнейшими действиями. Иде подметила его озабоченность, а затем и необычайную уверенность в движениях, словно Чонгук наконец смог определится, что ему делать дальше.       — Пойдем, Иде, нам пора, — четко произнес он, не сводя глаз с опушки леса.       Парень потянул ее на себя, понукая, как можно быстрее встать. Она послушалась. Приближение охотников пугало не его одного. Что они предпримут сейчас? Тогда в лесу все четверо выглядели растерянными, напуганными, но теперь, скорее всего, уже оправились от неожиданности.       Ноги Иде ощущала словно два бревна, они не хотели сгибаться в коленях, а ступни сковало онемение, поэтому ей пришлось принять помощь Чонгука, который внес ее в дом практически на руках. Не то чтобы она вообще могла сейчас отказаться от его заботы и внимания, скорее всего, девушка не хотела бы этого делать. Оказаться одной среди жестокости, источаемой остальными охотниками, было для нее подобно смерти. Пусть Чонгук присматривал за ней и оберегал, преследуя свою выгоду, пока это было лучше чем ничего. Иде вдруг вспомнила, как в детстве, еще до появления младшей сестры, они переживали сильный голод в селении. Тогда ей изредка думалось, что начни она есть камни, и те окажутся сладкими на вкус. Так же было и сейчас. Иде голодала, только вместо пищи она готова была принять любое участие в своей судьбе. Любое, сказанное ласковым голосом слово за нечто бесценное.       Остальные охотники появились, когда пламя костра только-только разгоралось, и Чонгук расправлял мокрое покрывало на потолочной балке. Они не спешили войти внутрь, долго простояв снаружи. Иде слышала звяканье сбруи, доносившиеся обрывки разговоров и старалась угадать, что станет с ней дальше. Ни Чимин, ни его брат не станут ненавидеть ее меньше. Скорее, все приобретет еще более темные краски, после сегодняшнего вмешательства Чонгука. Теперь их злоба удвоится. Им будет кого боятся кроме нее самой. Молодой священник несомненно был одарен силой. После увиденной метки на его коже, Иде была уверенна в этом. А глядя на покрасневшую кожу ноги Тэхёна, дальнейшее противостояние стало очевидным. Благо, в этот раз ей достало благоразумия не предлагать свою помощь.       Гнетущая тишина пришла и поселилась в холодных каменных стенах заброшенного дома, будто незабвенная его хозяйка. Пролегшая между охотниками и Чонгуком черта, теперь виднелась еще отчетливее, пролегала глубже обычных разногласий и споров. Теперь их разделяла пропасть, и огонь от костра казалось также разграничивал две образовавшиеся группы людей, что по непонятным причинам все еще делали вид словно смогут пройти оставшийся путь вместе.       У Хосока заканчивались болты и он не стал охотится в этот вечер. Отчасти Иде была рада этому. Так на скорую руку поев сухарей и запив их водой, не сговариваясь все стали готовится ко сну. Чонгук расстелил еще влажное в некоторых местах одеяло и предложил девушке лечь одним лишь взглядом, словно не хотел нарушать тишину и привлекать внимание остальных мужчин, улегшихся на соломе, в стороне от огня. Иде уснула, стоило ей только прикрыть глаза. Сон ее был тяжелым, близким к бреду, не приносящим долгожданного освобождения от усталости.       Ей виделось роскошное убранство комнаты, дорогая мебель и атласные ткани, позолота и серебро начищенной до блеска посуды. Одним словом, все то, что никогда бы не смогла узреть в реальности, будучи простой крестьянкой. Она ходила в этих хоромах из одного угла в другой, подобно сходящему с ума дикому зверю, вынужденному ютится в тесной клетке. Иде знала, что не может отсюда выйти, хотя даже не пыталась подойти к двери и открыть ее. Темные браслеты стягивали кожу на запястьях, еле заметно светясь в полумраке неизвестными рунами. Мысль о том, что она здесь навсегда, делала ее движения резковатыми, дерганными. За окном с решеткой проносились день и ночь, а она все ходила и ходила, отмеряя шагами отпущенные ей минуты, и отзвуки ее шагов тонули в мягком ворсе ковра.       — Убей их пока они спят…       Иде открыла глаза очнувшись ото сна, но перед ней была только темнота.       — Убей их и беги, или тебя ждет такая же судьба!       Девушка моргнула несколько раз, слыша, как голос ведьмы внутри становился только сильнее и настойчивее. Лик еще не полной луны показался в дверном проеме, предшествуя приступу тошнотворной паники, прежде чем Иде забилась в дальний угол, зажимая руками голову в тиски.

***

      Утром небо оставалось таким же серым и безрадостным, с севера наступали темные грозовые облака, предвещая затяжной ливень, грозивший застать отряд уже в пути. С наступлением нового дня Чонгуку стало не до самоистязания. Раньше ходившая за ним по пятам Иде, теперь старалась держатся от него на почтительном расстоянии и выглядела ужасно. Темные синяки на шее, опухшие глаза и сильно бросавшаяся в глаза худоба. Вчерашний ужин, если его можно было так назвать, и сегодняшний почти такой же пустой завтрак, а так же трудная, изматывающая физически езда верхом не давала девушке оправится, только ухудшая ее состояние. Ему бы хотелось поднять вопрос об отдельной лошади для удобства Иде, но парень так и не решился высказаться, кожей ощущая всю злобу охотников на себе. Заикнись он сейчас об этом, и вчерашнее могло повторится вновь. Поэтому Чонгук решил смолчать. Внутреннее смирение уже слабо, но все еще удерживало его от порыва поступить по-своему и, не спрашивая более ни у кого дозволения, седлать для Иде коня Тэхёна, которого Чимин усадил к себе в повозку.       Нога Тэхёна не была сильно обожжена, но кожа до колена покраснела и, очевидно, доставляла мужчине массу неприятных ощущений. Охотник, выходя из дома и забираясь в повозку, кривился от жжения.       Усадив Иде позади себя на жеребце, Чонгук цокнул, понукая того тронутся вслед за повозкой. Хосок ехал замыкающим. Стоило им поравняться с лесом, как резкий порыв ветра налетел на отряд, зашумел в верхушках хвойных деревьев, бросил сорвавшиеся листья и пыль в путников, словно подгоняя, торопя. Противное карканье послышалось ближе, и стая чернокрылого воронья пролетело над их головами, торопясь убраться от надвигающегося ненастья подальше. Иде крепче сжала его пояс и укрыла лицо от пыли в плаще.       Ближе к вечеру, когда небесная чернота уже висела над их головами, а вдали вырисовывался силуэт камыша по краю болот, начался дождь. Поначалу он был слабым, будто небо играло с ними или дразнилось, но уже через время резко сменился на ливень. Лило с такой силой, что всадники вымокли до нитки в считанные минуты, намокла и вся провизия в открытой повозке. Сухари теперь можно было выбросить на обочину, как и солонину. Последняя могла пережить эту ночь, однако Чонгук в это слабо верил.       Дорога, подойдя ближе к болотам, раздваивалась. Одна, более безопасная, виляла вдоль рубежа с топями, а другая уходила вглубь вонючей трясины и чахлых елей. Джин предполагал держаться первой, никому не хотелось угодить в зыбун или сгинуть, сбившись с пути.       Но этим планам не суждено было сбыться. Из серой пелены дождя показались фигуры людей. Сначала их неясные очертания никак не привлекли внимания Сокджина, ехавшего во главе отряда. Однако вскоре мужчина понял, что это не обычные путники, а отряд хорошо вооруженных всадников. Сколько патрульных шло впереди, было трудно разобрать. Может десяток, а может и целых три. Когда же Джин развернул коня и погнал его галопом к Хосоку, шанса скрыться не оставалось. Их заметили.       Слишком поздно понявший всю опасность ситуации, священник надеялся на помощь главы отряда.       — Что случилось? — выкрикнул Чонгук, напрягшись, когда тот остановился рядом с ними.       — Англичане, — только и смог сказать Джин, с тревогой и надеждой глядя на Хосока.       Лидер охотников сразу подобрался, растеряв былую расслабленность. Струи воды, стекавшие по лицу, мешали ему рассмотреть окружение, но даже и без этого всем было понятно, что пути к отступлению отрезаны. Обратная дорога вела вникуда, сворачивать на болота — слишком рискованно. Чонгуку виделся только один выход — молится, чтобы их приняли за простых крестьян. Очевидно к такому же решению пришел и сам Хосок, ответив достаточно громко:       — Едем дальше. Скажи Чимину, что он идет замыкающим. В случае, если нас раскроют, свернем в болота. Я поеду вперед. — И не дожидаясь какой-либо реакции, Хосок тронул лошадь и скрылся за повозкой.       Джин следом за ним подъехал к Чимину и, нагнувшись, передал ему распоряжения лидера. Правда, Чонгук очень сомневался, что тот будет им следовать, как и раньше. Хотя, вполне вероятно, что грозящая им сейчас опасность сплотит их. Не смотря ни на что, Хосока, как лидера отряда, воспринимал один только Сокджин. Даже Чонгук, начал сомневаться в его силе и выдержке, потому что внезапные прояснения разума наступали у того только в критических ситуациях, как показало время. Будь Хосок постоянно на стороже и будь он способен мыслить ясно, то возглавляя сегодня отряд, возможно, заметил бы англичан раньше Сокджина и помог им избежать с ними столкновения нос к носу.       — Держись за мой пояс крепче, — обернувшись назад к Иде, проговорил Чонгук.       Девушка смолчала, но парень почувствовал, как ее ладони перехватили поудобнее ремень на его талии. Этого действия ему было вполне достаточно, а потому Гук весь обратился в слух. Поначалу до него долетал лишь шум дождя и хлюпанье грязи под копытами скакунов, но, когда отряд англичан поравнялся с Хосоком, грубая, лишенная всякой мелодичности привычного итальянского языка английская речь, резанула по нервам. Они вынуждены были остановиться, и напряжение росло с каждым сказанным словом. Хосок говорил с явным акцентом, что не вызывало у солдат доверия.       Вдруг все разговоры стихли и несколько всадников, отделившись от отряда, начали двигаться в их с Иде сторону. Сначала те осмотрели саму повозку и Чимина с Тэхёном, следом обмолвились парой слов с Сокджином. Один из стражников сплюнул в сторону католического священника с явным пренебрежением.       Теперь был черед Чонгука выдержать досмотр. Парень инстинктивно прислонил руку к груди, чтобы обрести душевные силы с касанием к кресту, но его там не оказалось. С опозданием он вспомнил, что после попыток отмыть драгоценность от черноты у реки, так и не надел ее. Сейчас крест лежал в седельной суме, завернутый в тряпицу.       — Кто такие? Назовитесь! — окрикнул его грубоватый мужской голос, и Чонгук поспешно убрал руку с груди.       — Я Кейдан, а это Бартл, — добавил Чонгук, стараясь говорить, как можно чище и кивая головой в сторону застывшей позади него Иде. Священник надеялся, что шум дождя скрадывал недостатки произношения. — Едем с попутчиками из Ормонда в порт Кингфол. — Чонгук не знал, что сказали стражникам остальные члены отряда, поэтому решил не причислять себя к ним.       — Чего вас туда черти несут? — задал вопрос все тот же стражник и в той же грубой манере, пока второй подъехал совсем близко, рассматривая лицо Иде.       — Едем с братом искать работу. Думаем устроиться на судно. — Иде почти до боли сдавила ему бока, стараясь ничем себя не выдать, в то время как Чонгук пытался говорить непринужденно.       Очевидно, сказанное не успокоило англичан, а потому тот, что молчал все это время, резко вскинул руку и сорвал шапку с головы Иде, заставив ту пискнуть от испуга.       — Что-то твой брат слишком на девку голосом похож! — тряся головным убором перед лицом Чонгука и доставая меч из ножен, подал голос второй. — Дурить нас вздумали…       В мгновение ока арбалетный болт прошел сквозь горло говорившего, не дав ему поднять шумиху, а второго ударил в грудь кинжал одного из братьев, пробив легкие доспехи насквозь. Словно по команде повозка впереди пришла в движение, и Чонгук пришпорил коня, погнав его прочь от заваливавшихся ничком с седел англичан.       — Гони! — долетел до него заглушенный диким бегом лошади голос Хосока, когда Гук проскакал мимо него, оставив затем позади.       Чонгук поздно понял, что тот решил поехать замыкающим и прикрыть их бегство. Обернувшись быстро назад, он еле различил силуэт охотника, застланный покрывалом из капель дождя. Неужели он настолько сильно заблуждался в Хосоке? На ум пришли слова, сказанные им на фоне пылающей таверны: «Прежде чем лезть спасать других, убедись, что члены твоего отряда в безопасности. Понял меня, герой?». Только сейчас Чонгук, казалось, наконец-то понял истинное значение сказанного охотником в ту злополучную ночь.       Лошадь несла вперед, к болотам, где небо озарилось всполохами молний, вторя свисту стрел, отправленных им вдогонку. Прижавшись щекой к гриве и ощущая как быстро бьется сердце Иде, крепко обнимавшей его, что есть силы, парень просил помощи у Господа. И, словно, Отец Всевышний действительно услышал его, жеребец молодого священника стал наращивать скорость и, вскоре, обогнал повозку.       Межа болот была довольно быстро преодолена всеми оставшимися членами отряда, когда сзади раздался треск. Колесо повозки попало в яму и сорвалось. Лошадь, запряженная в нее дико ржала, становясь на дыбы. Сама повозка перевернулась на бок, придавив собою Чимина. Тэхёна же отбросило на несколько метров вперед, он слабо шевелился, давая понять, что все еще жив.       Резко натянув поводья на себя, Чонгук попытался остановить коня, и тот чуть не сбросил их с Иде. Позади перевернувшейся повозки можно было увидеть англичан, так же как и он ранее, гнавших своих лошадей во весь опор. В этот момент, видя беспомощность и отчаянное положение охотников, все в нем перевернулось. Руководствуясь непонятно откуда взявшимся желанием помочь соплеменникам и наказать преследующих их протестантов, противников истинной веры, молодой священник пустил лошадь обратно. К моменту, когда Сокджин пытался помочь Тэхёну встать на ноги, стрелы англичан уже врезались в деревянные доски повозки. В теле Чонгука проснулся жар.       — Спускайся! — рявкнул он Иде, боясь не успеть. Девушка на это лишь сильнее сцепила свои пальца на его талии. — Живо, спускайся, кому говорю!       Иде все понимала, но отказывалась верить, что Чонгук решил спасти зажатого под грудой деревянных обломков Чимина и остальных ее мучителей. Тех самых деспотов, которых она боялась до дрожи во всем теле.       Преследователи были совсем близко, когда парень, не выдержав, спешился сам и силой стянул ее с коня.       — Не смей за мной идти! Ты не должна попасть Кромвелю в лапы! — выкрикнул он ей на последок предостережение, стараясь перекричать шум вокруг, как будто и не допускал мысли, что она сейчас могла запросто сбежать.       В мужских ладонях блеснули отсветы пламени, которое не могла потушить вода, льющаяся с неба. Огонь быстро стал распространятся по рукам выше, поглощая все больше участков. Чонгук шел быстрым уверенным шагом, наращивая мощь магии в самой середине ладоней. Иде смотрела на него, как завороженная, не в силах сдвинутся с места. Впервые она видела Чонгука использующего весь свой потенциал. Конь рядом с ней нетерпеливо переступал с ноги на ногу и тряс гривой, в то время как девушка крепче сжимала поводья.       Первый столп огня отделился от распростертых ладоней Чонгука и ударил с быстротой молнии в рослого всадника, который приблизился к повозке слишком близко. Второй — взвился ввысь и неудержимым потоком помчался, словно стрела, сразу в группу англичан. Многие из них моментально вспыхнули словно солома, оглашая окрестности воплями. Пока Сокджин из последних сил оттаскивал в сторону из-под обломков Чимина, магическое пламя Чонгука жгло по-настоящему, обжигало если не насмерть, то до такой степени, что делало людей калеками на всю жизнь. Прежде чем охотник сможет хоть чем-то помочь Чонгуку, положение второго станет почти отчаянным.       «Он не сможет долго поддерживать пламя! Их еще слишком много» — мелькнула в голове отчаянная мысль, и Иде стала свидетелем того, как сразу несколько стражников перемахнули через преграду в виде телеги на их пути и, не останавливаясь, помчались прямо на молодого священника.       Казалось бы, зачем ей ждать развязки этой сцены? Она должна была уже во всю мчаться прочь, позволив охотникам сдохнуть собачьей смертью… Но Иде лишь ощущала невыносимую боль в груди и мыслях. Чонгук, был добр к ней… Но он же оказался ее палачом, туго затянув веревку из нежности и привязанности у девушки на шее. Ей нужно наплевать на жизни всех этих жалких людишек и бежать… Бежать!!!       Натянув в сторону поводья и развернув коня в другую сторону, Иде остановилась. С запозданием она поняла, что все это время в ней говорил голос ведьмы. Это чужая воля вела ее.       Как только оставшиеся всадники перемахнули через повозку, намереваясь сбить Чонгука, тот окружил себя кольцом собственного огня. Парень стоял там, пытаясь восстановить магический резерв сил, с непривычки так бездарно растраченный несколькими минутами ранее. Словно сам дьявол в своей вотчине, он наблюдал за отблесками огня в испуганных глазах животных и людей. Пока они еще боялись пересечь выставленные им самим границы, но вскоре ему придется снять заслон и…       Чонгук не знал, почему Сокджин не помог отбить нападение, и это незнание злило сильнее, чем та беспомощность, которая накатывала на него с истощением. Непривыкший и нечасто пользующийся собственной магией, молодой священник наравне с невероятной мощью имел слишком малый запас сил, что и привело его в подобную ситуацию.       Видя, что он бездействует и не спешит их убивать, всадники осмелели. Один из них догадался преодолеть огненный заслон с помощью стрелы. Англичанин снял с плеча лук и натянул тетиву, упираясь наконечником стрелы прямо Чонгуку в грудную клетку. Парень задержал дыхание, сконцентрировав все оставшиеся потоки в одной руке. Умом Гук понимал, что выбраться невредимым из подобной передряги у него вряд ли выйдет, но отчаиваться и спасаться бегством было поздно. Прежде чем кольцо пламени потухло и он выпустил свой огненный шар в противника, тот как-то неестественно скривился, после чего лук и стрела были опущены и спустя секунду выпущены из ослабевших рук.       Заклятие молчания…       Оглянувшись, Чонгук увидел подобные гримасы и на лицах остальных пятерых патрульных. Кожа их посинела, из лопнувших сосудов глаз по щекам текли кровавые слезы. Только после того, как те попадали с лошадей делая судорожные вдохи, он понял, что случилось.       Стена пламени потухла, сняв отделявшую от остального мира преграду, и перед взором возникла маленькая фигурка Иде, все еще державшей его жеребца под уздцы. Лицо ее было безмятежно, девушка была под властью своих сил и не замечала никого, кроме поверженных, доживающих последние мгновения жертв.       Она спасла только что ему жизнь, а ведь он и не думал спасать ее в ответ, освободив, отпустив или же позволив убежать. Чонгук все это время считал ее своего рода вещью, которой можно распоряжаться, как того пожелает Епископ; безделушкой, которую никто даже не подумал спросить о том, желает ли она служить престолонаследнику и интересам церкви. Пусть он не думал о ней в таком ключе намеренно, но все же Иде в глазах и охотников, и церкви, и самого Чонгука была вещью, а не живым человеком с правом выбора…       Примесь сожаления и молчаливое раскаяние наслаивались поверх, как последний, тот самый необходимый штрих, без которого попросту не почувствуется вся тяжесть зрительного контакта с ее лишенными любой эмоциональной окраски глазами.       Может ли его вера оправдать подобное зло и не построил ли он дом свой на песке?