Луна утонула

      Чонгуку казалось, что дух Хосока теперь вселился в Сокджина. Священник больше не разговаривал с ним, выглядел отстраненным и просто шел рядом. Возможно потому, что хотел жить, а может и потому, что был вопреки всему еще жив. Его молчаливость и отчужденность нисколько не беспокоили, так было даже лучше для них с Иде. Девушка была явно больна. Он ощущал, как она слабела. Приходилось часто останавливаться. В эти моменты они садились рядом, она клала голову ему на плечо, приникала щекой к коже на шее и Чонгук с замиранием ощущал теплое дыхание. Он гладил ее по волосам, брал за руку и наслаждался каждой секундой единения.       К сожалению его магия не могла лечить, поэтому время от времени, когда горячка Иде становилась слишком явной, то Чонгук пытался сбить ее обычными способами. Прикладывание холодных компрессов помогало, но только на короткий промежуток времени. К вечеру Иде уже не могла самостоятельно идти. Чонгуку пришлось нести ее на спине. Сидеть в седле она не смогла бы, а утомлять двумя ездоками жеребца парень не решился.       Есть было особо нечего, а то что было он в основном отдавал Иде. Незаметно от Сокджина вкладывал ей в руку лучшее, что оставалось из припасов. Вода тоже быстро закончилась. И им, как и думал Чонгук, пришлось, пить воду из луж на дороге, которая стала шире на следующий день пути, и есть горько-кислые ягоды с кустов. Ночевали просто на земле. Хорошо, что погода стала меняться в лучшую сторону. Они хотя бы не мерзли. В ту ночь Чонгук почти не спал, не смея позволить себе хоть немного ослабить объятия. Иде тоже спала чутко. Сначала Чонгук думал, что голос ведьмы снова беспокоит ее, но девушка поспешила сказать, что та больше с ней не говорит.       Когда небо стало светлеть, Чонгук лежа на боку думал о том, как дальше жить. Что он будет делать, если вернется в Рим? Парень невесомо касаясь, чтобы не разбудить, заправил вьющуюся прядку волос Иде. Девушка сдвинула брови во сне и сильнее прижалась к нему. В груди разлилось тепло. Чонгук прекрасно осознавал свои чувства. Если раньше он пытался оправдать себя, то сейчас, лежа к ней так близко, сдерживал свои порывы. Ему хотелось касаться ее, как мужчина мог бы касаться женщины… Он отвернулся, борясь с соблазном, однако объятий не разорвал.       Сан священника сейчас, как никогда давил на него. Ни разу не задумывавшийся о любви и семье парень вдруг осознал всю необратимость сделанного им выбора. Чонгук не собирался нарушать клятвы, данные Богу, он и дальше хотел служить ему, поэтому старался гнать от себя все мысли связанные с Иде, чтобы не перейти черту. Разбудив девушку, Чонгук зачерпнул воды из лужи, стараясь поднять как можно меньше грязи со дна, и поднес к ее губам. Иде жадно выпила все, что он предлагал. После чего Чонгук протер влажными ладонями ее лицо, задержав руку на лбу. Жара не было вовсе, либо он был очень слабым. — Мне уже лучше, — проговорила Иде, замерев на месте. — Думаю, сегодня смогу идти сама. — Да, — согласился Чонгук, заставляя себя убрать руку, — возможно не придется так часто останавливаться. — Иде улыбнулась ему. Мягкой и почти счастливой улыбкой. — Сегодня или в крайнем случае завтра, мы должы будем выйти к морю. Если я все правильно рассчитал, конечно.       Девушка кивнула и мгновенно перевела обеспокоенный взгляд Чонгуку за плечо. Сзади зашевелился Джин. Он окинул их двоих безразличным взглядом и так же потянулся руками к луже. Завтракать было нечем. Сунув с надеждой руку в суму на боку коня, Чонгук с сожалением вспомнил, что вчера они разделили последние куски солонины. Однако в седельном мешке рядом было что-то тяжелое. Парень открыл его и обнаружил там свой серебряный нагрудный крест, который давно снял. Поглядев на него с минуту, Чонгук сунул тот обратно. Почерневший драгоценный метал и поблекшая гравировка на украшении навевали самые худшие воспоминания. Нося его каждый день, Чонгук никогда не ощущал себя по-настоящему счастливым. Зато без него словно стало легче дышать. Пусть он еще немного побудет свободным. Молодой священник дал себе слово, что оденет его обратно, когда Иде будет в безопасности и далеко от него. — Чонгук, — она, с недавних пор, стала звать его по имени, что сближало их еще сильнее, — не мог бы ты мне дать свой нож?       Парень с удивлением посмотрел на Иде. В этот момент она как раз отвязывала его жеребца от дерева. Молча достав из-за голенища сапога кинжал, Чонгук протянул его ей рукоятью вперед. Ощущение дежавю сомкнуло свои крылья над ним. Он уже отдавал ей его, только это было так давно, словно в другой жизни. Хотя по сути времени прошло всего ничего. Иде следом вручила ему поводья и отошла в сторону. Она принялась срезать молодые побеги тростника, они то и стали их едой на сегодня. Пусть мякоть внутри и была уже жестковата, но эта находка помогала им утолять жажду и голод до самого вечера.       Небо на горизонте второго дня пути стало менять цвет. Больше не было серости в его оттенках, а ветер с каждым часом все усиливался. Чонгук уже ощущал соленый запах моря. А когда они вышли к вершине холма, то везде, куда хватало взгляда простирались водные просторы. Внизу вился серпантин дороги и стояла небольшая рыбацкая деревушка. На такую удачу Чонгук даже не расчитывал.        Иде с грустью глядела на крыши и каменные стены домов, на вьющиеся дымки из труб. С высоты они казались совсем крошечными. Покошенные заборы и стеллажи для сушки рыбы, напоминали ей дом, родных, которых она больше никогда не увидит. Почувствовав перемену в настроении девушки, Чонгук приблизился к ней вплотную, молча поддерживая. Они стояли на самом краю обрыва. Спуститься вниз можно было, но пришлось немного обойти обрыв сбоку. Видимо кто-то из жителей рыбацкой деревушки поднимался сюда за травами или болотными ягодами. Еле видимая дорожка была уже протоптана. — Мы добрались! — не веря своим глазам, потрясенно вымолвил Джин, проводя ладонью по кресту под робой. Он отпустил поводья коня Чонгука и упал обессилено на колени. — Господи! Да славится имя твое!       Чонгук не обратил на него никакого внимания. Все эти два дня он думал, как скажет Иде самые важные слова в ее жизни и как останется сам. Девушка стояла рядом с ним, плечом касаясь его руки. Соленый бриз трепал остриженные огненные волосы, а взгляд все так же был полон зелени ирландских лесов. Ничто не могло затмить для него в этот момент красоту ее черт. Ни грязь, ни чрезмерная изможденность или худоба не портили Иде. Сердце Чонгука щемило от нежности и невысказанных чувств. Он коснулся ее плеча, повернул к себе лицом и вложил в ладонь увесистый кошель с золотом, который несколькими секундами ранее отвязал от пояса. — Ты свободна, — проговорил парень, не веря в то, что действительно произносит эти слова вслух.       Глаза девушки расширились не то в удивлении, не то в испуге. Иде сжала мешочек с силой и не двигалась с места. — Я отпускаю тебя, — для пущей убедительности Чонгук повторил свое послание и указал рукой на деревню. — Иди туда, на эти деньги ты сможешь нанять какое-никакое суденышко, пересечь Ла-Манш и первое время жить, не думая о куске хлеба. Мы же пойдем дальше к порту, там нас должно ждать судно из Рима. — Иде замотала головой либо отрицая саму возможность разлуки, либо в неверии в собственную догожданную свободу. Слезы то ли грусти, то ли радости полились из ее глаз. — Я желаю тебе всего самого лучшего, пусть все ужасы этих дней оставят тебя, а Господь одарит в дальнейшем только счастьем, которого ты безусловно заслуживаешь.       Пока он говорил это, внутри него все разрывалось на части. Хотелось коснуться ее заплаканных щек, обнять… и, впервые, поцеловать. Но все, что Чонгук мог себе позволить — это целомудренный поцелуй священника. Иде всем телом прижалась к нему, не позволяя разорвать их связь. Она что-то тихонько шептала, но что именно он не смог разобрать.       В тот момент, когда он в последний раз собирался взглянуть в ее глаза, Сокджин поднялся на ноги. Несомненно он все слышал, Чонгук не старался сделать из этого тайну. — Она должна заплатить за то, что сотворила. Ты не можешь ее отпустить, — не веря доконца в намерения Чонгука, проговорил священник, делая шаги на встречу им двом. — Почему? — Чонгук обернулся к нему лицом, стойко встречая взгляд охотника. — Я сам буду отвечать перед епископом. Если ты боишься за собственную шкуру, то… Он не успел договорить. Сильный толчок, отчаянный вскрик Иде и острая боль в предплечье не дали ему больше времени. Сокджин вонзил лезвие кинжала Чимина прямо ему в предплечье и мгновенно выдернул. Лицо священника было искажено ненавистью, столь жгучей, что Чонгук все понял сразу. Уже заваливаясь назад, парень что есть силы ухватился за его массивный крест, виднеющийся под робой, прерывая второй замах кинжала и утаскивая Сокджина с собой вниз. Все, что видел Чонгук в последующие секунды — до исступления знакомая зелень мхов и желтизна камней, которые впивались в его тело. Боли он не ощущал.       Когда круговорот окончился, вот тогда боль ощутилась им сполна. Он моргнул несколько раз и сделал первый вдох. Чонгук понимал, что лежит на земле, чувствовал, как опухает рука, и каждый новый глоток воздуха сопровождается сипением, но встать не смог. Повернув голову набок он наткнулся на тело Джина, лежащее рядом на выступе скалы. Шея его была неестественно вывернута.       Мягкое касание развернуло его в другую сторону от трупа. Перед темнеющим взором вдруг возникло лицо Иде. Она что-то говорила ему, пыталась поднять, но девушка и сама была слишком истощена, чтобы провернуть подобное. Когда она пропала, все что оставалось Чонгуку — смотреть на голубое безоблачное небо, которое чернело стоило ему прикрыть глаза. Дышать становилось все труднее.       О смерти Чонгук никогда не задумывался. Он знал, что жизнь конечна, но не мог предположить, насколько скоро наступит именно его конец. Наверное так будет даже лучше. Каждый из охотников поплатился за содеянное, и он сам тоже должен был уйти. Вполне закономерный виток судьбы. Грязь была и на его душе, руках. Он не мог больше сочувствовать, жалеть. Вся высшая добродетель, дарованная ему Господом, исчезла без следа. Чонгук прекрасно осознавал, что яд охотников на ведьм проник и в него, а потому смирился. Парень больше не старался открыть глаза, мысленно направив свою душу к Богу… он даже почувствовал, как отрывается от земли, паря над нею, словно легкое перышко, хотя боль телесная еще не покинула его. — Вот, так! Аккуратно… Держите его крепче!       Совсем не ангельский голос дотронулся до уголков его сознания, и в одночасье Чонгук услышал шум волн, разбивающихся о берег, скрип корабельных снастей и запах рыбы. Он с трудом смог открыть глаза. Его переносили и укладывали на дно большой рыбацкой лодки. Яркие отсветы заката игрались в рыжих коротких волосах, что развевались прямо над его лицом. — Иде? — Чонгук выдавил из себя заветное имя, сипя и шипя от боли. — Я здесь, — успокаивающе ласковый голос, был так похож на тот, давно им забытый. — Я не брошу тебя… Сейчас облегчу боль…       И боль действительно стихла, оставив на коже следы ее тонких пальцев. Чонгук чувствовал свою магию, текущую по венам вместе с магией Иде. — Мы уплывем вместе! — уверенно говорила Иде, а губы ее дрожали от напряжения. — Только не оставляй меня! Умоляю, помоги хоть немного! Не сдавайся! — Весь мир казался безликим. Только голос Иде держал на этой земле. Чонгук смотрел прямо на нее и видел как уверенность девушки сменилась горестным отчаянием.       Вероятно она тратила те последние крупицы магии, что успела накопить за эти несколько дней. Но Чонгук знал, что этого для него недостаточно. Второй раз он умирал на ее руках и, видя срывающиеся слезы из глаз, ощущая всю потребность в нем, внутри него все перевернулось, он поддался. Впустил глубже сладкий привкус силы, сплетая два потока в единый, усиливая заклинание Иде. Потому что не хотел оставлять одну. Не сейчас, еще не пришло время.       Сломанные кости срослись, ушибы пропали, свист из груди ушел, но слабость в теле и магическая истощенность вводили в состояние сонливости. Скорее всего он проспит весь следующий день. Вместе с принятием себя и своей магии, Чонгуку открылся прекрасный вид на побережье Ирландии. В покачивающейся лодке, с парусами, он видел белеющий песок и одинокую женскую фигуру, застывшую на краю обрыва, а над ней яркое пятно полной луны. В ее образе он чувствовал нечто знакомое, но как ни старался разглядеть лица, не сумел. Она растаяла с последними лучами солнца, оставив после себя ощущение тепла и безопасности. Иде заключила его в свои объятия и бесконечно долго гладила по волосам. Смерть отступила и на этот раз, не в силах соперничать с силой духа девушки. Очевидно она была послана ему самим Господом. Его ангел хранитель... — Смотри, Чонгук! — голос Иде отвлек его от убаюкивающего покачивания лодки и созерцания удаляющегося обрыва. — Твоя метка…       Чонгук, что есть силы, скосил свой взгляд себе на грудь. И действительно, татуировка сменила положение. Теперь Луна смотрела рожками вверх. Луна утонула.