When you're sick, there's nobody who takes care of you like your mom. Trisha Yearwood
Этот спаситель криво ухмыляется и поворачивается, чтоб посмотреть на мою мать. Молча запрокидываю голову, глядя туда же, встречая тихую ярость в её холодных глазах. Её руки наполовину высунуты из окна, и мне интересно, чего же она испугалась больше: моей смерти или разрушения образа её идеального мальчика. Подхвативший меня недобро цокает, прищурив глаза, но потом переводит взгляд на меня, приветливо улыбаясь. — Пошли, — тот бормочет, аккуратно опуская меня на асфальт. У меня ватные ноги, и я чуть не падаю, хватая его за плечи, отчего появляется тёплое чувство защищённости. Это кажется естественным — что-то кажется таким впервые за много лет. Мы начинаем медленно двигаться, и я оглядываюсь на мать, чтоб увидеть лишь её спину в окне. От меня отказались, стоило выбрать путь, который та нарекла закрытым для меня. По спине проходит холодок, но он не задерживается надолго, поскольку незнакомец ведёт меня вперёд, обнимая крепче. Широкая серая дорога разделяется, образуя несколько узких, убогих, с осыпавшимся асфальтом и ведущих в никуда. Мы выбираем первую попавшуюся, чтоб не думать. Небо постепенно меняется, сворачиваясь и расширяясь, становясь не унылым, но теперь безнадёжным в своём постоянном предзакатном состоянии. Мне стоит привыкнуть к этому, ровно как и к сухому, но в то же время тяжёлому и влажному воздуху на несколько градусов теплее, чем обычно. Поворачиваюсь к моему спасителю — от смерти и от прошлой жизни — и понимаю, что он ниже меня и растворяется в меланхолии на тлеющем кончике своей сигареты.***
Просыпаюсь рядом с Нико, свернувшимся у меня под боком; его лицо на уровне моих рёбер, а бедро лежит у меня на икре. Усмехаюсь и провожу рукой по его волосам, размышляя, как же так получается, что тот сползает так низко каждый раз, когда мы спим. Он начинает приходить в себя и садится, сводя брови и что-то сонно бормоча. — Давай, Нико, вставай, — скорее всего, прошло не больше часа с того момента, как мы уснули, потому что солнце едва ли поднялось выше, разве что чуть-чуть. Ди Анджело поднимает руку и трёт глаза, хватаясь второй за мою футболку. — Ещё… ещё пять минут, — качаю головой, вздыхая. — Нет, в другой раз. Пошли домой. Я поднимаюсь, чтоб отключить гирлянды от батареи, а тот издаёт такой жалкий звук, что невольно закрадывается подозрение, что сон — единственное, что у него осталось в жизни. И пусть мне и грустно смотреть на его надутые губы и в целом тоскливый вид, нам стоит уже уходить, поэтому я отворачиваюсь, стискивая зубы: — Просыпайся, Нико, — тот заторможенно моргает, фыркая. — Нет. — Сможешь доспать дома, — вновь ерошу его волосы, слегка дёргая, чтоб разбудить Нико. Надо сказать, я в этом преуспеваю: он роется в рюкзаке, извлекая из того сигареты и зажигалку. — Бля, и сколько сейчас времени? — Около семи, но это не точно. Нико молча курит, делая долгие затяжки и не менее длинные паузы между ними, длящиеся чуть ли не по две минуты. Наконец, я спрашиваю: — Дашь мне одну? — он бросает пачку мне на колени, и я вынимаю сигарету, и тот зажигает её для меня. Не подвиг, но мило; по-доброму. Наверное, это извинение за то, что он был букой со сна. (На этом моменте стоит оценить то, что я милосердно избавляю вас от описания всей милоты этой картины с моей точки зрения; не стоит оваций.) — И куда мы пойдём? — спрашивает Нико, пристально смотря на солнце ака избавь меня от мучений. Интересно, он по утрам всегда такой? Если это так, то ему идёт, типа я не знаю, как он может вести себя иначе. Ди Анджело плюхается на баннер рядом со мной, выбрасывая окурок. — Домой, — говорю на выдохе, чувствуя расслабленность, приходящую с каждой затяжкой. — Звучит… неплохо, пожалуй, — киваю и окончательно встаю, подходя к краю билборда. — Всё? — тот качает головой. — Не-а. Но всё равно Нико прыгает на фонарь, вися на нём пару секунд, а потом съезжая на землю, легко скользя по столбу. Я следую за ним, больше не чувствуя страха, хотя, может, дело в том, что я только проснулся, и с недовольным стоном приземляюсь на асфальт. — Я не хочу домой, — говорит ди Анджело, пиная траву. Аргх, он же вроде только что был согласен. — А как же Хейзел? — Она, наверное, на ночёвке у Фрэнка или что-то ещё, — зевает тот. Я задумчиво хмыкаю и подхожу к нему, беря за руку — на самом деле, меня приводит в восторг то, что я могу так делать, и Нико не отталкивает меня. — Ну, ладно, пошли ко мне, если хочешь. Он задумывается, глядя в небо. Нико выглядит бледнее, чем обычно, и у него слегка течёт из носа, а глаза красные от недосыпа, и круги под глазами ещё больше, чем у него обычно, по той же причине. Не знаю, выгляжу ли я настолько хреново, но он явно простыл. — Вот это звучит действительно неплохо.***
Нико плашмя падает на мою кровать, громко простонав, когда его голова касается подушки. Смеюсь над ним, совершенно не заботясь, что могу кого-нибудь ненароком разбудить, и устраиваюсь на краю кровати, стягивая обувь и ставя полностью севший телефон на зарядку. Когда я поворачиваюсь к Нико, тот уже спит, и я осторожно снимая его кеды и подбираю выпавший мобильник. Зеваю и подтягиваюсь; я хочу есть. Выхожу, чтоб перехватить что-нибудь на кухне. Тайсон громко сопит у себя в комнате, а на Тритона мне посрать, так что я спускаюсь, стараясь не шуметь, чтоб не разбудить моего младшего брата. У нас не особо много еды, но я беру пару злаковых батончиков и яблоко и направляюсь обратно к лестнице. Тритон стоит у дверного проёма моей комнаты, уставившись внутрь. Во всяком случае, я думаю, что это он: болотно-зелёные глаза, коротко стриженные волосы и в целом крайне неприятный вид, хотя, возможно, это несколько субъективно. Он морщится, не замечая моего присутствия, до тех пор пока я не захожу в комнату, складывая свою добычу на кровати. — И что он здесь делает? — начинает Тритон. — Мы пришли поздно… или это уже рано? — тот пристально смотрит на меня. — Это не объясняет, почему он тут, — закатываю глаза. — Я не улавливаю, каким боком это касается тебя, — он сжимает кулаки, чтобы следующие слова звучали тихо — наверное, для того, чтобы не ныть тут слишком громко, нежели для того, чтоб не разбудить кого-либо. — Пусть убирается отсюда живо, — усмехаюсь и нахожу пачку Нико, вытаскивая из неё сигарету. — Хочешь, чтоб он ушёл? Тогда ты этим и занимайся, давай, буди его, — Тритон неверяще наблюдает, как я зажигаю сигарету и открываю окно, делая затяжку. — Ты куришь? — он забывает про Нико, и я киваю, выдыхая дым. — Несистематически. В основном, когда меня кто-нибудь выводит, — многозначительно (надеюсь) поднимаю бровь. Тот затравлено смотрит на меня, прежде чем уйти. Скотина. Смешок со стороны кровати, и Нико говорит: — Охуеть. Ты можешь хамить, если захочешь, — его глаза всё ещё закрыты, он полу-спит. — Только людям, которые мне очень не нравятся, — тот находит в себе силы поднять веки и бросает на меня взгляд. — Значит, я тебя бешу? — зависаю на секунду, бросая окурок за окно, и до меня доходит, что я сказал Тритону. — Нет! Я имею в виду… бля, чувак, ты мне нравишься, — ок да я заикающаяся влюблённая школьница-малолетка, а что вы хотели. Он усмехается, и я понимаю, что он просто прикалывается. Говнюк. — Ну, ладно, это не может не радовать, акулья приманка, — Нико зевает, а я сажусь рядом с ним. — Есть хочешь? Я принёс кое-какой зожной еды. — Немного, — тот вслепую хватает яблоко и кусает его, а потом протяжно кашляет в кулак и шмыгает носом: — вот дерьмо, — вздыхает. — По ходу, я расклеиваюсь, — подношу руку к его лбу, щупая его и присвистывая от того, насколько он тёплый. — Не хочу тебя расстраивать, мальчик-смерть, но… — Нико фыркает, не дослушав. — Охуенно, — он садится на кровати. — Я тогда пойду. Не хочу тебя заразить. — Да не, всё нормально, правда, — толкаю Нико обратно за плечи. — Дома всё равно о тебе вряд ли кто-то позаботиться, да? — его тело под моими руками напрягается — он защищается. — Мне никто не нужен, — мне эта ситуация крайне надоела: шикаю на него, плюхаясь сверху (возможно, я слегка переборщил.) — Заткнись, ди Анджело, — Нико моргает, вероятно, офигевая от моей наглости, но закрывает рот,