***
Женщина бежала со всех ног, кутаясь в облезлую, тоненькую и совсем не теплую куртку. На ногах ее были надеты полуразвалившиеся кроссовки, а на голове — видавшая виды вязаная шапочка, цвет которой затруднительно было определить. Было холодно и пронизывающий ветер немилосердно забирался под куртку. На правой щеке была ссадина, под левым глазом большой синяк, на губе засохла кровь. Она бежала, задыхаясь, по снегу и бег согревал ее. Если бы не быстрое движение она бы уже замерзла. Пряча замерзшие руки в рукава куртки и поминутно спотыкаясь, женщина думала лишь о том, как она дойдет сейчас до какой-нибудь деревни, мечтала о теплом помещении и горячем чае. Местность была ей совсем незнакома. Ища дорогу, она поднялась на холм, остановилась и стала всматриваться в даль, надеясь, что с высокого места будет виднее. Приглядевшись, женщина увидела вдали небольшую деревню, в которой находилось несколько домов с дымом, исходящим от их труб. У нее болел живот от голода, и она решила добраться до одного из этих домов. Женщина бегом бросилась к этим домам, жадно хватая ртом воздух от усилий. Она быстро добралась до первых домов и, не колеблясь, направилась к одному из них. Рядом с ним, в хлеву, глухо хрюкала свинья; это свидетельствовало о том, что и дом обитаем. Она постучала несколько раз. Никакого ответа. Подобрав камень, она подошла к окну и стала барабанить в стекло — достаточно осторожно, чтобы не разбить стекла, но достаточно громко, чтобы услышали. Никто не отозвался. Вечерний свежий ветер прохватил и охладил разгоряченное тело, ноги замерзли в промокших старых кроссовках. От мороза ее зазнобило и закружилась голова, а зубы начали выстукивать непонятную мелодию, все громче и решительнее. Закуталась в куртку, но дрожь перескочила на руки, ноги, сотрясая все тело. Женщину знобило все сильнее в легкой куртке. Постучав еще немного она зашла в хлев, улеглась там на солому и уснула, сморенная теплом, идущим от лежавшей рядом коровы. Так её утром и нашла хозяйка, почти глухая старуха, поутру пришедшая обиходить скот. Проснулась она внезапно от того, что ее грубо трясли за плечо. — Эй! Женщина! Просыпайтесь! Первое, что она увидела, когда, проснувшись, открыла глаза, было широкое лицо полицейского, который, наклонившись, смотрел на нее. — Что вы тут делаете? — спросил полицейский. — Ничего, — ответила женщина. — Участковый Митрохин! — представился полицейский. — Пройдемте со мной…***
Бесцеремонно разглядывая задержанную, участковый хмыкал и улыбался, давая тем самым мне понять, что старого воробья на мякине не проведешь. — И не стыдно нам? — А чего мне, собственно, стыдиться? — Не знаем? — Не знаю, — отрезала она. — И буду вам весьма признательна, если вы наконец объяснитесь! Он расплылся в улыбке. — Ишь ты, фу-ты, ну-ты, — восхитился он и от избытка восхищения перестал даже лузгать семечки. — Значит, выходит, признательны будем, коли я объяснение дам? Ну, ежели так, то чего ж, и объяснюсь, коли мы такие глупые и ничего понимать-соображать не желаем. — Уж будьте любезны! — Буду, буду, любезным. Чего там! То самое, блин, е-твое!.. Сами знаете чего! Как поросей у граждан тырить — так все вы горазды, а как вас за одно место поймали — так вы в кусты норовите! — Каких поросей? — попросила уточнить женщина. — Бабы Нюры порося! Его намедни уперли, — сказал бдительный участковый. — И главное дело, уже в третий раз! Всю раскрываемость мне — к чертовой матери! — Вы ошибаетесь… — начала было собеседница. Но участковый ее перебил: — Придуриваемся? — укоризненно спросил он. — Как вы со мной разговариваете?! — А как? Как положено, без рукоприкладства. Е-твое! А ну покажь документы! — У меня нет документов, — ответила женщина. — Пожалуйста проверьте по дактилоскопическим базам данным… — Хитромудрая ты, как я погляжу! — возмутился участковый. — Сюда хлеб раз в неделю привозят и сотовые не ловят, а тебе базу данных подавай… Думаешь, отмазку нашла? Да? А ну — поехали! — Куда? — В район. Там тебе быстро язык развяжут! В два счета уломают, сразу вспомнишь, кто такая и куда порося дела!***
Но в районе задержанной не обрадовались. — Куда ее нам — у нас и так битком! Но отпечатки пальцев у задержанной тем не менее были сняты и запрос отправлен. — Я — полковник полиции, руководитель Федеральной Экспертной Службы, — продолжала утверждать задержанная. — Меня зовут Галина Николаевна Рогозина. — А я тогда министр иностранных дел, — захохотал довольный своей шуткой полицейский. — Придумай что-нибудь другое — полковник Рогозина вчера погибла… Он придвинул к женщине лежавшую на столе газету. Задержанная увидела кричащие заголовки. «Начальник ФЭС погибла во время взрыва». Чуть ниже: «Погибла полковник Рогозина». Под заголовками помещена ее фотография; снимок, сделанный на торжественном приеме в МВД. На этом портрете она выглядела неестественно прямой и очень гордой, в парадном мундире. Большие стальные глаза ее сияли, на губах играла улыбка. Ерунда какая-то. Женщина посмотрела на дату: это была вчерашняя газета. — У нас тут тоже один был, все кричал, что незаконнорожденный сын китайского императора, и свидетельство о рождении показывал с иероглифами, — равнодушно кивнул полицейский. — А когда прижали, оказалось, что обыкновенный конокрад из Тамбова. Лучше колись сама… Да не тушуйся! Нам же все про тебя известно… — Чего молчишь? — подключился к разговору второй. — Давай рассказывай! По-хорошему говорю. Давай так: по-братски, поровну. «Тебе половина и мне половина», — фальшиво напел он старую мелодию. — У нас времени много, — сплюнул на пол первый. — Мы ж тебя, голубушку, всю обшмонаем. Все шовчики распорем да наизнанку вывернем. — Начнем, пожалуй, с личного досмотра, а, Петь? — предложил второй. «Может быть, закричать, позвать на помощь? А кого звать? Что им от меня надо? — закусывая до боли нижнюю губу, думала задержанная. — Что они знают? Да ничего не знают! Обкурились и тешатся». — Я буду первым досматривать, — сказал первый и притиснулся ближе. — Да как вы смеете! — не выдержала больше задержанная, отводя бесцеремонно лапающие руки. Раздался тупой удар и короткий вскрик. Полицейские не учли, что в федеральной службе регулярно сдают зачеты по рукопашному бою. — Погоди, сама еще потом меня позовешь, — сквозь сжатые зубы просипел он, отпуская женщину и кивая напарнику. — Давай ее до утра в камеру. Задержанную подняли на ноги и повели в конец коридора, где были камеры. Лязгнул металлический засов, тяжело отворилась дверь камеры, и тут же в лицо женщине пахнуло спертой вонью. Она отшатнулась, но полицейский уже силой втолкнул ее в камеру, где в жидком свете крохотного зарешеченного окна сидели на нарах человек двадцать женщин. — Новенькую примите! — сказал полицейский заключенным женщинам и, усмехнувшись, захлопнул дверь за ее спиной. Закрыв дверь он прислушался, через пару минут внутри началась какая-то громкая возня. Полицейский стоял возле камеры и радостно улыбался. — Так ей!.. Зато теперь права качать перестанет. Рядом остановился, припав головой к железной двери и напряженно прислушиваясь, его напарник. — А они ее там до смерти не прибьют? — спросил он. — Нет, там сегодня контингент тихий… Из камеры доносились глухие удары и неясные вскрики.