***
Ночь у Рогозиной прошла как-то странно. Сон был нервным, с провалами, разрозненными картинами. Ей снился фронт. Поля, усеянные трупами. Усталые колонны военнопленных… Двигались танки, ревели орудия, шли строем загорелые, запыленные солдаты, некоторые совсем еще юноши… В снах снова и снова возникал призрак мужа. Он то опять просил прощения, как будто в этом был какой-то смысл, то пытался что-то объяснить, но Галина никак не могла понять его… Во сне полковник решила, что обязательно должна использовать подсказку, которой пока не понимает. Проснулась Рогозина не сразу. Сон отступил, играя воображением. Чудилось, что солдат, молодой парень, преследует ее по кустам. Вот-вот он настигнет ее, пальцы уже дотронулись до руки. Неожиданно для себя спотыкается о куст, что позволяет солдату дотянуться до ее плеч и охватить надежно, повелительно. Но Галина увернулась и, схватив неожиданно камень, взмахнула рукой и ударила им преследователя. Камнем она сбила каску с головы преследователя, густые светлые волосы рассыпались по плечам, он закрыл лицо рукой. Невольно мелькнула в голове мысль: "точно ли это парень?". Рогозина наклонилась над преследователем, отвела руку и повернула лицо к свету и... — Ай! Галина Николаевна! Вы что! Полковник услышала крик и немедленно проснулась. Глаза ее, открывшись, не сразу привыкли к рассветному полумраку в комнате и потому ей показалось, что сон продолжается, она увидела сидящего рядом с кроватью молодого человека в спецодежде, который почему-то закрывал голову руками. Только дело происходило не в лесу, а в изоляторе ФЭС, что было еще удивительней. От неожиданности полковник непроизвольно стиснула зубы и вскрикнула от того что челюсть пронзило острой болью. Дал себя знать выбитый зуб. — И-и-звините, ч-что р-р-азбудил, — произнес, запинаясь, парень знакомым голосом. — Но з-зачем же с-с-разу кидаться? Путаясь в одеяле, полковник села на постели и постаралась сообразить, что же происходит. В этот момент она окончательно проснулась и поняла — перед ней ее сотрудник Иван Тихонов. За дверью раздался быстрый топот ног, и в комнату вбежали Валентина и майор Круглов — в его широко раскрытых глазах была тревога. — Галя… Что за крики?.. Что-то случилось? Иван, что ты здесь делаешь? — наперебой заговорили они. — Ну, чего вы так переполошились! — постаралась ответить Галина спокойным шутливым голосом, мимоходом проверяя, завязаны ли тесемки ночной рубашки, на месте ли пояс халата, в порядке ли волосы. Грань между одеждой и бельем была весьма тонка и зависела от незначительных на первый взгляд нюансов, полковник старалась не забывать о таких мелочах. — Все нормально… Это был сон… Всего лишь сон… Странный, неприятный, но сон… — Ты почему кричал?.. — спросила Антонова у замершего программиста. — Б-б-банка с б-багульником… Галина Николаевна с-с-махнула ее с п-подоконника… Она… Он-на прлт-тела п-п-рям н-над-до мн-н-ой… — заикаясь, ответил Тихонов, указывая куда-то в угол. Глаза, и без того огромные, сейчас, казалось, занимали половину лица. Все тоже посмотрели туда. При падении банка с багульником упала несколько дальше, так что ее не сразу увидишь в углу и из нее растекается по полу вода. Под стул, на котором сидел Иван медленно, неумолимо текла тонкая струйка… —Ваня, прости, пожалуйста… — сказала Рогозина и обернулась к Валентине. Антонова умная, толковая, лучшая подруга, во многих своих бедах Галина обращалась к ней. Но Вали не было в комнате. В стремительном развороте событий полковник и не заметила, как она бесшумно выскользнула из изолятора (потом Круглов с Тихоновым говорили, что и они не видели этого). Через минуту патологоанатом вернулась, в руках у нее — тряпка и другая банка с водой. Быстро, ловко, умело Валентина вытерла пол, собрала багульник и вставила его в новую банку. — Да он скоро зацветет, — заметила она, ставя банку на подоконник. Действительно, на веточках возникли чуть заметные выступы, которые лишь при большом желании можно было назвать почками. — Так что ты все-таки здесь делал? — спросил Николай Петрович. — Хотел спасти начальницу от скуки и мук неутоленного любопытства, — Сначала официальные новостные сюжеты, но вы же знаете эти государственные инфоканалы — нарезали для новостей на свое усмотрение… Потом покажу что мы наснимали? У меня каждый исторический момент задокументирован. Рассаживайтесь, почтеннейшая публика, шоу начнется через пару минут. Иван встал, уступая Вале стул, а Круглову приглашающим жестом указал на кровать. — Галя, с твоего позволения, — сказал майор, присаживаясь с краю на покрывало. — Сейчас все будет, — хихикнул Тихонов. Он установил экран на тумбочку и так ловко втиснулся на кровать рядом с Кругловым, что полковник оказалась практически вплотную прижата к своему заму. Оба прожгли возмущенными взглядами коварного манипулятора и наткнулись на обаятельнейшую улыбку и невиннейший взгляд. — О, простите! — повинился Иван и даже слегка отодвинулся. — Я вас толкнул. Прошу начальство меня простить! Извинение было произнесено безукоризненно и даже вроде бы искренне, но в голосе хитреца появились подозрительные оттенки. Николай поколебался мгновение и остался на месте, хотя около Тихонова еще оставалось сантиметров пять свободного пространства. Валентине было невыносимо интересно понаблюдать эту безмолвную игру далее, но увы — времени на развлечения уже не оставалось. Программист запустил видео.***
Тем же ранним утром на другом конце Москвы женщина, сидела одна в баре, потягивая самый дорогой ликер и пыталась убедить себя, что она празднует. Празднование в таком духе продолжалось со вчерашнего вечера и скоро должна была наступить передозировка счастьем. Газеты пестрели снимками ее ненавистной соперницы и статьями об ее смерти. План по ее унижению был отработан не на «отлично» и даже не на «хорошо», максимум на «уд.» с плюсом, но все же экзамен был сдан. Сначала женщина думала, что странное чувство, не отпускавшее ее, было обычным откатом после долгой трудной кампании. Но сейчас она поняла что ее терзали тягостные предчувствия. Месть свершилась, мечты осуществились, почти все… Вчера она положила цветы на могилу бросившего ее возлюбленного и ничего не почувствовала. «Все бесцельно», — подумала она, глядя на каменный памятник человека, которого когда-то любила. Она больше не чувствовала связи с тем, за которого стремилась отомстить, как будто сама обратилась в камень. Все, о чем женщина сейчас думала, — она, соперница… Пыталась представить, как она умирала от холода и голода, что чувствовала, как скоро смирилась… Представляла ее слезы или — еще хуже — ее стойкость, а потом воображала разные варианты конца… Скоро пришлось убедиться — предчувствие не обмануло. У телевизора над стойкой был выключен звук. Шли местные новости. Новости политической жизни города оставили женщину равнодушной, но следующее сообщение вызвало реакцию, близкую к шоку. Вдруг на экране мелькнула знакомая одежда. Затем камера задержала и приблизила лицо, очень знакомое, женщина узнала бы его из миллиарда. Это лицо иногда являлось ей в ночных кошмарах. Она попросила бармена включить звук. Он посмотрел на женщину, удивленный, что она заговорила впервые за несколько часов молчания. Из телевизора донесся голос: — «…приехавшая «скорая» забрала пострадавшую в центральную городскую больницу., — сообщила миловидная ведущая. — По словам врачей, она находится без сознания, в очень тяжелом состоянии, но, тем не менее, никто не теряет надежды, и врачами делается всё возможное, чтобы спасти жизнь…» На экране снова появилась пострадавшая, обмотанная проводами и обвешанная капельницами. — Вот везучая! — злобно прошипела женщина, глядя на экран. Она швырнула полупустой стакан с янтарной жидкостью, он разлетелся на мелкие осколки. Женщина сейчас жалела только об одном: что не отравила ненавистную соперницу прямо на свадьбе. Она вполне могла сделать это, а теперь поздно…***
Иван дошел до видео, не вошедшего в выпуски новостей съемка велась скрытой камерой. Изображение было черно-белым. На экране появились полицейские, задерживавшие Рогозину в участке. Полковник невольно напряглась, увидев их неприятные лица. Они изложили свою версию событий. — Что-то они странно двигаются, — усмехнувшись, сказала Рогозина, выслушав рассказ. — Коля, ты забыл что я хирург? Это типично для побоев. А ну-ка покажи свои руки. Вот, что и требовалось доказать. Костяшки кулаков сбиты. Уверена у Майского, тоже сбиты костяшки кулаков… — Ну и что? — искренне удивился Николай Петрович, придав своему лицу глуповато-наивный вид. — Кулаки я сбил, набивая руки, постоянно тренируюсь. А насчет Майского не знаю, мы с ним сегодня не встречались… У Валентины зазвонил телефон. — Это по работе, — сказала она. Антонова с кем-то разговаривала, и стало понятно, что её вызывают в морг. — Извините, мне надо идти, — произнесла патологоанатом. — Галя, ты не против, если я позже тебе уколы сделаю и осмотрю? — Ничего, — кивнула полковник. — Я пока схожу, погуляю… — Только не одна, — возразила Антонова. — Иван, проводишь Галину Николаевну? — Николай Петрович, будьте другом, проводите вы, — попросил, подняв голову от экрана Тихонов. — Я пока здесь побуду, еще кое-что закончить хочу. Наши в палате поставили камеры видеонаблюдения чтоб все зафиксировать. Сделаю и вам в изоляторе телевизор с возможностью просмотра в режиме реального времени или в записи. — Галя, — устало произнес Николай, — А ты что скажешь? Рогозина встретилась взглядом с его голубыми глазами. — Пойдем вместе, Коля, — улыбнулась она. — Нам не выстоять против этих двоих…