***
— Куда пойдем? — спросил Круглов, когда они покинули изолятор. — Во двор? Но тебя сейчас не должны видеть… — Давай на крышу, — тихо отозвалась полковник. — Давай, — кивнул он. Лифтом они поднялись на последний этаж, выбирались на крышу. В лицо дунул холодный ветер, метнулись крупные снежинки, тут же растаяв на теплой поверхности. Крыша была плоской, с частично занесенной снегом битумной поверхностью. Только шахты лифтов и вентиляции топорщились вверх квадратными пристройками. Они медленно подошли к краю и остановилась у самых перил, глядя вниз. Боязнью высоты Галина никогда не страдала. Она стояла, пряча лицо в воротник пальто от едкого, перехватывающего дыхание, холодного ветра. — Я вижу, тебя что-то гнетет, беспокоит, — тихо сказал Николай. — Поделись, легче станет. — Не сейчас, — покачала головой Рогозина. — Помолчим немного… Она хотела встретить рассвет. Галина любила это делать — встречать рассвет. Сегодня зимняя ночь, поднималась, как занавес, уступая дорогу дневному, тусклому свету, освещающему мигающие светофоры, появляющиеся машины, зажигающиеся окна в офисах, напротив. Москва просыпалась. Рогозина так любила это время. Сейчас перед ними простиралось плоскогорье бесчисленных домов огромного города. Когда случалось ночевать на работе, она часто сюда приходила. Москва, залитая огнями, казалась огромным морем, где человек — песчинка в этой безбрежности. Огни — будто мириады звезд, опустившиеся с неба. Цепями огней светились бульварные кольца, и радиусы огней уходили к краям Москвы. Синие поезда метрополитена, выходя из-под земли, и торопливо перебегали из туннеля в туннель. Далеко внизу по асфальту шли первые прохожие… С большой высоты все выглядело игрушечным и забавным. Это успокаивало. Сразу чувствовалось, что все мелко в сравнении с вечностью… Но появившееся было умиротворение, внезапно развеялось когда Рогозина вдруг вспомнила давешний сон с небывалой точностью. Полковник почувствовала что ноги подкосились, колени предательски задрожали, и, чтобы не упасть, она схватилась за перила. Николай поддержал ее за плечи. Развернул к себе и прижал. — Что с тобой? — мягко спросил он. Его руки нежно, успокаивающе гладили ее растрепанные волосы, а его форменной куртки пахло табаком, кожей и одеколоном. Этот с детства любимый запах был всегда связан в ее представлении с отцом, но безотчетно нравился ей и как принадлежность других мужчин. — Н-ничего, — с трудом ответила Галина. — В изоляторе было душно, а сейчас на свежий воздух вышла, и… голова немного закружилась… Майор чуть прищурил глаза: — И еще что-то тебя смущает… не так ли? — Вспомнила об отце, — сказала полковник, не желая признаваться самой себе и намеренно уводя разговор в сторону. — Стыдно, но я совсем про него забыла… Он ведь и так думал, что я умерла, а тут еще этот сюжет… — Не волнуйся, — ответил Николай и пояснил: — Чтоб не травмировать его, мы сказали, что тебя направили в срочную командировку. Командировка эта секретная, и ты не имела права рассказать о ней даже ему. Но если будет появляться возможность, то будешь сообщать о себе. И для тебя была придумана «легенда» о том, что ты погибла. Твой отец всему этому поверил… Рогозина молча кивнула, и Круглов, как бы не замечая ее молчания, продолжал: — И это все, что тебя тревожит? Или есть что-то еще? У тебя такое лицо, как будто привидение увидела… Галина мгновение как будто колебалась, говорить или нет.… А пожалуй, надо сказать… Уж если Коля не поймет — значит, никто не поймет. — Просто сон приснился… Знаешь, странный такой и немного страшный, я его почему-то сейчас вспомнила. — Страшный сон, говоришь? Ну, давай рассказывай, посмотрим, кто там тебя напугал. — Николай не спеша помог полковнику отойти на несколько шагов назад и присесть на козырёк вентиляции. Сам сел рядом и обнял ее за плечи. Галина поймала себя на мысли, что хотела бы никогда не покидать его объятий — они были так надежны. Казалось под защитой этих сильных рук с ней не может приключиться никакой беды. Она улыбнулась этой мысли, и напряжение спало само собой. — Ладно, слушай, — сказала она. — Только не рассказывай никому — засмеют… Рассказывала она долго и в подробностях. Ей самой неожиданно захотелось вспомнить все подробности сна, чтоб понять его значение. Николай слушал внимательно, не перебивая. Постепенно Галина вспоминала все новые детали. Когда полковник закончила, Круглов помолчал, собираясь с мыслями. — Интересный сон тебе привиделся… Как думаешь, о что имел ввиду твой муж? — Сама не знаю. Я об этом не думала. А как ты считаешь, это все плод моего воображения? Наверно этот сон — дурацкий, а никакой не вещий! Обычная абракадабра, которая частенько снится, когда о чем-нибудь тревожишься. Не более того. — Нет, — сказал он, крепче прижал к себе Галину, приглаживая ее растрепанные волосы, — думаю, что нет. Сны нам неподвластны. И этот явно приснился тебе не просто так… — Как у вас дела с подсадной уткой? — сказала полковник, сменив тему. — Все хорошо, — ответил Николай. — Дунаева отлично играет твою роль. Майский в больнице заканчивает подготовку засады… — Смотри, вы с Майским мне обещали, что никто не пострадает, — улыбнулась Рогозина и тоже плотнее прижалась к нему. — Кстати говорят вы с ним вчера весь алтарь собрали и доставили, где это сейчас? — В лаборатории, эксперты все уже проверили. Хочешь посмотреть, что мы привезли? — Да. Пойдем, посмотрим. Я замерзла, и тепло, мне сейчас не помешает… — Тебе холодно? — встревожился он. — Зря мы здесь засиделись… — Нет, не зря, — коротко ответила начальница. Майор взглянул на спутницу и стал расстегивать форменную куртку. Полковник поняла, что он собирается делать, и стала поспешно отказываться. — Надо, надо, — перебил ее Круглов. — Я не замерзну, а ты наверно, уже застудилась. Еще простудишься и что тогда делать? Надевай быстро и не спорь. Галина дала набросить его куртку поверх своего пальто. Послушание давалось ей с большим трудом и каждый раз ее это страшно злило. Но злиться оставалось только на себя, потому что заместитель каждый раз оказывался прав.***
Тем же утром в реанимационном отделении больницы заканчивались последние приготовления. — Ну, держись, разведчик! — шутил Майский с Холодовым. — У тебя две пары глаз. Место для себя где выберешь? — А как я сейчас выбирать буду, — задумался Андрей. — Я же не знаю, когда и откуда эти преступники придут. — Э, вот это, однако, неправильно! — возразил майор. — Разведчик все должен знать. Нужно как сделать? Представь себе, что ты убийца Рогозиной, и его глазами определи, где и как лучше напасть… В больницу надо войти и сюда, на пятый этаж, подняться. Так? Идем — выбирай место, где это лучше сделать незаметно. Холодов придирчиво обследовал весь этаж и остановил свой выбор лестнице и служебном входе. — Я бы тоже тут вошел, — одобрил Майский. — Теперь — для себя. — Наверное, лучше где-то в коридоре, по пути к палате. Оттуда наблюдать хорошо. — Оказывается, кое-что можно предусмотреть заранее? — Спасибо, Сергей Михайлович, — улыбнулся Андрей. — Без вас я бы не догадался. — Не за что, — усмехаясь, ответил майор. — Но на всякий случай, разведчик, приготовься к смене боевой позиции. — Я не понял! Это что?! — раздался сзади резкий голос Круглова. Он вышел из-за угла и быстро подошел к коллегам. — Готовлю Холодова к участию к операции, — ответил майор. — Не волнуйтесь, Николай Петрович! Я справлюсь! — обратился Холодов к Круглову и попытался улыбнуться. Улыбка капитана Холодова получилась такой детской и беззащитной, что майор рассвирепел. — Вы думаете, Галины Николаевны нет, значит, все можно?! Я Рогозиной только что обещал сдать с рук на руки всех сотрудников в целости и сохранности! Какой из Холодова опер? — выговаривал Круглов Майскому. — Так там ничего сложного, — пояснил Сергей. — Просто в коридоре на посту посидит и все. Я бы сам сел, но на медработника не похож. Слишком большой, и слишком физиономия «немедицинская». — Ну смотри, под твою ответственность, — ответил Круглов. — Как там Дунаева? — Все подготовили, — с облегчением произнес майор. — Пошли — сам посмотришь… Дунаеву, загримированную под полковника, поместили в одноместную палату и лишних врачей к ней не допускали. Допускали только посвященных. Вторым «пациентом» в палату лег Майский, у которого даже своей койки не было и которому пришлось спать на брошенном на пол матрасе под кроватью «Рогозиной». Но майор по этому поводу не роптал, потому что позиция у него была очень хорошая, а мучиться предстояло недолго. Вряд ли больше суток.***
После отъезда Круглова Рогозина еще долго сидела в лаборатории и перебирала фотографии, которые сняли с алтаря. Хотя она понимала, что это однообразное действие вряд ли поможет, но ничего не могла с собой поделать. С каждой минутой она задумывалась все больше. В ожидании новостей из больницы, полковник заметно нервничала и только фотографии немного отвлекли ее. Изображения были разные: большие и маленькие, пожелтевшие от времени и свежие. Где-то она помоложе, чем сейчас, лицо покруглей. Женщина заметила, что некоторые снимки отрезаны, видимо рядом был кто-то, чье присутствие рядом с ней на фото не нравилось похитителям. Она стала машинально откладывать такие карточки. Вдруг Рогозина замерла, ее внимание привлекла одна из таких фотографии: на ней отрезанный человек держал ее за руку. Галину словно ударило током. Она узнала этот снимок — там она была рядом с мужем. Они сфотографировались вместе незадолго перед войной, когда он получил очередное звание. Их снимал ее отец в деревне: на ромашковом поле, и ветер лохматил волосы, и они держались за руки, улыбались и щурились от солнца, смотря в объектив. Кажется тогда с ними был еще кто-то… Закончив с фотографиями, Галина перешла к снятым с алтаря предметам, которые лежали на столе стопкой, упакованные в целофановые пакеты. Просматривая вещи одну за другой, она увидела в очередном пакете что-то мягкое, тонкое, какой-то смятый комочек. Полковник вытянула его краешек из пакета. Несомненно, это был батистовый платок. Но как он попал сюда? Она быстро вытащила его, развернула, взглянула на метку. Это был ее платок, с ее инициалами. Совершенно чистый, с невыдохшимся запахом духов. Галина, закрыла глаза. Так ей удобнее было думать и вспоминать. И она что-то припоминала сперва смутно, потом яснее. «Перед отъездом я была на кладбище… и там, я обронила этот носовой платок. Я это заметила при выходе, когда опустила руку в карман, чтобы достать портмоне. Кто-нибудь, очевидно, поднял мой платок… он попал в руки похитителя… Шел снег, но платок остался чистым, даже духи не выдохлись, его подняли почти сразу…» Какое-то время Рогозина колебалась, стоит рассказывать или нет, но потом все же решилась одолжить у Антоновой телефон и позвонить Круглову.***
— Что ты сказала? — в третий раз переспросил Николай Петрович, не в силах поверить услышанному. Если бы ему предложили назвать нечто, абсолютно несовместимое с его начальницей, то вышитый батистовый платочек подошел бы как нельзя лучше. — Ты уверена, что это тот самый платок? — Да уверена, Коля, уверена, — Галина, похоже, теряла терпение. — Мне его Валины близняшки подарили, сами вышивали. Он выполнен вручную и в единственном экземпляре. И потеряла я его когда ходила на могилу мужа, как раз в день отъезда. — Я сейчас закончу в больнице и съезжу туда. — Ты уверен, что так надо? — Уверен, уверен, — в тон ей пробурчал Круглов. — Я должен проверить не оставил ли похититель следов, улик или отпечатков. На обратном пути из больницы Круглов сделал крюк и заехал на кладбище, где покоился Слава — муж Рогозиной. В подобные совпадения он не верил и не поверит никогда. Не то внутренний голос что-то подсказал, не то просто профессиональный нюх сработал. Этим и отличался он от Галины Николаевны. Первое время начальство ФЭС нередко ссорилось из-за этого. Полковник, прежде долго думала и высчитывала, где какую информацию можно собрать, как ее нужно собирать и проанализировать, что потом делать. Николай, как правило, не просчитывал ситуацию даже на полшага вперед, он больше руководствовался интуицией, а иногда просто действовал «на авось», особенно когда не знал, что делать дальше. И интуиция не подводила. Не подвела она и в этот раз… К машине он вернулся с пакетами, в которых лежали букет и пустая бутылка из-под ликера. Он торопился в ФЭС — сообщить об уликах. Круглов посмотрел на пакет, в котором лежала бутылка. Доставая бутылку из мусора, Николай старалась до нее не дотрагиваться, но в баке бутылка, к сожалению, соприкасалась с другим мусором. Если там и были отпечатки, они возможно давно смазаны или стерты. Конечно, это никакие не улики, даже если на букете или бутылки есть отпечатки пальцев, потожировые или слюна. Посещать кладбища ведь не запрещено. Но если отпечатки или ДНК есть в базах за это можно ухватиться и продвинуться в расследовании… Погруженный в свои размышления, Николай Петрович убирал находки в багажник. Грубый голос женщины вывел его из задумчивости: — Мужчина, — услышал он и почувствовал руку на своём плече. — Извините меня, Бога ради. Вы не подскажете, где здесь аптека? Круглов остановился и хотел обернуться. Но тут случилось то, что просто не уложилось в его сознании. Короткий укол в шею и резкая боль. Из последних сил майор стремительно обернулся, он увидел женщину с тронутыми сединой светлыми волосами. На лице ее была ехидная улыбочка. Николай узнал ее…