К черту любовь!

      Я ждала уже четыре гудка, пока, наконец, не раздалось долгожданное «Алло».       — Оксана! Оксана!!! — заорала я, только услышав голос подруги. — Оксана, я в заднице! Я идиотка!       — Что, боже, Ира, что случилось?! — взволнованно проговорила подруга. — Что ты так орешь?!       — Оксана, это… — Я от эмоций покачала головой, будто Оксанка может это увидеть, и затараторила: — В общем, ты же помнишь мой план, да? Про лучший секс, про новую меня. И я не хотела же чувств, а потом Волжак появилась, и мы с ней трахаемся, как кролики, только реже, а потом Маша, ее подруга, она меня снимала, и теперь Маша считает, что мне нравится Волжак! И я почти в это поверила, но ведь это же не так, Оксана?! — на последнем издыхании я закончила фразу и набрала в легкие воздуха, потому что кислорода мне явно не хватало.       На том конце провода молчали с минуту. Потом Оксанка откашлялась и спросила:       — Что ты несешь? Я ничего не поняла.       — Боже… — прохныкала я, усаживаясь на кровать. — Оксана. Кажется, мне нравится Волжак.       — Ч-чего?       Я почти видела, как подруга замерла с чашкой имбирного чая в руках. Пришлось все подробно рассказать Оксанке, чтобы она поняла, о чем я ей толкую.       — Офигеть, — протянула подруга. — Ты — идиотка.       — Разве я не с этого начала свой рассказ? — скептично заметила я, растягиваясь на кровати. — Я бы хотела дружеской поддержки.       — Извини, но… Ты — идиотка. Получше варианта, чем твоя чокнутая Горгона, ты не нашла? Обязательно в нее нужно влюбляться было?       — Кто говорит о влюбленности? — возмутилась я. — Просто симпатия…       — Завязывай, Ира. Я тебя знаю. У тебя не бывает симпатий. Ты втюриваешься как дурочка, и каждый раз не в тех. Она не подходит тебе, — возмущалась Оксанка, а мне стало даже как-то обидно.       — Почему это? Что, я не могу подойти сильной самодостаточной женщине?       — При чем тут это? Она ненормальная. Вы трахаетесь черт знает сколько, а разговора дольше пяти минут у вас не было. Что это за фигня вообще?!       — Ну… Ты права, — вздохнула я. — И что мне делать?       — Ты издеваешься?! — Оксанка почти орала на меня. — Что за вопрос?! Перестать с ней спать, вот что делать!       — Как? Совсем? — пробормотала я, с трудом представляя себя без жаркого секса.       — Ира, она же тебя использует! — Я слышала по Оксанкиному голосу, что она теряет терпение. — Хорошо же она устроилась! Нашла тебя, молодое красивое тело, и трахает, когда хочет! И ни цветов не надо, ни ухаживаний, даже объяснений никаких! Ты — игрушка!       — Но я же сама на это шла! — попыталась протестовать я. Если послушать Оксанку, то я просто шлюха в руках Волжак. Но ведь это не так. Я хотела секса — я его получала. Так или иначе.       — Да, а потом влюбилась в нее! Это стокгольмский синдром, Ира! Она имеет тебя, как хочет, а ты и рада!       — Знаешь, — тут уже мое терпение подошло к концу, — я позвонила тебе, чтобы услышать слова поддержки, а не обвинение в том, что я подстилка!       — Я не говорила, что ты…       — Ладно, Оксан, — прервала я ее. — Я поняла. Извини, что побеспокоила.       Я отключила звонок и кинула телефон на край кровати. Дожили. Мы с Оксанкой вообще никогда не ругались. Она и раньше могла сказать что-то резкое — у нее такой характер, но я никогда так не реагировала. Либо молчала, либо переводила все в шутку, понимая, что она это не со зла. Но сейчас это будто была не я — показалось чрезвычайно важным постоять за себя и… за Волжак?

***

      Лежа в постели, я думала о том, на сколько процентов права была Оксанка. Нет, я не считала себя подстилкой или безмозглой курицей, которую просто используют. Я, где-то на краю своего сознания, думала, что Волжак не просто со мной спит. Бога ради, она может себе позволить практически любую девушку — она красива, богата, бывает очень мила и обворожительна, но… спит-то она со мной. И я готова была поклясться, что к Маше она меня приревновала.       Еще через полчаса в голову пришли другие вопросы. А только ли со мной спит Волжак? Почему она не подпускает меня ближе? Почему элементарно не разговаривает со мной о простых вещах, которые не связаны с работой? Почему не позволяет дотрагиваться до нее? Доставить ей удовольствие? Может, у нее есть муж или жена? Кольца у нее нет. Конечно, можно и снимать его или вовсе просто жить в гражданском браке… Но я бы уже знала об этом наверняка. Хотя если просто сожитель или сожительница… Черт, неужели у нее кто-то есть, поэтому она не позволяет себя трогать? Типа так и не совсем измена?       Нужно ли говорить, что заснула я только к утру? Причем в конце своих умозаключений я пришла к двум выводам. Первый — что да, она мне, кажется, действительно нравится. И второй, что мне позарез необходимо поговорить с Волжак обо всем, что происходит.

***

      Весь день я просидела как на иголках. Я все пыталась собраться с духом, чтобы задать Волжак один вопрос: какого хера происходит? Но как только выдавалась возможность — когда я оказывалась у нее в кабинете, язык словно присыхал к небу. И только вечером, когда Волжак вызвала меня с отчетом, я сказала сама себе, что все — непременно сейчас я спрошу у нее обо всем. Но только я открыла рот, причем в горле мгновенно пересохло, а руки мелко задрожали, как Волжак сама обратилась ко мне:       — Ирина Николаевна, мне нужно с вами еще кое-что обсудить.       Ну, наконец-то. Я уж думала, что самой придется.       — Хорошо, — кивнула я, хотя руки все еще дрожали. — Давно пора бы это сделать, — пробормотала я уже тише.       — Через неделю мы отправляемся в Москву, — проговорила начальница, поднимая на меня взгляд.       — Эм…       Честно — думала, мы будем говорить о другом.       — Конференция. Вы помните, на крайнем брифинге мы обсуждали это? — Она вопросительно подняла бровь.       — Да. Конечно, — соврала я. Нихрена я не помню. На последнем собрании я пялилась на нее, размышляя, когда я пропустила этот момент, перешагнула черту от лютой ненависти к ней к симпатии.       — Отлично. Так вот, весь руководящий состав будет там. Как и наши конкуренты. Будут презентации, обсуждения, потом собрание в нашем головном офисе, где будут кое-какие существенные перестановки в верхах, а потом обратно.       Я молча кивнула, не совсем понимая, зачем она мне это рассказывает. Чтобы поставить меня в известность? Так могла бы просто сказать, мол, Ирина Николаевна, поздравляю, вы едете. Причем могла сообщить это прямо в день вылета. А что? Вполне в ее стиле.       — До четверга меня не будет, мы с Михаилом Андреевичем улетаем в Новосибирск. А когда вернусь, мне будет нужна ваша помощь в подготовке презентации.       Я довольно быстро переварила новость об ее отъезде: знала, что раз все «шишки» собираются в столицу, значит, грядет что-то глобальное и масштабное, поэтому я просто кивнула и ответила:       — Я поняла вас. Хорошей поездки.       А что я еще могла сказать? Удачи? Возьмите меня с собой? Будете ли вы по мне скучать?       — Можете идти, Ирина Николаевна. В понедельник я на почту вам скину все, что нужно будет сделать к моему приезду.       Конечно, кто бы сомневался. О работе мы можем и говорить, и письма километровые расписывать. А о том, что за хрень между нами… зачем, кому это интересно?       Я пожелала ей хорошего вечера и вышла из кабинета. Ну, хоть какая-то приятная новость — Москву посмотрю. Может, с Машей встречусь. Не круглыми же сутками мы будем на этой конференции.