***
— Так сколько, говорите, перчатки стоят? — На испанском спросил Иоганн лавочника, застёгивая молнию на кожаных коричневых перчатках, что сели как влитые. И какой чёрт потянул его на рынок? Стив пытался возражать, аргументируя тем, что это слишком большой риск, но Череп даже не стал слушать — отвернулся и бодрым шагом двинулся ко входу. Пришлось смирится и плестись за брюнетом, чтобы не потерять его и уберечь ни в чем не повинных жителей. От чего-то казалось, что большое количество незнакомых людей заставит Шмидта нервничать и стать «ходячим кактусом», уходящим от любого контакта. Как же он ошибался. Иоганн прекрасно поддерживал беседу с продавцами и покупателями, причём неважно на каком языке они говорили, давал советы и даже шутил. И теперь уже Роджерсу оставалось стоять в сторонке, пытаясь понять, как ему это удаётся. Дружелюбно, даже добродушно улыбаться, играя так искусно, ни на секунду не теряя открытого выражения лица. — Двенадцать долларов, сэр. — Мужчина тактично промолчал, хоть и был весьма удивлён неестественным цветом рук покупателя. Иоганн разочарованно вздохнул и положил перчатки на место. Вот только Стив уже знал — идентичная пара чёрного цвета уже спрятана где-то в рукаве или кармане. И сколько бы Стив не злился, но ловкость рук, смекалка и умение мастерски уводить внимание завораживали его, как ребёнка выступление фокусника. Наверное всё дело в голосе и манере речи — мягкий ровный бас, спокойно-интеллигентный тон — все это располагало. Да и сам брюнет со своей военной осанкой, высокой, в меру мускулистой фигурой, негласно становился «белым и пушистым» в глазах прохожих. Просто спортивный молодой человек, ничего необычного. Проходя мимо лавок с электроникой, Иоганн неосознанно замедлял шаг, осматривая доныне невиданные приборы. Капитан чуть ли не облегчённо выдыхал, когда тот просто проходил мимо, не прихватив что-то на память. Особенно долго они бродили по рядам с едой. Видимо, беспризорное детство не прошло бесследно. Особенно его сноровка была заметна, когда он два раза буквально за руку ловил карманников, тянущихся за его сумкой. Как говорится, рыбак рыбака… — Будешь? — Ганн протянул ему какое-то индийско-китайское блюдо, напоминающее треугольный пирожок, с мясом и овощами. — Я тебя убью. — Пообещал Стив, поборов совесть, ибо голод был в сто крат сильнее. — Ворованное вкуснее, — попытался подбодрить его Ганн, но не особо помогло. — Стив, тратить деньги на такие мелочи в нашем положении — непозволительное расточительство. Не накручивай себя по пустякам. Ешь, пока не остыло. Вскоре к бандане, перчаткам, тёмным очкам и куче всякой вкуснятины, до которых только могли дотянутся ловкие руки, добавился скетчбук и ручка. Стив удивленно посмотрел на солидного вида блокнот. Лишь через пару минут он сообразил, что это было вместо извинения за муки совести. — Мы так и не нашли того, кто смог бы быстро и без вопросов сделать мне визу. Стив только вздохнул. Ну конечно, не мог же Ганн просто так бродить по рядам. — Похоже, придётся воспользоваться моими связями, — решился Стив, понимая, что его «виза-открывающая-все-границы-мира» их единственный шанс. — Но тогда у нас будет максимум сорок пять минут до приезда Удара. Успеем? — Успеем. А если нет… Устроим панику и затеряемся в городе. Пересечём на машине границу Канады, а там… — Давай не будем заходить так далеко. — Да. Решаем проблемы по мере поступления. Пойдём, нам тут больше делать нечего.***
Путь до аэропорта оказался на удивление спокойным. Иоганн, впервые попавший на оживленную улицу двадцать первого века, мерно шагал, сунув руки в карманы, и только идущий рядом Стив видел, как за темными линзами очков мечутся расширенные зрачки. — Снова чертова камера, — периодически ворчал Череп и слегка менял траекторию движения, чтобы в кадр не попали их лица. Стиву оставалось только не отставать. По радио и на страницах газет не было и единого упоминания о них. Похоже, Щит всё же боялся устроить панику среди горожан или опорочить имя главного символа всея Америки. Скорее первое. — Удивительно. Мы, можно сказать, изменили родине, а вокруг гробовая тишина. Словно ничего страшного не произошло, — поделился мыслью Стив уже в зале ожидания, после долгого заполнения документов и досмотра. Пистолет Ганн предусмотрительно скинул где-то на рынке, а нож завернул в полотенце, как обычно делают туристы, так что они легко отмазались. — Положим, родине изменил ты. Моя — за океаном. И, Роджерс, я всё больше понимаю, как ты далёк от шпионажа. Да и от политики тоже. Вот скажи мне, если бы я сказал, что Гитлер был святым, ты бы мне поверил? — Шелестящий голос заглушался гамом вокруг. Закинув руки за голову и вытянув длинные ноги под впереди стоящее сидение, Ганн позволил себе немного расслабиться. — Нет, — влёт ответил капитан. Он прошёлся глазами по подтянутому телу и лицам рядом сидящих девушек — они буквально облизывали их обоих хищными взглядами, кусали губы. Ох, после трансформации он такие взгляды ловил слишком часто. Не ровен час, эти двое подойдут познакомиться. — То же самое и с тобой, только со знаком плюс. Тебя воспринимают как героя и чёрта с два кто поверит, что ты мог совершить такое. Людям свойственно до последнего цепляться за идеалы, особенно за те, что знакомы с детства. Кажется, что если такой идеал пошатнется, то и строившаяся вокруг него жизнь окажется такой же ложью. Пустышкой. А это страшно. Что-то меня не в ту степь понесло. У Иоганна явно портилось настроение. Он тоже замечал чужие взгляды, которые откровенно раздражали. Невзначай размяв запястья и сложив руки на груди, немец повернул голову к Стиву. Только сейчас он сообразил, что у них нет легенды и готов был оторвать себе голову за такую промашку — оставалось надеяться на импровизацию и капитана. — Нет, продолжай. Мне интересно услышать твою точку зрения. — Почувствовав напряжение собеседника, Роджерс перекинул руку ему через плечо и, подмигнув, прижал его чуть ближе к себе. — Да? Ну, ладно… — Сначала Шмидт напряг плечи, но услышав разочарованные вздохи девушек, решил, что потерпит это вторжение в личное пространство ради спокойного ожидания. Осталось всего ничего. — Люди считают, что плохие вещи случаются только с плохими людьми, что всем воздается по заслугам. Высшая справедливость, и все такое. И людей вроде тебя они считают проводниками этой справедливости: такие как ты всегда знают, что делать, никогда не ошибаются. Столпы спокойствия. Но это такая откровенная чушь, что хочется смеяться. В мире нет справедливости. Сколько детей погибло от рук моральных уродов? В чем они провинились, какой грех успели совершить?! Да никакой! А те, что погибли из-за болезней? А те, которых замучили в концлагерях лишь за то, что они родились евреями?.. Те, которым просто не повезло… — Стив невероятным образом развязывал его язык, притуплял чувство опасности, взамен давая ощущение железного купола над ними — защищённости. Вот и рука на плечах уже не ощущалась угрозой. — У тебя бывали дни когда ты жалел, что родился? — Неожиданно переменил он тему. — Да. Особенно в детстве, когда я полумёртвый лежал в постели и видел, как надо мной плачет мама, а у меня не было сил даже утешить её. Сказать, что всё будет хорошо. — Поверь, Стив, тебе безумно повезло. Ты помнишь, как выглядят твои родители, есть память о них… Тебя любили. — Ты вообще не помнишь родителей? — Только по рассказам знакомых их знакомых. Даже фотографий не нашлось. Да я и не уверен, что хотел их видеть. Судя по тому, что я узнал, это не те люди, о которых можно вспомнить что-то хорошее. Отец — потомственный забулдыга, и мать, у которой не хватило ума сбежать от него, пока была возможность. Глядишь, осталась бы жива. — Но не появился бы ты. — Вот именно! — прозвучало так, словно он уловил самую суть, и оторопевший Стив даже не нашелся, что сказать. Он все еще пытался что-то возразить, когда наконец объявили посадку на их рейс. — Моё место с краю и никаких возражений. — Поднявшись с места Иоганн отряхнулся от невидимой пыли и зашагал к названому диспетчером «коридору». — Не боишься? — Улыбнулся Стив, поравнявшись с ним. — После нашего последнего полёта ты пропал на семьдесят лет. Как и я. — Поверь моему опыту, Стив, пройтись по лагерю смерти, особенно мимо родильных блоков, намного страшнее, чем… Чем всё! Так что нет. Не боюсь. — Родильные блоки? Такие были? — Конечно! И это самое чудовищное, что я когда-либо видел. Даже тела, остававшиеся после опытов нашего доброго доктора, не вызывали столько ужаса, как… — Он глубоко выдохнул, впившись ногтями в кожу на запястье, чтобы голос не задрожал, — горы детских трупиков, которым зачастую даже не отрезали пуповины. Сразу кидали к своим мёртвым собратьям. Я видел это своими глазами и ещё несколько долгих месяцев просыпался в панике от крика младенца за стенкой. Они ведь тоже кричали, когда умирали… Когда их грызли крысы. — Сглотнув ком, Иоганн посмотрел в глаза побледневшему Роджерсу. Скульптурное лицо закаменело, и только в глазах плескался чистый ужас. — Вот что действительно страшно… Пойдём. «Ты хотел откровенности, так получай, чистый идеальный Капитан Америка. Авось, тогда пропадет желание обнимать бедного одинокого фашиста.»***
— Дорогие пассажиры, просим привести кресла в вертикальное положение и пристегнуть ремни безопасности — мило улыбаясь, оповестила стюардесса на разных языках. Недолгая суета сменилась шумом разговаривающей толпы: кто-то делился ощущениями, кто-то рассказывал о планах на последние недели отпуска, а кто-то о самом отпуске. Иоганн краем глаза наблюдал за всеми, стараясь выловить потенциально опасных личностей, но вокруг были только гражданские. Уставшие от долгого ожидания, изнемогающие от жары, от которой даже ему становилось дурно, смеющиеся и, несмотря ни на что, счастливые. Американцы — ни отнять, ни прибавить. Откинувшись на спинку, немец выдохнул, отпуская напряжение сковывавшее его все это время. Особенно у столика регистрации когда дамочка, нахмуря нарисованные брови, всматривалась в украденный паспорт. В голове пронеслись сотни вариантов развития событий, но всё обошлось. Она просто забыла очки. Дура, блять. Очень не вовремя накатила сонливость. Как бы он не крепился, нахождение в толпе выматывало. Но как бы сильно ему не хотелось забыться во сне, в тоже время он безумно боялся этого. Сны с каждым разом становились всё реалистичнее, и всё тяжелее было убедить себя, что сознание просто воспроизводит искажённые воспоминания. Шаткий мост, построенный между ним и Роджерсом, был сейчас как никогда кстати. Может, хоть он не подведёт и не обрушится на самой середине, отдавая во власть кошмара, что был его прошлой жизнью. Многотонная машина взмыла в воздух — началась самая спокойная часть их пути. Даже если их и нашли — в самолете никто ничего предпринимать не станет, слишком большой риск для остальных пассажиров. Стив, отошедший от услышанного, легонько толкнул локтем неподвижного Черепа. — М? Что? — Несколько раз моргнув спросил он, повернув голову. — Ничего. Просто твоя неподвижность чертовски напрягает. И не только меня. Промолчав, Иоганн вернулся в прежнее положение и прикрыл глаза, якобы уснув, чтобы не привлекать внимание особо любопытных, таких как девчонки справа от них. Те самые, что заглядывались на них в зале. Не хорошо, ох, не хорошо. — Может, они всё же пара? — Предположила девушка с неестественно пепельными волосами, заплетёнными в две косы. — Да навряд ли. Брюнет, кажется, вообще едва его рядом с собой терпит. У тебя наверное всё-таки есть шанс его закадрить, — толкнув подругу острым локтем в бок, хихикнула смуглокожая девица. — Но уж точно не сейчас. Я слишком устала, чтобы соблазнять спортсменов. Да и он явно уморился. — Зато блондин бодр и свеж. И мне почему-то кажется, что я его где-то видела. «Хороший актёр играет до конца, даже если в зале нет зрителей.» — Сказал давным давно его учитель актёрского мастерства, высокий худощавый мужчина с густыми русыми усами и хитрющими глазами. Ганн был не просто хорошим актёром — он был великолепным лжецом, умевшим играть даже не зная легенды, меняя собственное поведение до такой степени, что даже коллеги по цеху не узнавали его. Вот и сейчас он, просто притворяясь, положил голову на плечо замершего в изумлении Стива. — Сам виноват. Теперь подыгрывай, — шёпотом сказал он. — Надеюсь, ты не придушишь меня, когда мы прибудем, — еле слышно зашептал в ответ Стив, наклоняясь ближе к нему. Осторожно, словно приручая хищника, обнял напарника, даже сквозь плотную ткань ощущая жар и напряжение, которое, впрочем, пропало спустя несколько мгновений. — Придушить — не придушу, но что-нибудь сломаю, это точно. — Да, я заметил, что тебе это нравится. — Не нравится, Стив. Просто это самый быстрый способ причинить боль. Чтобы довести человека до отчаяния словами, нужно больше времени. Мужчина, сидящий через проход, брезгливо покосился на перешептывающихся, но верно оценил их габариты и удержался от комментариев. — Сколько лет ты учился? — Всю жизнь. С трёх лет, когда я начал понимать свою непохожесть на других, причём и в прямом, и в переносном смысле, до вот этого самого момента. Надеяться я мог только на себя, вот и пришлось учиться жалить, а для этого надо сперва вычислить самое больное место. И позже мне это очень пригодилось. Хороший агент должен быть ещё и хорошим детективом. Вот скажи мне, сможешь ли ты наверняка определить, кто та седовласая девушка? — Ну, наверное студентка, неформалка, даже бунтарка… — Два тебе между лопаток. Не смотри на внешность. Она может рассказать только о цветовых предпочтениях человека и некоторых рабочих чертах. Смотри на мимику, на жесты, на манеру общения, прислушивайся к тому, что говорят ей и что говорит она. Стив пытался, но не мог уловить суть. — Ладно, не мучай себя. Она скорее всего уже закончила институт, любит играть в настольные игры. Старается вести себя раскованно, но при этом стеснительная. Хм, не буду утверждать, но, по моему, у неё неразделённая любовь к своей подруге. — Объясняйте, герр Холмс. — Кто? — Детектив такой из книги. — Ладно. На вид ей около двадцати, но судя по количеству макияжа, можно предположить что настоящий возраст около двадцати пяти. К этому времени она вполне могла закончить высшее учебное заведение. Её подруга часто упоминает «Шахматный клуб», на что она отвечает довольно уверенно и радостно. Обычно, если играют в одну настольную игру, то есть интерес и к другим. Свободная поза, но руки скрещены на груди. И она так и не подошла знакомиться. А последнее… Что-то есть в её взгляде. Зрачки расширены, корпус повёрнут в сторону смуглокожей. Не знаю. Может, просто показалось. — На словах это так просто. А в реале я угадал только то, что она студентка. И как ты успел все это увидеть и услышать? — Это тебе любой следователь с большим опытом расскажет. У них тоже глаз на такое набит. Тут просто нужна практика. — Сейчас должно быть пресловутое «но». — Но не всех можно так читать. Психи, актёры и просто достаточно контролирующие себя люди могут обвести вокруг пальца любого. Даже меня. Именно поэтому я никому не доверяю. Стив не стал спорить, прислушиваясь к эмоциям, которые вызывала горячая тяжесть на груди. Неразделенная любовь? Но Ганн все равно предпочел изобразить близость между ними. Зачем? Это такой странный способ продемонстрировать… Доверие? Не зря же он о нём упомянул. Нет, с таким же успехом они могли играть братьев или близких друзей и смысл бы не поменялся. Похоже он снова смотрит слишком поверхностно, не замечая самого главного. В раздумьях он даже не заметил, что синие глаза давно закрылись, а дыхание стало ровным и медленным. Уснул, словно до этого не проспал почти семь часов. Это на него так жара действует? Стива не особенно волновали косые взгляды и перешёптывания. Сосредоточившись на голосах, он не услышал ничего хорошего, но и не подумал убрать руку. Пока их не трогают — ему всё равно. Слишком он дорожил такими спокойными мгновениями. Тем более, когда ещё Иоганн позволит ему быть так близко. — Марго, — смуглокожая тихо позвала подругу, увлечённо читающую какой-то незамысловатый роман. Та неохотно оторвалась. — Смотри какая милота. Посмотрев в их сторону, седовласая хихикнула и закрыла лицо рукой. Мужчина, сидевший сзади, громко их одернул, хотя они никому не мешали. От резкого голоса Иоганн поморщился, разлепил глаза и, поколебавшись, сел прямо. Взгляд его снова стал цепким, а когда он тоже разобрал шепот, еще и весьма недобрым. Стив вздохнул, убрал руку и молча отвернулся к иллюминатору. — Ну вот, — Недовольно цокнула Марго. — Такой момент испортил. Наконец все затихли, и салон погрузился в полную тишину, только мерно гудели двигатели. Череп смотрел в никуда, размышляя о своём внезапном порыве. Ведь та девушка наверняка изобрела бы предлог, чтобы не подходить к ним. Но Роджерс… Его рука не ощущалась как что-то чужеродное, ее не хотелось убрать. А заснуть в такой ситуации — непростительно, но его словно выключило. Стук чужого сердца, гул, мерное движение грудной клетки, спокойная атмосфера, после стресса — просто идеальное снотворное. Но долго предаваться размышлениям ему не дали. Нарастающий шум заставил его напрячься. Первая мысль была «диверсия», настолько все было невовремя. Но, порывшись в памяти, он вспомнил этого человека: плотный, стриженный под ноль, он выделялся мрачным видом на фоне позитивных туристов. Нет, он точно не был агентом. Уже тогда за ним тянулся шлейф перегара. Теперь же запах и вовсе надвигался волной. Он встал, перекрыв проход стюардессе и приставал к ней, мешая сальные «комплименты» и незатейливый мат. На помощь к коллеге пришли другие бортпроводницы, но толку из этого не вышло. Да и что они могли сделать? Эти девочки вместе взятые весили, наверное, меньше, чем эта поддатая туша. Словесная перепалка быстро набирала обороты. Долго не колеблясь, немец поднялся со своего места под просьбу Стива не убить этого любителя женского пола. — Дамы, пожалуйста, разойдитесь. — Говорил Ганн, ужом протискиваясь между девушками. Мужик стоял к нему спиной и даже бровью не повёл на попытки Иоганна обратить на себя внимание. Решив, что вежливости было достаточно, брюнет одним быстрым движением развернул его к себе, а вторым сдавил глотку. Борясь с желанием просто свернуть шею, чтобы не ощущать сальную потную кожу, он заговорил: — А теперь послушай сюда, Ромео пользованный. У меня сегодня не самое лучшее настроение и мусолиться тут с тобой я не намерен. Так что если я ещё раз услышу от тебя хоть звук, твоя жирная туша послужит мне грушей для битья, а потом кормом для ворон. — Кажется, мужик разом протрезвел, даже не пытаясь перехватить сжимающую горло руку, а бортпроводницы предпочли замолчать. — Надеюсь ты меня понял, потому что два раза повторять не буду. Извинись перед девушками и не нервируй меня. Отпустив побледневшего мужика, Иоганн презрительно усмехнулся и вернулся на своё место. Ему показалось, что все пассажиры одновременно выдохнули. — Это было круто, чувак, — вполголоса прокомментировала Маргарита, показав большой палец. — Нереальный голос, — поддержала её подруга. Стив не мог с ней не согласиться. Хоть это и не могло сравниться с тем, что он слышал на дороге, по спине прошелся холодок. А неподготовленных людей в салоне, наверняка, пробрало до костей. Он мельком взглянул на вернувшегося в кресло Черепа. Все-таки, несмотря на недавние слова, он пребывал в на редкость благодушном состоянии, иначе бузотер не отделался бы парой синяков на шее.***
— А я смотрю, Череп не скучает. — Ухмыльнулась Джаред, смотря видео прямиком из салона самолёта. — Райт, твою мать! — Без стука ворвался в помещение Рамлоу. Девушка еле успела заблокировать телефон. — Брок, тебя что стучатся не учили?! — Ты знала, что твой дорогой брат изменник? — В-в смысле?! Что этот идиот натворил? — Он Роллинзу нож в бедро всадил по самую рукоять и дал этим грёбаным суперам сбежать! Да ещё и умудрился обезвредить всю нашу команду вместе с подкреплением. — Хуёвая у вас значит команда, раз он один смог всех уложить. — Ты бля… — Не забывай с кем говоришь, шавка. — Встав со своего места, Райт подошла вплотную к красному от бешенства Броку. — Тебя, кстати, уже заждался Пирс и что-то мне подсказывает, что он знатно вытрет об тебя ноги, а потом пошлёт к чёрту на рога. Чао, псина.