В ее сознании закат был лишен всяческих красок, как солнце — греющего света. Сквозь серый туман и закат виднелся серым, а солнце — непостижимым. Одиноко было серое, затуманенное тоской небо над крепостью Азкабан.
Однако сегодняшним утром серое небо было несколько более светлого оттенка, чем обычно. И, видимо, дело было в прошедшем вчера бешеном ливне. Кажется, дождь наведается эти края еще очень не скоро.
И в самом деле — это было причиной для того, чтобы многие, в том числе и заключенные, перевели дух. Дементоры провели все утро вытирая полы тюремных коридоров, насосами выкачивая воду из подвалов. Повезло лишь в одном — вода не добралась до защищенных магией тюремных запасов еды. Однако кой-где обвалившаяся кладка причинила множество проблем руководству тюрьмы. И в срочном порядке на остров были доставлены зелья, которые были принесены в камеры некоторым заключенным вместе с едой.
Целью Азкабана вовсе не было уничтожение преступников в своих стенах. Во всяком случае, намеренно они этим не занимались.
Беллатриса же всю ночь пролежала бездыханно и очнулась лишь тогда, когда в тюрьме стали раздаваться звуки, совсем не такие, как грохот дождя. Спала она, согнув ноги в коленях и обнимая саму себя с душащей силой.
Когда она была в последний раз сознании шел дождь. По расплывчатым картинам в своей голове она смогла воссоздать жутковатую картину вчерашнего дня. Удар, пришедшийся по ее макушке, наверняка, оставил там болезненно пульсирующую шишку.
Свежий морской ветер, зараженный зловонием тюрьмы, доносился до нее, пробуждая окончательно от мучительного сна, прищурившись, она вдыхала воздух в себя, пытаясь сосредоточится хоть на чем-то.
Ее камера была совершенно такой же, как до стихийного бедствия. Разве что пара самых крупных кусков стены лежало у самой решетки. Декоративный элемент в жалком интерьере ее пустынной камеры, где единственным украшением была она — жалкая, лысая женщина, с цветастыми гематомами по всему худощавому телу.
Единственное, что напоминало о вчерашнем стихийном бедствии, так это ее насквозь мокрая одежда. И тут ей пришлось немного заняться собственным внешним видом, совершенно против воли. В первую очередь, она выплеснула за решетку камеры воду из собственных сапог и выжала, не снимая, свое платье. Мантию ей пришлось стянуть с себя, чтобы хоть как-то отряхнуть от влаги. И надо сказать — это мало помогло.
Предположения о том, что бури обитателям тюрьмы ожидать нескоро оказались ошибочными. Дождь закрапал спустя пару часов после пробуждения большей части тюрьмы. Беллатриса прижалась к стене подле окна, и, склонив закрытую капюшоном голову, спрятала лицо в коленях, мечтая о том, чтобы хоть волосы ее отросли и она смогла прикрывать ими закоченевшие уши.
Она старалась не просто бессмысленно сидеть, а думать. И надо сказать, что мысли ее касались, естественно освобождения. По ее расчетам она обитает в Азкабане не больше недели. За это время Темный Лорд уже вполне мог оправится от незначительных ранений, нанесенных врагом, и мчаться на выручку тем, кто пожертвовал свободой ради верности ему. Или же готовить переворот, способный превратить их из преступников в жертв политического режима и выпустить на волю. Она призывала саму себя включить логику. Нет никаких причин, чтобы Темный Лорд бросил их. Нет никаких причин, чтобы Темный Лорд пал. Они все врут, она знает это и более того — они тоже.
И будто бы для того, чтобы поднять ей настроение в камеру протиснулся Дементор, да еще и с занятыми подносом руками. И впервые за долгое время ей удалось вкушать пищу. Пусть и такую скудную.
«Я же говорила, что тут будет еще еда!» — мрачно усмехнулась она.
И пусть пообедала она меньше чем за минуту, щит позитивных мыслей уберегал ее так сильно, что тревожные мысли донимали ее куда меньше. Она просто сидела, бессмысленно уставившись в пол, словно ожидая своего опаздывающего спутника, согревала ладони в рукавах своего пальто. Взяла один из валявшихся в углу кусков извести и стала швырять его о стену, как каменный баскетбольный мяч. Правда, больше чем пары ударов он не выдержал, развалился, но все-таки она нашла себе новое, пусть и такое скудное занятие.
На ее платье был потрясающий цветастый узор, краснота которого чудно гармонировала с ее темными, кучерявыми волосами. Она помнила, как заметила кусок этого подола, выглядывающего с вешалки в магазине нарядов на косом переулке. Она взяла это платье, зная, что выполненный наказ Родольфуса купить скромный наряд на вечер с его коллегами из Министерства представлялся им совсем в ином цвете. Мысленно хохотала она, когда сморщилось лицо ее мужа, стоило ей только появится в прихожей перед его гостями. Которые, впрочем, ничего такого не высказывали, а наоборот — кивали ей с удовольствием, как и всякой красивой женщине.
В этом платье ее так и не встретил Волан-де-морт, а она не увидела его победителем своего единственного врага на пороге поместья Малфоев. Вместо этого его благородную ткань заляпала кровь врагов, лгунов и предателей и ее собственная, во имя правды и жизни Темного Лорда.
Она закусила губу, чтобы не зареветь, но слезы сдерживать было невозможно. И даже внезапно зашевелившаяся цепь не отвлекла ее от погружения в собственное уныние. Лишь когда цепь дернула ее так резко, что ей пришлось вскочить на ноги и невольно ускоряя шаг последовать куда та ее вела, Белла отвлеклась от своих мыслей.
В коридоре помимо дементоров стояло четверо мужчин, с мешками на головах. Не успела Белла вглядеться в их черты, как тут же, такой же черный кусок ткани накинули и на ее глаза. Она уже было подумала, что снова потеряла сознание, но иллюзия рассеялась, как только она почувствовала, что ее тащат волоком по сырому грязному полу, ударяя обо все углы, будто половой тряпкой. Ее ослабевшие от голода ноги едва могли так быстро ступать, она споткнулась. Пытаясь зацепиться за руками за какой-нибудь из углов и остановить это бесконтрольное движение, она лишь вредила себе. И после того, как спуск по винтовой лестнице отбил ей все колени они прошли пару шагов и свернули в какое-то невидимое для Беллы помещение.
-Введите их.
Сухой человеческий голос напугал ее. И дело было в том, что она узнала эти интонации мгновенно:
«Введите их» — ее сознание будто передразнило говорившего человека точно таким же голосом и такими же словами. Она увидела себя, свободную, но знавшую точно, что это священное право у нее скоро отберут.
-За что меня опять собрались судить? — совсем тихо спросила Беллатриса у самой себя.
Ее остановили и швырнули в грязь, которую она даже не могла видеть. Со свистом, что-то, по звуку напоминавшее решетку, захлопнулось. С нее резко сдернули мешок, как с элемента представления фокусника, только она увидела вовсе не чудо, а свои окровавленные конечности, а подняв взор — ютившихся у стены Дементоров. Те беспрекословно выполняли приказ четверых чиновников из Министерства Магии, из-за которых, по всей видимости, заключенных и привели сюда.
Это были пришельцы из навсегда законченной прошлой жизни. И очередная встреча с ними вызвала у Беллы испуг. Устрашающий, с пересекающими лицо шрамами, Аластор Грюм, напыщенный Барти Крауч и еще два низкорослых колдуна, которых она никогда не видела, но которых явно знал ее муж Родольфус. А те отлично узнавали всех четверых.
Четверо чиновников, наряженных как один в непромокаемые, черные мантии, восседали за старым, деревянным столом, на длинной скамье, никак не вписывавшейся в обстановку комнаты, как и сами работники Министерства Магии. И, несмотря на то, что скорее всего их доставили трансгрессией, выглядели они вымотанными путешествием.
А комната, в которую их привели мало чем отличалась от любой камеры. Разве что она была в три раза шире, чище, а окон вместо одного было целых четыре, и ливший дождь совершенно не проникал через их решетки.
Беллатриса разглядывала всех и каждого с какой внимательной ненавистью, с какой ранее ни одного человека. И ловила себя на мысли, что завидует им во всем, даже в том, как спокойно они дышат, как легко, не думая, пользуются волшебными палочками, как согревает их сухая одежда, а главное, что их путь домой заказан максимум через час.
-Зачем вы притащили нас сюда?
Белла отвлеклась от разглядывания волшебной палочки, лежавшей на столе и обернулась. Увиденное повергло ее в немалый шок. Только что говорившим заключенным был ее муж — Родольфус. Когда Белла краем глаза разглядела его, то сомнений в том, что Азкабан совершил с ним волшебное преображение не осталось. Его лицо, шершавое как наждачная бумага, было покрыто застарелой, медной щетиной, в которой запекалась свежая кровь. Беллатриса всегда знала о внешней непоколебимости своего супруга, отсутствие которой лишь в самый критический момент выдавала нервная привычка душить собственные пальцы. Сейчас Белла будто увидела человека, который находился в вечном состоянии гнева, страха, злости, ненависти и боли одновременно. Его пальцы, будь бы они человеческим существом, давно бы испустили дух. Мясистого цвета конечности были обведены красными царапинами, струпьями, а кой-где и подкрашены синяками. И все равно он продолжал душить свои руки, как злейшего врага, от натуги даже напрягая лицо. Его всегда новый, безукоризненно свежий наряд за короткий срок пребывания в тюрьме износился до дыр, но все же был аккуратен настолько, насколько это было можно. Он подвязал кусками ткани огромную дырку на своем колене, стер пятна грязи дождевой водой. Уродовала чистоту его мантии, вычищенную от соринок лишь длинная, кровавая полоса на груди, которую вывести было бы невозможно даже с полным арсеналом заклинаний.
Вопрос Родольфуса так и остался без ответа. Волшебники, сидевшие за столом, поднялись с мест под невеселый скрип стульев. Барти Крауч-старший взмахнул палочкой, и на столе появилась стопка бумаг, исписанная невеселыми черными чернилами.
-Встаньте к стенке. — Злобно приказал он заключенным, махнув рукой Дементорам.
Скрипя цепями, все направились в указанную сторону, краем глаза Белла увидела кроваво-красное лицо Барти Крауча-младшего и бормотавшего что-то себе под нос сутулого Рабастана Лестрейнджа, лицо которого было покрыто шрамами иными, нежели физическими увечьями.
Сама Белла попыталась подняться, но эти попытки были настолько ничтожны, что она тут же рухнула, как безвольный мешок, не успев даже вскрикнуть.
-Я не могу встать. — Призналась она.
И неудивительно, ведь за некоторое время до этого она поела и попила впервые за много дней. Даже сидя на коленях она чувствовала головокружение, ей срочно было необходимо прилечь в спокойной обстановке, а не прижиматься нервно к стене.
Крауч-старший посмотрел на нее несколько с высока и взглядом обратился к своим коллегам за советом. Один из них: худенький, молодой волшебник кивнул и Крауч приказал Дементорам:
-Дотащить до остальных. Пусть сидит в ногах.
Дементор, изящно двигаясь над полом, подплыл к Белле и на металлическом поводке довел до остальных преступников, которые, впрочем, едва держали спины ровно. Барти, кажется, был готов не то что рухнуть на пол рядом с Беллой, а провалиться сквозь землю. Блеснувшие в его глазах слезы помогли Беллатрисе почувствовать себя полным ничтожеством.
Несколько минут мучительная тишина высасывала силы вместе с двумя Дементорами, которые скрывались в тени выхода.
-У вас есть, что сказать Министерству Магии в поддержку борьбы против людей, в прошлом именовавших себя Пожирателями Смерти? — Барти Крауч кажется не собирался сидеть молча.
Первое что бросилось в глаза Беллатрисе, которая мучительно наблюдала за происходящим с пола, так это на блестящие ботинки чиновника на глянцевой поверхности, которых темнели аккуратные темные, пятна грязи. Обувь его была такой чистой, что можно было смело заявить — пыль — это просто сочетающийся с обстановкой элемент декора его туфель.
Крауч вышел из-за стола и наклонился к преступникам, будто готовясь разглядывать их в микроскоп. Отведя глаза от обуви Крауча, Белла притворилась, что долго и упорно смотрит в пол, рассеченный трещинами.
-Мистер Крауч, может вам не стоит слишком близко приближаться к заключенным? — осторожно спросил все тот же худенький волшебник. И сразу было видно, что он мечтал о одобрении влиятельного чиновника.
Белла увидела, как стало строгим лицо Крауча, не оборачиваясь он открыл рот, чтобы произнести фразу, и Беллатриса уже заранее догадалась, как та будет звучать:
-Неужели ты думаешь, что для меня представляют угрозу безоружные преступники?
Дрожавшая губа молодого колдуна, дрожа, прильнула к верхней. Волшебник, взглядом бегая по стенам тюрьмы, по бумагам и даже по ним — заключенным, проговорил:
-Простите-извините Мистер Крауч… извините.
И очевидно для Беллы было так же, что почтительно прозвучит его низкий голос. Дементоры у стены недовольно зашевелились, а эмоции их Беллатриса поняла, почувствовав как резко упала температура в помещении.
-Вы не поняли мой вопрос? — сухо и злобно переспросил Крауч, обращаясь к Пожирателям.
Беллатриса знала, что не произнесет ни слова. Она не видела в этом смысла. Кого они хотят еще поймать? Они все здесь. Перед ними.
-Отец… отец я не виновен… верни меня домой… я зря с ними связался… я не виноват, прошу тебя. Я не могу тут находится…
Барти Крауч младший, обращаясь к отцу, молитвенно протянул руки, скованные в цепях. Крауч, услышав голос молодого человека, своего единственного сына, обомлел, но не сдвинулся с места. И, кажется, молодой человек понимал, что любой человек на свете проникся бы его страданиями, но не Барти Крауч-старший, его родной отец, который просто притворился, что ни слова не слышал из его речи.
Крауч-младший закашлялся, скулеж раздался из его расцарапанной глотки. И тут внезапно он рухнул на пол, лишившись сознания.
-Поднять. — Бесчувственно приказал Крауч.
Дементоры послушались его. И несчастный, лживый юноша пришел в себя на руках у самых гнетущих существ на всем белом свете. Больше он не произносил ни слова, только рыдал. Впрочем к нему и не обращались. Отец его смотрел в его сторону так спокойно, будто там была просто стена.
-Что будет, если мы вам скажем? — с горечью спросил Рабастан, впервые за это время указавший на свое присутствие.
Барти Крауч уставился на Рабастана в вопросительном выражении, прикидывая в уме, чтобы ему ответить. Удрученный голос Рабастана, рыдающий Крауч, и Белла, норовившая в любой момент лишится сознания не давали ей угомонить свои жуткие мысли.
-Вы поможете засадить за решетку таких же подонков, как вы. — Рявкнул мужчина. Даже не смотря на выкрикнувшего она узнала возбужденный, хриплый лай Аластора Грюма. — Разве это не прекрасно? Такие подонки, как вы не должны гулять на свободе.
Послышался звук плевка и грохот цепей. Не сразу Белла поняла, что лязганье креплений и чей-то вопль прозвучали из-за нее.
-Прекратите нести свою мерзкую ложь!
Она услышала свой голос, который раздался в ушах присутствовавших громче, чем раскаты бушевавшей за окнами грозы и испугалась саму себя.
Темный Лорд пал.
Кружась в вихре воспоминаний, пред ней предстал ее старый кошмар, который, вспомнившись, стал еще ужаснее. Она видела картины своего безумия во время пыток Долгопупсов, слышала собственные истеричные вопли, а точнее вопли своей души, громче, чем мольбы сходивших с ума жертв.
Это все неправда, он не мог умереть…
Красный луч пыточного заклятия вылетел из неоткуда, из чьей-то палочки и она как тогда ощутила, как ее оружие, непобедимое благодаря Волан-де-морту, жаждало вырваться из ее руки. Как велика была та сила, которую она тогда создала. Сколько страданий она тогда причинила… всем, а больше всего самой себе.
-Разорви!
Какая знакомая, колющая боль пронзила невидимым копьем ее тело! Она даже почти успокоила ее, пусть даже она ощутила и то, что еще секунда, и она задохнется в ее порывах, а крик разорвет в клочья ее бесполезное существо.
-Грюм, прекрати! В конец спятил?! Как по твоему она будет отвечать?
-Она не ответит. — Сказал Грюм, опуская палочку. — Ты не знаешь, видимо, кто это. Она скорее сожрет себя заживо, чем ответит.
Прерывисто дыша Белла, упала на пол, тут же запутавшись в цепи. Прошедшая агония обездвижила ее, воздух, который попадал в нее при вздохах, болезненно сдавливал ее грудь.
Она открыла глаза, поняв, что распластана по полу и увидела Барти Крауча который выговаривал Грюму все свои претензии и других волшебников, явно не готовых к таким действиям своих коллег. По их глазам было видно сожаление о согласии поучаствовать в поездке до Азкабана.
-Посадить ее. — Махнул Крауч Дементорам, и те спешно выполнили приказ, сжав худые плечи Беллы довольно крепко.
-По закону, если вы доложите нам действительно полезные сведения, — сказал Грюм, брызжа слюной, — мы можем смягчить вашу участь.
Крауч, ошарашенный, видимо, совсем не возражал, чтобы именно Грюм рассказал, что предстоит пережить самым страшным из пойманных ими преступников. С непоколебимым видом тот протянул своему коллеге темный пергамент в бумажном конверте, который тот небрежно принял.
-Вы получите возможность, — начал читать Грюм, глазами пожирая взятый им пергамент, — избежать поцелуя Дементора.
Он осекся, с нешуточным ужасом смотря на Крауча Старшего:
-Поцелуй Дементора?!
Кажется, что ошарашенный взор на Крауча бросили даже безглазые Дементоры. И по нему было видно, что произведенный эффект заставил его почувствовать сильнейшее из всех удовольствий, что можно прознать в Азкабане — злобное удовлетворение.
-Да именно, уважаемые коллеги. — Невозмутимо провозгласил Крауч, поднимаясь с места. — Новый закон Министерства Магии, который еще пока не принят, но будет принят окончательно в ближайшее время. Одним из его авторов являюсь я и другие члены Отдела Магического Законодательства, но до недавнего времени он был секретным, потому-то я не поражен вашему изумлению, коллеги и… господа заключенные.
Потянувшись за своим портфелем, он извлек оттуда еще одну плотную папку, в которой лежал один единственный лист, заполненный ровными черными буквами. Крауч явно хранил его как зеницу ока и даже старался не столь сильно сжимать его подушечками тонких пальцев.
-Позвольте, я зачитаю его вам. — Осведомился Крауч, надевая на нос очки в роговой оправе.
Впрочем, разрешение, которое дали ему одним кивком колдуны вряд ли ему требовалось. Беллатриса предчувствовала, что ничего хорошего ее не ожидает. В панике она бросила взгляд на своих союзников Пожирателей Смерти — Рабастана и Родольфуса, но те изучали Крауча внимательным взором таким, будто он был мудрейший человек на земле. Лишь Крауч-младший, бессмысленно и истерично рыдавший, мог бы понять отдаленно, что творится на ее душе. Аластор Грюм, будучи напряженным вовсе не боялся, как она, на нервах начавшая различать в шуме ветра и дождя, порывы собственного сдавленного дыхания.
Крауч, глухо откашлявшись, начал читать закон, который сам же и написал с таким вдохновением, будто это была сочиненная им же поэма:
-Министерство Магии. Отдел магического законодательства. Закон об убиении души убийц и преступников через поцелуй Дементора. — Заголовок, звучавший из его уст, таил в себе нешуточную для Беллы угрозу, ее бросило в жар. — В связи с появлением явной угрозы для магического сообщества, Министерство Магии рассматривает закон, который может помочь сообществу волшебников избавиться от опасности. В связи с увеличением преступности и успешным ее пресечением, Министерство Магии рассматривает возможность принятия закона о разрешении казни преступников через поцелуй Дементора. Примечание к закону: участники организации «Пожиратели Смерти», которые участвовали в массовых убийствах маглов и волшебников, пойманные Министерством и сосланные в Азкабан, по новому законодательству в первую очередь рассматриваются судом, как потенциальные кандидаты на казнь через поцелуй Дементора.
Аккуратно засунув пергамент в конверт, Крауч волшебством закрыл портфель. Сел на свое место, вытянув ноги под столом, как в личном кабинете. Снял очки и прежде чем убрать их в карман протер белоснежным платком с собственными инициалами. Взмахнул палочкой, свернул все остальные документы, лежащие на столе. Пока остальные колдуны, кроме Грюма, безмолвно гипнотизировали стену.
-Из вас четверых, как вы уже, вероятно, догадались, все претендуют на поцелуй Дементора. — холодно, выделяя каждое слово, прошипел Крауч. — И не сомневаюсь, никто из вас не избежит этой участи. Этот закон нужен людям, чтобы начать жить спокойно после того, как вы омрачали им жизнь. Министерство примет его. Точно примет. Надеюсь, от всей души.
-Я не виновен, я не виновен, я не виновен. — Тихо зашептал Крауч Младший, трясясь от холода, а цепи забренчали в аккомпанемент его ломанным движениям. Его шепота никто не слышал и вскоре, он умолк, обмякнув на полу даже не смотря на поддержку дементоров под локти.
Все присутствовавшие, кроме Краучей Отца, Сына и Дементоров, смотрели друг на друга в неспокойном ужасе.
-Надеюсь, вам не надо рассказывать о том, как действует поцелуй Дементора? — рявкнул Аластор Грюм, вскакивая с места.
Видимо, криками он пытался расслабить себя, но сказать помогало ли это было сложно. Заключенные молчали, хрипло вздыхая. Грюм ожидал словесного ответа, хотя прекрасно видел, что ответ на его очевидный и страшный вопрос написан на их лицах.
-Впрочем, у вас нет души. — Сплюнул он. — Но у нормальных людей поцелуй Дементора вызывает полнейшее отсутствие признаков человека. Человек становится даже хуже любого из вас. Его ничего не беспокоит. Он живет как подопытное зверье. Пьет гнилую воду, не сопротивляясь. Испражняется в жестяной миске. Посапывает на каменном полу. Малоприятное зрелище. А главное он не мечтает о свободе. Как вы. Не думает, как бы сбежать отсюда, чтобы возродить ваши садистские порядки в обществе. И умирает спокойно, как засыпает.
Криво улыбаясь, Грюм плюхнулся на место и проговорил:
-Крауч, прикажи Дементорам подать воды. Я не знаю их язык, а в горле пересохло.
Крауч вместо того, чтобы говорить, очень странно задвигал глазами и губами. Три раза посмотрел вверх, четыре вниз. Приоткрыл трубочкой рот. И если бы Белла застала колдуна за таким занятием в будней обстановке, то точно бы смеялась до икоты, но сейчас эта гримаса словно говорила ей: «Тебя поджидает кошмарная участь, даже не сомневайся».
-Выбор за вами — давать свои показания или нет. — Проговорил Грюм, после того как Крауч завершил беседу с Дементорами. — кажется, вам всем хочется запомнить свои мучения. Вы мните себя такими преданными Тому-Кого-Нельзя-Назвать. Я вас не понимаю. Без души вам в аду не суждено будет услышать благодарность за свои поступки от своего Хозяина!
Залпом выпив всю жидкость из стакана он кашлянул и отодвинул его подальше.
-Как я понимаю, вы не желаете давать показания. — Спросил Крауч, не шевелясь как изваяние.
Похоже из всех присутствующих преступников желал с ним разговаривать только собственный сын, но он молчал, потому что даже после того, как его подняли с пола Дементоры он не очнулся.
Темные стражи Азкабана вдруг сдвинулись с места и стали отцеплять цепи заключенных от креплений. Крауч молчал, видимо те поняли его желания без слов. Рабастана, Родольфуса, Беллатрису и обморочного Крауча повели из помещения.
-Отведите их в зал опознавания! — крикнул им в след Крауч старший. — Потом в их камеры, и пусть не высовываются оттуда никогда!
Дементоры, изящно летая над землей, тащили заключенных и Беллатрису вместе с ними. Та нисколько не расстроилась, что осталась без общества тех мерзких свободных людей. На слабых от боли ногах каждый шаг был для нее провальной попыткой сдружиться с собственным равновесием.
Боль росла в ней как сорняк. Любые ее попытки сопротивляться были приняты как вызов, который боль принимала и побеждала. Как листья сорняка, которые пробиваясь через любые препятствия тянулись к солнцу, вредя другим растениям.
Когда их повели по ступеням вниз Белла из-за всех сил пыталась убедить себя, что ее ведут не пытать. «Зал опознавания» — звучало в ее голове. Помещение, где ее лишили шевелюры никак нельзя было так назвать.
«Это Азкабан, от него можно ожидать чего угодно» — говорил боязливый голосок внутри нее. У Беллы не было сил не согласиться с ним.
Распахнутыми ладонями она держалась за стены, чтобы не рухнуть. Ощупывая слабые, разрушавшиеся на глазах куски кладки, покрытые мхом, она не могла представить какая могучая сила держит их воедино и не дает сломить ни стихии, ни людям. Когда, кажется, лишь от одного только слабого удара это нелепое в своем уродстве здание должно рухнуть как соломенная хижина.
А поддерживали его злобные силы несвободы Дементоров. Они питались светлыми надеждами, отдавая их в жертву своему родному дому — концентрации всего мирового отчаяния. Сердце этой крепости, сердце тюрьмы будет биться всегда.
Белла, чтобы отвлечься, представляла людей, шедших впереди до того, как их всех отправили в неволю. Попытки были бесполезными, стоило ей только подумать о тех людях, которые шли с ней рядом, она видела совсем другого человека, лицо которого растворялось во тьме и растворяло ее саму в бездне собственного удручающего одиночества.
Они спустились пару пролетов и оказались в незнакомом Белле сером помещении с высоким потолком как в соборе. Дементоры остановились у стены и перестали вести поводок-цепь с заключенными. С потолка лишь по капелькам лилась вода. Одна капля, две капли, три капли — как безумная начала отсчитывать Белла, внезапно даже позабыв, что совершенно не знает, зачем она это делает, зачем стоит здесь и что ее ждет.
И почему оказалась в этой ужасной тюрьме?
Их выстроили шеренгой в сторону узкого туннеля, в конце которого что-то ярко щелкало. Беллатриса было уже подумала, что туда каким-то чудом засунули молнию и теперь над ними решили провести маленький эксперимент. Однако Родольфус, который первый прошел до конца коридора, вернулся через полминуты такой же побитый, как и был. Дементорам явно был неприятен этот свет, они двигались не так плавно, как обычно, а спешно пропихивали заключенных пройти туда, куда им было надо. И по реакции стражей Азкабана Беллатриса подбодрила себя, что ее не ожидает что-то жуткое.
Родольфус Лестрейндж исчез вспышке под какой-то пищащий звук и сдавленное ворчание. И когда тот вернулся Дементор отвел единственного человека, ставшего тут в тюрьме символом ее прошлой жизни вверх по лестнице. Вероятно, в его камеру. По крайне мере Беллатриса не пожелала Лестрейнджу попасть в другое место тюрьмы.
Омерзительный гудящий звук, и Рабастан Лестрейндж также растаял в белесой вспышке, а после, вернувшись, последовал назад по ступеням, где звуки существования этого человека пропали в небытие.
Когда пришла ее очередь она отчего-то напряглась. А вдруг этот прибор лишает души, приводит в действие закон, о котором столь хвастал Крауч-старший? А вдруг сейчас последние в ее жизни мгновения, когда она понимает человеческую речь? Когда осознает все счастье сбывшейся надежды и страдает? Впрочем, Дементор не дал ей времени задуматься в последний раз и, душа, потащил на цепи, когда она бросила последний взгляд на Барти Крауча-младшего, побледневшего как полотно.
Пожалуй, это была самая красивая комната в тюрьме, если слово красота вообще можно было применить к этому месту. Она не была столь бездушно пуста, пусть и была похожа на украшенную птичью клетку. По стенам были расклеены лица разных людей, в одинаковых позах, среди газетного текста, среди мелькающих огромных красных букв, соединяющихся в слова «Разыскивается опасный преступник». Это была какая-то странная художественная мастерская, с портретами без всякой изюминки, прелести и старания. Самым загадочным в помещении все-таки были не фотографии, как уже догадалась Беллатриса, преступников, а странный прибор на четырех ножках, со стеклянной линзой посреди, издававший ритмичные механические звуки.
Дементор приковал ее прямо напротив прибора, развернул к нему лицом, сдернув с головы покрывающий ее обнаженную голову капюшон. И фотоаппарат выпустил слепящую вспышку, зафиксировал ее лицо так скоро, что она даже не успела прищурить заболевшие глаза. Дернув цепью страж Азкабана заставил ее позировать фотоаппарату со всех сторон.
А когда камера в последний раз запечатлела ее лысый череп Дементор спешно отцепил ее и повел в блаженную для него темноту. Где стоял полумертвый Барти Крауч.
Это был единственный человек, которому Белла за долгое время посмотрела в глаза и не ощутила должной ненависти. Он сидел в углу, охраняемый Дементором и шептал привычные уже для него жалкие слова оправдания. Когда Беллатриса прошла мимо него, скукожившегося в углу, она заметила, что тот проводил ее до лестницы гнетущим, тоскливым взглядом и поник.
«Я не виновна, не виновна, освободите…» — шептала она, зная, что врет. Насчет собственной невиновности.
Она вспомнила о своих двух вариантах дальнейшей жизни, дарованных Министерством Магии. Один — спасительное равнодушие к тюремным невзгодам, полнейшие забытие, потеря всякой надежды. А другой — гнусное предательство своих идеалов. Взамен ее душа будет жить, и умирать вместе с телом, получив шанс на вечную жизнь. Тело умрет, сгниет под слоем твердой почвы, а душа останется, будет скитаться и мучится веками, … наверное, она только этого и заслуживает…
Какая жизнь в этом мире ей дороже?
Ее лицо, наконец, накрыли черным, вонючим мешком, и Белла тогда поняла, зачем они это делают. Их крайне забавляло, как по цепи ходит слепая преступница. Они прятали ее глаза под тканью только для того, чтобы она не смогла запомнить возможный путь к свободе, потому как они прекрасно знали, что только зрение сможет ей в этом помочь. Глупо и наивно. Ведь она помнила схемы тюрьмы. И это нисколько ее не выручало. Не облегчало душевный камень. И не уверяло в том, что Темный Лорд вернется за ней.
Сверху послышался гул моря, там гулял очередной шторм, от которого Беллатриса в ужасе споткнулась, представив себе, как в этот раз она действительно задохнется… и умрет и душой, и телом. Как бы она не боялась потерять что-то из этого, больше всего она боялась лишиться всего что у нее осталось… всего того, что ее заставила жизнь иметь.
Чем выше они взбирались, тем яростнее взвывало море и ветер, тем громче она про себя испуганно изумлялась. Дементор вел ее вперед, и она не слышала ничего кроме своих беспокойных мыслей. Страшная тишина внушала ей страх одиночества в этой жуткой крепости. По пути, за решетками она не слышала ни одной живой души, ни единого существа, в чьей груди могло биться человеческое сердца.
Когда ей оставалась последняя ступенька лестницы, она замерла на месте, прежде чем в усталости упасть на пол, тяжело дыша. Ей казалось, что она уже несколько часов плелась наверх, ее усталые ноги немели. Так вышло, что она разбила себе ладони и беспомощно заскулила от боли, немощности, собственной безумной усталости. В черном мешке отчаянно не хватало воздуха, она уже хотела разгрызть мешковину, чтобы просто не умереть, как тут ее властно потащили вперед. И судя по мощному порыву ветра, они выбрались на поверхность. Моросило, и Белла губами обсасывала мокрый свой мешок, чтобы не умереть от жажды.
Пока они шли, она вспоминала тех, кого она сегодня видела, вспоминала магию, что пронзила ее тело. Фотографическую вспышку, которая дала ей небольшую надежду.
Один из ее страхов заплутал где-то внутри нее и пропал, потому что отдаленно ей послышались речи заключенных. Они судачили сами с собой или с соседями, о чем угодно, кроме нее, видимо, аура дементоров отвлекала их от всяких проходящих мимо людей. Они думали только о себе, измученными взглядами провожая ее до самого верхнего этажа.
Дементор закрыл за ней решетку и уплыл в темноту противоположной за ее камерой стены. Беллатриса страшась, смотрела в ту стену, у которой стоял охранявший ее Дементор и долго в ужасе не могла пошевелиться. Мешка на ее голове больше не было, единственный в тюрьме головной убор Дементор унес собой.
-Уйди, уйди… — шептала она, смотря на Дементора.
Разумеется, он не уплывал от ее камеры, потому что она больше всего на свете желала остаться одна, и, конечно же, он понимал это лучше, чем кто-то другой.
-Пошел вон! — неуверенно, но грозно прошипела Белла, смотря на Дементора, собрав в себе все крохи моральных сил.
Дементор тут ее послушал, поразившись, видимо, силе ее духа. Исчезнув лишь на миг, вернувшись назад, он отомстил. Дементор больше не стоял в темноте, он теперь вздумал парить вдоль ее решетки, туда-сюда, туда-сюда, как маятник…
-Пошел вон! — грозно прокричала она, двигаясь глубже в свою темную камеру. — Уйди!
Темная фигура вовсе не обращала на нее своего внимания, продолжая с наслаждением фланировать вдоль прутьев, постукивая по ним трупными пальцами.
«Темный Лорд пал! Темный Лорд пал! Темный Лорд пал!» — плача, подпевал ее внутренний голос ритмичному бренчанию решетки.
-Пошел вон! — визжала она. — Пошел вон! Уйди! Оставь меня!
Дементор оставался глух, а ее внутренний голос выл, как приведение одну и ту же фразу:
Он умер! Он пал! Темный Лорд пал!
Вздыхая, она закрыла веки и опустилась на колени, не в силах сопротивляться довлеющему над ней духу.
-Пошел вон! — рыдая, умоляла она Дементора. — Уйди! Уйди!
Все тоже равнодушие, которое растворялось со злостью в темном плаще Дементора, глядело на нее из-за решетки. Беллатриса в этот момент яростно поняла, почему ее супруг душил пальцы. Он хотел изничтожить себя. Ведь источник всех ее страданий была она сама. Именно ее мысли цитировали речи Долгопупсов и всех тех предателей из поместья Малфоев. Эта она привлекала Дементора и будет привлекать до тех пор, пока последний вздох не вырвется из ее тела.
-Пожалуйста, … оставь меня…
Молния осветила камеру косой линией, будто разделившей ее зрительно по диагонали.
-Пожалуйста, оставь меня… оставь нас…
В своем сознании она видела темную фигуру, которая угрожала ей тем, чего она больше всего боялась, тем, во что она отказывалась верить. Яростно махая руками, не закованными в цепи, она кричала и не в силах остановить поток слёз ползла за фигурой, лобызала ее ступни, молясь. Она вела Беллу туда, в мир, где-то, во что она отказывалась верить было правдой. Мучительным сном. Вырваться из него у Беллы не было сил, и она падала в его глубины, летела через тот коридор, который вел ее в зал суда, и мельком прослушав свой приговор в зале суда, в одну секунду оказалась в камере, в которой и была заточена.
Ей снилось, что оконная решетка исчезла, сквозь нее лился лишь жемчужный лунный свет, какой может быть только за пределами тюрьмы. Щурясь, Беллатриса очень долго вглядывалась в сияние лунного диска, в подмигивающие ей с небес тусклые звезды.
Она спокойно поднялась с колен и прошлась по камере, которая вдруг оказалась куда просторнее, чем обычно. За ней не ползли цепи, а в кривом полу не разлита была тухлая водица. С ликованием она приметила, что Дементор ушел, отчего вдруг ей стало легко-легко. Она была наряжена не свое драное, тюремное платье, а чудесно расшитое, жемчужного цвета. То самое, что было на ней в день ее свадьбы с Родольфусом. Ее мечта исполнилась. Нащупав на голове волосы Белла счастливо вздохнула, даже несмотря на то, что они были украшены засохшим свадебным венком, а на глаза свисала фата, которую она, впрочем, легким движением руки сбросила с лица.
Этот неловкий жест вернул все в настоящий вид. Окно вновь закрылось решеткой, град застучал по дырявой крыше крепости, заливая камеры мерзнущих заключенных. Волосы исчезли с головы Беллатрисы, как и свадебное платье с ее слишком худощавой для него фигуры.
Зато в ее сжатой ладони появилось именно то, что в самом деле могло бы спасти ей жизнь.
-Алохомора! — ошалело произнесла Беллатриса, взмахнув палочкой, пока та не исчезла.
Но самое странное было то, что решетка ее камеры была широко распахнута и без всякой магии.
Беллатриса со страхом приблизилась к открытой решетке и выглянула за нее, прекрасно понимая, что в любой момент ее может поджидать опасность, но отчего-то Дементоры пропали, как и остальные преступники, вольный ветер гулял с дождем по пустым клеткам. Не слышалось ни шума лязгающих цепей, ни криков заключенных, ни их глухого иступленного шепота.
Она слышала лишь свое прерывистое дыхание, извергавшееся из ее покрытой ожогами груди. Вырвавшись из своей клетки Белла сделала несколько смелых шагов и бросилась куда глаза глядят.
В ней противоборствовали два страха: один из них страх быть пойманной и наказанной поцелуем Дементора. А второй еще хуже — мучиться всю жизнь, зная, что лишилась редкого шанса на спасение.
Шепчущее глупости сознание развернуло ее назад, в собственную клетку и заставило ее глупо мерить ту шагами, но тут произошло то, что она совсем не ожидала. Левая рука окоченела от боли и безжалостно разорвав рукав платья Белла увидела самый вожделенный на свете знак.
«Милорд! Я так и знала, что вы живы! Я знала-знала!»
Запыхавшись она рассуждала, как спасется, доберется поместья Малфоев и поговорит со своим Повелителем. Расскажет, как было в ту ночь, когда все, кроме нее по ошибке похоронили его. И он накажет лгунов и предателей с яростью, которую они заслужили сполна.
Зрелище, которое предстало перед ней, невольно заставило ее застыть на месте. Она глядела через решетку в очередную пустовавшую камеру, в которой вместо окна вид на небо демонстрировала отсутствующая целиком стена.
-Памбарта! — прошипела Беллатриса, указывая на решетку. Прутья разломались словно сахарные, и она почему-то узнала именно эту клетку среди тысячи таких же. Она принадлежала
Сириусу Блэку.
Оступившись от пришедшей ей в голову догадки, Белла чуть не свалилась в пропасть. Тяжело дыша, она выпрямилась и схватившись за стену обоими ладонями стала вглядываться в темноту.
У подножья крепости волны бушевавшего моря плескались, ударяясь в скалы, в которых возвышался Азкабан. Обрывки скал, кончики которых высовывались из-под воды, как указательные пальцы, вгоняли ее в холодный ужас, она уже хотела отвернуться от вводившего ее в панику зрелища, как вдалеке раздался знакомый ей голос.
И тут, в внезапно вспыхнувшем огоньке, она увидела на обрывке скалы малочисленную группу людей, явно готовившихся к трансгрессии. Они кольцом столпились возле самой высокой фигуры в центре. Неизвестный в темной мантии говорил что-то, и его слова отлично были слышны Беллатрисе, не смотря на дальнее расстояние.
-Пожиратели Смерти. Я сегодня освобождаю вас из Азкабана. Пусть вы и недолго пробыли в тюрьме, но все же, было за что…
-Хозяин?.. — охрипнув, прошептала Беллатриса, смотря на Темную фигуру. — Милорд… Вы живы… Мой Повелитель…
Она завопила, замахала руками, с фанатичной яростью, при виде своего кумира.
-Вы отстаивали правду, не позволяя лжи о моем падении распространяться. — Провозглашал Темный Лорд. — Пусть они из страха наказали вас, но вы теперь свободны. Я освобожу вас всех, кто был предан мне и нашим убеждениям!
-Да здравствует Темный Лорд! — заликовала толпа, уже не терпевшая вкусить свободу.
Волан-де-морт взмахнул палочкой, и кандалы растворились в руках теперь уже вольных преступников.
-Нам пора лететь к свободе. — Сказал Волан-де-морт.
Сверкнула молния, и всех стоявших на скале спрятало волной.
-Хозяин! — кричала Беллатриса из камеры, колотя по стене и запуская палочкой сигнальные вспышки салюта. — Милорд! Мой Повелитель! Я тут! Беллатриса! Я тут! Я — Беллатриса Лестрейндж! Заберите и меня! Милорд!
У всех Пожирателей появились метлы и каждый забрался на свою. И только тогда она увидела то, что их оседлали все знакомые ей Пожиратели.
-Мой Повелитель! Выпустите меня! Милорд! — захлебываясь в дожде кричала Беллатриса. — Милорд!
Одновременно они вспарили в воздух с талантливой легкостью. Темный Лорд в полете оказался даже без метлы.
-Милорд! Спасите Хозяин! — орала Беллатриса не своим голосом. — Повелитель! Постойте! Хозяин!
Довольно скоро они избрали направление и взмыли в воздух против порывов ураганного ветра.
-Нет! Нет! Пожалуйста! Нет! Хозяин! — ревела Беллатриса, наблюдая как те глухи к ее страданиям. — Нет! МИЛОРД! ВЕРНИТЕСЬ!
И стоило тем только исчезнуть из вида, как появился исчезнувший в никуда фрагмент стены, к которой ее приковало цепью.
-Милорд! — задыхаясь от душившей ее цепи, кряхтела Белла. — Хозяин! Хозяин… заберите меня.
И только она, расплакавшись, рухнула на колени, камера Сириуса превратилась в ее собственную, с знакомым узором из трещин на полу. Прежде чем потерять сознание она безжизненно прошептала:
-Я ведь тоже боролась за правду…
Когда она очнулась, то первое что пришло ей в голову что все что только недавно происходило — это страшный сон. Никакой волшебной палочки у нее нет, и она не смогла бы ни за что покинуть свою камеру.
И Темный Лорд не приходил выручать Пожирателей Смерти.
И мысль эта была страшно угнетающей. Ведь во сне Темный Лорд был жив, а в настоящей жизни исчез бесследно.
Очнувшись от столь мучительного кошмара, Белла долго тяжело вздыхала и плакала от ужаса того что ей пришлось там пережить.
В свободном мире просыпаясь после страшного сна, она лишь мгновение верила в его правдивость. Если раньше она могла бы закрыть глаза и продолжать спать, мысленно успокаивая себя тем, что она заснет спокойно и проснется на следующий день, забыв ужасы бессонной ночи, то сейчас она могла бы хоть вечность искать успокоения, прекрасно зная, что это бесполезно.
-Хозяин… Хозяин…
Наверное, это был единственный в ее жизни сон, который опечатался в ее памяти столь детально. И Белла вновь поняла, что ей отсюда ни за что не выбраться. По-прежнему видя, будто наяву, как Темный Лорд призывает всех лететь к свободе, она не могла успокоиться, не могла перестать дрожать от слез и перестать звать того, на чью жизнь она надеялась больше всего.
-Мой Повелитель…
Ей нисколько не удавалось убедить себя в ложности сновидения. Даже когда она осмотрела себя и увидела, что никакого свадебного платья на ней нет, что она вновь в своей потертой почти до дыр мантии, в платье, испачканном кровью, она не смогла поверить в это окончательно.
-Хозяин, пожалуйста…
Обняв свои колени руками, она уткнулась в них, роняя слезы. Вспоминая о том, как в последний их разговор привел к ссоре. То, как тогда она почти всю ночь молилась, глядя в стену. Прочувствовала вновь симптомы своей губительной болезни, начавшейся после того, как Снегг стал Пожирателем Смерти. Услышала, как через часы ее долгих ожиданий и надежд на прошение проходил страх и слова, которые заставили ее лишится веры:
-Темный Лорд пал!
Как секундное мгновение перед ней пронеслись пытки двух мракоборцев, обнаружение Министерством Магии. Но на долгие, долгие мучительные часы с ней навсегда осталась мысль, о том, что все кругом врут и то что она обязана любой ценой доказать им обратное.
Ее сознание показало ей ту тяжелую дорогу сюда и мучения, которые она по пути пережила. Мысли о лжи, о горе, о том, что она навсегда потеряла, задели ее раненое сердце. И ни для никакой физической боли в нем не осталось места.
Пытаясь подняться на ноги, она оперлась о стену, которая держала ее цепями. Ноги ели держали ее, голод и холод заставляли ее мучится еще сильнее, превращая ее несчастье в простые человеческие потребности. Держась слабыми похудевшими пальцами за основание цепей, она стояла на ногах. В лицо ей дул холодный, зимний ветер, от которого она перестала чувствовать свое лицо и нос, переставший дышать из-за не прерывавшейся в течение нескольких часов истерики. Судорожно вдыхая ртом, воздух она смотрела на решетку маленького окна. Смотрела на то, как за ней вьются темные облака. И думала, думала, меньше всего она думала о том, что ей холодно.
Она пыталась сосчитать, сколько провела в этом в этом месте, а сколько в очередном голодном обмороке. Задумчиво Белла смотрела на эти завивавшиеся небесные перины, но не пришла ни к каким выводам.
Почему-то от всех этих мыслей она не заметила того, что в Азкабане стало тихо, как на кладбище. Море в эту ночь было мертвецки спокойно. Или вечер… В это темное даже для этого места время суток.
-Мой Хозяин… Мой Повелитель…
Переводя дыхание, она по-прежнему плакала. По-прежнему так же горько. Все еще помня то, что она увидела. И надеялась не увидеть.
Клацая зубами, она рассматривала свои пальцы, ногти, выросшие до невероятной длинны и вздумала от скуки вычистить из-под них грязь. Под ее ногами образовалась лужа, в которой она заметила свое лысое отражение без капюшона.
«Даже если он жив он не спасет меня… я обидела его, обидела его… к тому же я так уродлива, что он просто не узнал бы меня и прошел мимо моей камеры»
Собственный мысленный голос и вопросы к собственной душе звучали без всякой надежды. Даже мысли ее не имели хоть какого-нибудь позитивного отблеска. На свободе в худшие дни своей жизни она могла убедить себя верить в то, что все уладится, все будет хорошо. В этой же маленькой квадратной камере она позабыла о такой способности взывать надежду. Она даже не могла вспомнить ее, вспомнить ее приятное как порывы ветерка пение в собственной душе.
За несколько минут она уничтожила ногти на своих пальцах, и, тяжело вздохнув, отвернулась к отсыревшей стене. Легла на пол, стараясь не обращать внимание на обжигающий холодок камня и прикрыла глаза.
Ей показалось, что в воздухе закружили, тут же тая в плесневелой воде, маленькие снежинки. Они стелились тонкой пудрой на ее замерзшее тело, тут же тая, исчезали в трещинах на каменном полу. Цеплялись за покрытую грязным льдом стену крепости, в темноту которой всматривалась Беллатриса.
Осторожно двигаясь, она доползла до противоположной стены, ухватившись за нее руками, потому что в этот самый момент пришедший назад Дементор поставил туда поднос с ужином. В кромешной темноте она чуть не пролила драгоценную жидкость из стакана. Поделив суховатый ломоть хлеба на несколько частей она умяла за обе щеки самую маленькую, а воду выпила без остатка. И как только ее скромная трапеза закончилась, так тут же исчезла и тюремная посуда.
Положив голову на собственное плечо, она попыталась дремать, зная что без сна очень скоро лишится сил.
Как долго она умоляла Дементора уплыть от нее подальше! Он исчез же только тогда, когда она сполна получила от него мучительную награду для своей души и только тогда. Когда она стала бояться исполнять свою естественную потребность во сне. Когда самая удобная из неудобных поз стала для нее табу.
Сон почти сморил ее, как только она начала смотреть долго и упорно в одну и ту же точку даже в крайне неудобном положении. Ударив себя по щеке, Беллатриса широко открыла глаза и тяжело вздыхая, перевела взгляд на противоположную стену, где крепились сковывавшие ее движения цепи. Звенья цепи, которые вынуждены, находится всегда вместе, не давая свободы тому, кого они держат на одном месте. Не имеют свободы сами и не дают ее вдохнуть хоть на мгновение другим.
Кто-то три раза очень тихо постучал в стену.
Беллатриса встрепенулась, вскочив на ноги столь неосторожно, что чуть не шлепнулась в лужу. Озираясь по сторонам она не заметила ничего подозрительного, а сердце ее от этих звуков забилось где-то в горле.
Стук вновь повторился, три раза ровно. Беллатриса выпрямилась, пытаясь как чувствительная антенна определить, оттуда исходит сигнал, что довольно быстро ей удалось.
Стук раздавался с противоположной стены, где по логике мог находится другой заключенный.
Белла сделала пару неуверенных шагов и поднесла к стенке сжатый кулак, не решаясь ударить в ответ. Настойчивый ее сосед очередной порцией стуков призывал не стесняться. И опять три раза.
Совершенно не понимая тайного смысла этих сигналов, но уверенная, что за это ей вряд ли что-то будет она решилась ответить негромким ударом, тут же вернувшись в исходную позицию. Стена молчала и Беллатриса подумала, что ей показалось это с бессонницы, которую она сама себе насильно навязывала.
Но тут стук раздался вновь, и ей даже показалось, что он стал громче, чем до этого.
В ответ она тоже стукнула в стену пару раз, ощущая, что забывает о сне, как ей и хотелось.
Через несколько минут в ответ ей раздался короткий стук.
Она успокоилась и только закрыла глаза, надеясь не замерзнуть, от начавшегося дождя, который промочил ее своими косыми нитями.
Стучавший ей в стену, видимо, тоже думал о дожде и, закрывшись в свою мантию, стал стучать все реже, пока не заснул. Как и Белла.
****
Беллатриса не могла дышать, ей было невыносимо трудно вдыхать и выдыхать холодный воздух тюрьмы. Хриплое дыхание вырывалось из ее груди каждую секунду с усиливавшейся суровой болью.
-Рабастан Лестрейндж?
-Ожидает вашего приговора, сэр.
-Джеймс Яксли?
-Оправдан по решению суда, сэр.
-Грегори Гойл-старший?
Ей хотелось закрыть глаза и задохнуться в облегчившем ее боль хоть немного кашле, но она не могла, не могла оторвать глаз от тех, кто называл имена Пожирателей Смерти, которых связывали меж собой не только звеньями ржавой цепи.
-Сириус Блэк? — сухо спросил все тот же волшебник, с тем же пустым взглядом смотря на пергамент.
-Ожидает вашего приговора, сэр. — Проговорил другой колдун, в такой же мантии Министерства Магии.
Колдун с пергаментом поставил какой-то знак рядом с именем и фамилией ее двоюродного брата и взмахнул палочкой.
-Уолден Макнейр?
-Оправдан и направлен на службу палачом Министерства Магии. — Колдун, взяв руку за руку, выпрямился на своем стуле.
Отмечавший в своем списке разных волшебников маг, не стал на этот раз писать что-либо своим пером. Махнув палочкой, он магией вырезал из пергамента ненужную в списке фамилию.
-Беллатриса Лестрейндж?
Она даже почти поверила в то, что пауза, которая застряла в ее ушах, звучит лишь из-за того, что они сами удивлены, что прочитали ее имя в списке обвиняемых.
-Она… — пробормотал колдун удивленно и, откашлявшись, прибавил. — Ожидает вашего приговора сэр.
Колдун, зачитывавший вслух имена, недовольно вздохнул, когда перо в его руке сломалось. Он взял в руку новое и отметил им что-то в списке.
-Люциус Малфой?
Беллатриса вздрогнула на месте, озираясь на всех тех, кто присутствовал с ней в этой комнате. Как и ожидалось, фраза колдуна показала, что ее действия были бесполезны.
-Оправдан Министерством Магии, предъявившим ему ложные обвинения.
Белла округлила глаза, ощущая, как ее собственная ненависть избивала ее душу.
-Северус Снегг?
В черных глазах волшебника из Министерства она увидела какую-то непонятную ей эмоцию, застывшую на то мгновение, когда последний звук имени Снегга слетел с его губ. От одного только звука имени этого человека ее скривило от злости.
-Оправдан Министерством Магии при поддержке Альбуса Дамбдора.
Ее коленки подкосились от ужаса и от полного непонимания. Непонимания вовсе ни того, что произошло, а того, каким образом Снегг был спасен от Азкабана.
-Оправдан? — полушепотом прохрипела она.
Колдун взмахом палочки убрал списки с бумагами в чемодан и вместе со своим коллегой поднялся со стула.
-Проводите их в свои камеры. — Приказал чиновник Министерства. — Скорее, собирайся, нам пора домой.
Дементоры выплыли из-за соседней решетки, подошли к каждому из заключенных, накинув черные мешки на их головы. Ведь им тоже пора в клетки, ставшие им домом насильно.
Дышать в этом мешке было еще тяжелее и Белла, задыхаясь, держась за утаскивавшую ее цепь, поплелась в неизвестном ей направлении.
«Дамблдор выручил Снегга… Злейший враг, злейший враг Милорда… Снегга спас человек, который во многом виноват во всем этом…»
Их вели куда-то вверх по ступеням. По ощущениям они были ровнее, чем те ступени, по которым им уже приходилось ходить, вслепую исследуя этот тюремный мир, проваливаясь глубже, то взбираясь на самые вершины этой крепости. Значит, ей не приходилось тут бывать.
Наверное, из-за близости Дементора, галантно придерживающего ее цепь, Белла все четче и четче стала разглядывать в своем сознании знакомую комнату по полу, которой были раскиданы книги:
-Он может шпионить мой Повелитель… шпионить, так что вы об этом даже не узнаете…
-Ты веришь в эту бессмыслицу? Ты веришь в то, что он может обдурить меня — самого сильного в мире волшебника?
Пронизывающий взгляд, обладай бы он магической силой, точно превратил бы ее в пыль. Интонации голоса, которые с каждой секундой, вместе с ее собственным неуверенным лепетанием перечеркивали все.
Впервые в своем мешке она увидела что-то другое, кроме темноты. Сверкнула молния, такая сильная молния, что ей показалось на мгновение, будто она распополамила каменный пол и ступени, по которым они взбирались вверх. Зная о том, что не идет первая в цепочке заключенных, Белла споткнулась вовсе не о впереди шедшего, а собственные ноги, которые чуть не провалились в ту трещину, в дыру, которая ей показалась пропастью.
Беллатриса догадалась, что по своей неосторожности чуть было не начала душить кого-то из заключенных. Белла почувствовала, как кто-то шедший сзади хватается за ее одежду, хрипя, значит несчастный плелся позади.
А она даже не пыталась, не пыталась подняться до тех пор, пока ее силой не заставили.
«А может Снегг наврал Темному Лорду о пророчестве… — рассуждала она, мучительно задыхаясь от кашля. Дождь хлестал ее по лодыжкам, которые обнажал ветер. — Может он специально сказал ему о нем, чтобы стать Пожирателем Смерти. Чтобы было удобнее делиться различными сведениями с Дамблдором и скорее свергнуть Темного Лорда.»
Отчего-то с каждым шагом, Беллатрисе казалось, что рядом с ней кто-то шел, внушая ей на ухо, что мысли эти совершенно правдивы. И что в самом деле Снегг виноват в исчезновении Темного Лорда.
Она чувствовала подозрительную опустошенность мыслей. В ней рос бессознательный и невнятный страх чего-то незнакомого. Сделав очередной мучительный шаг, Беллатриса почувствовала влагу в ботинках, видимо, слепо шагая, она случайно наступила в особо глубокую лужу. Вновь это возродило в ее голове воспоминания о своей затопленной клетке, среди которой лежит ее лишенное сознания тело. Загадкой было, как ей удалось не погибнуть тогда.
Их тащили через какой-то внутренний водоем, или затопленную тюремную пещеру, где водица была ей почти по живот и она, испугавшись, подумала, что вот оно — исполнение приговора. Их утопят, как беспомощных котят, точнее они сами, как безвольные машины зайдут в воду настолько глубоко, что не смогут выплыть. Кашляя и брыкаясь, она волочилась на цепи, но она не могла сменить направление, даже остановиться.
-Мой Повелитель…
Как часто в последние годы она представляла собственную смерть, не важно, от чего она вдруг воображала себе картины своей кончины, она не помнила ни одной причины и ни помнила, ни одного мгновения своей жизни, которое давало ей почву для фантазии о смерти. Ей воображалось множество вариантов, самых разных и самых зверских, но все кончалось одинаково.
Перед смертью она всегда падала на колени только перед своим Господином. Перед своим Хозяином, которого один раз в жизни назвала по имени.
Другого исхода своей жизни она не видела, возможно, и не хотела видеть.
Барахтаться было бесполезно, она не умела плавать. Вода достигла подбородка и теперь Белла уже не шла, а тащилась по поверхности, как тряпичная кукла, потому что холодная водица парализовала ее конечности.
Порывы бури где-то высоко ломили стены крепости и будили далеко не безмятежно спавших заключенных. Те стенали, будто прося у ветра хоть минуточку сна, но тот бесновался, хохоча с визгом обливал их дождем со снегом.
И вот, когда Белла уже была в мгновение от обморока, влага резко исчезла, а ее одежда стала сухой. Цепь резко потянула ее вверх, по крутым ступеням, покорно Беллатриса пошла вверх на цепи, даже не ужасаясь странной силе, вновь вырвавшей ее из объятий смерти.
А когда с ее головы сняли мешок и впустили в свою камеру, Беллатриса направилась в ближайший угол, отвернувшись туда лицом. Дементор уплыл, оставив ее одну.
Две стены, смыкаясь друг с другом, образовывали сжимающееся пространство. В нем сидела Беллатриса, забравшись в самую глубь угла, уткнувшись в него носом, тихо дышала. Пальцами, прикасаясь и поглаживая росшую на стене плесень, проводя по ней рукой бездумно и молча, кажется, видя в ней узоры, видя даже силуэты каких-то людей.
Косой дождь, который, казалось бы, шел уже целую вечность крупными каплями падал на нее. Она на это не обращала нисколько внимания.
Пронзительный стук заставил ее замереть на месте с расширенными от ужаса или пустой задумчивости глазами, ни то, ни другое в этом месте друг о друга не сильно отличалось. Ее ладонь, покрытая царапинами, рефлекторно сжалась в кулак, она обернулась.
Поржавевшая решетка ее камеры была, как всегда плотно заперта, Дементор проплывая не задевал ее своими пытливыми пальцами. Беллатриса насторожилась и прислушалась. Вдруг ей показалось.
Когда стук повторился, Беллатриса сдвинулась с места и подползла к стене, ответив тем же приветливым стуком.
Безмолвный собеседник молчал, и Белла отвернулась, забиваясь в тот угол своей камеры, где дождь не смог бы ее достать. Опустившись на колени, Беллатриса потянулась рукой в карман платья, где достала скудную тюремную вкуснятину — хлебный сухарь. Который, практически не разжевывая она проглотила и забыла.
А дождь, беспрестанно падавший с небес, постепенно превратился в слабые и хрупкие снежинки. Они, хаотично планируя в воздухе, приземлялись в лужи, где тут же и таяли. Беллатриса начала наблюдать за внезапным снегопадом, сыпавшимся через оконную решетку. Через нее залетали снежинки, в нее дул ветер.
Белле повезло в том, что ужасные раны от холода перестали болезненно зудеть. Жаль, что только от голода холод не спасал.
Безжалостно пожирая маленькие, светлые и очень редкие облачка, по небосклону плыла громадная черная туча. Казалось бы, она заполонила все существующее небо, оно задыхалось под тяжестью этой жуткой громадины. Кряхтело, судорожно выбрасывая на горизонте сияющие молнии. И с замиранием сердце ожидая дождя, который очистит небеса.
Распахнулась решетка, от которой Белла даже не отскочила. Цепи плотно сжали ее запястья, как и всегда. Дементор проплыл в камеру поставил поднос и вновь запер ее. Вдруг за окном небо полностью закрыло темной пеленой, словно голову Беллатрисы и в камере нарядили в черный мешок.
Черная туча, на которую она так долго смотрела привлекла явно не только ее внимание. Под ней, будто бы мотыльки вокруг гигантской горящей лампады, кружились Дементоры. Их было больше тысячи, а может и миллионы. Они подпитывались тучами, грелись под облаками, что гонял леденящий ветер.
В полумраке слепо рыская по полу, Беллатриса искала то, что мог принести Дементор. Долго поиски не длились, она наступила на содержимое подноса и перевернула почти все, что было в кружке, водой размочив засохшие куски хлеба и газетный лист, с каким-то особо заметным даже в темноте заголовком. На фотографии в газете кто-то беспокойно ерзал, размахивал руками, но узнать, кто это был, Белла не могла. Ей казалось, что от этой фигуры веяло негодованием, но все же она решила приступить к чтению газеты в тот миг, когда станет намного светлее, чем сейчас.
Она начала свой скромный ужин, достала зачерствевший кусок хлеба из кармана, прибавив его к тому ломтю, который принес ей Дементор. Два скромных кусочка хлеба и пол стакана воды очень быстро были уничтожены, без всякого чувства насыщения. Через некоторое время тарелка с подносом и кружкой исчезли.
Обессиленная морально колдунья завалилась на пол, сжимаясь в клубок. Чихая сотню раз подряд, она задумалась о доме своего супруга Родольфуса. Вспоминала о единственном месте, которое было родным ей хоть немного в этом доме: о собственной спальне, где она переживала все свои моменты одиночества, выплакивала слезы, пережила все свои обиды, где с трепетом в сердце ожидала каждого свидания с Волан-де-мортом.
Ей никогда не было там хорошо. Хотя там и было всегда тепло из-за горящего в камине пламени, шкафа, забитого мантиями, теплых одеял на постели. А эльфиха Клякса приносила ей любые вкусности, а не только кружку воды. Там можно было жить. А ведь она за что-то ненавидела это место!
«По крайне мере пока я была там, я знала, что с Милордом все в порядке. То, что он жив, пусть даже и не желает меня знать… а тут я не знаю ничего, ничего и никого»
Ей неспокойно было лежать пластом на полу и потому-то ноги сами понесли Беллу мерить шагами свою клетку. И как ни странно, ходьба принесла ей пользу. Она наткнулась на лежащее возле решетки скомканное, тонкое как хлопок одеяло, не рваное, целое, пусть и противного тюремного цвета.
Пропустив его между пальцами, она укутала им свое тело, и на мгновение ей почудилось, будто от него веяло совсем слабым теплом ее рук.
За окном ощущалось время ночи. Совсем немного похожее на то время суток, которое называлось ночью за решетками этой тюрьмы. Дементоры разошлись, а темно было даже не из-за туч. Звезды не проглядывались за окном, но было видно что-то другое, совсем слабое, напоминавшее лунный свет. Он лился, просвечивая сквозь в самую прозрачную тучу и вскоре пропал. Не смотря на его помирающую живость, Белла зачарованно глядела, и расстроилась, когда дарящее надежду серебро пропало во мраке.
Расстилая свое одеяло, тонкое и совсем хрупкое она не переставала глядеть на тучи, воображая себе луну, скрытую под непроницаемой пеленой. И почти видела ее. Практически вживую.
Расстелив покрывало словно постель она улеглась на него лицом в низ. Ей было страшно жарко, хотелось сдернуть с себя всю лишнюю одежду, даже не смотря на то, что ее голые ладони страшно мерзли. Сыпучие звуки в ушах заставляли ее стенать, как бестелесный дух. Но боль не пугалась ее вскриков, только сильнее присасываясь к ней острыми зубками.
Когда за решеткой стало светлее, она проснулась, почувствовав, как маленькие градины били ее по голове, словно напоминая, что она что-то позабыла.
И от резкого пробуждения, она сразу же вспомнила что именно.
Вывернув карман, Белла начала читать текст на сером листке как никогда и ничто внимательно:
Министерство Магии приняло закон, предложенный Бартемиусом Краучем.
Министерство Магии во главе с министром приняли закон, касающийся заключенных Пожирателей Смерти. Окончательный приговор, осуждаемый многими главенствующими министерскими чиновниками, был принят на вчерашнем обсуждении.
Заключенных в тюрьме Пожирателей Смерти в ближайшие дни отправят на казнь через лишение души Дементором. Это окончательное и не подлежащее изменениям решение Министерства, как утверждает сам Бартемиус Крауч:
-Дементоры исполнят приговор. И это уже точно. В Азкабан были отправлены волшебники, которые запишут необходимую для правительства информацию. И после этого вопрос будет окончательно закрыт. Больше вы и не вспомните о том, что эти Пожиратели Смерти когда-то подвергали вашу жизнь опасности!
Министр магии Корнелиус Фардж подтвердил слова своего коллеги, дополнив информацию тем, как выглядит ситуация с тех пор, как волшебники избавились от Сами-знаете-кого:
-Волшебный мир так же доблестно возвращается к прежней жизни, как и сражался ради нее до падения Того-кого-нельзя-назвать. Жизнь волшебного сообщества идет своим чередом, люди чувствуют безопасность. Думаю, это и есть самое главное, чего мы достигли, спасибо Мальчику, который выжил!
Прочитав статью, Белла даже не впала в бешенство, не впала в отчаяние. У нее просто опустились руки, газетный лист выскользнул из ее пальцев, ветром его сдуло в лужу. Пустыми глазами она смотрела в стену и представляла, какого это плыть в океане, где ее жизнь может закончиться в любую минуту и даже не знать, не думать об этом. Просто плыть вперед. Качаясь на волнах, как обломках корабля.
Или сидеть в этой же самой камере изо дня в день, с бессмысленным выражением тусклых глаз разглядывая угол.
В стену постучали, но Белла даже не стала ползти к ней, чтобы ответить на стук. Он раздался еще раз, но отчего-то резко оборвался. Первой судорожной мыслью Беллы, что ее странный товарищ больше никогда не постучится в ее стену, но сожаление ее по этому поводу было коротким.
«Как же я ненавидела «Ежедневный пророк» раньше… А теперь… Я читаю его ради того, чтобы узнать, что будет со мной, как сложится моя дальнейшая жизнь… Я больше не хозяйка своей собственной судьбы»
Вздохнув обречено, она остановилась у решетки, закрывавшей окно и протянула к ней руку. Пальцы не доставали до решетки совсем немного, но она стояла лицом к стене с поднятыми к решетке руками, даже не чувствуя неудобства. И считала минуты до того, как к ней в камеру зайдет Дементор и утащит ее куда-то где ее лишат души.
Или может ее никуда не отведут, а просто прижмут как обычно к стене, позволив Дементору придушить ее душу в полумертвом теле. Белла считала минуты оставшейся у нее жизни, считала, сколько минут она прожила с тех пор, как она узнала о том, что больше жить не будет и больше никогда, никогда не сможет почувствовать даже самого сильного горя.
Ее мысли все сводились к одной — теперь она действительно умрет. И ничто это не изменит, ничто и никогда. Раньше она думала, что жила хуже всех на свете, а теперь даже эта тюрьма и пытки казались ей блаженным раем.
«Уж лучше бы они убили меня тогда, когда тыкали горячей палкой, сбривали волосы. Или сморили голодом, чем дали бы мне шанс узнать какого это перестать быть человеком»
Сбиваясь со счету секунд своей жизни, Белла замерла у стены с поднятыми руками. Думая, что каждый ее вздох будет последним, она набирала в свои легкие как можно больше воздуха и выдыхала его, кашляя и задыхаясь. И думала еще о том, долго ли она смогла бы тут жить с целой душой. Долго ли она просуществовала бы в этой тюрьме с такой в таких условиях, с таким физическим состоянием.
«Одна тысяча двести, сорок пять, одна тысяча двести сорок шесть» — бесшумно плача считала Беллатриса, загибая пальцы на руках.
Даже не надеясь запомнить секунды своей жизни, она глухо, не сбиваясь, считала. Несколько минут, много часов прошло мимо нее, а она даже не понимала этого. С небес на нее рушился дождь с вчерашних грозовых туч, запиравших непроницаемым сумраком небеса.
Стоять на ногах Белле было еще тяжелее, чем раньше, ей приходилось держаться за стену, чтобы дрожащие ноги не позволили ей упасть. А зачем она стояла у стены, ей было неизвестно. Она не узнавала саму себя, будто бы ее собственная душа решила покинуть ее раньше, чем Дементоры отберут ее.
Хотя Белле казалось, что она смирилась с предстоящей гибелью собственной души она испуганно побледнела, расслышав скрип решетки. Сжимая веки и обхватывая руками свое дрожащее тело, она чуть не упала, перестав отсчитывать секунды своей жизни. Дементор плавал неподалеку, словно к чему-то подготавливаясь. Цепь, на которую была посажена Беллатриса, тихонько загремела и колдунья смолкла, разинула глаза, чтобы до мелочей запомнить каждый гнилой кирпич в ее камере. Дементор совершенно не торопится выполнить то, что должен. Он просто парил над полом, будто намереваясь остаться жить в этой камере.
-У… у-у убей меня… — истерично взвизгнув, приказала Беллатриса. — хватит уж… уже…
Как только она выкрикнула это — она услышала грохот цепей и решеток. Цепь притянула ее к стене, и она, не имея возможности сдвинуться с места, выгибала шею, чтобы наблюдать за тем, как Дементор выплывает из ее камеры и запирает решетку на замок.
Цепь отпустила ее тут же, ослабила хватку и Белла, совсем не готовая к этому, рухнула на колени прямо в лужу, до крови рассекая подставленные рефлекторно ладони. Извиваясь в лихорадочном бреду, она лежала в луже и, кашляя, выкрикивала что-то исковерканное и несуществующее в человеческом языке.
Уверенная в о том, что души у нее больше нет, она кричала и билась, не понимая, что срывается с ее языка. Ей подвывал неугомонный ветер за решеткой, ее засыпало снегопадом, каплями воды, градом. Замерзая, она не переставала кричать, даже не думая о том, зачем приходил Дементор, и то, что принесенный им обед уже исчез из ее камеры незамеченный той, для которой он предназначался.
Беллатриса не подметила и то, как снег перестал падать с небес, и небо на мгновение очистилось, показав совсем слабые лучи солнца, не способные даровать тепло. Не увидела она и того, как тени полуживого света бегали по ломаному полу ее камеры. Не заметила, как свет вновь пропал, и стало так же темно. Опираясь на руках, она смотрела, как в мутную лужу стекали с ее щек слезы. Кроме своих слез, она не видела ничего.
Внезапно в стену постучали, так же сильно и настойчиво как раньше. Беллатриса от неожиданности даже подпрыгнула на месте. Стук в стену вновь повторился, она резко подползла к стене и постучала пару раз в стену, так же интенсивно и яростно. Сосед ответил стуком и она, опираясь о стену, ощутила, как бьется в ней о грудную клетку живое, человеческое сердце. Душа еще осталась при ней она прошептала совсем-совсем тихо:
-Простите меня… я больше никогда не буду так говорить… умоляю…
Взяв одну руку за другую, спрятав лицо глубже в капюшон и стуча зубами, она прохрипела:
-Иначе заберите то, что бьется в моей груди… Душа… она всегда принадлежала лишь вам…
Тихий стук повторился вновь, и Белла приставила кулак к стене, чтобы стукнуть в ответ, но отчего-то замерла, заметила на полу свое мятое одеяло и листы газеты. Очередные слова застряли в ее горле. Кулак замер в воздухе.
****
Почерневшая плесень раскрашивала мутным цветом щели в стене. Куски мха, который, наверное, из всех живых существ единственный мог спокойно обитать в Азкабане, клочьями был разбросан по полу. Дождь, который, казалось бы, никогда не прекращался, успокоился и полил снова, с такой силой, будто бы ему никогда не давали. Будто бы вечно в мире была засуха, а дождь пошел в первый раз. А иногда он превращался даже в снег.
Одеяло, которое принес Дементор в эту камеру, промокло насквозь. В этой камере его использовали вместо зонтика. Накинув ткань, как промокаемый брезент на макушку, Белла, прислонившись к влажной решетке читала. Читала последнюю книгу, которую она запомнит за свою жизнь — «Ежедневный пророк». Это было единственное развлечение в ее камере. Поэтому она вчитывалась в ее строки как никогда внимательно, воображая с ее помощью скорее то, что она забудет. Белла прочитала весь «Пророк» вдоль и поперек, вплоть до объявлений. Запомнила номера страниц разделов, помнила почти все имена из статей. Причем не специально, а просто оно как-то само по себе врезалось в память.
Перелистывая страницы, она натыкалась на фотографии Дамблдора, нового Министра Магии, Барти Крауча старшего. И когда она видела их, то ногтем тут же вырезала им глаза. И вырезала глаза всем, кого лично знала.
С тех пор как Белла узнала о том, что Дементор заберет ее душу, она засыпала два раза, а Дементор приносил ей еду ровно четыре раза. Она могла понимать сколько прожила лишь по количеству приемов пищи. И ее это пугало, пугало то, что время идет, так долго заставляя ее задумываться о том, что случится с ней, когда она лишится души. Из-за этого она не могла спать, не могла, есть, только заставляла себя это делать, потому что чувствовала, что силы на исходе.
И каждый раз, когда к ней в камеру заходил Дементор, она в ужасе мечтала умереть, лишь бы только не потерять душу.
В очередной раз, дочитав газету до самого конца, она закрыла ее и положила рядом с собой. Она ее даже не прочитала, а проглядела. «Ежедневный пророк» помогал ей вспоминать минувшие дни в каждом своем предложении. И как бы ей не было тяжело их помнить и быть их частью, воспоминания о них делали ее существование жизнью.
Кроме как за газетным листом ей незачем было наблюдать, и она в упор смотрела на него. Чернила медленно расплывались по бумаге, фотографии тускнели, люди на них пытались спрятаться от дождя. Они таяли на страницах, как снег.
Хлопья падали с небес и в этот раз не таяли, холодным одеялом застилая каменный пол. Белла шагала по хрустящим снежинкам туда-сюда, туда-сюда.
Смертельно замерзая, Беллатриса уже почти перестала видеть что-либо перед собой, все помрачнело, даже белоснежные снежинки, серое от туч небо и размокший газетный лист. Беллатриса, сама не зная зачем, протянула к нему закоченевшие пальцы и осторожно разгладив, будто бы жалея его за то что выкинула, прошлась глазами по главной статье в ее жизни, по каждому словечку. Изуродованное имя ее Хозяина, поцелуй Дементора — эти фразы мелькали перед ее глазами, не вызывая практически никаких эмоций, кроме как грусти и пустого, страшного ожидания.
Белла понимала то, что кроме как ждать ей ничего не оставалось, ждать не счастья, не свободы, а смерти, неизвестной ей бездушной жизни, которую и жизнью она и назвать не могла, как бы она не раздумывала над этим, как бы ни пыталась себя переубедить.
В ее голове появлялись планы побега, но они тут же забывались, как только она подходила к решетке своей камеры. Много раз она так подходила к решетке и забывалась… до тех пор, пока у нее были силы.
А теперь, когда силы почти закончились, Белла только и сидела на полу. На одном и том же месте, не шевелясь. За окном расстилался густой туман, плакала вьюга и оттого Беллатриса больше не слышала стука в стену, его заглушал ветер и шум волн. Солнце она почти забыла, тут был только туман и дождь. Она уже почти верила в то, что другой погоды в мире не бывает и весь мир, который бесконечно огромен, исчез для нее навсегда.
В мгновение распахнувшуюся решетку прошел Дементор и, поставив поднос, уплыл, плотно ее захлопнув. Вместо того, чтобы приступать к еде Беллатриса еще очень долго разглядывала газету. Но когда она, наконец, решила пообедать, первое, что она испытала — это искреннее изумление.
Вместо обычной ее порции черного хлеба и небольшого стакана воды на подносе лежал огромный, по меркам Азкабана, ломоть, вымазанный в сливочном масле, а стакан был настолько теплым, что от одного лишь прикосновения у нее ошпарило пальцы.
Хотя она была почти уверена в том, что ее уже ничем не удивишь, но ее изумлению не было предела. Она взяла стакан с водой, и, сжимая в руке, мигом проглотила все его содержимое, которое обожгло ее раненое горло. Стакан оставался по-прежнему горячим, и она прижала его к себе, пытаясь согреться. Кусок хлеба, обильно помазанный маслом, лежал на разбитой тарелочке, до тех пока Беллатриса не схватила его и не проглотила целиком, почти не пережевывая. Поднос не исчезал, тарелка тоже, а стакан Белла прижимала к груди, даже когда он остыл и покрылся ледяной корочкой от оставшихся капель влаги. Кашель выдавливал из рта Беллы кровь, которую она выплевывала в кружку, непроизвольно скуля от боли. Она была вся мокрая от дождя, который закончился лишь тогда, когда Белла ощутила разрывавшую ее горло и грудь боль. Каждый судорожный вздох ей давался с большим трудом. Ее швыряло из стороны в сторону от боли и холода, она перестала слышать, понимать, где она находится, видя только собственную кровь и собственные судорожные вздохи, каждый из которых казался ей последним.
Вместе с болью к ней пришли отрывки сна, который она видела, находясь в полубреду и который казался ей самой страшной, правящей ее сознанием реалистичной явью. Своими глазами она видела, как по склону, накрытому густым туманом спускаются темные фигуры в плащах и как она, задыхаясь, катилась вслед за ними. А у подножья падала замертво, выколов собственные глаза.
С криками боли и ужаса Беллатриса резко вырвалась из своего сновидения, продолжая как ее конечности заледенели от холода и не видеть того, что за окном настали следующие сутки ее тяжелой, однообразной жизни.
Распахнулась решетка, которая больно треснула ее по затылку. Не успела она вскрикнуть, как какие-то руки схватили ее, и поспешно надев на нее черный мешок, потащили в неизвестном направлении.
Ее путь на этот раз длился недолго, протащив Беллу довольно грубо несколько лестничных пролетов, ее швырнули на пол.
В очень долго длившейся тишине, зарождался глухой вой. Или даже писк, мышиный или приглушенный человеческий. На слух она не могла разобрать.
Загадочным было то, что цепи не сжимали как обычно до судорог ее запястья, а висели свободно и тихо лязгали. Ей даже показалось, что она по-прежнему спит. Но лишь на мгновение, а когда она услышала звук медленно открывавшейся решетки, Белла поняла, что это все иллюзии.
В ее сознании и в том месте раздавалось человеческое бормотание, несуществующие люди говорили друг с другом, соглашались, в интонациях мрачного торжества. Они перестали быть лишь призраками и стали живыми людьми, когда внезапно обратились к Белле:
-Беллатриса Друэлла Лестрейндж?
Она чуть не отозвалась на этот призыв, слова вовремя застряли в ее горле.
-Беллатриса Друэлла Лестрейндж. — повторили вновь. — Сегодняшний день ознаменуется тем, что приговор о казни через поцелуй Дементора придет в исполнение. Дементоры ждут тут, в этом зале, чтобы начать выполнять приговор.
Неизвестная фигура, произнесла слово «приговор» и, наверное, взмахнула рукой, отдавая приказ. Цепи подвесили над полом Беллу, не видящую ничего кругом. Пустота под ногами заставила ее чувствовать подступавшую к горлу тошноту.
Момент смерти своей души она представляла себе более гуманным и более внезапным… Она надеялась, что не почувствует перед смертью ничего, не боли, ни ужаса, глупо надеялась на то, что Дементор подойдет сзади как маньяк и резко уничтожит ее существо так, что она не успеет даже вскрикнуть.
-Волшебное общество гуманно даже к тем, кто его уничтожает.
Завыл ветер где-то вдалеке, промчался мимо камер, задевая спящих заключенных, будто восклицая «проснитесь, вы не должны это пропустить! Вскакивайте со своих коек!».
-Сегодня вы в последний раз увидите свет и увидите мир.
Дементоры содрали с нее темный мешок. И тут же надели его обратно. Она не успела увидеть свет. Из-за испуга и неожиданности. Его яркая полоска заставила болеть ее глаза.
-Волшебное общество проявляет к вам снисходительность. Безграничность страха человека потерять душу понятна нам. Оттого волшебное общество дает вам шанс — вас и ваших сообщников запрут в самые темные камеры Азкабана, куда не просачивается солнечный свет, и где воздуха свежего почти нет. В подземные отделы тюрьмы, где единственным звуком будет тишина. Дементоры не будут навещать вас, и приходить до тех пор, пока вы не ослепните. Не забудете этот мир. И только после этого вашу измученную душу заберет Дементор, а вас, потерявших зрение, вернут в ваши камеры. Где вы останетесь. Навсегда.
Человеческий шум, человеческие разговоры слышались Беллатрисе, и она думала о том, чтобы запомнить их звучания, никчемные интонации голосов тех, кто умертвляет ее душу. А язык, ее язык совсем тихо шевелился и бормотал что-то непонятное и ужасное, отчего она, вертелась на цепи, глухо вскрикивая.
-Исполнять приговор! — рявкнул голос.
Под громогласные аплодисменты, мрачный всплеск невидимых рук, к ней подплыли Дементоры и схватили ее за цепи, грубо отводя вниз по круговой лестнице.
Белла думала, пока могла думать, вспоминала, пока могла вспоминать и брыкалась на цепи не от того, что мечтала о побеге и видела себя на свободе.
Она видела перед собой лицо того человека которого полюбила, которого пыталась найти и спасти. Вспомнила человека, о смерти которого все кругом врали. Человека, который ее так и не простил и перед которым, она так и не успела извиниться.
И которого больше она никогда не увидит. Никогда. Никогда даже не вспомнит…
<i>«Хозяин! Хозяин! Милорд! Мой Повелитель! Хозяин…»
Ее вели вперед, избивали цепями, задевая ее раны, ожоги. От слез, кашляя, она задыхалась в крови.
Она больше никогда не увидит света.
И Волан-де-морта тоже никогда.
С нее сняли мешок, и швырнули неизвестно куда. С мыслями о том, что больше никогда она не будет жить, Белла осталась в темноте.
