****
В тюрьме действительно больше не слышали собачий лай. Однако после того, как из тюрьмы сбежала собака в Азкабане начался страшный переполох. Стоило только сирене заглохнуть, как Дементоры ринулись ходить по всем камерам тюрьмы, обыскав их все содержимое. Заключенных, пока осматривали камеры, выгоняли в коридор, приковав цепями к стене. А позже загоняли назад, где не оставляли ничего, кроме их старой койки. Все жалкое имущество в виде кусков известки и ткани, которое могло им принадлежать, выкидывалось и уничтожалось. А еще в тюрьму нанес визит сам Министр Магии. До этого он приезжал сюда лишь единожды: осматривал тюремные камеры и выдавал заключенным «Ежедневный пророк». Тогда Беллатриса воспользовалась газетой для того, чтобы запрятать в одеяло, тем самым утеплив его. А когда мимо ее камеры проходил Министр Магии, она запряталась в угол и не произнесла ни слова. К счастью, к ней особо и не приставали с расспросами, видимо посчитав не самой важной персоной в тюремном контингенте. В ту ночь, когда из тюрьмы совершился побег, поесть повезло лишь тем, кому отнесли еду до того, как заключенный в тюрьме пес вырвался из своей камеры. Остальные же остались голодными, что очень сильно повлияло на тюремные настроения. От поднявшегося в Азкабане переполоха и голода заключенные устроили панику, и тюрьма не спала всю ночь. Правда события со следующего дня стали развиваться настолько стремительно и неожиданно для Азкабана, что даже голод у всех отошел на второй план. В тот день шум с первых этажей вызвал переполох на нижних и все те, кто, замерев, прислонились к решетке или к отверстию в стене за которым можно было едва заметить море, напряглись на своих местах. Беллатриса, снявшая свои ботинки и вычищавшая их скомканным листом газеты, тоже прислушалась к шуму. Однако вскоре отвлеклась от всеобщего недовольства или страха в одном лице и продолжила рвать старую газету. Вдруг из всей кипы газет, что она собралась растерзать вывалилась первая полоса. На ней огромными черными и переливавшимися буквами было написано следующее:Первый в истории побег из Азкабана! Сириус Блэк разыскивается властями!
Вчера ранним утром совершился первый в истории побег из Азкабана. Сбежавшим из тюрьмы стал преступник Сириус Блэк. Блэк был посажен в Азкабан в тюремный блок для самых опасных преступников, еще в 1981 году за убийство Питера Петтигрю и омертвление 13 маглов одним заклинанием. Именно в тот день пал Тот-кого-нельзя-Назвать. По сведениям стражи Азкабана можно сделать предположение: опасный преступник Сириус Блэк сбежал из тюрьмы, чтобы покончить с Гарри Поттером. -Дементоры сообщили правительству, что Блэк шептал по ночам одну и ту же фразу — «Он в Хогвартсе…».- сообщил репортерам Министр Магии Корнелиус Фардж. — Мы имеем право предполагать, что Блэк решил начать охоту за мальчиком. Блэк, как известно, был сторонником Сами-знаете-кого. Теперь наша задача обеспечить безопасность наших граждан и мистера Поттера в том числе! Известно, что почти тринадцать лет назад Сириус Блэк, являясь хранителем тайны местонахождения дома семьи Гарри Поттера, передал эти сведения Темному Лорду. Это привело к смерти родителей мальчика, убийству Блэком Питера Петтигрю (от которого остался лишь палец) и еще тринадцати маглов. Последние случайно оказались на месте преступления. На данный момент Министерство Магии разрабатывает комплекс мер, которые помогут обезопасить жизнь граждан. В том числе усиливают охрану Азкабана. -На днях в тюрьму должна будет прибыть комиссия. Она осмотрит камеры всех без исключения заключенных, особенно верхнего и самого опасного блока тюрьмы, — заявил глава Магического законодательства Барти Крауч старший, — будут предприняты меры по усилению магической охраны тюрьмы, расширения защитного барьера вокруг крепости. Кроме Сириуса Блэка в тюрьме еще содержатся многие другие опасные преступники, которые некогда были сообщниками Сами-знаете-кого (список приведен в конце статьи). Волшебное сообщество опасается, чтобы Блэк, находящийся на свободе, не помог «товарищам» покинуть пределы тюрьмы. -Вы можете не беспокоится насчет этого. — Уверенно заявил Мистер Крауч. — В скором времени Сириус Блэк вернется в Азкабан и никто другой больше никогда не выберется оттуда раньше окончания тюремного срока. Этот текст Белла не могла проигнорировать. Статью украшал большой, почти на всю страницу портрет Сириуса. Беллатриса едва узнала его, обсохшее, восковое лицо обтягивала бледная восковая кожа, а тусклые глаза зияли за темными кругами, словно дыры на лице. Косматые патлы свисали ниже плеч, драная одежда висела клочьями на его фигуре, смутно напоминавшей вешалку для одежды. Живой портрет, однако, сохранил, не смотря на долгий тюремный срок повадки и природную живость Сириуса. В почти умерших глазах все равно оставался какой-то блеск, а тонкие, потрескавшиеся губы словно застыли в хитрой, победной ухмылке. Далее под статьей перечислялись фамилии тех заключенных, которые были посажены в Азкабан за убийства, пытки и содействие Темному Лорду. Среди прочих Беллатриса нашла свою фамилию, но долго не задерживала взгляда на тусклой газетной надписи. Собственное имя ей казалось чужим, а имя мужа, стоявшее ниже по списку и того незнакомым. Из ее головы будто вытряхнули, насильно вычистили все кроме слов этой новости, и она слезящимися глазами, шершавым газетным листом вычищая из своих ботинок гной и плесень, смотрела в пустоту и не могла думать ни о чем кроме того что… Прошло уже двенадцать лет… Почти половина той жизни, что она провела на свободе. Двенадцать лет назад она в последний раз дышала на свободе и могла свободно идти по земле туда, куда ей заблагорассудится, смотреть на солнце и облака, сиявшую в ночи луну или тонкий месяц. Двенадцать лет назад она вышла за ворота поместья Лестрейнджа и больше там не появлялась, двенадцать лет назад она в последний раз видела сестер, родителей и даже эльфиху Кляксу. Двенадцать лет прошло с той поры, как она лишилась последнего шанса получить прощение и столько же прошло с того времени, как окончательно лишилась понятия, как устроен этот мир. А главное… уже двенадцать лет прошло с тех пор, как она в последний раз видела Волан-де-морта. Бесконечных, долгих двенадцать лет она гнила в этой тюрьме, не зная, как ей быть, теряясь в догадках страхах и сомнениях. Каждый день был как один день, как одна темная ночь, которая никогда не закачивалась рассветом. Жизнь то обрывалась, то падала камнем вниз, то слабой птицей порхала над обрывом смерти… то гнила в бесконечной темноте неизвестности и страха из которой ее всегда резко вынимали, не давая даже шанса на спокойную, верную смерть… Двенадцать долгих лет… А кое-что из ее жизни отдалилось от настоящего еще дальше, наверное, на целые сотни лет. То, какой она была до тюрьмы. Она не помнила себя, лишь только былой голос отпечатался в ее памяти. В ее собственной голове он шептал все в тех же интонациях мысли и страхи… Она пыталась вспомнить ту Беллу, какой она была, когда Волан-де-морт еще снисходил до поцелуев и свиданий с ней, но не смогла. Она видела лишь две призрачные фигуры в белом свете, которые одни в целом мире и счастливы оттого, что никого не замечают кругом, кроме друг друга… но потом это все резко обрывалось и ее словно высасывало из счастливого прошлого, не давая упиваться им даже чтобы ради простой потребности — выживания. Она смотрела на свое расплывчатое отражение в луже и не видела ничего общего с тем симпатичным призрачным воспоминанием, что изредка появлялось в ее голове. Она скорее была похожа на Сириуса из Пророка — смятое в морщинах лицо, напоминающее обнаженный, без кожи череп, из которого выглядывают темные глаза, прячущиеся за лохматыми прядями свалявшихся грязных, кудрявых волос. Двенадцать лет… как она смогла прожить столько лет без него? Храня лишь его призрачный облик в воспоминаниях, к которым Дементоры ее не подпускали. Узнав, сколько лет она пробыла в тюрьме она ощутила еще большее одиночество, еще больший страх и рвущую на части ее скомканную душу, грусть. Ей не хватало тепла, того чувства, гревшего ее душу, когда Волан-де-морт был рядом с ней, обнимал ее плечи и целовал сухие, замерзшие губы. Пусть она почти и не помнила того ощущения надежности и тепла, собственной хрупкости рядом с ним она скучала, невыносимо скучала по нему. По тому далекому прошлому, которое она не могла увидеть даже во сне. Как она смогла столько лет прожить без него? Раньше она часто думала — сколько времени она провела в тюрьме? Иногда ей казалось, что сотни лет, а иногда, когда слабая надежда хваталась за подол ее мантии своими слабыми ручками, что всего несколько лет и что еще есть шанс все исправить, … а сейчас, когда она узнала точные цифры по новостям из внешнего мира, она ощутила собственную безнадежность. В ее душе растаяли все надежды и слабый внутренний голос больше почти не говорил и даже не шептал… двенадцать лет, целых двенадцать лет… Вот сколько лет прошло с той поры, как Темного Лорда поверг тот мальчишка Поттер. Гарри Поттер. Однако его она почему-то представляла призрачно. Она не знала, кто этот мальчишка, но его призрачная фигура в ее воображении представлялась всепоглощающей, огромной, почти равной по силе ее Повелителю. Он смог повергнуть его и от этого она ощущала не только боль, но и недоумение. Какова его магическая сила, если он мог повергнуть его Темного Лорда? Она вспоминала рассказы Волан-де-морта, о том, что он еще в школьные года проявлял феноменальные способности к магии. Неужели этот мальчишка тогда был еще студентом Хогвартса и сумел убить самого великого темного волшебника Волан-де-морта? «… покончить с Гарри Поттером — единственным мальчишкой, который смог пережить смертельное заклинание и благодаря которому пал Тот-кого-нельзя-назвать, единственным, кто выжил после Авады Кедавры… Но всем известно, что это заклятие невозможно отбить, невозможно предотвратить. Как он смог не умереть? и еще погубить Темного Лорда. Погубить. Убить. От этих слов у нее сердце переставало биться… Вычищая свою обувь газетой, она мучила себя еще одним вопросом: как Сириус сбежал из тюрьмы? Ее даже не так волновало то, что его обвинили в том, что он способствовал Темному Лорду. Он сбежал из тюрьмы, а она не смогла. Ее мучила зависть и еще большая ненависть к самой себе, и при воспоминаниях о двоюродном брате ее внутренний голос просыпался и кричал с ненавистью: «Слабачка! Ничтожная слабая тварь! Даже он сбежал отсюда, а ты нет! Хотя тебя нужнее это в миллиарды раз!..» Она знала, что ее совесть права, но ничего не могла сделать. Ее терзали сомнения. Она не знала, что будет делать, если ей вдруг удастся сбежать и это сдерживало ее на месте еще больше, чем воспоминания о предыдущем неудачном побеге. Она боялась побега, боялась того, что не сможет ничего сделать… и больше всего еще того, что все те, кто говорили, что Темный Лорд мертв окажутся правы. «Не смотря на них надо бежать! Плевать на то, что они говорят… даже если они и окажутся правы, перед самой собой совесть будет чиста… и умереть на свободе, точно зная правду гораздо лучше… можно умереть… и тогда я точно буду с ним» Однажды ей приснилось то, как из Азкабана исчезли все Дементоры и решетки свободно распахнулись пред ней. Как она вышла из своей камеры, и, не зная дороги поплелась по коридору. Ее слабые, отвыкшие от ходьбы ноги дрожали, и она спотыкалась о камни. Спускалась по лестнице, которую никогда раньше не видела и смотрела на то, как за дырявыми стенами бушует море. Заключенные тоже куда-то исчезли… камеры пустовали и ветер швырял позабытые листы ежедневного Пророка. Листы улетали через распахнутую решетку и были похожи на белых чаек. Море не бушевало и Беллатриса рискнула, — бросилась в воду, врезавшись в каменное дно. Задыхаясь в своей собственной крови она тонула, а солнце слабо освещало кровавую поверхность спокойной воды. Этот сон снился ей много раз и она, просыпаясь в своей камере, замерзая под ливнем и слыша вопли заключенных, закрывала руками лицо и тихо плакала и орала от отчаяния на саму себя, трясла решетку, и лишь только когда успокаивалась, понимала, что никогда не сможет выбраться отсюда. А после того, как убежал Сириус, она поняла это еще отчетливее. И стены тюрьмы с источающихся из них ненавистью и злобой стали насильно казаться ей родными. Другого мира она не помнила… Лишь только когда цепи прикрепляли ее к стенке, и Дементор заходил в ее камеру, переворачивал ее немногочисленный хлам, она возмущалась и злилась. На саму себя и на мир кругом. Видела то, что должна хоть пробить своей бесполезной головой каменную стену, но бежать. И спасать Волан-де-морта… хотя, узнав свой срок пребывания в Азкабане она испугалась еще сильнее, что уже слишком поздно… Закончив абсурдную чистку обуви газетой, Беллатриса снова надела свои сношенные, дырявые туфли. Ногам стало теплее, она усовершенствовала ботинки, запихав в них плотной, скомканной газеты. Не долго замирая на месте, Беллатриса повернулась к стене и начертила очередную полоску, символизировавшую каждый день пребывания в тюрьме. Она рисовала куском камешка, который специально лежал под изголовьем кровати. Хоть она и понимала, что ее расчет бесполезны и ошибочны она маниакально чертила, и лишь только закончив свою работу взобралась на свою скрипучую койку, комкать оставшиеся газеты для утепления одеяла. Тряпка с набитыми туда газетами неприятно шелестела, но все-таки казалось, что грела. Потому Беллатриса не выкидывала ни одни экземпляр, попадавший ей в руки. Разрывая на полоски первую страницу роковой для нее сегодняшней газеты, Белла горько усмехнулась. Сириус — Пожиратель Смерти. Только Барти Крауч Старший мог прийти к этому выводу. Абсурдному выводу. Хотя, поняв, наконец, каким образом Сириус оказался в тюрьме Беллатриса с одной стороны удивлялась, а с другой ощущала, что все сделано абсолютно заслуженно. Пожирателем Смерти тот, конечно, никогда не был (представив брата в этом амплуа. Беллатриса пришла в бешенство), но за то, что предал друзей и убил какого-то Питера Петтигрю наказание он заслужил. Хотя насколько ей было известно этот Питер и Поттеры были его лучшими друзьями. Тот факт, что Сириус так жестоко обошелся с ними, нарушало ее все представления об этом человеке. Кончив с газетами, она забралась под одеяло, которое ненамного стало теплее и взобралась на свой привычный наблюдательный пункт — спинка койки — с которой она могла дотянуться до решетки окна и наблюдать за морем. Сегодня все было как обычно, разве что чуточку теплее. Теперь Беллатриса знала, что наступило лето. По дате последней из газет сейчас июль. Ей было больно вспоминать каким было лето на свободе. Вздрагивая от холода и прижимая колени к телу, Белла присела на постель, пальцами касаясь стены, которую она недавно украсила (если это понятие можно вообще отнести к покрытым плесенью стенам Азкабана) новыми надписями. Однако такая стена как-то облегчала (хотя одновременно с тем и отяжеляла) ей душу. Смотря на выцарапанные ей криво обращения к Темному Лорду, она вспоминала как когда-то могла еще разговаривать с ним, получать его приказы и выполнять их и знать, что он обязательно оценит это. -Мой Повелитель… — процитировала Беллатриса то, что было написано на ее стенке. — Мой Темный Лорд… Щекой прислонившись к холодной стене она ощутила, что хочет плакать. Лить слезы, … но не могла, комок застрял в ее горле. Распахнулась решетка и в камеру вошел Дементор, она даже не пошевелилась. Ее давно перестала пугать эта фигура в плаще, она почти привыкла к той душевной боли, которая усиливалась при его появлении и лишь когда он, грохотнув подносом ушел Белла встала с кровати и села к своей еде. Ей не хотелось есть, она даже не притронулась к стакану воды. Однако кроме газеты на подносе лежала еще одна бумажка. Беллатриса взяла их в руки и стала разглядывать. Это был самый обычный конверт, в котором лежало письмо и нормального человека он бы вряд ли удивил, но Беллатриса не видела писем уже много лет. Да и она не знала о том, что в Азкабане могут писать письма. Ей-то никогда их не писали, и когда она открывала свое первое в тюремной жизни письмо, у нее дрожали руки до того, что она даже забыла посмотреть адресанта: Беллатриса! О Мерлин Белла! Я не знаю с чего начать свое письмо, первый раз в моей жизни я сталкиваюсь с таким кошмаром. Впервые за эти годы нам разрешили писать в тюрьму письма. Это разрешение, как писал Пророк, было сделано вследствие гуманности. После смерти Барти Крауча Младшего. Я слышала столько кошмарных вещей про эту тюрьму! Столько жутких историй! Каждый свой день я просыпалась и мчалась за газетой, надеясь прочитать там об амнистии. Мои мечты не сбывались. Заголовки газет пестрили лишь новостями о том, как они поймали то одного, то другого Пожирателя Смерти. Многие из вас умудрялись избежать срока. В том числе и Люциус. Пришлось продать одно поместье, то самое, что наша мать подарила Драко в наследство, но это был единственный шанс подкупить наше Министерство. За эти деньги они обещали изначально освободить и вас с Рабастаном и Родольфусом, но если с Люциусом история была мутная, неясная, то против вас были неопровержимые доказательства, которые было невозможно замять. Долгопупсы, которых вы замучили круциатусом до сих пор лежат в больнице святого Мунго. И никогда не покинут ее. И ваш срок даже не сократить, потому что вы не признали свою вину. И не помогли следствию. Потому в Министерстве отказали нам даже за такую огромную взятку. Они не разрешали даже отправлять посылки. Я надеялась, что смогу хоть передавать вам теплую одежду. Хорошую еду, хоть какую-нибудь которая сможет выдержать транспортировку. Но они лишь сейчас позволили передавать вам съестное. Спустя 12 лет! Наш эльф сделал еды ровно столько, сколько смогло бы влезть в эту мелкую коробку, объем которой превышать просто запрещено. Я сложила туда теплые вещи. Фотографию нашей семьи. Если тебе что-то еще понадобится, то напиши, прошу тебя. Я передам все что смогу. Любимая моя сестра Белла! Как я хочу увидеть тебя, обнять хоть раз и поговорить с тобой, но навещать, увы, не позволяется. Если тебе можно будет написать ответ, то обязательно скажи, как у тебя дела, как жизнь, как здоровье… Белла! Не таи! Я так беспокоюсь! Мне тяжело жить с мыслью, что я, возможно, больше тебя не увижу! Я не могу, Белла, я по тебе ужасно скучаю, … все время вспоминаю детство, смотрю наши с тобой фотографии… сначала Андромеда, потом ты… почему вы покинули меня обе? Иногда мне начинает казаться, что вас обеих нет в живых, и я не могу спокойно собраться с мыслями… хорошо, что хоть Люциус рядом и Драко. Без них бы я сошла с ума. Если бы я знала, что нам суждено так расстаться, то я бы виделась с тобой гораздо чаще. В год перед тюрьмой тебе ужасно было тяжело. Не знаю в чем было дело, ты никогда не говорила. Но когда ты заболела. Я не знаю, что за гнетущая печаль начала губить твое здоровье… а потом эта тюрьма. Прости меня, Белла! Я так сожалею, что не в силах помочь тебе! И не могла. Я не знала, насколько все плохо. Пару лет назад Министерство Магии хотело лишить вас зрения, а после и души с помощью колдовства Дементоров. Я помню свои чувства даже спустя несколько лет. Я помню, как я месяц не могла ни спать, ни есть, вообще. Мне было страшно, меня трясло от страха. Я так боялась за тебя, мою дорогую сестру. Как они могли придумать такое чудовищное, бесчеловечное наказание? Как им пришло это в голову? Слава Мерлину они передумали! Передумали, пока не стало совсем поздно! Люциус обегал все пороги Министерства Магии чтобы это случилось! И надо сказать не только он! Но я так благодарна судьбе, что безумные законы этого психопата Крауча не пришли в исполнение! Если бы это случилось у меня бы не осталось никакой надежды увидеть тебя живой! Мама, правда, совсем не сочувствует тебе. Говорит, что ты опозорила семью. Не знаю, что она имеет виду. Конечно, ты сидишь в тюрьме, но ты же сидишь за благородное дело! О Темном Лорде ни слуху, ни духу. Словно его никогда и не существовало. Его бывшие сторонники собираются теперь только за стаканчиком огневиски, обсуждать свои будничные дела. Люциус говорил, что у некоторых из них появилась идея найти нового главаря движения против грязной крови и объединится вокруг него с прежними идеями, однако я сомневаюсь, что кто-то будет слушать его также как Темного Лорда. Оттого искать кого-то другого они не спешат. В последнее время я очень боюсь ответственности. Точнее боюсь я ее уже много лет. Я единственная наследница рода Блэков, которая может хоть как-то подавать надежду. Конечно, я ничем не могу опозорить семью — я не в тюрьме, у меня замечательные чистокровные муж и сын. Драко — замечательный и умный мальчик, учится лучше всех на факультете, его хвалят преподаватели, он ловец команды Слизерина. Уже закончил безукоризненно с отличием первые два курса. Он весь в отца — хитренький, умный, интересуется темной магией. Люциус решил, что стоит обучать его кой-каким вещам, они что-то колдуют вдвоем в подвале, но я, честно говоря, опасаюсь проявлять интерес. Прошу Люциуса только, чтобы он не подвергал его опасности. Однажды они чуть не взорвали погреб, к счастью, домовик вовремя потушил пламя. Повезло, в самом деле. Про тебя он знает, я рассказываю ему. И не смотря на матушкины речи, что ты позор для нашей семьи он очень интересуется твоей личностью. Я рассказала ему, почему тебя нет с нами, он говорит, что мы должны гордиться тобой. И я знаю, что он прав. Наверное, ты бы тоже хотела его увидеть. Ведь первый и единственный раз вы общались, когда он был еще маленьким грудничком. Мы всегда говорили о тебе только хорошее… Надеюсь, твое здоровье в порядке? Ты ничем не болеешь? Я слышала, что в вашей тюрьме часты эпидемии… были слухи, что у вас драконья оспа бушует страшным образом. И вши и чесотка, … а еще я слышала, что вас кормят всего раз в день и что вы спите на каменном полу, а камеры настолько малы, что в них едва помещается один исхудавший заключенный. Недавно Люциус узнавал у одного из уполномоченных делами Азкабана, что ваши условия улучшили до трехразового приема пищи, и, что вам поставили в камеры койки. Очень надеюсь, что он говорил правду, а не умасливался перед моим супругом. Как ты смогла прожить тут двенадцать лет, я не знаю Беллатриса. Целых двенадцать лет! И как мне тяжело осознавать то, что тебе придется умереть в этих стенах! О Беллатриса… Единственное что может еще как-то успокаивает нас, хотя это в самом деле страшно, так это то, что если ты умрешь, мы узнаем это сразу и сможем забрать тебя, чтобы похоронить. Ни за что на свете мы не согласимся хоронить тебя в стенах этой ужасной тюрьмы, как в свое время Барти Крауча младшего. Это кошмар, и все волшебное сообщество негодует по поводу этого. Как можно было поступить так с собственным сыном? Мы все за тебя очень переживаем, … хотя мама говорит, что это не имеет никакого смысла, и ты все равно потеряна для нашей семьи. Но я не слушаю ее, она говорит ужасные слова. Я все равно храню надежду, что однажды увижу тебя живой… все мы на это надеемся. Недавно ты приснилась мне, Беллатриса, почему-то ты редко мне снишься, хотя я бы хотела видеть тебя хоть во сне. Ты сидела в темной камере, похожей на бункер и ковыряла ногтем стену, из которой, через маленькие щелочки просачивался тусклый свет. Ты была похожа на живой скелет, из-под твоей рваной мантии торчали костлявые, босые и побледневшие от холода ноги, которые напоминали иссохшие куриные лапы. Твое болезненное, бледное лицо меркло от боли, ты не могла долго стоять и каждый твой шаг был для тебя равносилен удару раскаленным клинком. Ты двинулась в неопределенную сторону, тебя шатало как неваляшку, и я даже не могла подойти и поддержать тебя под руку или просто усадить на пол. Ты шагала вперед и тут резко провалилась в пропасть, упала камнем вниз, … где не умерла, а лишь плакала от боли, дикой боли, которую я ощущала как свою собственную. Ты не могла сдвинуться с места и все громко кого-то звала, протягивая руки к несуществующему небу. Когда я спала я не могла узнать тебя, не могла понять, кто эта полумертвая, напуганная женщина, … но проснувшись меня пронзило понимание… мне страшно, ужасно страшно если ты живешь именно так… существуешь в этом ужасном месте… Если тебе позволят написать ответ… если у тебя будут на то силы… умоляю, напиши о том, как ты тут, Беллатриса. Если что в посылку я положила конверт, пергамент и перо с чернилами (надеюсь, с ними все будет в порядке по прибытию). Мы молимся за тебя, и, надеюсь, что однажды мы сможем вызволить тебя. Мы будем прикладывать все силы… береги себя, Белла. Ведь однажды я тебе точно говорю, ты будешь свободна! Я мечтаю об этом больше всего на свете.Мы тебя любим и ждем.
Твоя сестра. Нарцисса.
Посылкией не принесли, и Беллатриса с печалью подумала о том, что, возможно, лишилась чего-то того, что могло бы скрасить ее однотонную, серую, как тучи над ее головой жизнь. Наверное, ее ей и не принесут. В конверте кроме письма действительно была вложена фотография, но Беллатриса отчего-то боялась и не решалась смотреть на нее. Положив ее рядом с собой, она снова перечитала письмо своей сестры и вздрогнула не от холодного ветра, который задувал в ее камеру. Строки, где сестра писала о том, что они заберут ее после смерти и похоронят не в тюрьме, довели ее до ужаса. Ее колотило в дрожи, она видела то, как ее складывают в гроб и заколачивают деревянной крышкой последние лучи света. Потом засыпают сырой землей, ставят мраморное надгробье, где старательно выцарапаны ее инициалы, даты — рождения и смерти. Она станет свободна лишь, когда умрет, а ее тело заколотят в деревянный ящик и больше никогда она не вздохнет свободно. Раньше она никогда не осознавала так ясно, как простую истину, что умрет она именно здесь. Что это место действительно самое последнее, что ей суждено увидеть. Такая простая истина. Вмиг она ощутила во всю свое собственное ничтожество, свою собственную хрупкость, хилость своей собственной души. От это безысходности ей стало страшно и с каждым вздохом, которые теперь она запоминала и откладывала в памяти, она мечтала лишь о том, чтобы жизнь скорее отпустила ее слабую костлявую руку и позволила ей упасть в пропасть, где ее бы обняла смерть… она боялась просыпаться каждый день и понимать, что на волоске от смерти и ей слабо жить… существовать. Но и смерти она тоже боялась, не хотела обрывать линию своей жизни, надеясь, что возможно еще живет не зря. Лихорадочно вчитываясь в письмо, Белла дышала все тяжелее и тяжелее, глаза в ужасе выкатывались из орбит. Собственная будущая смерть, сестра, которая иногда думает, что та давно мертва, мать которая убеждает ее не надеется на свободу старшей дочери. Ужас закружил ее в своем безумии, и она упала на постель, закрывая глаза ладонью. Вдруг внезапно в ее клетку распахнулась решетка, да с таким грохотом, что Белла подскочила на месте. Она была готова поклясться, что от стены, о которую ударилась открывшаяся решетка отлетело сразу несколько слоев извести и застарелой плесени. Цепи, которые обычно ползли к ее рукам, чтобы прижать ее к стене мгновенно среагировали и прицепили ее. А в камеру зашел Дементор, осмотревший все закоулки камеры. Миска и поднос исчезли, а письмо, которое она держала в руке и выронила на постель, осталось на месте. Она почти не могла шевелить головой и видела в тени под выходом еще несколько теней и они принадлежали людям, которые непонятно зачем явились к ней в камеру. -Фотограф! — раздался угрюмый голос из темноты. — Сделайте снимок камеры и заключенной для хроники. В камеру протиснулся низенький человечек в бордовой мантии и поставил на подставку странное устройство, которое и являлось фотоаппаратом. Сделав несколько снимков противоположной стены, он повернулся к Беллатрисе и яркая вспышка на мгновение ослепила ее. И даже при всем желании она бы не смогла спрятать лицо от назойливого света. Поправив свое устройство, фотограф исчез и в камеру протиснулся другой колдун с кучерявым свитком в руке. Беллатриса в непонимании вертелась на цепи, пытаясь высмотреть другие фигуры за ее решеткой, но цепь все крепче и крепче сжимала ее, выдавливая из ее груди беспомощные вскрики. -От Министерства Магии поступил указ об уплотнении тюремных камер. — Сипло читал неизвестный волшебник. — И я, как уполномоченный Министерством Магии по делам тюрьмы, осуществляю правительственный приказ. В вашей камере будет обитать еще один заключенный. Махнув рукой, он приказал Дементору ввести в камеру человека, стоявшего за дверью. Беллатриса злость застучала в ней мелкой дрожью. Кто бы не оказался в ее камере, она не желала жить с ним в одном месте, жаждала сорваться с цепи и вытолкать его за пределы своей территории. Однако, когда показалось лицо заключенного, которого она сразу узнала, у нее от слабости опустились руки. У противоположной стены магически появилась точно такая же койка, как и у нее. Заключенный плюхнулся туда его точно так же сковали цепи. Его лицо, сухое, потемневшее, будто осенний лист, сморщившееся, словно гнилой овощ было опущено в пол в бессмысленном выражении. Руки гноились в ссадинах, а от его потертой мантии воняло так, что даже Беллатриса, привыкшая к зловониям тюрьмы сморщилась. Вскоре вольный ветер смешал этот запах вместе с остальными, затеряв во всеобщей вони, но от появления чужака настороженность Беллы не исчезала. Цепи подвешивали двух заключенных ровно до той поры, пока очередная вспышка фотоаппарата не ослепила их. А потом их резко отпустили с хлопком решетки.****
Посылку Беллатрисе все-таки принесли, правда лишь на следующий день, после того как в ее камере поселился сосед. Небольшую коробку на подносе принес Дементор вместе с завтраком и, поставив поднос с его содержимым, исчез. Если бы она жила в обычном мире, то этот день мог бы стать у нее особенным, но в Азкабане она отнеслась к подношению с осторожностью. Беллатриса слезла с кровати и схватила свою порцию и свою коробку (она сразу поняла, что посылка ее, увидев свое имя на бумаге), пока ее сосед сжимал и разжимал пальцы будто душил кого-то, уставившись белесыми глазами в стену. Беллатрисе было искренне неприятно общество другого заключенного, за все годы, что она провела одна, она отвыкла от людей настолько, что они были ей чужды и противны. Она их боялась. Пока она ела коробка стояла спрятанная под одеялом. Беллатриса держала ее рукой, на всякий случай. Ящичек был небольшой, но очень тяжелый для ее ослабевших рук. Наконец, закончив с трапезой, она поставила опустевшую миску для каши и стакан на пол и распахнула крышку присланной для нее посылки из которой доносился приятный запах, вскруживший ей голову. В ящике пестрело что-то яркое и красивое, слишком броское для тюрьмы и ее глаз, отвыкших за эти годы от всех цветов кроме серого, черного и грязных оттенков запекшейся крови. Это была ткань, лилового цвета, на которой было вышито что-то черным. Она достала бархат из ящика и поняла, что это было платье и мантия. Совсем простые, темных цветов — лилового и черного, но она отвыкшая от новой одежды и донашивавшая, не снимая одну и ту же мантию уже вот двенадцать лет, пришла в слепой восторг. Платье было из теплой, мягкой, прочной ткани. Мантия с множеством глянцевых пуговиц и с капюшоном, который смог бы согреть ее в даже самую сильную бурю пахла теплом и Белла отлично поняла, что она сможет спрятать ее тело даже самую дождливую погоду. В шерстяном черном шарфе были замотаны простые кожаные батильоны без каблука. Она тут же надела их, отправив под матрац старые сношенные сапоги, с дыркой на подошве и ощутила то, как ей была необходима все эти годы такая мелочь, как удобные и теплые ботинки! Рассматривая свои подарки, Беллатриса думала, что это еще прекраснее чем-то, как на Рождество в далеком детстве она вытаскивала свертки из-под рождественской ели. Ведь ни один из них не мог бы спасти ей жизнь! Дальше она стала разворачивать свертки, где тщательно закрытые лежали кусочки еды. Еда! Ее божественный запах напомнил ей о свободе, которой она давно лишилась. С дрожью в руках она разворачивала холодные кусочки ароматной курицы, кусочки мясного пирога и бутерброды с ветчиной и еще, то, что ее больше всего удивило — шоколадные конфеты, купленные в сладком королевстве в Хогсмиде. Жестяная банка, в которой лежали сладости, помялась, но Белла была уверена, что вкус конфет с шоколадной начинкой оттого не стал хуже. Разорвав яркую упаковку первой попавшейся конфеты, Белла не удержалась и съела ее, а после и всю оставшуюся пачку. Ничего в жизни она вкуснее не ела! Набив рот конфетами, она принялась за курицу, закусывая ее свежей булкой. И этих пары маленьких кусков ей хватило, чтобы наесться досыта, но какой-то дикий жор напал на нее и она, набивала уже переполненный желудок, громко чавкая. До тех пор, пока что-то не заставило ее замереть с торчащей шоколадкой из рта. Ощущение того, что за ней кто-то следит не отпускало ее и протянутая к ней, требовательная и дрожащая рука соседа по клетке заставила ее нервно сглотнуть. На лице заключенного застыла меньше мольба, сколько требование, приказ. Беллатриса сразу знала, что так оно и будет и совсем не изумилась. Одной рукой она достала из ящика первый попавшийся бутерброд, не отпуская внимательного взгляда от сокамерника. И протянув сверток, она впервые за много лет слабо проговорила: -Держи… Родольфус. Он схватил свою еду и, прибавив ее к своему обеду с подноса начал осторожно жевать. По смягчившемуся выражению его лица женщина поняла, что подношением он был удовлетворён не меньше нее. Беллатриса, вдохновившись, не сдержала машинального движения к коробке с съестным. Звериный оскал застыл, словно грязь меж зубами на грязных и замученных лицах обоих супругов. Семейный обед, если можно было так назвать это поедание присланной еды с хмурыми лицами, уставившимися на решетку. На дне ящика действительно лежал пергамент — плотный сверток белоснежной бумаги. И темная колба с чернилами, пестрое в крапинку перо. А еще кроме всего прочего в посылке явно неслучайно оказалась книжка в темно-синей обложке. Та показалась Беллатрисе смутно знакомой. И действительно она, как только распахнула книгу, на форзаце она тут же увидела подпись: Лучшей подруге с днем рождения! Я знаю ты любишь читать и дарю тебе книгу, которую мама посоветовала. Долго выбирал. Надеюсь, тебе она понравится. Классика литературы как говорится и лучшая книга вышедшая из-под пера волшебника! Поздравляю тебя с Днем Рождения, Беллатриса. Улыбайся чаще и будь счастливой.Твои друзья Ник и Элли Броуди.
P.S. Ха-ха-ха потом будем вместе критиковать. И еще в пятницу исполним одно из твоих желаний — попьем чая в гостиной вместо урока Слизнорта! Скорее бы. Можешь и свою сестру позвать с ней весело ха-ха-ха. Но мне одному кажется, что она не придет?
Под этим весьма скромным, но все-таки приятным поздравлением была нарисована небольшая, но очень веселая картинка: пятеро ребят бросали печенье в стену гостиной Слизерина на меткость и их веселый смех, кажется, слышался из прошлого даже здесь, в холодном, мрачном Азкабане, где вообще никто, никогда и ни над чем не смеется. Беллатриса скорее закрыла этот рисунок и прочитала на первой страничке книги название и автора этого романа: Шарлотта Эйр — «Джейн Бронте» По правде говоря, Беллатриса читала эту книгу ни один раз еще тогда в школьные годы. Но после того, как их дружба с Ником была прервана Друэллой, матерью Беллатрисы, эта книга бесследно исчезла и Белла невольно позабыла о ней. Она думала, что мать украла книгу и сожгла ее в камине как подарок того, чья семья была так ей ненавистна, но оказывается все эти годы эту книгу хранила Нарцисса. Беллатриса приняла это как попытку искупления. Ведь именно она тогда рассказала матери, что Белла дружит с полукровкой. Книга ей эта страшно понравилась, и она от всей души поблагодарила своего друга за подарок. Много дней она провела за чтением, увлеченно погружаясь в жизненные искания сиротки Джейн Бронте, которая, проучившись в Хогвартсе, а после несколько лет обучая там детей травологии, отправилась путешествовать по миру и даже вышла замуж за загадочного путешественника, у которого в доме были не только артефакты из разных стран, но и сумасшедшая, бывшая жена. С небес закапал мелкий дождик, но Беллатриса не замечала, погрузившись в мысли далекие от тюрьмы, как капли намочили страницы и как чернильные строки поздравления с пятнадцатилетием растеклись по странице, оставив после себя лишь яркое пятно. Завернув книжку в один из кусков пергамента, Беллатриса спрятала ее в коробку на самое дно, зная, что прочитать ее никогда больше не сможет, ибо с каждой строчкой воображение будет ей являть вовсе не сцены повествования. Родольфус Лестрейндж ковырял ногтем стену под решеткой, закрывающей окошко без стекла. Гудел ветер, Дементоры вальсировали с ветром под открытым небом, над бушующим черным морем. Градины дробили кривые скалы, о которые ударялись буйные, как чья-то неспокойная, печальная душа волны. Беллатриса смотрела на мужа безо всякого интереса. Это все из-за привычки изучать ту стену, на которой она помечала дни, проведенные в тюрьме. Теперь эту стену закрыла костлявая спина супруга и его грязная постель, над которой висели цепи и не было видно результата ее труда, старательного вычерчивания символов на стене. На спину Родольфуса была натянута мешковатая мантия, в которой он еще много лет назад ходил на работу в Министерство Магии. Ничто в ней не напоминало прежние времена, кроме разве что погнувшегося серебренного бейджа, на котором мерцали потускневшие инициалы его имени и должность. В профиль было видно то, как дрожали его засохшие, бледные губы, то, как из сломанного носа сочилась засыхавшая на подбородке кровь. Ногтем он ковырял стену, оставляя на ней грязные следы. Одной рукой он ковырял стену, а другой почесывал проплешину, где когда-то росли ровно стриженные медные волосы, которые седина скорее благородно украшала, чем портила. Казалось бы, в такой ситуации стоит поговорить. Ведь они не видели друг друга столько лет, пережили столько горестей порознь и все ради преданности одному и тому же человеку. Но именно тут, в Азкабане проявлялась та истинная сущность клятв, которые они друг другу давали перед алтарем еще тогда давно. Беллатриса помнила, что тот день был таким же дождливым, как каждое мгновение в Азкабане. Дело было глубокой осенью, в жуткой спешке, в холода, которые заставляли с неба падать мокрый снег. Конечно никакого празднования в саду, конечно же никаких красивых, легких платьев и благоухающих цветов везде и всюду. Какое там, если даже ее фату сорвало с головы, когда она шла к поместью Лестрейнджей под зонтом. До сих пор она помнила, как взмахивая белая ткань взмыла выше крыши, а она в этот день больше всего боялась наступления поздней ночи. Тугое молчание напрягало ее, но она не могла ничего сделать. И за это ненавидела супруга еще больше, ибо если бы его не было в этой клетке вместе с ней, то расписания ее дня было бы привычным. Она смогла бы залезть на спинку своей койки и посмотреть на море, поцарапать стену, потрясти решетку камеры. Да просто переодеться, ведь новое платье, которая она получила от сестры, лежало у нее на коленях вместе с мантией, а вкусные булочки и кусочки мяса так соблазнительно пахли, что у нее кружилась голова от голода. Она хотела попросить его, чтобы тот отвернулся к стенке и не поглядывал на нее косо, словно жажда сожрать все содержимое ее коробки, но отчего-то именно в тюрьме Беллу взял за горло мнимый страх перед угрюмостью супруга, которую она никогда в нем не замечала. Он был педантичен, он был пунктуален и равнодушен, стерег порядок пуще собственной жизни и был всегда против нее, но в тюрьме его словно подменили на грязного бродягу, который лелеял лишь только именную табличку с уважаемого им Министерства Магии… от почтенного старика Лестрейнджа остался лишь поржавевший бейдж. С ее языка сорвалось какое-то невразумительное кряканье, обращенное к Родольфусу. Тот обернулся к ней, смотря на нее с равнодушием, которое пеленой закрывало слабенькое удивление в его воспаленных, сонных глазах. -Отвернись, пожалуйста, к стенке… ненадолго. Беллатриса не узнала свой собственный голос. Он огрубел так, будто все эти годы она провела в ежечасном курении. В таком голосе не могло звучать никакой надежды… Лестрейндж бросил неясный взгляд на ее ладони с сжатой одеждой, накрывшись одеялом и из-за своей катастрофической худобы словно тень слился со стеной. Беллатриса расстегнула собственное платье и мантию и осторожно сняла их с себя, все смотря на супруга, чтобы тот резко не обернулся. Грязные тряпки, которые на ее худых, острых коленях лежали с новыми нарядами она не снимала с тех самых пор как прибыла в тюрьму. Она как будто срезала с себя скальп, прогнившая ткань в особо потливых местах даже прилипла к ее телу. Кости выпирали везде, где только можно, живот провалился, оставив уродливую лунку из выглядывающих тазобедренных костей, которые до тюрьмы она даже никогда не видела в своем теле. Из плеч торчали словно погоны круглые кости, ключицы, кажется, вот-вот были готовы порвать кожу на ее груди. Ее пальцы, словно спички на концах уродовались коричневыми синяками под ногтями. Но хуже всего был странный гной, который пах мертвечиной. Пах, как те люди, которых она убивала и с которыми проводила в одном помещении некоторое время по тем или иным причинами. Ей было настолько противно от самой себя, что она заткнула рот. Как ей хотелось снять эту вонючую оболочку как старую одежду! Как жаль, что Нарцисса не могла прислать ей новую кожу… новую себя. Которая сможет сбежать отсюда. Она не могла поверить что это она, ее собственное тело было для нее чужим и она поскорее накрыла его новой, свежей одеждой, которая при всей своей красоте висела на ней мешком. Как бы не ужасалась ее сестра, слушая рассказы о тюремной жизни она не могла предположить насколько тут все действительно так. Желтая кожа скрылась под теплым слоем ткани, но от этого ей не стало легче. Новое платье свисало с нее, а мантия падала с плеч. Ей пришлось рвать свою старую одежду на лоскутки, чтобы подпоясать новую. И от этого худой скелет в новой одежде выглядел еще абсурднее. С нового лилового платья свисали клочья грязной ткани, а из новых чистых ботинок торчали куски рваной ткани, которые лежали там для того, чтобы ботинки не падали с ее костлявых ног. Самое лучшее, что можно было сказать про нее так это то, что она мастерски изображала огородное чучело к Хэллоуину. Слишком даже натурально. Завязав свои волосы, которые за много лет отросли уже в два раза больше прежней, до тюремной длинны она вздохнула. Лохматые, а когда-то красивые вьющиеся локоны падали до бедер. Это был сплошной колтун запутанных волос, который она уже не могла причесать и отпилить куском камня. Она лишь изредка раздирала клубок на три части и скручивала в косу, из которой потом клочьями лезли пряди ее шевелюры. Иногда она даже ловила себя на мысли, что не отказалась бы вновь лишится этой шевелюры ради собственного комфорта. Она встала со своей койки и, шатаясь подошла к решетке… к выходу из их клетки. Прислонилась носом к железным прутьям, провела по ним пальцами и те угрожающе заскрипели. Они воняли ржавчиной, на них прилипли зеленые наросты плесени. Шорох позади нее оповестил Беллу о том, что Родольфус вернулся к прежней позиции, поняв, что ему уже не нужно прятать глаза от переодевавшейся жены. Краем уха Беллатриса услышала то, он чихает и сморкается в свой наверняка такой же грязный, как и он сам платок. И еще ощутила, как он сначала посмотрел на нее, а потом уставился уже в свою ненаглядную стену. Но погрузившись в свои мысли Беллатриса наблюдала за Дементором, который летал за поворотом. Его тень скользила по стене, во вспышках молний, Белла не могла не думать, что скребется в ее душе страх прошлого, настоящего и будущего. Обернувшись она понадеялась увидеть то, как Лестрейндж сосредоточенно ковыряет стену, но пред ней предстала совсем иная картина. Он вновь развернулся, видимо от того, что наскучила ему одна и та же стена. Потому-то он, видимо чтобы не досаждать Беллу пока ее нет посмотрел на ее кусок кладки., и отчего-то вдруг на его лице мелькнула и тут же спряталась жесткая усмешка, которую больше ей не пришлось увидеть. Лишь однажды…