The Blood of The Three Kingdoms

Audiomachine – Deceit and betrayal Серо-зелёное море бушевало, терзаемое безжалостным ветром, который взбивал на вершинах его волн белую, как косы дев Вальхаллы, пену. С высоты драконьего полёта море казалось живым существом, метавшимся в разные стороны, не зная, чего хочет и чего ждёт. Дракон и его всадник разрезали воздушное пространство со скоростью и стремительностью пули. Вождь викингов низко пригнулся к седлу, крепко держась за специальную ручку, обмотанную полосой кожи. Маска, защищавшая его от сильного ветра, служила добрую службу своему хозяину: на такой скорости без неё летать было бы невозможно. Беззубик же, как и любой другой дракон, имел специальную плёнку – полупрозрачное «третье веко», которое закрывало глаз, когда он находился в состоянии быстрого полёта либо же нырял под поверхность воды. Остров Бёрк с воздуха выглядел так, как если бы великан побросал в море свои огромные игрушки-камни, которые упали, да так и были оставлены владельцем покрываться лесами да деревушками мелких людишек. Именно этот остров был самым первым, на который высадились отряды викингов, кочующий народ, пасынки морей и неба. С тех пор, как носы кораблей, вырезанные из дерева в виде оскаливших пасти драконов, врезались в песок берегов дикого острова, минуло уже много лет. Сменилось несколько десятков поколений, викинги продолжали завоевания, расширяли свою островную империю, пока не подобрались к острову-материку шотландцев… Началась эпоха войн за береговую линию. Войны были жестокие, ведь у каждой из сторон были союзники – шотландцам подчинялись лесные медведи, ну а викинги… Викинги управляли драконами. Когда-то именно спасаясь от нашествий злобных летучих тварей, они покинули насиженные места и отправились в странствия, пока не осели на острове Бёрк. Забавно, но как раз-таки рептилии и стали их главными помощниками и орудием в войнах с гордым народом Шотландии… Драконов научились ловить. Из эссенции, которую выделяли их ротовые железы, научились делать средства, запустив которые с помощью катапульты, можно было воспламенить целый дом. Или небольшой отряд воинов. Маленьких драконов дрессировали с рождения, обучая их кидаться на цель и разрывать её своими когтями. Но оседлать и заставить их взлететь так и не сумели. Люди стали умнее животных, догадавшись, что они – ключ к победам над вражескими кланами. Никто не допускал и мысли, что у так называемых «животных» имеется разум… Взрослые драконы стали умнее. Те, кому удавалось вырваться из цепких пут сетей или избежать тяжёлого удара катапульты, улетали прочь. Научились воровать еду так, чтобы не попадаться. Некоторые – уходили навсегда. Другие – мстили за унижения своего рода. Удивительно, но драконы совершали организованные налёты на деревни, обстреливая огнём кузни, дома, арены и клетки. Люди вели войну на два фронта: один был с шотландцами. Второй, постоянный – с драконами. Впрочем, был один дракон, который выделялся. Он не воровал еду, не показывался на глаза, не плевался огнём… и никогда не мазал своими молниями. Викинги успели изучить всевозможные виды драконов, выявить их слабые и сильные места, способности, характерные внешние отличия, но никогда, никогда они не сталкивались с этим бесшумным, невидимым, проворным врагом, изрыгавшим из своей утробы свет грозовых небес. Они прозвали его Ночной Фурией… Казалось бы, вражда викингов и драконов будет продолжаться до тех пор, пока один народ не истребит второй. А уж после того, как люди начали использовать крылатых змиев в своих целях, ни о каком мире и речи зайти не могло… Пока во всём Бёрке не нашёлся один человек, который видел всю жестокость и варварство, которую викинги нещадно применяли к покорённым драконам, оправдывая это тем, что чешуйчатые твари сотнями убивали их предков, разрушали их дома и гнали по миру, как ветер гонит утлую лодчонку по поверхности моря. Её звали Валка, и она была женой вождя Стоика Обширного. Закостенелое сознание прожжённых воинов, которых учили убивать чуть ли не с младенчества, отторгало возможность того, что драконы были… неопасны. Миролюбивы. Безобидны. Что по природе своей они хищники, и только поэтому нападали на стада овец, принадлежавшие людям. И что они тоже имели право на эмоции, на разум… на жизнь! Её считали чудачкой. На неё бранились, когда она вдруг бросалась поперёк дороги и вырывала из рук воина меч, занесённый было над шеей рептилии, барахтающейся в сетях. Но она была женой самого Вождя, и потому выговоры мужа, ворчание да неодобрительные покачивания голов жителей Бёрка – максимум, что она получала за свои безумства. Но однажды, во время очередного налёта, когда люди просыпаются от плача младенца и треска огня и выбегают на улицу, впопыхах натягивая кольчугу на ночную рубашку и сжимая в руках тяжёлый молот или топор, когда всё, что вокруг видно в полутьме наступающего утра – это витающие в воздухе искры, неверный свет пылающих домов и блеск зарева на чешуе драконов, Валка столкнула с рептилии тяжёлую балку от разрушенного дома и заглянула в глаза этого существа. И увидела в них не просто животную ярость, ведомую инстинктами, а… признание. Благодарность. В ту ночь Стоик Обширный долго горевал по своей, несмотря ни на что, горячо любимой жене, которую в ту роковую ночь унёс дракон, оставив лишь плачущего сына в колыбельке. Свою историю Иккинг мог бы рассказывать долго. С самого детства он не блистал телосложением или здоровьем, но от матери он унаследовал ум, смекалку и, очевидно, её судьбу. Он был первым, кто сумел сбить легендарную Ночную Фурию, но убить так и не смог. Отпустив дракона на свободу, он невольно прочувствовал то, что прочувствовала его мать. Заглянув в глаза перепуганной рептилии, он увидел самого себя, но никак не тупое неразумное животное. Им довелось встреться и вновь, когда викинги всё же заманили Фурию в ловушку. Иккинг помешал этому, как когда-то заступалась за поверженных драконов Валка. Стоик гневно тряс головой, с тоской вспоминая свою любовь, а Иккинг после гневного разноса отца сбежал в лес, где по невнимательности и глупости своей угодил в силки, расставленные для драконов… Стоит ли говорить, кто его оттуда вытащил. Чёрный дракон заинтересовался мальчишкой, отличавшимся от остальных, и исподтишка следил за ним. После этого два существа разных племён встречались украдкой в лесу, ведомые страхом и отчаянным любопытством. Каждая такая встреча всё больше убеждала Иккинга в том, что драконы не хуже людей умеют грустить, злиться, смеяться над удачной шуткой или бояться. Иккинг был первым, кто коснулся дракона, не принеся ему боли. Первым, кто сумел не только оседлать его, но и взлететь к облакам. Кто знает, чем бы окончилась эта история, довольно драматичная, когда Беззубика поймали в третий раз и заставили вести корабли викингов к Драконьему Гнезду… но Иккинг смог убедить своих ровесников в том, что с драконами можно не только воевать, и отправился верхом на крылатых рептилиях на помощь своему брату не по крови, но по душам. После этой истории, когда Стоик, как он думал, потерял и вновь обрёл сына благодаря Беззубу, он принял то, что ошибался в природе драконов. Когда же на Бёрк нежданно вернулась Валка верхом на драконе с четырьмя крылами, то его радости не было пределов, и Иккинг поразился, насколько, сам того не ведая, он оказался похож своим пацифизмом на мать. Как объяснила сама Валка, Грозокрыл унёс её на далёкий остров, признав в ней «свою» и желая уберечь от воинственных викингов. Когда же мир с крылатыми соседями был налажен, он послушно вернул Валку в её родной дом, и семья, столь неожиданно и радостно воссоединившаяся, наконец-то получила своё законное право на счастливую, полноценную жизнь друг с другом. Правда, до этого момента прошло тринадцать лет… Ну что ж, даже боги могут ошибаться. Но теперь ему не тринадцать. Ему двадцать, и на плечах Иккинга лежала серьёзная ответственность за свою империю (Валка и Иккинг приложили все усилия, чтобы избавиться даже от малейших следов Тёмного времени, когда драконов жестоко эксплуатировали, и теперь остров стал настоящим домом как для людей, так и драконов). Но дом – это место, которое надо оберегать и за которое надо бороться. И Иккинг будет бороться. Потому что он знает, что он не один. И Астрид сделает всё, что понадобится, для того, чтобы не дать забыть ему об этом. В любых жизненных обстоятельствах она будет в первых рядах, рядом с ним, со своим горячо любимым человеком, и так будет всегда, до тех пор, пока бьётся её сердце. Светловолосая девушка давно уже это решила про себя, и когда прилетела недобрая весть о готовящемся нападении Северного Королевства, то она не испугалась. «Что ж, значит, так будет», – вот, о чём подумала Хофферсон, чувствуя лишь непоколебимую уверенность в себе и своих действиях. Если так предопределили судьбу Олуха боги, значит, теперь от неё зависит только одна вещь – её действия. Ни больше, ни меньше. А с этим она давно разобралась. Астрид действительно чувствовала себя спокойно и уверенно рядом с Иккингом. Он был для неё тем человеком, который освещает жизнь одним лишь своим присутствием. Она не сомневалась в твёрдости его чувств и намерений и пылко заверяла его в том, что они ответны. Иккинг пережил многое в своём детстве, и Астрид всем сердцем желала бы оградить его от всех возможных потрясений, которые в принципе могут быть начертаны на смертном пути человека. Однако вот это уже было подвластно только богам… Она помнила, каким бледным был Иккинг при свете свечи, ночью, в деревянном доме Хэддоков, когда она сидела в его комнате и пыталась найти слова, которые успокоили бы его после того, что он видел. Иккинг практически бредил, путанно говорил о каких-то катапультах, огромных железных клетках с шипами, предназначенных для драконов… Он мерил пол комнаты шагами, то теребя пальцами края своей брони для полётов на Беззубе, то запуская их во всклокоченные волосы. Он был небрит, с покрасневшими глазами, взволнован, ничего не ел и как только вернулся – сразу же рассказал семье о том, что видел. В тот момент он ещё держал себя в руках, но при Астрид он мог не бояться, что она его осудит за его страх. При ней он мог быть не наследником, не Покорителем драконов, не гордостью Олуха. Он мог позволить себе быть слабым. И она ценила его доверие. Хофферсон прекрасно понимала опасения и кошмары Хэддока, связанные с той ответственностью, которую гордый отец переложил было на плечи достойного сына. В ту ночь Иккинг со слезами на глазах клялся Астрид, что не готов. Не готов быть вожаком, отвечать за жизни людей – и никогда не будет готов. И тогда, глядя в его глаза, Астрид впервые в жизни не знала, что ему сказать. В такой ситуации недостаточно было просто бодро воскликнуть «Эй, выше нос, всё будет хорошо!» То, что он видел, действительно его напугало. А если это пугало Иккинга, то пугало и Астрид. Но именно то, он позволял себе быть при ней слабым, означало, что он считал её достаточно сильной и в то время чуткой, чтобы не вызвать смех своими словами. И Астрид была сильной. Ради него. Даже сейчас, стоя на краю зазубренной скалы, нависающей над бурлящим морем, и всматриваясь в линию горизонта, дрожа от неопределённости будущего, светловолосая девушка-викинг чувствовала эту тяжёлую, непрекращающуюся обязанность – быть сильной. Не давать слабины даже в собственных мыслях. Не дать страшным картинам пробить брешь в мысленной защите. Война – всегда страшна. Особенно, когда её не ждёшь. Особенно, когда строишь прекрасные планы на совместное будущее… Которые в голове Астрид были настолько реальны, будто уже случились и стали воспоминаниями. Громгильда – величественный дракон с жёлтыми шипами, загнутым клювом, с двумя когтистыми лапами и парой крыльев, отливающих голубой чешуёй при свете солнца, – вдруг встрепенулась. Дракониха расправила крылья и издала приветственный клёкот, выведя девушку из задумчивости. Астрид почувствовала, как сердце забилось где-то в горле, и успокаивающе положила руку на жёсткую чешую летучего создания, при этом сама испытывая невероятную взвинченность. Неужели Громгильда заметила их раньше неё? Или ей привиделось? Но зоркому дракону не привиделось. Вдалеке и вправду показалась едва различимая чёрная точка. Астрид прижала руки ко рту, чувствуя, как сумасшедшая улыбка раздвигает губы. Из груди рвались не то всхлипы, не то радостный смех. Девушка, внутренне напрягшись, как пружина, запрыгнула в седло Громгильды и еле слышно скомандовала: «Вперёд!» Мощные закрученные когти с силой оттолкнулись от камня, оставляя глубокие борозды. Дракониха с места взвилась в воздух, а Астрид бешено задыхалась от вращающегося вокруг неё сладостного мира, сладостного, потому что в нём появился тот, кого она не видела несколько недель. Она наклонилась вперёд, пристав в седле, как делает всадник, когда его конь пускается галопом, и старалась не терять из виду маленькую точку, которая была её возлюбленным на черном драконе. Беззубик тоже заметил их: ветер донёс до Астрид его восторженный рык. Волосы развевались вокруг её головы, не защищённой шлемом, но Астрид он был не нужен. Сильные крылья драконов с каждым толчок приближали их друг к другу. Астрид уже видела, как Иккинг тоже привстал в седле и сорвал с головы маску, а его сияющую улыбку, которая так лишала её возможности нормально думать, она могла видеть, даже не подлетая к нему. Два дракона закружили в воздухе, по инерции чуть не врезавшись друг в друга и потому резко скосив в стороны. Астрид заносило, и ей пришлось изо всех сил отклониться торсом в противоположную сторону, чтобы не упасть со спины Громгильды в море. Их с Иккингом разделяло всего лишь тридцать метров. Он действительно улыбался, а его нежные глаза заставляли что-то обрываться в душе у Астрид. Внезапно он полностью встал в седле, держась ногами за стремена. Иккинг отстегнул какие-то ремешки от своего костюма, быстро натянул раскрывшуюся кожу от своих рук до колен, что-то обратно прищёлкнул, а потом прыгнул прямо с Беззубика, широко раскрыв руки. Сердце Астрид испуганно замерло, но импровизированных крыльев Хэддоку хватило, чтобы за долю секунды спланировать на Громгильду. Ухватившись рукой за шип на её шее, юноша порывисто сгрёб Астрид свободной рукой за талию и припал губами к её губам. Хофферсон закрыла глаза, ладонями нежно касаясь его лица и углубляя поцелуй. Свист ветра, хлопанье драконьих крыльев, шум далёкого и опасно-холодного моря под ними, – всё это вдруг будто замедлилось, потеряв свою важность. Даже опасная поза, в которой они замерли на драконе с риском потерять равновесие и соскользнуть с его чешуи, не имело больше значения. Только его тяжёлое дыхание у её уха, только нежные губы, ласково касающиеся её шеи, только широкие руки, прижимающие её к сильному телу, покрытому жёсткой бронёй не хуже, чем у настоящего дракона. Этот момент, на грани опасности, на грани возможности, пропитанный страстью, тоской, нежностью и отчаянной потребностью друг в друге, – этот момент Хофферсон хотела бы длить вечно. * * * В Зале Совета, где они нашли чету Хэддоков с другими уважаемым и опытными викингами, обсуждавшими будущую стратегию, трещали факелы, отбрасывая мерцающие тени на гобелены на стенах. – …Значит, все четыре клана шотландцев на нашей стороне? – Ну, я порядком её напряг своим заявлением, так что, думаю, она сделает всё возможное, чтобы убедить остальных вождей, – серьёзно ответил Хэддок. Стоик Обширный, огромный по своей комплекции, могучий викинг, с накинутой медвежьей шкурой на плечах (легенда гласила, что это шкуру он лично снял с убитого королевского медведя ещё во времена шотландско-викинговых войн) кивнул, хмуря брови. Валка со скрытой тревогой вглядывалась в черты лица сына. Астрид, стоявшая рядом с Иккингом, незаметно коснулась рукой кончиков его пальцев, желая приободрить, но он вдруг сделал шаг вперёд. – Отец, я тут подумал… Если… Если бы я смог поговорить с Драго, то, возможно, я бы отговорил его от этой идеи. Стоик взглянул на сына, а потом расхохотался. Его широкая рыже-каштановая борода, заплетённая в десятки косичек, затряслась. Викинги зашептались и стали качать головами. – Поговорить с Драго?! Великий Один, это шутка? – но, видя непреклонное лицо Иккинга, Стоик постепенно перестал улыбаться. – Иккинг, – предостерегающе начал он. – Эта война никому не нужна, – покачал головой Хэддок-младший. – Если есть шанс её избежать, то было бы глупо его не использовать!.. – Иккинг, – тихо позвала Валка. – С Драго Блудвистом невозможно договориться. Он – воплощение беспощадности и не знает жалости… – С тем, кто тайком готовит на нас нападение – разговор короткий, – обрубил Стоик, и, видя, что Иккинг собирается протестовать, вполголоса процедил: – Сын, не говори глупостей перед Советом… и не вынуждай меня повторяться. А теперь сядь, и делай то, что тебе положено – разрабатывай будущую стратегию со своим народом. Стоик вернулся к разговору с воинами, а Астрид заметила, как часто дышит Иккинг, зло сжимая и разжимая кулаки. На лице юноши не дрогнул и мускул во время выговора отца, но сейчас, по этому отстранённому взгляду с кипящей на дне решимостью, Астрид поняла, что что-то произойдёт. До них долетали обрывки фраз: «Драконов в загоны… Укрепить линию катапульт по береговой линии… Два отряда… На случай атаки с востока…» Иккинг развернулся и быстрым шагом направился прочь из зала. Астрид догнала его на той самой скале, на которой ещё утром ждала его. Был вечер, и в чернильной темноте где-то внизу шумело море. – Иккинг, стой! – требовательно окрикнула его Астрид и попыталась развернуть его к себе, но он дёрнул плечом и сбросил её руку. – Даже не думай! Ты слышал, что сказал Стоик? Он соизволил-таки остановиться и повернуться к девушке. Иккинг взял её за плечи и легонько встряхнул: – А теперь послушай меня, Астрид Хофферсон, – начал он, ясно глядя в её глаза. – Ни мой отец, ни кто-либо ещё мне не указ. И даже ты не сможешь изменить моего решения. Если уж мне удалось переубедить моего отца в том, что с драконами можно жить мирно, то, думаю, я и с Драго найду общий язык. А сейчас ты пойдёшь обратно в деревню, и не будешь пытаться преследовать меня. Понятно? Астрид хотелось сказать «Нет». Хотелось закричать, что Иккинг дурак. Свистнуть, призывая на помощь Громгильду. И не отпускать его на такую глупость. А ещё больше – рвануть вместе с ним. Но вместо этого она прошептала, проведя рукой по его скуле и словно сама не веря своим словам: – Ещё месяц назад мы обсуждали нашу свадьбу. Иккинг не вздрогнул. Не отвёл глаза. Он продолжал её всё так же держать за плечи. – Я вернусь, – еле шевельнулись его губы. Астрид смотрела в зелень его глаз и отчаянно хотела поверить. Или хотя бы сделать вид что верит. – Я обещаю. Иккинг потянулся и невесомо коснулся губами её губ. Не так страстно и порывисто, как утром, а просто замерев и боясь шевельнуться. Мягко освободившись из её объятий, он бросил на Астрид последний взгляд. Хофферсон стояла, подняв голову, и упрямо выдвинула вперёд подбородок. Иккинг развернулся и побежал к краю скалы. Юношу не успела притянуть к волнам гравитация. Из-под скалы чёрной молнией метнулся крылатый верный дракон, подхватив его себе на спину. Лишь мелькнул хвостовой раздвоенный плавник. Астрид стояла на скале, тоскливо глядя на почти невидимую в сумерках фигуру. Словно та девушка из старой песни викингов, которая осталась на берегу, ожидая своего жениха с войны. Только Астрид было хуже. Её женихом оказался сам ветер.