Почему ты делаешь это?

      Может быть, где-то в Бруклине прямо сейчас совершается ограбление банка, и грабитель уже выбегает из здания с полной сумкой, откуда вылетает парочка купюр. Может быть, группа подростков решила разыграть кого-то в аэропорту Хитроу, обнимая пожилую женщину Лилиан, но утверждая, что это дорогая тетушка Роза. Время идет, действия совершаются. Ничто никогда не остановится только потому, что одному человеку невыносимо больно. Время никому не делает одолжений, тем более, если тебе нечего предложить взамен. Но, кажется, что в одном маленьком подвале времени не существует вообще. Там только лежит, поджав колени к груди, измученный Рон Уизли.       Когда-нибудь видели, как разбивается фарфоровая кукла? От места удара по всему телу расползается черная паутина из тонких-тонких трещинок. Куклу поднимают, осматривают, а она в это время хрустит и рассыпается. Прелестное личико теряет половину левой щеки, нос, большие голубые глаза теряют пару кусочков этой мозаики, отваливается кисть руки, а туловище держится только за счет платья. Представить на мгновение — это чертовски больно. Кожа у Рона не фарфоровая, к счастью, иначе бы он давно уже разлетелся на куски.       Если подумать, почему его еще не убили? Он совершенно бесполезный пленник — знает он едва ли больше… Нет, он явно не знает больше какого-либо Пожирателя. Его держат здесь с какой-то целью, но у Рона нет никакого к этому интереса. Все равно — он здесь, ему причиняют боль и не важно, есть ли тому причина или нет. Ему задают вопросы о Гарри, он молчит либо потому, что не знает, либо потому, что ни за что не собирается говорить.       Рон громко сглотнул, прижав колени к груди еще сильнее. Его начинает знобить, множество порезов по рукам и ногам воспалились. С каждым глубоким вздохом его грудную клетку пронзает немыслимая боль, наверное, сломаны ребра. И завершает парад увечий отсутствие глаз. Хорошая сторона заключена в том, что он не видит, во что превратилось его тело. Но вряд ли это является хорошей стороной, ее тут вообще нет. Плохая — он это чувствует все, как чувствует вину и сожаление, и раскаяние, включающее в себя желание, чтобы этот чертов особняк сгорел дотла со всеми его обитателями.       Единственная более менее радостная мысль — не все Пожиратели пережили визит Волдеморта. Рон слышал их мольбы о пощаде, их клятвы. Так они и умерли — с застывшими просьбами на губах. Он слышал, как верещала Лестрейндж, уверяя, что их предали.        — Это все домовик, мой хозяин. Он предал своих хозяев и умер поэтому.       — Вы не узнали мальчишку Поттера, вы вызвали меня слишком поздно, вы упустили его. Вас провел подросток и домовой эльф. Вы — ничтожества.       — Но, мой лорд, мы поймали мальчишку Уизли, он может что-то знать…       — Я знаю о нем, Беллатриса, он бесполезен. Но, возможно, мне стоит взять на службу его и остальных домовиков — возможно, они послужат мне лучше, чем вы. Найдите мне Поттера!       И он ушел. Слова о собственной никчемности Рон воспринял как никогда радостно, чего не скажешь о Беллатрисе. В дополнение к трупам, оставленным Волдемортом, она убила еще двоих.       Раздался скрип двери.       Мышцы всего тела напряглись до того, что их едва не начало сводить судорогой, из одного свежего пореза засочилась кровь.       О, нет! Это не могут быть они, прошло еще слишком мало времени. Сколько? День? Два? В этой кромешной тьме и тишине Рон понятия не имеет, сколько дней прошло с того момента, как он здесь оказался. И это волнует его в последнюю очередь, если быть откровенным. А в первую — какого черта им опять от него надо?       — Уизли?..       Рон едва не рассмеялся от облегчения, когда различил голос Драко. Видимо, Малфой младший не наигрался еще, ему не хватило зрелища с первого раза — так он решил посмотреть на него дважды.       «Я могу бояться твоего папашу, но тебя, жалкий слизняк, — ни за что».       — Не надейся, что я рад тебя видеть, — скрипнул зубами Рон, принимая сидячее положение, — Чего тебе надо?       — К сожалению, ты меня и не видишь, да, Ронни? — в своей обычной манере протянул Драко. По голосу видно, что он теперь стоит прямо над ним.       — Да пошел ты…       Рон резко прервал себя, когда почувствовал, как ему на глаза легла повязка, и Драко завязал ее у него на затылке. Он что-то пропустил? Сегодня день Дурака и Розыгрышей? О, нет-нет-нет. Сейчас сюда ворвется толпа Пожирателей с криками и хохотом, а потом все сменится долгими часами «развлечений».       — Я никогда не хотел, чтобы случалось что-то подобное, — сказал Драко, убирая руки от его лица, — Я никогда не хотел, чтобы кто-нибудь умирал, даже Поттер. Я… мне очень жаль, — Малфой запнулся, сделав глубокий вдох. Рон сидел тихо, не решаясь прервать его, не зная, как реагировать. Какой смысл в таком откровении? А Драко продолжал: — Он ведь был здесь, сбежал вместе с Грейнджер и остальными.       — Кто бы мог подумать. Пять лет назад ты хотел, чтобы нас сожрал чертов Василиск.       — Вы с Поттером хотели скинуть меня с Северной башни во время Прорицаний, — Рон услышал, как он усмехнулся, но потом его голос снова приобрел серьезность, — Меньше всего я хотел видеть вас всех в своем доме.       Мысль, совершенно безумная и абсолютно невозможная, закрутилась у него в голове, словно бы пуская сквозь тело электрический заряд, который заставил его всего встряхнуться. Надежда, вот что. Сбежать отсюда возможно. Так же возможно, как выбраться из Тайной Комнаты или Отдела Тайн. Сам он этого сделать не сможет, конечно, но вот он, его ключ к свободе — Малфой. Рассказывает ему то, что не говорил никому и никогда. Он должен помочь.       — Так… помоги мне.       И снова Рон услышал, как Малфой усмехнулся. Что это значит? О чем он думает? Рона загнали настолько, что он готов ожидать чего угодно: помощи, смеха, новых избиений, чудесного освобождения — чего угодно. Но не происходило ничего.       — Что я мог бы сделать? — тихо спросил Драко, — Против Него? Я против Темного Лорда. Ты понимаешь?       Действительно. На что он надеялся? Что Драко кинется к нему с распростертыми объятиями, мол, друг, чего же ты сразу не попросил — я с радостью все организую! От своей речи он не перестал быть все тем же Малфоем, жалким слизняком, откровенно ненавидящим его, его семью и друзей. И как Рон только мог выставить себя таким придурком?       — Зачем ты приходишь тогда?       — Ооо, еще скажи, что ты мне не рад.       Конечно. Принцы с чистейшей кровью не отвечают на вопросы простых смертных, валяющихся у них в ногах. Да и с чего бы? Семь лет неприкрытой вражды и ненависти друг к другу не могут испариться так внезапно, как если бы кто-то просто щелкнул пальцами. По крайней мере, Рон щелчка не слышал. Он надеялся на самые обыкновенные человеческие чувства, как, например, сострадание. Он взывал к совести, к душе Малфоя. Но, как видно, ни совести у него нет, ни души.       Если бы можно было взять в руки скальпель и воткнуть поглубже, убрать все лишнее, посмотреть на душу внутри… что бы можно было там увидеть? Что-то ужасное, что когда-то было чистым. Слишком давно, наверное. Потому что сейчас это что-то забитое, истекающее кровью, измученное, грязное и порочное. Уничтоженное — вот подходящее слово. Разбитые вазы ранят своими осколками, как раненные животные кусают приближающихся к ним, не различая — хотят им помочь или убить.       А был ли Малфой когда-то маленьким мальчиком с чистой душой или он уже родился зазнавшимся аристократом в костюме с иголочки? Забавное было бы зрелище, только способность смеяться у Рона атрофировалась.       — Исчезни отсюда.       — Не скучай, Ронни.       Странно признаваться в этом, но Рону стало обидно от того, что он ушел. Ушла его надежда на освобождение. Ком подступил к горлу. И его стошнило.       Казалось, ему было плохо в течение нескольких дней. Слишком плохо, чтобы замечать что-либо, слишком темно, сыро и мерзко. Рон чувствовал холод и отвращение, облепившее его со всех сторон, вместе с тянущей болью во всех местах. Жуткая цепная реакция.       На следующий день… На следующий раз, когда он проснулся, его снова бил озноб. Трудно сказать, спал ли он на самом деле или просто забылся на короткое время — что веки опущены, что подняты, а тьма стоит кромешная. Если он все-таки выберется отсюда, например, если закончится война и члены Ордена нагрянут на логово змей, найдутся еще врачи, способные вернуть ему глаза? Он с радостью поступил бы неправильно — стер бы себе все эти воспоминания, стер бы эту часть истории. Так ведь некоторые и поступали.       Во время уроков Заклинаний в Хогвартсе профессор Флитвик иногда рассказывал им истории, когда волшебники неудачно применяли магию. Экспериментатор Элайджа Динглс практиковал собственные заклинания, стирая некоторые моменты из своей жизни. Эксперимент удался — воспоминания покинули его, но затем и способность запоминать что-либо вообще, после чего он сошел с ума и умер в больнице Святого Мунго.       Это же неправильно — магией избавляться от собственных воспоминаний, какими бы они ни были. Все, что происходит с людьми, оставляет на людях след, продвигая их вперед, меняя, как меняется и мир вокруг. Рону все это дерьмо досталось в наказание за все, что он делал неверно. Наказание, из которого по сюжету надо извлечь урок, но какой? Никогда не кидай друзей в глуши, Рон Уизли. Никогда не убегай от вопросов, Рон Уизли. За ошибки приходится платить — это всем известно, но неужели он за свою недолгую жизнь успел наошибаться так много. Карма, судьба, проклятие, или что там есть еще — Рон не верит во всю эту чепуху, но если бы верил, то сказал бы, что с него требуют слишком многого. Планку взяли не ту, он не выдержал.       Забавно. Но ведь и на это тоже есть свой отпор — человеку дается столько испытаний, сколько он способен выдержать. Да неужели? Значит, у него еще есть шанс выкарабкаться из этой чертовой ямы? Хорошо бы. За время пребывания в этой дыре он успел о многом подумать, не только о сочувствии самому себе.       Звук торопливо приближающихся к месту его заточения шагов, как обычно, заставил Рона чуть ли не умереть от нахлынувшего волной страха, но, к сожалению или счастью, он не умирал, а оставался ждать своей дальнейшей участи.       Однако, противно, когда тобой распоряжаются, как хотят. Лишают воли, запугивают, отбирают всякую способность контролировать хоть что-либо — даже собственное тело. Тело отчаянно хочет умереть, провалиться, и оно навязывает эти мысли разуму, хотя он еще принимает попытки держаться. Никто не хочет умирать, даже когда времени уже нет.       Что мы говорим смерти? «Не сегодня».       — Не разлеживайся, Ронни, у нас с тобой еще много веселья впереди.       От одного только звука этого хриплого голоса у Рона сердце взорвалось частотой и силой ударов. Он чувствовал, как кровь пробегает по венам и артериям, разнося по всему телу напряжение. Он чувствовал, как его парализовало страхом.       Беллатриса Лестрейндж здесь.       Рывком его подняли на ноги и швырнули на стул, неизвестно как оказавшийся в этой комнате. Лестрейндж что-то гневно шептала себе под нос, но Рон не мог разобрать ни единого слова. Не очень-то и хотелось, если честно. Хотелось исчезнуть отсюда, раствориться в воздухе, чтобы они не могли его достать.       — Так-так, мерзкий осквернитель крови, настало время серьезный разговоров. Не расскажешь мне о своих друзьях? Зачем им понадобился меч Годрика Гриффиндора?       Рон промолчал. Даже если бы он знал, он бы все равно молчал. Вот что он говорит Беллатрисе Лестрейндж. Он не предаст еще раз.       — Отвечай мне! — заверещала Беллатриса, ударив Рона тыльной стороной руки. Кольцо с неимоверно большим камнем оставило сильный порез на щеке, горячая кровь тут же заструилась по лицу.       — Не знаю…       — Врешь! — еще один удар.       — Не знаю!       — Поттер собирался проникнуть в мое хранилище? Что он собирался забрать оттуда?       Рон опустил голову себе на грудь. Какого черта ей от него надо? Он не был в ее хранилище, не видел меча Годрика Гриффиндора, он лежал на полу, скуля от боли, и слушал, как его друг убегает отсюда.       — Говори, мерзкий мальчишка! Круцио!       Рон громко закричал, а Лестрейндж захохотала. Заклинание не приносило уже такой резкой боли, как это было впервые, но это не делает его более терпимым. Рон извивался на стуле, корчась от боли, пока Беллатриса упивалась болью и криками.       — Как вы надеялись попасть в мое хранилище?       — Да что за хранилище?!       — Не смей мне врать! Осквернитель крови! Твоя маленькая грязнокровка была здесь. Ты слышал, как она кричала?       — Не называй ее так! — зарычал Рон. Он вскинул руку, намереваясь ударить перед собой, но Лестрейндж сделала это первой, и левую половину лица рассек новый порез.       — Давай, Уизли, что ты сделаешь? — издеваясь, кричала Беллатриса, — Достань меня!       Рон попытался вскочить со стула, но заклинание ударило его в грудь, с силой отшвырнув обратно. Отчаянная ярость волной накатила на него. Он пытался ударить снова и снова, но каждый раз его отбрасывали назад и награждали ответным ударом. Но надолго его сил не хватило. Черт знает, сколько он тут, его почти не кормили, он истощен.       — Это все, Уизли? — издевательски протянула Лестрейндж, проводя кончиком своей палочки по его щеке, — Мы с тобой продолжим в следующий раз.       Она ткнула палочкой ему в грудь и завопила во весь голос:       — Драко! Драко, милый, спускайся!       Сердце пропустило несколько ударов.       — Да?       — Разберись с ним, Драко. Вас этому обучали в Хогвартсе, верно? Добей его и присоединяйся к обеду.       Лестрейндж убрала палочку и покинула подвал.       — Конечно, — кинул ей в след Малфой.       Рон весь замер, боясь вздохнуть слишком громко. Вот он — его счастливый билет обратно. Нужно лишь протянуть руку, оглушить Малфоя и забрать у него палочку. Последний рывок или ему суждено умереть в этом месте.       — Она хочет, чтобы я…       Договорить ему не дал Рон, сорвавшийся с места и навалившийся на Малфоя всем своим весом. Он повалил его на пол, ударив перед собой вслепую, и, видимо, не промахнулся. Сцепившись, они катались по полу, стараясь ударить противника как можно сильнее. Драко несколько раз пытался закричать, но Рон затыкал ему рот ударом в челюсть, что было не так-то просто за неимением зрения.       — Не мешай мне, — прошипел Рон, пытаясь найти у Малфоя волшебную палочку, но Драко оказался быстрее, и его отбросило назад.       — Выслушай меня, Уизли, — приглушенно сказал Драко, поднимаясь и приставляя палочку к горлу Рона, — Попытаешься ударить меня еще раз, и я, клянусь тебе, передумаю.       — Какого черта ты делаешь, Малфой?       — Меньше всего я хочу видеть тебя в своем доме, Ронни. Я рискую своей шкурой чтобы ты, мать твою, убрался отсюда подальше. И только посмей снова так глупо попасться, я уже не стану тебе помогать, и пусть они делают с тобой все, что им захочется, — зашипел Драко, помогая Рону подняться на ноги, — Ты и твой Поттер… не лезьте в ее хранилище, там вас сразу же поймают. Вам нужно… — Малфой глубоко вздохнул, словно бы решаясь на прыжок с опасной высоты, — хранилище номер 197.       Драко сунул палочку Рону в одну руку и какой-то предмет в другую.       — Малфой, будь мы немного в другой ситуации, я бы тебя…       — Заткнись, Уизли. Сейчас же просто заткнись и убирайся отсюда!       — Спасибо.       — Убирайся! — рявкнул Драко и толкнул его в плечо.       Дальнейших церемоний не требовалось. Собрав остатки своих сил, Рон сосредоточился на месте и трансгрессировал.       К Биллу и Флер, коттедж «Ракушка».       К Биллу и Флер… «Ракушка»       К Биллу и Флер…       Коттедж… к Биллу и Флер…