Грусть как образ жизни

Спать совсем не хотелось. Время от времени я переворачивался на бок, утыкался в подушку, но всё же мысль о том, что я теряю время и у меня раскалывается голова заставила меня приподняться на локтях. Я встал, собрал валяющуюся одежду по комнате, оделся и вышел. Я решил, что неплохо было бы найти аспирин и воду, так что пошел на кухню. Там на стуле сидел Трэвис, перебирая пальцы и теребя край своего рукава кофты. Я было развернулся, захотел идти назад, понимая что находится с ним в одном помещении - плохая идея, но он окликнул меня: — Салли, стой! Нам поговорить надо... Я вернулся. Безразлично пробежались взглядом по его лицу я заметил в глазах... Тревогу? — С чего бы мне с тобой говорить? — Я понимаю, что ты обижен на то, что было, но серьезно, послушай меня и можешь продолжать обижаться. — Даю тебе 3 минуты, и я ухожу. Далее из его уст посыпалось о Ларри, обо всем на свете, о прошлом... И обо мне... Руки начали дрожать, а в горле застыл огромный ком. Я узнал всё... Было бы это ложью, Фелпс бы язвил, тараторил, но к сожалению он говорил спокойно, серьезно, казалось - мягко. Пытаясь меня не задеть за живое. Но он прекрасно понимал, что говоря правду мне, он разрушил сладкую ложь... Как бы не хотелось в это верить! Боже, Ларри, зачем я только, блять, мешал тебе?! Перепихал бы всех, был счастлив, изображая школьного навороченного гагстера! Теперь всё сросталось в одну отвратительную картину. Грязную, наполненную фальшивыми эмоциями, одним недотрахом. В ней было маслом написано, как он ко мне относился. Всё срослось... Стало больно в груди, сердце чаще колотиться о стенки рёбер... Нет... Нет!... Это... Это же тот родной, милый Ларри, он не мог так поступить... Но я не находил ему оправдания, как бы хотелось. Я жаждал своего спасения и любви, он же подстилку. Я хотел лишь тепла от его тела, а он жара от прошедшего секса. После своего длинного рассказа мы молчали. Сколько прошло минут, а может быть и часов, я не знаю, но точно за весь этот промежуток мы не перекинулись ни одним словечком. Царила полная тишина, пока в кухню не заглянул Ларри и подозрительно посмотрел на Фелпса, переводя взгляд меня. Эмоции смешались в одну палитру. Он было хотел подойти ко мне, но я заорал: — Не подходи ко мне! Слышишь, Джонсон, не приближайся более ко мне! Я просто выбежал из квартиры Тодда и направился к себе. Сзади я слышал крики, но не остановился. Было слишком больно. Гребанный Ларри Джонсон...

***

Прошло около недели. Я не следил за временем, но по-моему прошло шесть суток. Я сидел в квартире и не выходил. Отец не появлялся. Жизнь опять пошла по пизде. Насколько бы это не звучало тупо, глупо, просто и непорядочно, но это так. Только Гизмо ласково мурчал рядом со мной, поддерживая своим мурчанием и милыми зевками. За неделю ничего не изменилось. В первый день я пришел и тупо рыдал. Разгромил всю квартиру и лег на кровать. Кошмары усилились. Но умудрившись в потоке своих слез найти лезвие, я без раздумий приставлял его к запястьям. Мой «спутник» жизни, блять. Порезы были больше и глубже, от этого по всей квартире валялись ватки, окровавленные бинты, перекись. За неделю приходил Ларри. Долбился в дверь и хотел поговорить. Он знал, что я тут. Мне было тошно. От самого себя. Я не ел. Ничего. Да и есть не хотелось. Как только всё налаживалось, я стал забывать проклятую шпалу, он снова приходил или писал, и всё становилось плохо. Я много думал, чтобы просто сказать ему: «если любишь, уйди из моей жизни». Мне бы правда было легче. Я обещал изменится ради него, и я начал менятся. Жаль, что он об этом не узнает. Как вы думаете, каково это сидеть в ванной, когда рядом только таблетки и лезвие? Закрывать рот рукой и истошно кричать? Плакать? Рвать на себе волосы из-за гребанной обиды? Или одиночества, неважно. Вы знаете? А я знаю. Это очень больно. Жаль, что ты никому не нужен. Жалкий. Все из-за тебя. Мама умерла из-за тебя. Мама на том свете из-за тебя, ублюдок... На ебучих небесах! Внутри чувствовал щемящую боль. Черт возьми, ты опять доверился людям. А что получил взамен? Ты просто маленький мальчик, который хочет внимания в пубертатном периоде. У тебя нет никаких проблем. Все так говорят. Но они ничего не знают. Меня удивляет способность, когда люди ничего не знают о моей душе и прошлом, смеют так судить. Вы, черт возьми, не знаете, что пережил человек в момент... когда он потерял всё. До единой капли, единого вздоха. И сейчас его душат воспоминания: улыбка метари и любимого парня, их объятия и близость. Я бы вам рассказал, но поклялся закрыть свою душу раз и навсегда. Навеки. Не стоит стучаться в мою жизнь, когда двери закрыты. Только вот - он же сказал выебет 1 раз, и все, но он и дальше был со мной... и как только без протеза меня увидел, ничего не сделал. Мои размышления прервал стук в дверь. За ней послышался голос девушки. — Извините, вы не могли бы открыть? Вы меня затапливаете. Я лежал под огромным одеялом, без майки, в одних красных штанах, которые я носил достаточно долго. Я выбрался из своего убежища, по инерции пошел открывать дверь, и не подумал о том.. о том, что нихрена не мылся. Лишь раковина была к крови, но мне было плевать. Я открыл дверь, и увидел стоящего Ларри. На моем лице появилось отвращение к этому человеку. Я хотел захлопнуть дверь, но он придержал её ногой. Сейчас я был готов поклясться, что прищемил бы эту конечность к чёрстовой матери. — Хватит, - сказал он грубым тоном, — в конце концов - нам нужно поговорить. Я даже слушать его не стал, мол... валяй. Делай, что хочешь. Я вернулся в комнату и залез под одеяло. Ларри прошел в комнату и сразу его глаза округлились, как два блюдца. Сейчас он задаст очень интересный вопрос, наверное. — Почему.. тут все в крови? Ты что, опять резался?! — заорал он на комок под одеялом, под которым упорно я пытался скрыться. Я уже ревел, тихо, закрывая рот рукой и не издавая ни звука. — Салли, я кого спрашиваю?! — Тебе какое дело? — сложно было сдерживать всхлипы, и у меня почти получилось. — Ты поиграл со мной, так и давай - иди дальше.. Еби всех подряд, только ко мне не подходи. — Что за бред?! Салли, я люблю тебя! Я просто вынырнул из-под одяла и на одном дыхании заорал: — ЛЮБИШЬ?! ДА ТЫ ПОНЯТИЯ, БЛЯТЬ, НЕ ИМЕЕШЬ, ЧТО ТАКОЕ ЛЮБОВЬ! Я ВЕРИЛ ТЕБЕ! ВЕРИЛ, ПОСЛЕ ВСЕГО ЧТО БЫЛО, ВЕРИЛ, МАТЬ ТВОЮ! — он с шоком смотрел на меня, и на мое заплаканное лицо. Оно выглядело, наверное, ещё хуже, чем обычно. К шрамам прибавились синяки, опухшие и заплаканные глаза, — Прошу, Ларри... Уйди из моей жизни. Я не могу так больше... Определись, пожалуйста, для чего я тебе нужен. Он вышел из квартиры и хлопнул дверью. Я не стал себя сдерживать и заорал, злясь на самого себя, круша все подряд. А вдруг он говорил... правду?