Love is love

-Ну же, Филипп, не вороти нос. Это всего лишь каша. Давай, малыш, съешь хотя бы одну ложку, — упрашивала Элизабет, пытаясь накормить полуторагодовалого сына завтраком. Мальчик лишь отчаянно ворочал головой и недовольно кряхтел. -Пожалуйста, хотя бы ради твоей бедной мамы. В последнее время ты ничего не ешь, это меня очень пугает, — вздохнув попросила девушка, поднося очередную ложку Гамильтону-младшему. Мальчик остановил взгляд своих пронзительно зеленых глаз на таком знаком лице матери. Казалось, что несмотря на свой столь юный возраст, Филипп понял каждое слово, которое сказала она и, как бы повинуясь ее жалобной просьбе, он позволил накормить себя. -Ого, мистер нехочуха соизволил съесть свой завтрак! — весело воскликнул Александр, спешно спускаясь по лестнице. -Целую тарелку! — с гордостью сообщила Элайза, глядя на то, как муж с улыбкой подхватывает сына на руки. -Мистер Гамильтон, мне кажется, что вы стали несколько больше?— с напускной официальностью спросил Александр, на что получил лишь н смущенную, но счастливую улыбку мальчика. Чувство бесконечной любви и гордости за сына вновь в полной мере захватили Гамильтона. Хотя, стоит отметить, что в последнее время это случалось довольно часто: первый зуб, первый шаг, первое и робкое «папа» (кажется, именно этим достижением сына Александр был горд больше, чем победой при Йорктауне) и даже просто съеденная каша… Первые полтора года жизни Филиппа, смешивающиеся в одно красочное и сплошное чувство любви, гордости и нежности, пролетели стремительно. -Знаешь, я слышала, что у мистера Берра появилась дочь, — нарушив молчание произнесла Элизабет. -Да, кажется, они назвали ее Феодосией, в честь матери. Я передам ему наши поздравления, — немного задумавшись ответил Гамильтон, вспомнив о радости в семье бывшего друга. Нет, «бывшего» не потому, что Аарон и Александр не были в ссоре, или обиде друг на друга. «Бывшего», потому что они больше не могли (или вовсе не пытались) понять жизненные ценности и идеалы друг друга. -В честь матери? Как это мило, — улыбнувшись сказала Элайза, забирая сына из рук мужа. -Если бы у нас родилась дочь, она бы тоже носила имя матери. Не переживай, когда-нибудь у нас появится чудесная девочка, которая будет названа именем ее не менее чудесной матери, — чуть усмехнувшись произнес Александр. -Нет, я уже решила, надеюсь, ты не будешь против: если Господь дарует нам дочь, то мы назовем ее Анжеликой, как мою сестру. -Господь дарует...А как же, конечно. Кто же еще? Только Господь, — саркастично сказал Гамильтон, отрицавший существование всего сверхъестественного и божественного. -Александр! — возмущенно воскликнула девушка. Религия была важным аспектом в жизни Элизабет, поэтому она не могла спокойно воспринимать подобного рода шутки. Выдохнув, она продолжила: -Кстати, об Анжелике: она написала, что у нее есть какая-то чрезвычайно важная новость, поэтому, пожалуйста, не опаздывай сегодня на ужин. Черчи собирались прийти к нам, — произнесла девушка, вспомнив о недавно полученной записке сестры. -Я постараюсь, — чуть кивнув ответил Гамильтон и уже через минуту за ним закрылась входная дверь. -Энджи! Ты так давно не заходила к нам! Мы скучали! — обнимая сестру радостно воскликнула Элизабет, как только Черчи переступили порог дома. -Я тоже скучала, Лиззи, но все как-то не было возможности прийти, — выпуская Гамильтон из объятий, чуть вздохнув, ответила Анжелика, а затем, слабо улыбнувшись, спросила: -Как Филипп? Где Александр? Все еще с Вашингтоном? -Филипп сейчас спит. Сегодня он отличился особым героизмом-съел всю кашу за завтраком. А Александр, думаю, должен с минуты на минуту прийти, — провожая гостей к столу и немного обеспокоенно поглядывая на часы ответила Элайза. Вопреки опасениям Элизабет, Гамильтон все же явился к ужину, опоздав лишь на несколько минут. Вскоре и гости, и хозяева дома, улыбаясь друг другу, сидели за общим столом. -Энджи, ты писала, что у тебя есть какая-то важная новость, ты расскажешь? — спросила подогреваемая любопытством Элайза, переведя взгляд на сестру. Улыбка, красовавшаяся на лице Анжелики, мгновенно исчезла. То, что сейчас нужно было сообщить сестре совсем не радовало Черч. Анжелика с мужем собирались покинуть Нью-Йорк и переехать в Лондон… Узнав о новом назначении Джона, Энджи испытала смешанные чувства. Да, безусловно, этот переезд сулил яркие впечатления, новые знакомства, но Анжелике совсем не хотелось покидать родной Нью-Йорк. Нью-Йорк- город ее детства. Нью-Йорк — город ее юности. Нью-Йорк- лучший, как говорилось в их с сестрами тайной песне, город во всем мире… В Нью-Йорке оставалось все, что было нескончаемо дорого сердцу Черч: родители, сестры, кроха-племянник, Александр… Гостить у Гамильтонов было любимой пыткой Анжелики. Она наблюдала за степенным течением их быта, мысленно представляя себя на месте Элайзы, мысленно представляя себя рядом с Александром, мысленно примеряя к своему имени фамилию Гамильтон… Немного прийдя в себя, она яростно отгоняла от себя эти мысли. Нет, она никогда не отнимет счастья у своей сестры. Нет, счастье Элизабет всегда будет для Анжелики важнее своего собственного. -Энджи? — услышав голос сестры, Анжелика вышла из омута своих мрачных раздумий. -Пусть лучше Джон скажет, — негромко произнесла она, переводя взгляд на мужа. -Мы переезжаем в Лондон, — коротко ответил Черч, отводя взгляд в сторону. -Боже мой! — не то удивленно, не то испуганно, воскликнула Элайза, со звоном уронив вилку на пол. Анжелика была одним из самых близких людей в жизни Элизабет, поэтому новость о предстоящей разлуке, повергла девушку в шок и состояние какого-то непонимания. -Как долго вы планируете жить там? — Александр казался куда более спокойным, чем его супруга. -Если не навсегда, то уж на лет десять точно, — немного задумавшись ответил Джон. -Когда вы уезжаете? — дрожащим от слез голосом спросила Элайза, когда к ней вновь вернулся дар речи. -Завтра. Все уже знают об этом, мы всем сообщили… Я не хотела расстраивать тебя раньше времени, прости…- едва сдерживая свои эмоции произнесла Анжелика и, взяв сестру за руку, продолжила: -Надеюсь, вы придете проводить нас? — ответом на вопрос Черч был лишь приступ тихих рыданий Элизабет. Анжелика уже успела попрощаться с родителями и родственниками, когда экипаж Гамильтонов прибыл к порту. Обнимая сестру в последний раз перед долгой разлукой, и сама Черч не смогла сдержать слез. Голова шла кругом, а в глазах встала мутная пелена. Анжелика, не помня самой себя, прощается с Александром. Она пытается шутить и говорит ему что-то о том, что ему следует позаботиться об Элизабет…но все это как-то неестественно, наигранно, картонно… -Александр, не забывай писать, — сжав руку Гамильтона, негромко произнесла Черч, а затем, как будто испугавшись этого безобидного жеста, она отпрянула от него и, еще раз с тоской взглянув на сестру, спешно направилась к трапу. -Энджи, постой! — неожиданно воскликнула Элайза, бросившись к сестре и заключая ее в объятия. -Прости меня за эти дурацкие слезы, мне очень тяжело отпускать тебя… Я эгоистка, прости… Не думай, я правда очень рада за тебя, и, если отъезд сделает тебя счастливой, то…это все чего я желаю… Слезы пролиты, слова прощания сказаны… Корабль, разрезая водную гладь, уносит Анжелику в неизвестность. Уносит ее от самых дорогих и любимых: уносит ее от теплых объятий семьи, от задушевных разговоров с сестрами, от милой улыбки племянника, от свечения глаз ее дорогого Александра… Нет. Он не ее. Никогда не был ее и не будет. - Милая Элайза, если бы ты только знала, если бы ты только догадывалась...Ты бы никогда не говорила со мной о счастье...Я уже никогда не буду счастливой, но...твое счастье всегда будет превыше моего. Всегда...Обещаю, — глядя на отдаляющуюся фигуру сестры произносит Анжелика, пряча свою клятву и признание за шумом холодных волн.