Love is love

Гамильтон сдержал свое обещание. Выйдя в отставку, он занялся юридической практикой, которая, в сравнении с его должностью министра финансов, оставляла куда больше свободного времени, которое Александр уделял детям и его дорогой Элайзе. Думал ли он когда-нибудь, что поступится со своими принципами, утихомирит свои амбиции, остановится на достигнутом, признает себя полностью удовлетворенным, из-за любви к женщине? Если бы много лет назад еще юному, не имеющему ничего, кроме своих целей и стремлений Александру сказали, что однажды он превознесет семью над карьерой, он бы рассмеялся этому человеку в лицо. Однако сейчас, вспоминая всю его жизнь, он знал, что сделал для страны достаточно. Достаточно, чтобы Америка отпустила его и позволила в полной мере вкусить ту прелесть и то счастье жизни, в котором Гамильтон, вкладывая практически самого себя в будущее Америки, отказывал себе около двадцати лет. Страна была в надежных руках. Стоило ли сомневаться в компетентности и опытности Вашингтона? Никто не был удивлен, когда бывший генерал и главнокомандующий единогласно был избран на повторный срок президентства, поэтому Александр, не задумываясь практически ни о чем, верил в то, что Вашингтон останется еще и на третий срок, однако… Уже весной 1796 президент назначил встречу своему бывшему адъютанту. Гамильтон, который даже после выхода в отставку оставался советником и другом Вашингтона, не видел и не предчувствовал в этом приглашении ничего особенного, поэтому, когда президент заявил, что не собирается баллотироваться на третий срок и также намерен уйти в отставку, Александр, откровенно говоря, был шокирован и неимоверно удивлен этой новостью. Главной целью, ради которой Вашингтон потревожил Гамильтона, была просьба о помощи в составления прощального обращения. Александр, не задумываясь ни минуты, дал свое согласие и, естественно, приступил к написанию весьма печального для всей Америки произведения. Текст обращения был опубликован 20 сентября того же года, однако зачитано оно было в соответствии с традициями: перед открытием сессии конгресса США, что случилось 22 февраля 1797 года. После этого события Америку захлестнула волна президентских выборов, в которых впервые были задействованы политические партии. Несмотря на то, что как и от федералистов, так и от республиканцев было выдвинуто по двое кандидатов, основная борьба велась между Джефферсоном и Адамсом. Приведя партию федералистов к власти, победу одержал последний. Элизабет была безмерно благодарна Александру за то, что вот уже более двух лет он постоянно был рядом. Был опорой и поддержкой. Был самым нежным и преданным отцом и мужем. Был тем, кто держит свое слово. Однако, наблюдая за ходом предвыборных гонок, Элайза понимала, что та активная, бурлящая и даже несколько агрессивная политическая среда — это именно то, что было нужно ее Александру. Безусловно, женщина не хотела принимать этот факт, не хотела отпускать своего мужа от семьи, от детей, от себя… Но за семнадцать лет брака она уже научилась и даже привыкла притуплять свои желания и мечты, уступая целям и амбициям Гамильтона. Не было точных фактов, не было научной теории, не было всеми признанных доказательств, но… Элизабет чувствовала, Элизабет знала, что Александр — гений. Александр — не среднестатистический адвокат, не обычный семьянин, не просто бывший военный, не заурядный политический деятель. Нет. Он — гений. Это ощущение сопутствовало Элайзе уже очень давно, с самых первых дней, когда она стала женой Гамильтона. Это было нечто большее, чем просто интуиция. Необычайный ум, прозорливость, талантливость и тонкое политическое чутье замечал каждый, кто так или иначе сталкивался с Гамильтоном, вокруг которого, словно защитный панцирь, образовался незримый, но ощущаемый чуть ли не физически ореол гениальности. Элизабет не то чтобы не умела мыслить широко, нет, она была способна размышлять о грандиозных и масштабных вещах однако…раньше ей не хотелось думать о благе страны и новой нации. Ей было достаточно семьи, детей и редкого внимания мужа. Ей было достаточно того крохотного, но безумно уютного мира, который она создала вокруг себя Говорят, что люди, вступая в брак, с течением времени неосознанно влияют и меняют друг друга. Верно ли это утверждение? Судите сами: Александр на время забыл о своей карьере и о благе новой нации, а Элизабет задумалась о будущем Америки и новых поколениях… Нужны ли еще вопросы? Молчание длилось уже несколько минут. Нет, оно вовсе не было тяжелым и давящим. Оно было необходимым и осознанным. Молчание, которое дарит тихие мгновения умиротворения и успокоения. Супруги гуляли по залитым весенним солнцем улицам, наслаждаясь обществом друг друга. -Александр, ты скучаешь по своей государственной службе? — нарушив тишину неожиданным вопросом, поинтересовалась Элизабет. Гамильтон перевел несколько удивленный взгляд на жену, пытаясь догадаться, чем вызван этот вопрос. Черт побери, конечно же он скучает. Его политическая карьера — это то, что было неотъемлемой частью его жизни на протяжении долгого времени. Это то, что занимало львиную долю его размышлений и переживаний. Однако частью его жизни также были жена и дети. Жена и дети, которых Александр любил больше, чем кого-либо и чем что-либо. -Почему ты спрашиваешь? — продолжая внимательно и несколько недоуменно смотреть на Элизабет, произнес мужчина. -Ты не должен притворяться… Я знаю, чего тебе стоила эта отставка и все это время, что ты провел с нами…и я ценю эту жертву… Но ты ведь понимаешь, что главное счастье для меня и детей — видеть счастливым тебя, — спустя небольшую паузу сбивчиво произнесла Элайза. -Бетси, милая, не хочешь ли ты сказать, что я, будучи отдаленным от дел политических и проводя большую часть своего времени с семьей, чувствую себя несчастным? Вынужден признать, дорогая, что этим утверждением ты обижаешь меня, — оторвав свой пристальный взгляд от Элизабет, произнес Гамильтон. -Я люблю вас больше, чем кого-либо. Я люблю вас больше, чем политику, -после небольшой паузы добавил он. -Нет, Александр, не говори так, как будто ты не понимаешь меня, — немного импульсивно возразила женщина. -Я знаю, что ты любишь нас больше своей карьеры, но я также знаю о том, что то, что происходит в стране и в конгрессе — важно для тебя. Согласись, ты не сможешь быть абсолютно счастливым без политических споров, дебатов, без борьбы с республиканцами, однако все это требует много времени, в отличии от семьи. Политике ты нужен целиком полностью, а семья…семья примет тебя таким, какой ты есть. Семья способна довольствоваться малым, способна довольствоваться теми скромными крохами внимания, что у тебя останется на нас. Знаешь, мы готовы к этому. Я…и дети, да, мы готовы, — решительно произнесла Элизабет. Александр молчал. На его лице отразилось глубокое раздумье. Более точных слов, чем подобрала его дорогая Бетси, нельзя было найти и придумать. -Я знаю, что помогать бракоразводным процессам, решать вопросы наследства, составлять завещания и разбирать мелкие и незначительные дела — не твой удел. Ты прекрасный юрист, да, безусловно, но ты больше, гораздо больше всего этого, — продолжила Элизабет, не обращая внимания на молчание мужа. -Я чувствую, я знаю… Нет… Я всегда чувствовала и знала, что ты особенный. Ты не такой как все. Это осознание не было вызвано моим бесконечным и вечным чувством к тебе, нет… Просто с самых первых дней брака я поняла, что ты именно тот человек, который способен привнести изменения, сделать что-то великое, что-то стоящее. Что-то, что будут помнить потомки. В тебе крылась та неведомая и сокрушительная, практически равная урагану мощь, непостижимая для меня, или кого-либо, кому также не достигнуть тех высот, на которые способен ты. Я знаю о существовании этой силы, но не могу в полной мере представить ее величия, — торопливо и проникновенно говорила Элайза. Александр не заметил того, как они остановились посреди улицы. Он лишь чувствовал на своих руках теплые руки Элизабет. Бетси, его милая Бетси, сейчас говорила то, что заставило сердце Гамильтона трепетать. Мужчина слушал уверенный голос жены и понимал, что в самом начале его жизненного пути, там, на далеких Карибах, ему не хватало именно этого — безграничной и безоговорочной веры и поддержки другого человека. Ему не хватало этих, казалось, нескончаемых тепла и любви. Элизабет постоянно проигрывала Александру в спорах, но сейчас она была настроена более, чем решительно. Ее щеки зарумянились от пламенных речей, и даже в глазах загорелся дерзкий огонек непоколебимой уверенности в своих собственных словах. Лучи весеннего солнца переплетались с темными волосами Элайзы придавая им несколько волшебное и магическое свечение. Как же сейчас она была прекрасна! Всеми фибрами души Гамильтон ощущал это. -Элайза…ты…ты хочешь, чтобы я вернулся…-сбивчиво начал Александр, чувствуя, что его сердце переполняется благодарностью и любовью. -Нет, не просто вернулся, но, когда закончится срок Адамса, еще и попытался занять высший пост, — заглядывая в глаза мужа произнесла Элизабет. -Элайза…- только и смог удивленно прошептать Гамильтон. -Я верю в тебя, — коротко ответила она. Александр больше не в силах что-либо говорить. Он обезоружен. Гамильтон берет нежные руки Элизабет в свои и оставляет на них поцелуи. -Лучшая из жен и лучшая из женщин, — и это единственное, что может сказать Александр, когда к нему возвращается дар речи. К сожалению, Элизабет не была единственной, кто чувствовал политический дар и гениальность Гамильтона. Джефферсон знал о том, что по окончанию президентского срока Адамса дорога к власти вновь будет свободна, и если Гамильтон появится на этом пути, то могут возникнуть серьезные трудности и неприятности… И вот, уже, казалось, забытая переписка Рейнольдса и Гамильтона попадает в руки журналиста Каллендера.