Love is love

Уже через несколько дней после того как Джефферсон занял главный пост, был организован бал. Неимоверная суета, торопливый и непрекращающийся бег немногочисленных слуг, ленты, банты, перчатки, пудра — все это в одно мгновение, казалось, ожило, превратилось в огромное неведомое существо и в полной мере захватило дом Гамильтонов. Подготовка к балу всегда оказывалась довольно волнительной, особенно для младшего поколения. — Анжелика, прошу тебя, не переживай. Все хорошо. Я всегда буду рядом. Я очень сомневаюсь, но, если вдруг не найдется кавалера, который захочет тебя пригласить, то я буду ангажировать тебя на каждый танец, — терпеливо успокаивал сестру Филипп. На столь теплую речь брата шестнадцатилетняя Анжелика лишь разразилась новой порцией воображаемых трудностей и предположений о возможных неприятных ситуациях. Младшие, не исключая даже четырнадцатилетнего Александра, с нескрываемым интересом наблюдали за этим диалогом и бурной реакцией сестры. — Что тут стряслось? Что за собрание? Филипп, Анжелика, вы готовы? — передав младшую дочь в руки служанки и торопливо спустившись на первый этаж, поинтересовалась Элайза. Она спешно окинула старших детей оценивающим взглядом и тут же забыла о заданных ранее вопросах. — Боже мой, Филипп, и кто только учил тебя завязывать шейные платки? — вздохнула женщина и, подойдя к сыну, принялась исправлять то, что ей так не нравилось. — Анжелика отчего-то волнуется, — решив перевести тему разговора ответил Филипп, пока мать «правильно» повязывала его платок. — Только я понятия не имею почему… — продолжил было молодой человек, но хитрая улыбка, неожиданно появившаяся на его лице, заставила его сделать паузу, — хотя нет, знаю. Кажется, секрет кроется в личности некого майора Торнтона. Верно, Энджи? — с явной усмешкой предположил Филипп, уже будучи уверенным в ответе. — Филипп, — с долей осуждения одернула Элизабет сына, бегло осмотрев результат своей работы. Однако, было видно, что женщина отчаянно пытается подавить улыбку. Среди младших послышались веселые смешки и засверкали задорные ухмылки. Сама же Анжелика густо залилась краской и смущенно отвела взгляд. — Ничего подобного, — пробормотала она себе под нос. — Вот именно так ты смущалась, когда на последнем из визитов он заговорил с тобой, — тихо смеясь, дразнил Филипп сестру. Неожиданно в глазах Анжелики также загорелась усмешка. — А ты уже дописал стих? — съязвила девушка, — «Дорогая мисс…» — начала было цитировать она, однако оказалась прерванной возмущенным голосом старшего брата: — Энджи! — «Позвольте поблагодарить вас…» — не унималась Анжелика, которая, кажется, уже несколько отошла от смущения и, что называется, перешла в наступление. — Лучше беги! — воскликнул Филипп, резко сорвавшись с места. Анжелика, вскрикнув от неожиданности, последовала совету брата. Эти игры в догонялки, крики и угрозы могли бы продолжиться достаточно долго, если бы молодые люди не столкнулись с отцом, вышедшим из своего кабинета. — О Господи, что происходит? — устало вздохнул мужчина. — Иногда мне кажется, что даже Уильям спокойнее и благоразумнее вас. Может, лучше взять на бал его? — произнес Александр, чуть усмехнувшись. — Прости, папочка, — бегло поцеловав отца в щеку, сказала Анжелика и тут же поспешила спрятаться за спину родителя. — Папа, твой сын хочет меня убить, — смеясь произнесла девушка. — Вообще-то, это твой брат, — вновь усмехнувшись сказал Гамильтон. — Я помню, только положения дел это не меняет, — отозвалась Энджи, глядя на Филиппа из-за плеча отца. — Филипп, я запрещаю тебе убивать Анжелику, — обратился Александр к сыну. — Совсем? Ох, как жаль. А я уже собирался...Ладно, как-нибудь перебьюсь, — с напускной трагичностью и разочарованием ответил молодой человек. Яркое освещение бального зала, пестрая толпа приглашенных, громкое звучание оркестра — все это еще более удручало Александра, который и без того не желал присутствовать на светском рауте, однако нормы вежливости и учтивости не оставляли право выбора. Настроение мужчины несколько улучшилось, когда он посмотрел на Филиппа и Анжелику, которые уже успели оказаться на другом конце залы. — Только взгляни на них, — с улыбкой обратился он к жене, осторожно сжав ее руку. — Они так молоды, так прекрасны. У их ног весь мир. Впереди их ждет только счастье, за которое, надеюсь, им не придется сражаться с оружием или пером в руках. Элизабет, взглянув на мужа, лишь ответно улыбнулась ему. Ей не нужно было слов, ведь Александр уже сказал все то, о чем она думала сейчас. — Они наше будущее, Элайза. Они наше прекрасное будущее. Они продолжение повествования. Продолжение нашей истории. —  В такие моменты я понимаю, что вряд ли есть кто-то счастливее нас. Я люблю тебя, Александр, — после минутного молчания произнесла Элизабет, не отрывая взгляда от ослепительной белизны жилета сына и яркой нежности платья дочери. В тот вечер Анжелика, отчаянно смущаясь и краснея, принимала приглашение статного голубоглазого майора, а Филипп, используя все свое очарование, кружил в вальсе черноволосую красавицу, которая чем-то напоминала юную Элизабет Скайлер… После шума бала Александр был вынужден вернуться к своим рабочим обязанностям. На протяжении всей своей жизни Гамильтон считал, что его работа и его семья сражаются в какой-то негласной войне. Он полагал, что одна часть его жизни никогда не принесет пользы другой, однако… Именно благодаря своим рабочим обязанностям Александр, совершенно случайно, оказался в непосредственной близости к дому сестры Элизабет, Пегги. Истязаемая кашлем, мучимая жаром Маргарита умирала на своей постели. Ее сын был отправлен к родственникам, а муж в спешном порядке отыскивал докторов в соседнем городе. Пегги — эта забавная, эта смешная, эта вечно хохочущая кудрявая красавица, всегда полная жизни и желания дарить и получать эмоции, теперь…умирала? Как странно было видеть серьезность и тень печали на ее изрядно похудевшем лице. — Александр, я…я прошу тебя…передай эти письма Стивену и сыну, — дрожащей рукой протягивая конверты, произнесла Маргарита. Гамильтон, приняв письма и отводя взгляд в сторону, лишь нервно кивнул. — И…скажи Элизе и Энджи, что я люблю их. Я знаю, из нас троих они были ближе друг к другу, нежели я к ним…но, тем не менее, передай, что я люблю их так крепко, как и они друг друга, — сквозь кашель сказала женщина. — Нет, Пегги, не говорит так. Вы трое — это неделимое целое, они любят тебя так, как ты любишь их… Удивительно, как только Корнелия и Кэтрин терпят тот факт, что при упоминании сестер Скайлер все представляют лишь вас, — ответил Александр, пытаясь выдавить из себя усмешку. Маргарита устало улыбнулась. — Жизнь — это самое удивительное чудо, — неожиданно произнесла она, разрезая своим слабым голосом стальную тишину комнаты. -Я собираюсь насладиться ею до конца, до самого последнего вздоха. Оглянись вокруг, Александр, оглянись, как нам повезло жить прямо сейчас, — с улыбкой продолжала она. Ее слова были все тише и давались все тяжелее. Александр вздрогнул. В этой фразе Пегги он узнал слова жены, сказанные в морозный день свадьбы. Свадьба… Казалось, это было только вчера… И только сейчас Гамильтон понял, что эта жизнь, это счастье жизни и человеческого существования непростительно быстротечно. Оно незаметно, оно стремительно, оно неуловимо. Оно смертно. Он и раньше понимал, что жизнь коротка, что многое нужно успеть, но... Он всегда желал успеть сделать то, что было необходимо Америке, ее будущему, в то время, как его собственное, его личное будущее, его личное продолжение, его наследие, его дети страдали от нехватки его внимания. — Прошу вас, когда я уйду… Не надо траура, пожалуйста. Не тратьте время. Его и без того ничтожно мало. Мало, понимаешь? Я только сейчас осознала это… Наслаждайтесь им со всей полнотой. Не нужно сожалений, — на секунду Маргарита замолчала, — Как замечательно жить, — со счастливой улыбкой произнесла она. Через мгновение ее веки сомкнулись. Навсегда. Маргарита Скайлер ван Ренсселер умерла 14 марта 1801 года. — Элизабет, я прошу тебя, пожалуйста, не нужно… Она не хотела слез, не хотела траура, — дрожащим голосом умолял Гамильтон, крепче прижимая к себе бьющуюся в истерике жену. Александр тщетно пытался успокоить Элайзу. Он и сам остро ощущал боль утраты, а Элизабет… Элизабет была просто раздавлена. Она не знала как быть дальше. Можно ли спокойно существовать, дышать, видеть небо, быть счастливым, когда Пегги, Пегги — самого настоящего олицетворения жизни, больше нет. Больше нет и не будет никогда. Она больше не скажет забавную шутку, больше не улыбнется, больше не споет… Как же так? — Прошу тебя, ты должна продолжать жить. Ради детей, ради меня… Прошу, — успокаивающе поглаживая волосы жены, шептал мужчина, когда рыдания Элизабет несколько ослабли. — Это будет нашей последней потерей… Обещаю, я сделаю для этого все возможное… Гамильтон обещал, но если бы тогда он знал, что эта потеря была лишь первой. Была одной из многих. Была тем, что лишь положило начало целой череде трагедий.