***
На втором этаже квартиры Онешко послышался небольшой грохот деревянного шкафа, из которого что-то высыпалось. Юлий увидел сегодня красивый закат в маленьком окошке на чердаке. Но сегодняшний заход солнца почему-то отличался от всех остальных, которые он когда-то мог видеть. Этот закат не был ярким, бронзовым, не было этого розового неба с нежными молочными облаками. Он не имел теплых и приятных цветов, которые так не ему не любились и Онешко заменял их более бледными, изменяя реальность. Сегодняшний заход солнца был тусклым и скудным, серым и мрачным, таким же, как и он. Он нашел себя в обычном явлении природы, единственный в своем роде и уникальный. Ящик с кистями и масляными красками упал и все содержимое оказалось на полу. Вот от чего был такой шум. Парень встал и скинул все обратно, а затем резко подошел к другой стороне шкафа и протянув свою худую бледную руку, он вытащил оттуда мольберт, на котором уже было закреплено полотно. Видимо, он закрепил его в прошлый раз, но вдохновение покинуло его и белый квадрат скрылся в темной щели. Взяв мольберт под мышку, а ящик в левую руку, парень медленно вышел из комнаты, погасив свет. Пару шагов по пустому коридору и он оказался на чердаке. Таком знакомом, но уже забытом. Он забыл, что здесь было раньше, как он медленно танцевал в декадансе после очередной вечеринки со своими друзьями, как стелил мягкий плед на такой холодный пол и смотрел на звезды ночью, как попробовал тут курить в первый раз, прячась от родителей. Но это лишь часть от остальных воспоминаний, ушедших куда-то за столько лет. Но на самом деле, они были просто спрятаны куда-то вглубь разума. Руки плавно скользили по материалу, оставляя бледные маленькие следы на белом чистом квадрате. Вновь этот запах масляных красок и вновь это умиротворение на душе, когда в руках кисти. Старенькая грязная деревянная палитра принимала на себя краску и смешивала их. Смешивала, как чувства у парня. Медленные движения кистей и контуры понемногу начинают превращаться в тот самый закат. Точь-в-точь. Все линии были такими же, словно это фотоснимок, а не рисунок. Спокойствие на душе. Наконец-то, свобода! Душа хотела кричать от того, на сколько это было хорошо. По виду Онешко так и не скажешь, что он по настоящему счастлив. Да, он рад, только внутренне. Но где-то глубоко, внутри него что-то тревожилось. Что-то все равно было не так. Осознание того, что теперь он совсем никому не будет нужен? Даже родственники скорее всего не будут так печься о нем, как раньше. В конце концов, у них есть свои жизни и свои дела, не могут они целыми сутками вертеться вокруг несчастного Юлия. Рано или поздно, к сожалению, у него ведь не останется людей, которые бы могли приносить ему все домой. Рано или поздно, ему придется выйти на улицу, показаться миру и впихивать в себя таблетки, только лишь потому, что он не должен причинить боль. «Наконец, эта ёбаная клиника оставит меня в покое! Не верится, что я смог пройти этот ад и не вскрыться… Господи, надеюсь, что они не узнают об этом и не припрутся ко мне, как пытались тогда. Если я увижу ее и его, то точно попаду обратно. Я должен как-то выбраться из этой квартиры, и желательно в другой город. Но как мне это, блять, сделать? Я, по сути, в ловушке: выйти на улицу я не могу, не приняв таблетки… Или… могу? А если да, то как? Я ведь начну вести себя как животное!», — Он вдолбил себе в голову то, что психопат и полный неадекват, который не умеет себя вести на людях. Но ведь до этого он прожил без лекарств и клиник. Был тихим скромным воспитанным парнем, что жил маленькой улочке Питера и махал по утрам в соседнее окошко, ожидая взаимного «привета». Заходил после школы в местную пекарню каждый день и с улыбкой на лице вручал хлеб маме или сестре. Всегда уступал место в транспорте и помогал бедненьким старушкам перейти дорогу. Помогал бездомным и собакам, что оказались на улице. Был лидером в компании, вел за собой людей и ничего не боялся. Он был супер-человеком, как любил называть его лучший друг. А теперь, кем он стал? Взъяренным мизантропом, уверенным, что жизнь — это пиздец, который с каждым днем все больше и больше перерастает в больший кошмар. Он только хотел избавить себя от мучений, проведя лезвием по тонкой коже. Будет осенний дождливый день, холодный ветер будет играться с мокрыми листьями, а на его маленькой могилке будут стоять они и его родственники. Будут плакать, плакать навзрыд и умолять Господа Бога вернуть их Юлия обратно на землю. «Ну, к примеру, я не приму эти лекарства… Что произойдет? Я укушу кого-то или убью?! Я уже неделю не принимал лекарства и наоборот, чувствую себя лучше. Я стал бегать на беговой дорожке, иногда… Перестали сниться кошмары. Я даже не так сильно ненавидел этого чувака сегодня, как обычно это бывает!», — а ведь действительно, теперь он стал хоть и на немного, но все же лучше, чем был. Но боязнь и отвращение к людям не уменьшились. Он также не хотел находиться в компании Руслана сегодня, также с неприязнью вспоминал о своей прошлой жизни с друзьями. Изменился только образ жизни, так хотел считать Онешко, но было ли это правдой? Примет ли он лекарства, если осмелиться выйти в свет? И выйдет ли когда-то вообще? Секунда, две и поток чего-то невидимого ударяет его в спину, заставляет обернуться и уши уже слышат телефонный звонок из гостиной. Опять эта проклятая мелодия, циклично повторяющаяся, лишь нарастающая в громкости и темпе. Рука бросила палитру на пол и положила рядом кисть. Работа должна быть вот-вот закончена. Но проклятый звонок… Скорее всего, это его родственники, которые хотели искренне порадоваться за Онешко и навестить его. Юлий уже придумывал, что им скажет и как будет отмазываться, чтобы они не беспокоили его. Рисование успокоило его, и он не так сильно злился, чтобы рвать и метать, и возможно, пустил бы их все же на 10 минут, чтобы забрать подарки. — Алло? — наконец спокойно сказал парень, впервые за сегодняшний день. — Здравствуйте, Юлий Александрович! Сегодня наш сотрудник приходил к вам и по своей рассеянности оставил свою записную книжку. Он утверждает, что она должна быть в вашей гостиной. Не могли бы вы проверить, пожалуйста? — вежливо обратился мужской басовый голос, подчеркивая последнюю фразу. — Ага… — лениво ответил Онешко потому, что хотел, чтобы от него быстрее отстали. «Блять, да что же это такое! Они ведь сказали, что не побеспокоят!», — недовольно думал про себя уставший парень, приближаясь к диванчику, с трубкой в руке. Юлий аккуратно опустился на колени, тяжело вздохнув и заглянул под диван. Действительно, там лежала красная толстенькая книжечка в кожаной обложке с золотистыми буквами. Судя по трещинам, этому блокноту не один год. Из пожелтевших страниц торчало множество закладок и рваных бумажек. — Да, тут лежит блокнот. Пусть приезжает сейчас и заберет, у меня дела завтра… — монотонно проговорил Онешко, уставшим голосом. Он устал под конец дня, хотел расслабиться, отпраздновать выписку из клиники, но к нему наведается этот ассистент вновь, который, к тому же, упал в обморок. — Эээ… Ну… Хорошо, я передам ассистенту Руслану, чтобы он немедленно отправлялся к… Вам… — удивился мужчина. Он не ожидал, что ему прямо сейчас, в 10 часов вечера придется звонить новенькому стажеру и сообщать, что ему придется ехать за своим блокнотом, иначе он его может потом вообще не получить. — Ага, жду, — большой палец нажал на кнопку, и связь прервалась. Он сел на стул барной стойки и стал смотреть на пустеющие полки. Когда-то они были набиты элитным алкоголем, который Онешко коллекционировал, но не пил. Было приятно смотреть на неоновую гирлянду, которая мигала и красиво освещала стеклянные бутылки с цветными жидкостями. Все бутылки забрала сестра и уже, скорее всего, успела их все выпить в своей компании друзей, которые так не нравились Юлию. Парень подошел к окну, чтобы посмотреть на ночной город. Было уже темно, на небе ярко виднелся месяц, а на дорогах изредка проезжали машины. По тротуарам никто не шел, а вывески многих магазинов уже не горели. Горели лишь уличные фонари. Юлий потому так и любил ночь — там не было людей. Они скрылись за накидкой ночи, окунувшись во сны. Но ночные прогулки были все же опасны, хотя бы тем, что находились индивидумы, которые ночью могли «культурно» проводить время, поджидая за углом, кого бы ограбить или избить. Ночь — самое прекрасное время суток. Ночью происходят чудеса, ночью здорово гулять по набережной, жадно глотая этот пресный воздух. Темнота усиливает все ощущения и эмоции от них. Это казалось просто замечательным для Онешко. Он бы с радостью прогулялся по ночному городу вновь, чтобы вдохновиться на создание новой работы, но ожидание Руслана его останавливало. Кареглазый подумывал о ночных прогулках еще днем, но почему-то решил, что как-нибудь потом. Но это самое «потом», скорее всего не наступит никогда. Звонок в дверь. Опять. Уже второй раз за этот день. Видно, все ниточки в переплете совпали, и теперь складывается необычная мозаика. — Эм. Опять «привет», что-ли? — скомкано кинул парень. По его внешнему виду было понятно, что он торопился и ехал весьма быстро. — Этот блокнот? — небрежно протянул шатен книжку, будто пихая ее в лицо парню. Он говорил уставшим и томным голосом, так как поскорее хотел уже, чтобы Руслан уехал. — Да, спасибо! Он очень для меня важен… А я смотрю, ты рисуешь? — стажер вновь кинул фирменную улыбку и прищурил глаза, смотря на маленькое пятно серой краски на футболке Онешко. — И что там может быть важного? Твои рукописи не такие уж и важные, я уверен! — гордо заявил парень, почему-то начав глупый спор. Он перевел тему с рисования, так как не любил говорить об этом. — Там мои воспоминания. Иногда, у меня случаются провалы в памяти и потому, мне важно вести постоянно дневники, чтобы помнить. Не зная прошлого, невозможно понять подлинный смысл настоящего и цели будущего. Так говорил Маяковский, — левый уголок бледных губ пополз вверх, давая понять, что он «уделал» Юлия. Он выиграл в этом бессмысленном споре, — Знаешь, я понимаю тебя, почему ты так себя ведешь. Ты считаешь, что общество тебя не понимает, оно думает, что ты псих, бешеный, ненормальный. Я тоже так считал, когда был студентом и окружающие не могли понять, как это, «терять воспоминания» и дергаться в конвульсиях, лежа на полу. Но пойми: они делают это не со зла, Юлик. Они делают это от глупого и детского непонимания, если сами не окажутся в такой ситуации — никогда тебя не поймут, — на этом моменте маленькие карие глазки поднялись от пола и растерянно посмотрели в более темные карие глаза молодого человека, а руки, крепко скрещенные на груди, расслабились. Он говорил истину, Юлику, как его назвал Руслан, удалось найти в нем себя. Они схожи хотя бы тем, что оба не такие, как все. А еще Онешко стало стыдно перед ним, что он накричал на Тушенцова днем, из-за того, что тот потерял сознание. Теперь, настоящий Онешко стал понемногу раскрываться в истинном своем обличии. — Да? Откуда тебе знать? Ты даже не знаешь мою историю болезни! Ты не знаешь какого именно мне! — Знаю. Я посмотрел ее, втайне от медсестры, пока стоял на посту. Онешко Юлий Александрович, 23 года. Не женат, образование: высшее неоконченное, нет работы и официального места жительства. Попал на лечение в психиатрическую больницу 1.5 года назад, при скрытых обстоятельствах, лежал в ней пол года, был переведен на домашнее содержание. Принимает кучу лекарств и не понимает общество, мизантроп, —у сказавшего это постоянно прищуривались глаза и смотрели куда-то вверх, вспоминая ту мятую папку с бумагами и неаккуратный почерк черной ручки. На этом моменте у Юлика просто отвисла челюсть, он удивился, что ассистент знал о нем что-то. Это незнание о нем раньше создавало для него защитную маску, которая позволяла бы вести со всеми как мразота, но когда же эту маску сорвал такой наглый Руслан, Онешко стало не по себе. Он испугался, что о нем подумают, как о человеке. Ведь даже психическое расстройство не способно прикрыть его в этой ситуации, — Не переживай, завтра я все равно забуду, возможно. — Если честно, я поначалу думал, что ты мягкий и неуверенный в себе сопляк. Хах, как же я был не прав! — Чертовски не прав, Юлик, — эпично произнес Тушенцов, встав в более открытую позу. — Зачем ты называешь меня так? — Не знаю, мне так нравится больше. Так что там насчет твоей картины? Покажи мне ее, вдруг это шедевр мирового искусства? Вдруг, я скоро умру, так и не увидев «восьмое чудо света»? — Ты был хоть раз на море? На настоящем, южном? Сидел на песочном пляже и просто наслаждался этими чудесными закатами? Каждый закат похож на смерть человека, происходит также быстро и неожиданно наступает. Солнечный день, все улыбаются и счастливы, но стоит солнцу скрыться за морем, находит грусть, а на улице мрак, такой же как в душе… Вот это и есть восьмое чудо света — море! — Если честно, то нет. Но я готов поспорить, что на твоей картине изображен закат. — Эх, ты угадал… — разочаровался парень, улыбнувшись наконец. — На самом деле ты не такой мразотный, как показалось мне при первой наше встрече и сейчас даже общаешься со мной, — о, эта улыбка чеширского кота. Он был так доволен собой, что смог разговорить «снежную королеву» Онешко. — Я сам и не знаю даже, почему это делаю, — Юлий посмотрел в глаза Руслана. В самые его зрачки, будто упав куда-то в пропасть. Завораживающе, однако. — Если так хочешь, то иди уже и посмотри эту чертову картину, которая еще даже не дописана, я же вижу, что ты не отстанешь. Парень облизнул губы и прошел в квартиру. Все также, ничего не поменялось. Даже стулья в кухне стояли также. — Обычно, я ненавижу людей и не зову их в гости добровольно. Но ты особенный и первый, кто удосужится пройти в мою квартиру с моего разрешения за это долгое время. — Ага, я так и понял. Парни уже поднялись на верх и зашли на чердак. Зажегся мягкий тусклый свет лампы и недописанное полотно показалось во всей красе. На нем все также был тот тусклый закат. — Он прекрасен. Этот закат… Самый красивый, что я видел, на самом деле. Я даже в реальной жизни такого не видел. А тут… — Мы с ним чем-то похожи. Он такой же серый и неяркий, как я. Особенный и уникальный Питерский заход солнца. Я каждый день хожу на этот чердак и вот уже год наблюдаю за каждым, но именно сегодня я почему-то увидел такой заход. Все обычные закаты какие-то яркие, розовые, бронзовые… Это слишком скучно, Руслан. Тогда-то я и понял, что это то, что может описать меня, — на самом деле, Юлий нагло врал, но не специально. Он был раньше вовсе не таким. Да он и сейчас не такой, каким пытается быть. Весь такой грубый, замкнутый, ненавидит всех. Но это явно не он. Онешко где-то глубоко внутри прекрасно это понимает, что жил когда-то, как звезда. Все его обожали, был красавцем и лучшим другом для всех. Он бы мог и теперь вернуться в привычный ритм жизни, но почему-то не хотел. Хотел дальше играть эту роль недотроги. Тушенцов смог раскусить его, умный парень. И все также делал вид, что верит актеру. Что же, спектакль продолжается… — Как вообще получилось, что ты попал в дурку? — Если честно, хах, я и сам давно не вспоминал…***
Сегодня в Санкт-Петербурге было по необычному тепло для января месяца. Температура почти доходила до отметки 0° и все люди скинули с себя тяжелые пуховики, переодевшись в весенние куртки. Так сделал и Юлик. Счастливый, улыбчивый и довольный жизнью. Ему всего 21, он полон сил и энергии. Он шел уверенной походкой в институт, а с его лица не слезала эта приятная искренняя улыбка, которая по настоящему передавала его настроение. Казалось, что среди густой толпы он стал единственным лучом солнышка. Перед учебой он обещал своему лучшему другу встретиться с ним, так как тот хотел сказать что-то важное. Он шел вдоль длинного проспекта, направляясь на остановку автобуса, чтобы доехать в институт. Онешко повернул голову влево и увидел какую-то забегаловку, вроде «Шавермы». Он остановился и внимательно посмотрел внутрь через большое стеклянное окно, увидев знакомый силуэт. Этим силуэтом оказался никто иной, как Кузьма. Его так называл Юлий еще с тех пор, как впервые познакомился с ним год назад. Они были лучшими друзьями, не разлей вода, прямо. Часто тусовались вместе, ездили на учебу и оба были в одной компании людей. — Привет, Никита! — задорно обратился парень, войдя в заведение. Он с интересом рассматривал как нарезают мясо для шаурмы с большого вертеля. Все пахло и выглядело так аппетитно. Но Онешко такое есть нельзя, ведь он придерживается правильного питания и лишний раз не позволяет себе пить алкоголь. Никита кушал большую шаверму, с зеленым чесночным лавашом. На столе была красная клетчатая скатерть, а вверху висела стеклянная желтая лампа, которая создавала еще больше уюта здесь. — Дарова, Юлик! — обратился знакомый, еще не доев свою шаверму. — Так, что ты хотел сказать? Я думал, что мы встретимся на остановке, — Юлий сидел и ожидал услышать что-то положительное, поэтому с лица так и не слезала эта очаровательная улыбка. — В общем, — Гридин прожевал шаверму и положил остальное на тарелку. Его лицо приобрело серьезный вид, а взгляд смотрел не на Юлика, а куда-то в пол. — Фухх… Юлик… В общем, я давно хотел сказать тебе это, но я боялся. Мне было страшно, что ты скажешь. Мне правда жаль, что так вообще хоть как-то могло произойти или случиться. Я даже не помню этого. В любом случае, ты должен поступить, как знаешь. Я готов к тому, как ты можешь на это отреагировать и понимаю, что после этого мы точно не сможем дальше общаться как-либо. Вообще никак. Мне стыдно, я готов хоть сейчас встать перед тобой на колени и молить о прощении, это самая ужасная вещь, которая могла со мной случиться, Юлик… Я… Я переспал с твоей девушкой, Юлик, — повисло молчание, которое раскалывало череп. Это волнение в глазах Кузьмы и тревога, которую ощущал продавец, что укладывал начинку в лаваш. Он краем уха уловил суть разговора и уже осуждающе смотрел на полненького парня в зеленой кофте, с капельками майонеза на лице. Он будто понял, что сейчас между ними творится какой-то пиздец. — Что?! — из этих уже резко опечаленных глаз вот-вот бы пошли слезы и кулаки были сжаты на столе, что с такой силой можно было сломать стеклянный стакан. Улыбка «упала» с его губ и руки произвольно сжали ткань куртки. Его легкие будто пронизывали ножами насквозь, а потом долго и мучительно вынимали. Было желание встать и просто убежать оттуда на другой конец света. Бежать так, чтобы ноги подкашивались, а все проблемы остались за спиной. Бежать так, чтобы не чувствовать ничего, кроме боли в ногах. — Юля… Она… Мы были на вечеринке у Лизы, ты не захотел пойти, у тебя была работа. Мы все напились и она позвала меня в ванную. Мы были пьяны и под кайфом, чувак. Она ревела на утро и умоляла тебе не рассказывать, но я должен. Ты мой друг, все же, — после последней фразы, после которой Никита просто стал продолжать, как ни в чем не бывало, есть шаверму, Онешко просто встал и вышел оттуда. Он зашел за ближайший угол и просто не знал что делать. Как ему на это реагировать? Любовь всей его жизни так просто ни с того ни с сего взяла и изменила ему. Зачем и почему она это сделала, она не знала даже сама. Ему было так больно, что хотелось взять и биться кулаками о стены. Было так морально больно, ведь Юля клялась ему в вечной любви, она ласково улыбалась по утрам, когда пила кофе вместе с Онешко. Она так искренне делилась своими секретами с ним и говорила, что она не обманет и не предаст. Они встречаются уже год и, казалось, что любят друг друга сильнее жизни. Они с головой ушли в этот мрак, под названием «любовь». Как они доверяли и уважали друг друга. Все окружающие завидовали им. То, как они цепляются один за одним. То, как Юлик способен был горы свернуть ради Реш, этой красивой стройной шатенки, с ярким макияжем в стильной одежде. Они были «инь» и «янь» друг друга. Дополняли друг друга, как апельсиновый сок водку. Сейчас вы спросите: «Хэй, но фанфик про руслика и называется «Криминальное чтиво»! Где же здесь криминал?» Ну же, детишки, потерпите немного. В любом криминальном au должна быть драма, вот сейчас она и произошла. Шлюшка-подружка раздвинула ножки перед лучшим другом главного героя. Как так? Не стоит пить паленый портвейн из подозрительного магазина и смешивать это с кислотой, а! Это мой совет вам, ведите здоровый образ жизни. И ловите криминал, ага. Онешко примкнул к кирпичной грязной стене и упал, схватившись за голову. Он тяжело дышал, голова начала мутнеть и будто окутываться чем-то, постепенно нарастающим. Юлий сидел и просто не знал что ему делать дальше. Он не знал, когда встанет с холодного асфальта, не знал куда пойдет, потому как не желал смотреть в глаза Юли. Он ненавидел ее теперь всем сердцем. Ненавидел ее за слабость. Неужели алкоголь способен на такое с людьми? Теперь он нисколько не жалел, что никогда не пил в своей жизни. Жалел, что смог когда-то полюбить и теперь его чувства к ней столкнули с высокого Олимпа, разбив все вдребезги. То, что так долго строилось: отношения с друзьями, отношения с девушкой, любовь и привязанность. «Лучше бы этот мудак ничего мне не говорил! Блять, Юля, зачем?! ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?! ЗАЧЕЕЕМ?! ЧТОБЫ ЧТОО? НЕУЖЕЛИ, Я НЕ УСТРАИВАЮ ЕЕ? НЕТ, БЛЯТЬ, ЛУЧШЕ МЕНЯ КУЗЬМА! Я ЖЕ ТАКОЙ ПЛОХОЙ: НЕ ПЬЮ, НЕ КУРЮ, ХОЖУ В СПОРТЗАЛ, ДЕЛАЮ ВСЕ РАДИ НЕЕ! А В ИТОГЕ ЧТО?!», — кричал про себя Онешко. Ему не хотелось сейчас жить. Он был готов в любую секунду вскрыть свои вены и сыграть в ящик. Для него не было сейчас ничего хорошего вокруг. Наконец, Юлик понял, что люди — те еще мрази. Они предают, лгут и всегда делают пакости, даже самым близким. Каким бы ты не был хорошим и добрым для всех, мил для общества не станешь, тебе все равно отплатят плохой монетой. — Юлик, прости! — Крикнул Гридин, споткнувшись. Он выбежал вслед за своим другом из шавермы и догнал. Он стоял в ступоре, видя, как убивается его лучший друг. Он никогда еще не видел его таким. Обычно, он улыбался и смеялся, был добрым для всех. Он излучал от себя добро и радость. А теперь… — Никита, уйди! Я тебе серьезно говорю, УЙДИ ОТСЮДА НА ХУЙ! — Юлик… Я правда не хотел! Парень резко встал с асфальта и кинулся к Гридину. Он смотрел на него разъяренными глазами, словно бешеный бык на родео. Испуганные глаза напротив бегали туда-сюда, пытаясь сообразить, как лучше отстраниться от Юлика. Момент, и телом Онешко больше не управляет его сознание. Он словно отключился и кто-то за него стал наносить кулаками удары один за другим. Кузьма согнулся от боли и пустил пару капель крови из своего рта на серый снег, что лежал возле голого асфальта. Его лицо было окровавлено и было похоже на непонятно что. Юлий посмотрел на эту картину и просто не мог узнать парня. Он не до конца понимал, как это могло случиться. Он стоял с отбитыми костяшками в алой жидкости и так и не мог догнать, когда он успел. Кто-то щелкнул выключатель в его голове и больше тот не отвечал за свои действия. Все случилось резко, неожиданно и спонтанно. У него и в мыслях не было кого-то избивать. Сзади послышался крик продавца шавермы, вокруг которого уже успели сбежаться люди. Кто-то молча стоял, ошалевшими глазами глядя на тело, кто-то перешептывался с другими, а кто-то догадался вызвать полицию и скорую.***
— Подожди, ты и вправду не помнишь, как избил его? — Нет. Сколько бы я не пытался. Кто-то будто стер это у меня из памяти. Я все никак не забуду, как я стоял на этой улице, с окровавленными руками и ловил на себе пугающиеся взгляды людей, которым явно было страшно. С тех пор я и ненавижу их, потому как кто-то из стоящих там дал показания, что видел всю драку и сказал, будто я угрожал и даже запугивал Кузьму. Ненавижу их, потому, что люди предают, обманывают, убивают и грабят. Даже своих близких. Наносят удары со спины ножом, это ужасно. Я, конечно, действительно ничего не помню с момента, когда подошел к Никите, но сомневаюсь, что я мог бы как-то оскорбить его или унизить. У меня бы язык не повернулся. — Ага, а сейчас сквернословишь как сапожник, — парень от слов Руслана улыбнулся, кинул взгляд на собеседника и опустил зрачки в пол, от того насколько ему стало грустно от этих воспоминаний, — Так все-таки, как ты попал в дурку? — Никиту отвезли в больницу, поставили сотрясение, сделали трепанацию черепа. Он когда очнулся, подтвердил показания того прохожего. Я стал говорить, мол, я не помню этого. Меня сначала отослали в государственную психбольницу, провели обследование и, как оказалось, действительно: психическое расстройство. Пролежал там месяц, было ужасно. Родители узнали все, приехали, еле как уговорили на частную клинику, а мне условку дали, выгнали из института и вот теперь я тут: сижу, разговариваю с тобой — работником этой клиники. — Тебе пришлось тяжело, однако. Я бы уже вскрылся давно от такой жизни, честно говоря. — Я тоже, — Руслан посмотрел на него, слегка усмехнувшись. Он начал вспоминать, как он жил до того, как стал тут работать. Тушенцов сам не заметил, как достал свои сигареты из кармана и начал поджигать одну. — А как получилось, что ты работаешь в дурке? — иронично решил поинтересоваться парень. — Я окончил школу с серебряной медалью, был типа мальчиком-зайчиком. Не пил, не курил, не употреблял ничего. У меня даже девушки не было, когда как мои одноклассницы-шлюхи делали аборты по второму разу. Хах, забавно. Потом я уехал в Питер, чтобы поступить в институт, я хотел стать хирургом и учился на медицинском. 1 курс прошел, закончен мною с отличием. Денег у меня было прилично, так как родители мне чуть-чуть присылали, и я подрабатывал. Но потом встретил ее. Она влюбила меня в себя и мы стали встречаться. Чувства казались настоящими, любовь была сильной, как никогда. Я понял, что сумел кого-то полюбить. Но я сам не заметил, как она погрузила меня в свой отстойный мирок и опустила ко дну. Я упал и начались попойки, я начал курить и даже употреблять иногда, ловя бэд-трипы вместе с ней. Мне было хорошо, я жил в этой сказке целый год. Долгих 12 месяцев, еле как закончил 2 курс, с которого меня чуть не выгнали. Потерял всех друзей, потому что они, блять, умерли от передозов. Настал страшный момент: мать все узнала, перестала отсылать денег, меня выперли с работы, перестал получать стипендию. Мне банально было нечем платить за квартиру и не было что поесть. Я понял, что тупо проебал год жизни. Его просто нет в моей жизни, я его вычеркнул сам. Мне было страшно и больно, когда я лежал в своей грязной однушке и сгибался пополам от того, насколько мне было хуево без очередной дозы. Меня ломало, болело все внутри, а она просто ушла к другому, с кем бы можно было ловить дальше бэд-трипы. Я кричал и умирал на глазах, можно сказать. Ушла, не сказав и слова. Меня наебали, как тупую девятиклассницу. Неделю я страдал, пока окончательно не отошел от наркозависимости. Я думал, что не выживу и надеялся на свою кончину. Во мне все разочаровались: одногруппники, преподы и родители. Я упал. Но вот, я вышел обратно, смог худо бедно взять кредит в местном банке, который мне дали-то с натяжкой. Я начал впахивать, как сука, начал учить все то, что не выучил за учебный год. Я трудился так, что приходил домой еле-живой. Было тяжело, но вот: я вылез из этого болота. И в один день, когда шел из института домой, мое сознание отключилось. Я испугался, что опять подсел. Провал в памяти: я очнулся дома, лежащим в ванной. Денег у меня стало более, чем достаточно и я обратился к врачам. Ничего не сделали, лишь выписали жалкий рецепт в аптеке и сказали вести дневники. Так я и делал, даже смог спокойно сдавать сессии, учить все. Я выучился и понял, что я не смогу работать врачом-хирургом. Тогда-то я пошел на психиатра. Но мне отказали, тогда я стучал кулаками во все двери, пока меня не взяли сюда. Я опять думал вскрыться, впал в депрессию на месяц, но понял, что уж лучше я буду здесь, чем буду валяться на улице под кислотой. Возможно, если бы я не был таким, я бы не сидел сейчас тут с тобой, а резал бы очередного пациента в больнице. На пятом курсе, после нового года узнал, что у меня оказалась опухоль в мозгу. Все эти провалы были из-за нее. Мне сказали, что если даже ее и вырежут, я проживу год-два. Я лег на операцию, провалы стали реже. И теперь «доживаю» остаток жизни. Не вижу смысла в суициде. В один день я просто буду сидеть или спать, когда мой мозг отключится, как разрядившаяся батарейка, и я умру. Мне даже нисколько не страшно, — на этой фразе Тушенцов уже выкинул свой окурок в приоткрытое окно. Он был максимально откровенен с Онешко, который сидел и внимательно его слушал. Они едва знакомы, но уже знают, что их обоих убила любовь. Вот так просто они испортили жизни из-за любви. Он просто залипал на него и поражался его истории. Он думал, что это у него все так плохо, но оказывается, что смерть хуже сломанной жизни. Он не мог поверить, что этот парень прошел через это и скоро его не станет. — И ты до сих пор сидишь в этом ссаном Питере? Чувак, да ты же можешь натворить хуйни перед смертью, на которую бы никогда не решился! — ободряюще крикнул Онешко. — Я не сильно хочу, если честно… Но я бы хотел все же съездить в путешествие, в Америку. Я давно об этом мечтал. Я еду на своей крутой тачке по трассам, останавливаюсь с кем-нибудь в местных мотелях и ем на заправках. Это моя мечта детства. Никогда не был за границей. — Если честно, я тоже заебался тут сидеть. Да, я ненавижу людей, но кто запретил мне путешествовать? Поехали вместе туда? Мои родственники, если честно, меня просто заебут, а так я хотя бы попробую ненавидеть всех за границей и в машине! У меня есть деньги, я копил их на кое-что… Погнали! Прямо сейчас! Что мы потеряем?!. — «Хм, а если я попробую уехать с ним? Меня не будут заебывать они и родственники. Просто тихо уеду, собрав вещи и все. Наверное, будет тяжело и я даже словлю приступ, но думаю, всяко лучше, чем если я буду гнить в это квартире.» — Легко сказать, а как же моя работа? , — Работник прервал размышления хитрого Юлика, который резко захотел свалить из дома. — Тебя серьезно ебёт твоя работа?! Надо уходить красиво из этой гребаной жизни, если гулять, так гулять напоследок! Заявить о нас всем! — Ну… , — Идея ехать в машине вместе с едва знакомым психбольным в Америку казалась безумной для парня, но ему то что терять? Все равно так или иначе он покинет эту жизнь. Так что лучше уйти красиво, чем согнуться в своей холодной Питерской квартире. Темные глаза загорелись этой идеей, как и маленькие глазки напротив. Правда, эти глазки напротив не знали одного: жить осталось Руслану не год, а всего-лишь месяц. Что же, пусть этот месяц будет невероятным. Будет полон интересных приключений, а тот наконец увидит море, на котором так и не побывал.