Мой личный Апокалипсис

Работа перед Новым Годом — это ад. Зачеты, отчеты, бесконечные пересдачи — голова идет кругом. И почему Новый Год считается великим праздником? Для кого? Для детишек, верящих в Деда Мороза, любителей крепких напитков, отчаянно ищущих повод для праздника? Для продавцов елок и бесконечной бесполезной бижутерии, именуемой новогодними украшениями? Можно подумать, им самим интересно собирать по всему дому иголки и остатки от конфетти. Впрочем, когда у тебя дети, да еще и несколько, да еще и одногодки — выбора не остается. Ладно. Разобраться бы для начала с делами кафедры, которая все больше напоминает огненную геенну: все бегают, суетятся, кричат друг на друга и на студентов, случайно забредших в «обитель зла». — Под ноги смотрите, — грубо бросаю я очередной недотепе, запутавшейся у меня под ногами. — Извините, — ангельский голос заставляет меня тут же пожалеть о сказанном. Потому что моим светлым очам предстает она — маленькая фея из сказки и вчерашнего зачета. — Да ничего. А ты все-таки решила последовать моему совету и начать учиться, — весело добавляю я. — Увы, — тягостно вздыхает она. — Пришлось. — И придется еще, — строго добавляю я. — Хотя, лучше бы отложить. А то они злые, как собаки, — невзначай даю дружеский совет я. — У меня дома две. Справлюсь, — уверенно улыбается Майя. Смотри-ка, я запомнила ее имя, несмотря на то, что видела единственный раз в жизни… Я киваю, поспешно удаляюсь прочь. К чему это беспокойство? Какое мне дело до этой девушки, о существовании которой узнала позавчера и которое не отпускает с тех пор мои мысли? Почему мне хочется видеть ее чаще? Бред. Особенно в тридцать с хвостиком лет. Все равно она, с учетом ее постоянного отсутствия, совсем скоро и безвозвратно канет в лету. А жаль. Или Слава Богу? Вернувшись, я, однако, застаю ее разговаривающей о чем-то с нашей методисткой. О чем? Мне интересно?.. Курсовая. Да. Не позавидуешь. Все нормальные и регулярно посещающие институт студенты уже расхватали все темы и всех преподавателей. Ну, почти. Нет. Не найдется такого самоубийцы… — Анастасия Евгеньевна, — до боли знакомый голос резко вырывает меня из мира вечной бюрократической волокиты. Она смотрит на меня своими серо-зелеными мило и безжалостно — в упор. Как смотрит дуло пистолета — если бы мне когда-нибудь, не Дай Бог, приходилось видеть этот взгляд. — Я хочу... то есть, мне придется писать у вас курсовую, — наконец, выдыхает она, и понимаю, что Апокалипсис — еще не самое страшное… — В смысле? — нет, это просто невозможно. Хотя логика считает иначе — другие преподаватели заняты, а моя нагрузка позволяет, даже обязывает пойти на этот смелый  — нет, рискованный шаг. Набрав побольше воздуха в грудь и смерив девушку удивленным, оценивающим взглядом, я, наконец, выдаю: — Ты уверена? Майя смиренно и кротко, как настоящий ангел, опускает свои ясные очи. Сейчас она как никогда кажется такой беззащитной. Так мило. Трогательно. Так, что хочется, позабыв обо всех учебах и запретах, прижать ее к себе, сказав, что все будет хорошо и я ее не съем. Но нет. Работа есть работа. Тем более, что в качестве объекта кулинарии я ее не рассматриваю. — Ну ладно, — я сменяю гнев на милость. — Какую тему ты хочешь? — Я не знаю, — кажется, она вот-вот разрыдается. Мной овладевает чувство странной досады. Ну почему они считают меня каким-то чудовищем? Будто я не человек? Не мать таких же ленивых, вьющих из меня веревки, обормотов? Нет. Моим до этих еще далеко. — Ладно. Выберешь — скажешь. Ты же собираешься посетить наше учебное заведение еще раз? — А что мне остается? — обреченно вздыхает Тихомирова, глядя на меня как-то иначе — не напугано, а… — До свидания, — кивает она, устало удаляясь прочь. Мне остается лишь проводить ее взглядом. Да. Свалилась ты на мою голову, Майя. И ведь отказаться нельзя! А хочется ли? Не знаю. Время и совместная работа покажет. Что-то мне подсказывает, что скучать мне точно не придется!

***

— Мама, а, может, сначала все-таки тортик? — крутилась под ногами дочка, чьи глаза сейчас напоминали блюдца, по которым я сейчас в равномерных порциях рассортировывала знаковое, старинное, как Ирония судьбы новогоднее яство — оливье. — Ну, Новый Год же. У всех должны желания исполняться! — А у тебя ничего не слипнется? — грубоватый (даже слишком для девятилетнего мальчика) голос послышался где-то за спиной. — И так половину подарка схомячила! — А это я!.. — ох, судя по стремительно повышающемуся тону Марии, нового гладиаторского боя не избежать. Ну не могут хоть в честь праздники вести себя прилично! Нет, Настя! Видимо, взрослым девочкам подарки не полагаются. — Мама, ну ты где? Президент уже начался! — доносится голос Маши уже из зала. Придется идти. Хотя, чего я там не слышала? Сто лет бы не слышала еще. И не видела. Но надо. Банальные, пафосные, не имеющие ничего общего с реальностью речи, восторженные детские крики, с трудом открытая бутылка шампанского и наконец… Бам!.. Бам!.. Куранты. — Загадываем желания. Дедушка Мороз услышит и исполнит! — Дура, Деда Мороза не существует, — да, похоже, сынишка повзрослел слишком рано. Впрочем, мне кажется, таким он был всегда. Еще когда годовалый бутуз смотрел на меня серьезными, орехово-карими очами, которые унаследовал от отца — в отличии от дочки, которой от меня достался холодный, лазурно-серый цвет глаз… — А вот и существует. И он принесет мне под елочку новую куклу. Мам, а что ты загадала? — во все двадцать восемь — минус один спереди зуба улыбается мое солнышко, прыгая (ох ты, какая тяжелая) ко мне на коленки. — Чтобы вы поменьше огорчали маму, — насмешливо, но мягко отвечаю я, проводя рукой по мягким, золотистым волосам моей красавицы. Действительно, о чем я мечтаю? Так и не скажешь даже… Кажется, я оставила привычку загадывать желания лет с восьми, когда увидев на Деде Морозе отцовские тапки, убедилась в том, что оного не существует, а значит, Новогодние чудеса — тоже выдумка, как Русалочка или Фредди Крюгер. А может, попробовать поверить в сказку вновь? Только чего я хочу? Уши улавливали десятый удар курантов, а в голове всплывает дикая, абсурдная и не идущая ни в какие вороты мысль. «Хочу, чтобы та странная девочка-фея ходила на пары». Да. Загадала. Не верила во всю это чушь — не следовало и начинать. Из динамиков теле-ящика загремел гимн, и детишки на законных основаниях принялись уничтожать содержимое праздничного стола. Выборочно — как они умеют. По крайней мере, хитрюга-дочка, свято верящая в то, что, если попробует по ложке каждого из салатов, получит заслуженный кусок торта. С Мироном же проблем никогда не возникало — разве что в гостях мне иногда доводилось краснеть, убеждая гостей в том, что не морю его голодом. — Ну все. Теперь можно ждать Деда Мороза, — выполнив свой план по наполнению желудка, решительно заключила дочка, усаживаясь на диван. — С куклой! — Нет уж! Если ждать, то только с новым планшетом, как у Даньки. Но он все равно не придет, — вздохнул сынок, присаживаясь рядом. Да, с Дедом Морозом — неплохая идея. Но не мне же наряжаться. В таких случаях эта святая обязанность лежит на отцах (разве что в сапогах, а не в тапках). Нет, у моих деток есть отец. Правда, к сожалению, лишь юридически. Да и фактически. Ежемесячно напоминают какие-никакие, но суммы, приходящие на лицевой счет карты — в знак выражения любви к детям. Кого я обманываю? Какая любовь — так, попытка откупиться от государства и от меня, искупить вину за данное много лет назад обещание: «любить меня в горе и в радости, в бедности и достатке». Нет, бедность наш союз за годы скитания по съемным квартирам выдержал, а вот рождение двоих детей… Нет, поначалу Лешка был рад, что у нас будет двойня. Точнее, нет — что среди этих двоих будет долгожданный мальчик. Только бессонные ночи и переезд моей мамы стали тем самым айсбергом, который, в конце концов, пустил наш «Титаник» под воду. Нет, за много лет жизни с матушкой я привыкла к ее навязчивой, вездесущей заботе и даже научилась ее ценить, но моего благоверного хватило ненадолго… Пресловутая «другая» образовалась на горизонте удивительно быстро. После того, как я со скандалом выгнала его из квартиры, мы встречались лишь пару раз, чему я несказанно рада, особенно после фразы, сказанной вкупе со взглядом опущенным в пол: — Прости, Насть. Думаю, если бы ты родила одного, все было бы иначе… Тогда все точно было кончено. Уже позже, много раз прокручивая его слова в голове, я нашла в них крупицу истины. Но видеть его я больше не могла, да и он не горел желанием встречаться с детьми. Последующие романы не заканчивались хэппи-эндом. Да, не жалуют у нас женщин с ребенком — а уж с двумя… Впрочем, и не надо. Все равно я знаю, что никакие особи мужского пола не заменят мне два моих маленьких счастья — таких вредных, абсолютно разных, но счастья. Которые, кажется, опять затеяли драку. — Мам, ну скажи ему, что чудеса существуют! — отчаянно доказывала Машка, тыкая брата в бок. — Нет, а ты докажи. Ты хоть раз видела призрака или того же Деда Мороза вживую? — Мам! — Успокойтесь, дети, — да, трудно убедить в чем-то кого-то, когда сама уже ни во что не веришь. Даже в рост рубля на мировом рынке. В это чудо я перестала верить еще в девяносто восьмом. — Конечно, существует, — улыбнувшись, как можно шире, я притянула детей к себе, заключая их в крепкие примирительные объятия. «Конечно» — звучит в голове, а сознание уже рисует знакомый образ. Чудеса бывают. И мое желание обязательно исполнится. Тем более, что я ничего такого не загадала. Хотя… я действительно этого хочу. Необъяснимо, глупо и сильно…