Мой личный Апокалипсис

С великим трудом, не без помощи Анастасии Евгеньевны (кажется, она стала моим личным Ангелом-Хранителем) загрузив пакеты в багаж, я наконец устроилась на переднем сидении ее авто. Я не могла поверить в то, что произошло несколько минут назад. Нет, то, что эта в очередной раз «отлучится на пять минут за сигаретами» было вполне ожидаемо. Но почему я, не особо думая, села в машину не слишком хорошо знакомой преподавательницы, когда моя любимая девушка осталась стоять там, провожать нас почти ненавидящим взглядом? Самое удивительное, что сейчас меня больше волнует не предстоящий по возвращению домой явно нелегкий разговор с Кристиной, а то, что подумала или могла подумать про нас Анастасия. Впрочем, что она могла подумать. Сестра, подруга, кума по отцовской линии… Господи, кого я обманываю? Я прекрасно помню эти яростные, полные сопернической неприязни взгляды, которыми, будто копьями, пронзали друг друга эти двое. Стоп. Неужели она догадалась? Неужели она действительно что-то испытывает ко мне? Будто желая в одночасье получить ответ на свой так мучающий меня вопрос, я бросила жадный взгляд на сидящую рядом женщину, то и дело озирающуюся по сторонам. — Этот же вроде подъезд? — ах да. Кажется, я совсем забыла о насущном. Точнее, о доме. Доме, в котором меня ждет злая, как черт, Кристина и очередной скандал, в котором окажусь виновата я, я и только я. Как же все надоело! Как же не хочется уходить… А она смотрит на меня — растерянно, вопросительно. Правильно. Пора идти. И так уже «заездилась». «Заобщалась» с человеком, у которого и так, наверное, полно дел. — Спасибо вам, Анастасия Евгеньевна. Что бы я без вас делала! — сердечно поблагодарила я, снова залюбовавшись женщиной. Какая же она красивая! Чего стоят высокие утонченные скулы, делающие ее похожей на аристократку или герцогиню; большие, выразительные, будто всегда удивленные чему-то, глаза; широкий лоб, слегка прикрываемый косой, уходящей набок волнистой челкой удивительного шоколадно-бордового цвета. Наверное, мягких на ощупь волос — если осмелиться и окунуть в них руку. — Не за что, Май, — такой же мягкий, хрипловатый голос вывел меня из сладких дум. — Мне не трудно, — теплая улыбка, появившаяся на ее лице, делает его еще краше. — Кстати. Может быть, я помогу тебе донести пакеты? А то там продуктов на две войны. — Ну, я же сама набрала эти войны, — улыбаюсь я, открывая дверь машины. — Мне и отвечать. И так Вас напрягла уже больше некуда, — честно говоря, я была бы очень рада, если бы эта удивительная женщина помогла мне снова. Если бы побыла со мной еще чуть-чуть… Ответом мне послужил смущенный смешок. И вот мы, честно разделив на двоих мою тяжкую ношу, движемся по направлению моей квартиры. Я не иду, нет — лечу на крыльях счастья по лестнице знакомого подъезда, кажущегося изумительно чистым и светлым — как никогда ранее. Быть может эта женщина, идущая рядом, сама излучает собой свет? Наконец, мы останавливаемся на третьем этаже у знакомой железной двери. Странно, почему я никогда раньше не замечала, какая она убогая и замызганная? Воистину, эта женщина открывает мне глаза на вещи, на которые я не обращала внимания ранее. И от этого становится неловко. А уж от мысли, какой, мягко говоря, беспорядок царит у нас дома, хочется и вовсе провалиться сквозь землю… Стоп! А мне нужно будет пригласить ее домой? Наверное, радушной хозяйке следовало поступить именно так. Да что там! Я хочу этого! Я не могла об этом и мечтать! Но как же быть? Тем более, что там… Кешка! Кешка!!! Не Дай Бог она соврала и оставила его одного. Блядь! Ключи буквально выпрыгивают из дрогнувших рук, с мелодичным звуком ударяясь о каменный пол лестничной клетки. Мои пальцы касаются холодной связки чуть раньше, чем я чувствую тепло, накрывшее мою ладонь океанами знакомых волшебных мурашек… Отразившихся и накрывших лазурно-серой волной растерянных, по-детски удивленных глаз напротив… Мир замер и разделился на части. Надвое. Отныне у нас был свой мир — незримый, хрупкий и едва ли существующий. Но он существовал — или мне просто хотелось верить в то, что женщина, в упор смотрящая мне в глаза, чувствует то же самое? — Ваша гуманитарная программа все-таки осуществляется на дому? — знакомый дерзкий и весьма недовольный голос безжалостно разрушил нашу едва воцарившуюся идиллию. Передо мной собственной персоной стояла Кристина, скрестив руки и явно ожидая объяснений. Будто сама распиналась что-то объяснять мне, возвращаясь после очередных блядок в восемь утра? Стоп. Причем здесь это?! Что-то упорно подсказывало, что причем. Наверное, холод, который теперь окружал со всех сторон мою ладонь, освобожденную из плена отпрянувшей преподавательницы, бросающей на девушку недобрые ледяные, словно бетонный пол подъезда, взгляды. — Скорее, до дома, — небрежно бросила, скорее, прорычала Анастасия Евгеньевна, резким уверенным движением передавая пакет Кристе и поворачиваясь ко мне. — Ну чем могла, помогла. Удачи, Майя, — мне показалось, или в ее глазах мелькнули оттенки грусти, сожаления? — До свидания, — мне оставалось лишь проводить удаляющуюся женщину таким же невеселым обреченным взглядом, наконец, обращая раздосадованный и злой взор на Кристю. Вот умеет же все испортить! Впрочем, за это время ей так удалось испоганить мою жизнь, что я уже привыкла… Но почему именно сейчас?! Что подумает Анастасия Евгеньевна? Впрочем, что-то подсказывает мне, что она и так все поняла — и это самое страшное. — Расскажешь мне, что это было? — тоном строгой начальницы, вызвавшей на ковер провинившегося сотрудника, спросила она, совместно со мной проходя вглубь наконец-то открытой квартиры. — Моя преподавательница, — пожав плечами, как можно более невозмутимо произнесла я, затаскивая в квартиру один из тяжеленных пакетов. — Она предложила мне помочь, я не стала отказываться, — я практически не испытывала мук совести — ведь я говорила правду и только правду. А подробности ей знать необязательно — тем более, что это только мои догадки. И в реальности такое вряд ли возможно. — Ну-ну, — хмыкнула возлюбленная, снимая сапоги. — Ну у вас и преподаватели. Не то, что этот старый козел, который не хотел ставить мне зачет, потому что моя юбка недостаточно мини. Май, да клеит она тебя открытым текстом! — в сердцах, будто и впрямь ревновала, воскликнула она, угрожающе встав напротив. Карие глаза сузились в недобрую коварную щелку. — Странно, почему ты на это ведешься? Что, нашла рыбу пожирнее? Новая великая любовь? Конечно, куда уж нам? Без тачек крутых и степеней научных? — Да какая любовь? — вспылила я, неожиданно покрываясь алой смущенной краской. — Какие тачки? — с крутой тачкой она загнула, конечно. Ведь она довольно посредственна, — настолько насколько я разбираюсь в тачках. — Крис, она просто очень добрая женщина. Не надо ничего придумывать! — Вы че разбушевалися?! — появление невысокой пожилой женщины — божьего одуванчика встало на пути выяснения наших отношений. — Мало того, что шляетесь неизвестно где, так еще и орете так, что мертвого разбудить можно, не то, что ребенка! Кеша только что уснул! — Вот вы этой скажите, чтоб не шлялась, — зло выплюнула Кристина, вдовесок добив меня ненавидящим, острым, словно нож, взглядом. — Кто бы говорил!.. — зло прошипела я, обращаясь к женщине. — Спасибо Вам, Клавдия Семеновна. — Когда это «спасибо» можно было бы в карман положить. Прошмандовки, — уже тише добавила старушка, почапав к двери. — Бедный ребенок… — И вам до свидания, — крикнула вслед Кристина. Хорошо, что у меня хватило сообразительности сказать, что она — моя двоюродная сестра, приехавшая из Новосибирска. Иначе бы о нашем нетрадиционном союзе давно знал весь дом. Впрочем, скандалы, неоднократно становившиеся достоянием общественности, отводили от нас всякие подозрения, заставляя ее поверить в то, что здесь живут скорее две заклятые врагини, нежели влюбленные. А впрочем, мы никогда и не были ими. Скорее, это я когда-то хотела в это верить. Теперь уже даже не хочу. Я неожиданно поймала себя на мысли, что мне плевать на то, что я увидела очередной засос на ее шее. Точнее, на того, кто поставил ей его — Колька с шестого или Антипов с первого подъезда. И что кроме нее на свете много красивых замечательных женщин. Например, Анастасия… Блять! Только не она! Хватило мне одной безответной затянувшейся на долгие годы любви! Та, что сулит на горизонте неярким, но манящим маяком ничем не лучше — ведь, в отличие от Кристины, преподавательница, кандидат исторических наук вряд ли согласится делить со мной квадратные метры… Ох, как же тяжело быть лесбиянкой… — На самом деле, это даже хорошо, — неожиданно сменила гнев на милость Кристина, выкладывая содержимое из пакетов. — Я надеюсь, что хотя бы половину из всего этого, — она взяла в руки два длинных ароматных батона, — она купила на свои деньги? — Крис, в отличие от тебя, у меня есть совесть, — вздохнула я, помогая ей в этом нелегком мероприятии. — Ага. Совесть есть, зато жрать нечего, — заключила она, откладывая продукты и неэлегантно плюхаясь на стул. — Нет, это надо как-то использовать! — Что использовать? — насторожилась я, присаживаясь рядом. — Ну эту ее… симпатию, любовь. Как хочешь! Если такая рыбка сама хочет на крючок — надо ж ей помочь! — чертики, пляшущие веселый полонез в глазах подруги, заранее гарантировали мне нервный срыв. — А наживка у нас уже есть! — Кристя! Ты с ума сошла?! — мой крик, словно клинок в вражеское тело, пронзивший дом с первого до последнего этажа, не прошел бесследно — детский плач, раздавшийся из комнаты, заставил меня серьезно пожалеть о собственной несдержанности. Но разве с ней можно по-другому? — Вот. Дооралась. Истеричка! Иди, успокаивай. — А почему это я? Ты же мать! — Да. Тогда пусть орет, — вальяжно развалившись на стуле и скрестив руки на груди, вещала она. Слава Богу, без сигареты — и так я никак не могу убедить ее в том, что табачный дым вреден для нее и ребенка и, значит, курить предпочтительнее на балконе. А лучше бы вообще не курить. Испустив тяжелый вздох, я после минуты горьких младенческих рыданий поняла, что у меня нет другого выхода. Наградив девушку новым насупленным взглядом, я все-таки направилась к ребенку. Как же я тебя ненавижу! Интересно, а что задумала эта расчетливая циничная дрянь? Нет. В любом случае — у нее ничего не выйдет! До Анастасии Евгеньевны ей точно не добраться. Не позволю! Да и как у нее получится? Запала! Придумала тоже… Ох, как бы я хотела, чтобы это было правдой. Но, скорее всего, это просто акт милосердия доброго человека. А то, что было на лестнице… Вид красного, как рак, разрывающегося от рыданий, ребенка вывел меня из раздумий. Подгузник, конечно, полный. Ну, мамаша! Господи, как же все достало! Впрочем, я отчего-то верю — моя жизнь изменится к лучшему. Раз на моем пути встретилась такая замечательная женщина — значит, все действительно может быть хорошо…