Шепотом

      Гермиона закрывает глаза и глубоко вдыхает воздух, пропитанный солью.       Ноги лижет морская пена и волны, любимая юбка безнадежно вымочена; он обязательно будет ворчать, что нельзя простужаться, нельзя ходить в мокрой одежде в ветреную погоду.       На это всё ей решительно плевать.       И когда только он успел стать таким заботливым?       Стоя по щиколотки в воде, под солёными брызгами, Гермиона не торопится открывать глаза.       Она должна быть спокойна теперь…       Она обязана.       Она обещала.       Воспоминания всплывают сами собой, серые, как океан, солёные, как слезы, теплые, как нагретый английским солнцем песок.       В этой части страны очень мало солнца.       Но в другом месте ей станет хуже.       — Я увезу тебя отсюда, Грейнджер. Только потерпи немного. Мы построим дом на берегу океана, ты сможешь дышать полной грудью. Там не будет ни одного упоминания о мэноре.       Все ещё бьёт мелкая дрожь, несмотря на стальные объятия и тепло тела, мягкость одеяла. Его голос успокаивает, как шум волн.       Уносит очередной ночной кошмар, высушивает слезы и смахивает прядь со лба.       — Спасибо. Спасибо, — шепчет Гермиона и, теснее прижимаясь к его груди, засыпает.       Их дом, конечно же, намного больше, чем коттедж Ракушка. Богаче и солнечней. Драко построил его в рекордно короткие сроки, несмотря на протесты матери.       Их дом.       Дом.       Большой, просторный, светлый.       И ей правда легче.       И когда только он успел стать таким заботливым?       Когда привел её сюда, и перенес через порог, так по-маггловски, легко, просто не задумываясь о том, что скажут люди, земля не разверзлась, гром не грянул среди синего неба — и кровь у неё не грязная, и он не святой, хоть и чистокровный.       Когда шокировал всех её друзей заявлением о помолвке. Да что там друзей? Весь Лондон!       Когда не смог больше выносить ее слез от того, как город и поместье душат её, как гаснет её взгляд.       Колдомедики назвали это послевоенным синдромом. Посттравматическим… Слово-то какое, язык сломаешь.       Грейнджер закрывает глаза и глубоко вдыхает пропитанный насквозь, солёный воздух.       Она должна быть спокойна теперь…       Она обязана.       Она обещала.       — Пойдём в дом, я чай приготовил.       Вздрагивает, открывает глаза и смотрит в любимые глаза — серые, как океан. Смотрит и не может насмотреться. Тонет и не может решить: плыть или сдаваться течению.       Любит.       Нужна.       — Пойдём.       Невесомый поцелуй в уголок губ, провести по линии скул, очертить подбородок и улыбнуться.       Если бы ей пару лет назад сказали, что Драко Малфой будет готовить ей чай, она бы как минимум послала к черту, как максимум… В общем, никто и представить не мог.       Если бы Малфою сказали, что он будет жить на берегу океана с Грейнджер, что она будет без пяти минут его женой и матерью его детей… Тому человеку было бы очень плохо. Ну не Авадой, так Ступефаем приложил бы точно.       Жизнь — странная штука.       И серые, как океан, глаза могут найти в толпе знакомую фигуру.       И героиня войны будет искать утешения у амнистированного, бывшего пожирателя смерти.