Натурщик с глазами цвета весны

На последней паре наш учитель вежливо напомнил нам словами: «ну что, олухи, у вас чуть больше двух месяцев до сдачи дипломной работы», что нас ждёт пиздец, а сроки-то поджимают. Честно говоря, я уже очень давно придумал что именно и как я буду рисовать, но проблема заключалась вот в чем — мой бывший натурщик послал меня куда подальше, поэтому все время, пока я ехал в метро, я думал вообще не о тексте песни, которая играла у меня в наушниках, а о том, что мне очень срочно нужен натурщик. Да-да, именно натурщик, а не натурщица. С женской анатомией у меня все так же плохо, как и с физикой. Наверно, это работает на подсознательном уровне. Ещё у него должна быть простая внешность, но с чем-то особенным, но не слишком сложным «особенным». Но даже если и сократить отбор до «просто парень», то в моем окружении это только Майки, но он в другом городе, так что боюсь, что этот вариант отпадает. Прокручивая всевозможные варианты, я смогу вспомнить только… Фрэнка. Он достаточно хороший вариант: парень, простая внешность, но симпатичный, много татуировок, свободный, так что никто не будет врываться во время процесса рисования и орать на меня, ревнуя своего бойфрэнда. Да и Айеро должен прийти сегодня после занятий, потому что у него что-то вроде врача. Я точно не знаю, потому что когда говорила об этом Лиза, я пропустил первую часть мимо ушей, но как только услышал «Фрэнк» и «не придет потому что…», то пришлось восстанавливать все другие слова, чтобы понять причину. Получилось скверно, если честно. Но мне его более поздний приход, о котором я благополучно забыл, был довольно полезен, потому что гораздо больше времени продумать как именно я буду выпрашивать у него попозировать мне полуголым. Пребывая в своих мыслях, я даже и не заметил как дошел до художки. Сразу после звонка колокольчиков, послышался голос Лизы, которая приветствовала меня. Она мило улыбалась, периодически открывая и закрывая рот, стараясь подобрать слова. Я же просто молча ушел в раздевалку. Меня пугает такое неоднозначное поведение девушек по отношению ко мне, потому что обычно очень неловко объяснять почему именно ты не будешь с ней встречаться. Не то, чтобы я строил из себя альфа-самца, но почему-то именно ко мне тянуло многих девушек со школы или университета. Выходя из гардеробной, я увидел Лизу, которая по-прежнему сияла и начала свой лепет про занятие, из которого я отрывками услышал лишь «…Эллисон сегодня не будет, она заболела», потом глупый смешок, неуместная шутка и что-то ещё, наверно. Не то, чтобы я не хотел иметь ничего общего с ней, просто не хотелось давать ей надежду хоть на что-то. Но зато я смогу расспросить про Фрэнка, потому что мне было действительно интересно какая именно у него причина. Лиза лишь сухо ответила, что у Фрэнка запись к врачу. Подозрительно и в случае Фрэнка на правду совсем не похоже. Серьёзно, он пропустил пьянку из-за художки, а тут не пропускает из-за врача? Странно. Итак, у меня чуть больше, чем 2,5 часа на то, чтобы продумать свою фееричную речь, которая должна звучать не пошло и уж тем более не пугающе, потому что если я его спугну, то придется искать референсы в интернете, а это себя не уважать. Или того хуже, рисовать собственного брата. Я пытался выжать из себя хоть что-то, но в голову не лезло ничего годного, кроме «Фрэнк, мне нужно, чтобы ты по два часа в неделю приходил ко мне, раздевался и стоял в одной позе». Что-то в голове мне подсказало, что он должен понять меня, как художник художника, но стыд все равно терзал меня внутри. Занятие на этот раз шло мучительно долго. Мне не хватало общения с Фрэнком, шуток. Почему-то девушки из моей группы не особо-то разговорчивы со мной. Между собой, конечно, они постоянно переговариваются, но во мне видят только учителя, но никак не друга. А Фрэнк…он другой. Я не чувствую себя каким-то особенным рядом с ним. Он относится ко мне как к другу и это не может не радовать. Потому что больше всего на свете я не люблю сильный контраст между учителем и учеником, наверно, именно поэтому я всегда мечтал работать с подростками, но никак не с детьми. В подростке ты сможешь найти друга или интересную личность, которую можно будет нагло перенести на своего персонажа для комикса. А дети… дети шумные, чрезмерно энергичные, вечно болтают о всякой фигне и уж тем более не относятся серьёзно к рисованию. Они находятся на том этапе, когда ещё не понимают, что если они останутся ещё на несколько лет в художке, то потом уже никогда не смогут думать ни о чем другом, кроме как искусства. А вот подростки серьёзно настроены на поступление, они знают, что они здесь делают. Ну, как минимум, большая часть… Из моих мыслей меня вытащила Лиза, которая нежно дёргала меня за рукав моей серой толстовки. Она смотрела на меня своими большими инфантильными глазами цвета лазурного океана, периодически отводя глаз в сторону. Щеки пылали, а она не могла подобрать слова. В итоге, я услышал от нее неразборчивое «давай выйдем в коридор», и мы покинули мастерскую. Она опять же долго мялась, не могла подобрать слова, но если сложить все воедино, то получилось что похожее на: — Джерард, мне нужно будет уходить после этого занятия, — она сделала глубокий вдох, ещё гуще покраснела, но всё-таки продолжила монолог. — Можешь, пожалуйста, встретить Фрэнка сам? Просто мне очень нуж… — Нет проблем, расслабься. Я согласился. Легко и просто. Потому что если не будет лишних ушей, то мне будет гораздо проще поговорить с Фрэнком насчёт моей дипломной работы, да и расспросить про настоящую причину его позднего прихода. Я засел с книгой в соседней пустой мастерской. Сидя рядом с окном, я заметил, как началась метель. Тысячи снежных пылинок, гонимые ветром, кружили в воздухе. Лучше всего их было видно на фоне света от стареньких фонарей, которые включили ещё до моего прихода. Люди смотрелись со стороны забавно. Все укутанные в несколько слоев тучной одежды, обмотанные шарфом, с натянутой до самых бровей шапкой, а волосы почти полностью белёсые из-за снега. Я представил насколько там холодно и на мгновение почувствовал, как будто тысячи снежинок колят морозом мне щеки. Я укутался сильнее в свой полосатый шарф и даже накинул капюшон от своего худи, вновь погружаясь в книгу. Пока мои ученики терзают красками бумагу, я могу спокойно почитать или подумать о чем-то. Это круто, но я только сейчас додумался взять с собой книгу для этой цели, а раньше мне приходилось вести диалог с другими учителями, которые тоже выходили в коридор от скуки. Но сейчас мне было уютно. Так размеренно и прошло занятие. Люди начали покидать здание художественной школы. Раздевалка начала заполняться детьми. С каждой минутой становилось все громче и громче. Я понял, что момент серьезного разговора с Фрэнком уже дышит мне в спину, когда со мной попрощался последний из учителей, а Лиза побежала в сторону многочисленных вешалок для учителей, а точнее, для их верхней одежды. Она быстро надела свое пальто, замоталась потеплее шарфом, а потом в последний раз побежала к зеркалу, поправила помаду и вышла за дверь. Колокольчики над дверью зазвенели, оповещая об ушедшей Лизе. Ну все. Теперь целое здание художественной школы только в моем распоряжении. Я бросил взгляд на часы. Было ровно семь, а это значит, что Фрэнк уже должен был прийти. Он всегда был первым, кто приходит. Один раз даже пришел на пятнадцать минут раньше, и мы пили чай, дожидаясь остальных. Но сейчас он опаздывал по своим меркам. Я сел за компьютерный стол Лизы, дожидаясь последнего на сегодня ученика. Но по-прежнему никого не было. Мне кажется, что я начал уже проваливаться в сон, откинувшись на спинку стула, когда услышал звон колокольчиков. На пороге стоял Фрэнк. Замёрзший, с белыми из-за снега волосами, курткой и ботинками, но контрастными замерзшими розовыми щеками. Он улыбался, протягивая мне свой пропускной. — Привет, — сказал я, ставя печать на небольшом буклетике о посещении, а потом перевернул его к нему, чтобы он расписался. — Привет, — ответил он, продолжая улыбаться. Он забрал свой пропускной и пошел в раздевалку, крепко сжимая в руке литровый термос. Я же в свою очередь направился в мастерскую, которая уже стала мне как вторым домом. Чуть поправив натюрморт, мольберт и стул, я посмотрел на часы. Было уже пятнадцать минут восьмого. Фрэнк зашёл и шумно бросил свой портфель на ближайший стул. Он был в нечто похожем на школьную форму: белая рубашка, красный галстук, черные джинсы и, о боже мой, розовый ремень. Он все ещё улыбался, его накрашенные черным карандашом глаза светились. Он разместился за мольбертом, сделал глоток из термоса и ожидающе посмотрел на меня. Я подошёл к нему, поставил руки на спинку стула по обе стороны от Фрэнка и чуть наклонился к юноше. — Так, ну, по классике начинаем с края стола и образного прямоугольника, в который ты должен поместить все предметы и, — я выпалил это на одном дыхании, так что в последущую секунду сделал жадный глоток воздуха. — И… Твою мать, Фрэнк, от тебя водкой пахнет! Ты нажратым в художку пришел? Меня почему-то очень повеселил этот факт. Я сказал это не со злостью, а больше с надменной усмешкой, понимая, что в этот раз он всё-таки пропустил художку из-за тусовки с алкоголем. Ну, Фрэнк Айеро, у врача, значится, был? — Мы отмечали! — выпалил Фрэнк, почти смеясь. — И что же вы такого отмечали? — спросил я, поднимая одну бровь. Фрэнк молча сначала расслабил свой красный галстук. Сделав шумный вдох, в котором ты всегда нуждаешься, как только твой галстук перестает душить тебя, он потянулся своими татуированными руками к пуговицам. Одна, вторая… Я до конца не понимал, что он делает, но всё равно не стал его останавливать. Азарт досмотреть до конца играл по венам, бешено гоняя кровь. Расстегнув рубашку наполовину, он развел ее края в сторону, открывая мне обзор на…охрененную, мать твою, татуировку. Огонёк с подписью «HOPE». Очень аккуратные и тонкие линии. — Нравится? — спросил Фрэнк с самодовольной улыбкой. Я молча кивнул. — Мы сегодня перебивали. Раньше это был ужаснейший партак, но один очень хороший мастер перебил мне ее на эту прелесть. Я ради него даже художку пропустил! Ну, думаю, ты заметил. Со школы на электричку, полчаса езды, там ещё на сеансе около двух, и вот, я здесь! Фрэнк сейчас был самозваный и, наверно, самый счастливый на планете. Он светился, рассказывая про новую татуировку. Видимо, для него это действительно нечто большее, чем просто вечные рисунки на теле, ведь ради них он далее терпел огромную боль. Ну, мне так кажется. — Боюсь спросить, что у тебя там было раньше, — сказал я, слегка ухмыляясь. Пока я размышлял, Фрэнк уже успел застегнуть рубашку и даже повернуться лицом к мольберту. Я приземлился за соседний стул, наблюдая за его работой. — Да ничего такого, — Фрэнк начал улыбаться. — Всё та же надпись и огонёк, просто не особо ровный контур. Зато теперь раздеваться не стыдно! — И перед кем же ты собрался раздеваться? — я сглупил. Просто задал вопрос, который сидел у меня в голове и просился наружу. Я надеялся, что Фрэнк сейчас отшутится. — Ну, — сделал он небольшую паузу, а я старался сделать максимально беспалевный вид, чтобы Айеро не подумал, что выбил меня из колеи. — Найдется же кто-то. В следующую же секунду Фрэнк развернулся обратно к своему мольберту, а я просто отвёл взгляд и продолжил читать. Забавно, но мы с ним знакомы совсем недавно, но я уже чувствую себя рядом с ним комфортно. Почему-то я работал здесь относительно недолго, но уже привязался к нему, да и вообще не могу воспринимать его как ученика, а не как друга. Наверно, так не должно быть. Но сейчас, когда здесь абсолютно пустая художка, мы можем разговаривать о чем угодно, забывая о всякой формальности. Фрэнк периодически потягивал напиток из термоса, из которого исходил запах спирта и сладкой содовой. С каждым глотком взгляд у него все сильнее и сильнее становился мутным, а карандаш делал очень медленные штрихи, что стало немного портить работу. Наверно, зарисовался. Я встал сзади него, перемещая взгляд то на работу Фрэнка, то на сам натюрморт. И так несколько раз до тех пор, пока не был полностью уверен в том, что именно стоит исправить. Фрэнк откинулся на спинку стула, взял термос и резким движением опустошил его полностью. — Вставай, посмотрим на твою работу с дальнего расстояния, — закончив фразу, я сделал пару шагов и облокотился спиной на стену, продолжая сверлить работу взглядом. Фрэнк отодвинулся от мольберта и встал. Он успел сделать пару неуверенных шагов с заплетающимся от алкоголя ногами, но потом полетел куда-то вниз. Я чудом успел его поймать, удерживая под руки. На лице Фрэнка горел хмельной румянец, волосы растрепаны прежде обычного, глаза слегка прикрытыми навесом густых ресниц, а глаза блестят. Да, именно таким я хочу видеть его на своем холсте. — Прости…те, — договорив, он попытался встать, держась за мое предплечье. — Чёрт, голова кружится и…спать хочется. Он улыбался. Абсолютно беззаботно, но немного стыдясь своего положения. Ох, Фрэнк, мой милый Фрэнк. По его довольной лыбе видно, что он не впервые сталкивается с чувством сильного хмеля. Фрэнк всегда такой. Неуклюже-самодовольный. Как-то он мог совмещать в себе и первое и второе, что не могло ни удивлять. — Возьмись крепче за меня. После своей добровольно-принудительной команды я постарался как можно удобнее взять Фрэнка и перетащить к окну. Обычно, на свежем воздухе трезвеют, да и голова с тошнотой должны пройти. Мне, во всяком случае, помогает. На вид Фрэнк всё-таки был легче, чем оказалось. Тащить пьяного подростка оказалось проблематично, потому что если он путался в своих двух ногах, то нам ничего не мешало запутаться и в наших четырёх. Уронить его явно не хотелось. Доковыляв до окна, я приложил всё оставшиеся силы на то, чтобы усадить его на подоконник. Мне хватило нескольких секунд чтобы отдышаться, и я сразу же потянулся открывать окна. Не успел я повернуться, как застал юношу с сигаретой в зубах. — Не-а, — я театрально помахал указательным пальцем перед его носом и забрал сигарету. — Тебе нельзя, если хочешь протрезветь. А мне можно. Я трезвый. Зажав сигарету, которая ранее была у Фрэнка, я щёлкнул зажигалкой и закурил. Первая, самая сладкая затяжка. Делаю сразу глубокую, позже выдыхая слишком большое облако дыма. Я опёрся локтями на подоконник, на котором сейчас сидит Фрэнк, и высунулся наполовину из одного из открытых окон. Возле второго сидел Фрэнк, который с завистью смотрел на его сигарету. В очередной раз поймав его взгляд, я ему напомнил, что если он хочет хоть немного протрезветь, то вдыхать нужно воздух, а не никотиновый дым. Тот лишь наигранно выпячивал нижнюю губу, а потом расплывался в улыбке. Я выкинул ненужный фильтр куда-то за окно, скорее всего, он попал в сад, что весной цвёл под окнами. Я остался всё в том же положении, опираясь на локти, но теперь я уже смотрел на Фрэнка, а спиной был повернут к окну, которое по-прежнему было открыто. Фрэнк, смотрел куда-то в темную даль. — Тебе лучше? — поинтересовался я, продолжая откровенно пялиться на Айеро. Он слегка мотнул головой, жестом показывая, что мой способ помогает. Я предложил ему пересесть туда, где раньше я курил, а я в свою очередь закрыл бы большое окно по середине, чтобы мы оба не простыли. Я маячил перед Фрэнком, а он не сводил с меня свой изучающий, внимательный взгляд. Который, к слову, уже немного прояснился. Раздался свист метели, когда я закрыл окно. — Джерард? — Фрэнк кусал, облизывал, поджимал губы. Нервничает. Я обернулся на голос. Фрэнк сидел, гордо задрав голову назад. Я сделал неуверенный шаг к нему. Он положил свои руки на мой шарф, то поправляя, то просто бессмысленно перебирая его в своих татуированных руках. Он сидел прямо, в последний момент поднимая свой взгляд на меня. Я смотрел на Фрэнка и был слишком им увлечён, а поэтому даже сначала и не понял кто или что заставило меня потерять равновесие, я лишь почувствовал как начал падать. Руки Фрэнка крепко держали меня за шарф, за который он и потянул меня. Я постарался не упасть, приземлив свои руки на подоконник. Я хотел возмутиться, потому что он только что чуть не убил меня, но подняв свой взгляд вверх, я встретился с глазами Фрэнка, который все ещё смотрел на меня. Он тяжело дышал, глаза бегали по моему лицу, руки немного тряслись, но при этом его надменная, самодовольная улыбка не сходила с лица. Я понял что происходит лишь тогда, когда почувствовал ещё один резкий толчок со стороны Фрэнка. Он притянул меня за мой полосатый шарф, намотав его на свою кисть, зажимая в кулак. Я почувствовал его губы, которые настойчивыми действиями требовали от меня ответа на поцелуй. Губы Фрэнка все ещё хранили вкус водки и содовой, который смешался с недавно выпитым мною кофе. То, что я кусал сегодня губы из-за того, что нервничал, сыграло со мной злую шутку — к букету вкусов добавился ещё и солоноватый привкус крови. Его руки перешли на мою шею ровно в тот момент, когда я решил углубить поцелуй, проводя языком по нижней губе. В комнате было слишком тихо и пусто, поэтому она вскоре наполнилась звуками нашего сбитого дыхания. Хотелось раствориться в нем, забыть обо всех проблемах, но… «Чёрт. Что я делаю?» Я резко отпрянул от него, когда до моего затуманенного мозга наконец-то дошло, что происходит. Я целую своего ученика. Которой в добавок ещё и пьяный. Накатила новая волна эмоций — стыд, который быстро и уверенно затмевал собою страсть. Так стыдно мне ещё не было. — Не надо делать то, о чём пожалеешь, когда протрезвеешь, — я поймал мало понимающий взгляд Айеро, который вопросительно вскинул бровь. — А если не пожалею? Я постоял несколько секунд, кусая губу, не понимая что ему должен сейчас ответить. Стыдно. — Закрывай окно и по тону ещё набери бутылку*, слишком светлая, — отрезал я и скрылся за дверьми мастерской, направляясь в туалет. Стыдно. Быстрыми кадрами перед глазами пролетели ещё свежие события, которые я, казалось, всё ещё чувствовал на губах. Стыдно. Руки тряслись. Мой взгляд направлен в раковину, в которой скрывалась вода. Содовая. Водка. Губы. Терпкий кофе. Стыдно.

С т ы д н о.

. До конца занятия я больше не подходил к Айеро.