***
Я проснулся в четыре утра. Один и тот же сон: Фрэнк, совсем потерявший стыд, запах спирта и содовой, терпкий кофе. Пот стекал с меня маленькими капельками. Я уже привык, потому что по-другому уже давно не было, да и казалось, что быть не должно. Это была рутина, которая прогрессировала с каждым днём. Все раньше и раньше я просыпался в холодном поту и ужасе, а дальше – последовательность хорошо изученных действий: глотнуть прохладной содовой с подоконника, покурить, заварить кофе и не уснуть до следующей ночи. Время летело слишком быстро. Я кинул взгляд на календарь. Сегодня нужно заговорить с Фрэнком про мой диплом и получить отказ, чтобы уже со спокойной душой искать другого желающего, если таковой найдется. Но что мне ему сказать? Да и как говорить, если сердце изнутри жжёт стыд и страх отказа, подпитанные желанием? Боже, во что я вляпался? Нормальные люди сейчас спят, а не размышляют о том, что им делать. Весь мой поток уже суетился вовсю, рисуя диплом, черкая на скучных парах многочисленные наброски. Пару человек уже подходили просить у меня критики или просто объяснить анатомию, и почему ключицы не выглядят как две палки, между которыми расположилась ямочка. Многие также бегали к учителям, чтобы попросить совета или доложить о процессе. Когда спрашивали у меня, то я говорил, что просто не хочу открыть всех тузов, но на самом деле у меня не было даже и четверти выполненной работы.***
Я вновь ехал в метро, продумывая то, что скоро должен буду сказать Фрэнку. Наверное, у меня дежавю. В прошлый раз всё прошло не очень хорошо, но как говорится: «Первый блин комом». К сожалению, по алгебре у меня была вымученная четвёрка, так что сейчас я не надеялся на свои умения считать. В прошлый раз поговорить с ним было бы гораздо легче, потому что у нас были хотя бы дружеские отношения, но сейчас же мы шарахаемся друг от друга, как только встречаемся взглядами. Единственное, что осталось прежним - это наша привычка курить после занятий. Я собирался воспользоваться этой возможностью, потому что это могло натолкнуть его на воспоминание, что могло сыграть мне на руку, и он мог бы быть более лояльным по отношению ко мне. Но Фрэнк слишком непредсказуем для того, чтобы продумывать всё наперёд. Возможно, это и привлекает меня в нём. Я опять тупо пялюсь на дверь в метро с надписью «Не прислоняться», опять не знаю что ему говорить. Это странно. Моя жизнь - чёртов день сурка. От этого становится смешно и грустно. Вскоре я слышу объявление своей станции, на которой уже стоило бы сделать пересадку. Осознавая, что момент разговора с Фрэнком настолько близко, мне стало ещё страшнее. Всего лишь через час я смогу встретиться с Фрэнком и опять играть в учителя и ученика, делая вид, что ничего не произошло. Я не мог отрицать того, что Фрэнк мог не помнить тот день, потому что был в стельку пьян. Так что, возможно, играл только один. И к сожалению это был я. Я вновь обнаружил себя на пороге здания, на двери у которого висят колокольчики, оповещающие о приходе каждого нового человека. Приветливая Лиза опять улыбнулась и поздоровалась со мной. Я лишь молча направился в раздевалку для учителей. Сейчас нет времени играть в дружелюбие прекрасных коллег. Я слишком занят своими мыслями. Слишком занят предвкушением того, что произойдёт после занятий. Я прекрасно понимал, что Фрэнк с лёгкостью мог отшить меня, но это было бы даже к лучшему, ведь тогда я потерял бы всякую надежду на дальнейшее общение с ним и после художественной школы, а точнее конца моей практике в ней, мы больше никогда не встретились. Так было бы лучше для нас обоих. А моей дипломной работой, которая сейчас продумана до мелочей, но, к сожалению, только на теории, стал бы один из многочисленных набросков Фрэнка, взятых из головы. Я даже не помню как прошло это занятие. Всё было словно в тумане: все те же лица, те же работы, те же натюрморты, помещение, слишком знакомый до боли в груди, подоконник. Я сидел в соседней мастерской, читая очередную книгу, поглощая страницу за страницей. В очередной раз, проходя мимо мастерской, в которой сидели мои подопечные, я заметил Фрэнка, по обыкновению рисующий в такой грациозной и эстетичной позе, что рука сама тянулась за карандашом, чтобы нарисовать это в очередной, наверное, тысячный раз. Именно поэтому я забыл зачем вышел из мастерской, в которой сидел ранее. Я зашёл в свою, якобы дать критику каждой работе, оставляя работу Фрэнка напоследок, прекрасно понимая, что сказать там особо нечего, потому что она была без изъянов. Я видел как Фрэнк с интригой смотрел на меня, когда я давал критику каждому ученику, и как загорелись его глаза, когда я начал приближаться к нему. Я наклонился к его работе, окинул взглядом, сказал, что всё хорошо и направился в дальний край мастерской, чтобы начать рисовать Фрэнка. Несколько сотен лёгких линий, которые постепенно складывались в фигуру Фрэнка, в его черты лица, которые уже успели мне полюбиться за этот недолгий срок, его еле видные из-под одежды татуировки. Всё это я рисовал уже не в первый раз и прекрасно понимал, как всё это должно выглядеть, но почему-то рисовать Фрэнка в тот момент, когда он не видит, доставляло мне особое удовольствие. Я почти закончил рисовать в тот момент, когда меня окликнула Лиза и попросила подойти, чтобы отметить людей, которые сегодня пришли на занятия. Я оставил свой скетчбук на стуле, который скромно стоял в углу мастерской, и направился к выходу, чтобы поговорить с ней. Уже возвращаясь обратно в мастерскую, я задержался в проходе, замечая то, с каким любопытством рассматривает Фрэнк мою новую работу, аккуратно перелистывает листы в моём скетчбуке. Его лицо обрело ухмылку. Я не стал заходить или говорить ему что-то. Пускай смотрит. Не рисую же я это «в стол»? Возможно, это лишь поможет мне сегодня договориться с ним. Я спрятался за дверь и досчитал до тридцати, а потом зашёл. Фрэнк уже сидел на своём месте, делая вид, что ничего не произошло.***
Я жду Фрэнка на перекур после занятий. Мои руки дрожали, дыхание сбивалось, а колени предательски подкашивались. Мне действительно было страшно впервые за долгое время, но я не уверен, что это был именно страх. Возможно, это было слишком большое предвкушение того, что сейчас произойдет. Колокольчики над дверью зазвенели, и я понял, что скорее всего это был Фрэнк, потому что все остальные уже успели покинуть здание. Темнело всё ещё рано, поэтому я стоял в полутьме, ожидая знакомую фигуру, которая вскоре встала возле меня. Светил слабый свет зажигалки и сигареты. Я сделал очень крепкую затяжку и выдохнул дым, понимая, что сейчас нужно говорить, иначе упущу свой последний шанс. - Мне нужен натурщик, - сказал я, сжимая глаза. Вот так. Сразу и в лоб. - Ты пьян? – последовало из темноты. Что? Он типо сейчас серьёзно? Поймав мой недоумевающий взгляд, Фрэнк продолжил: - Просто не надо делать то, о чем пожалеешь, когда протрезвеешь, - он выплюнул эту фразу, бросая тлеющий бычок мне в ноги, и резко развернулся, начиная устремляться прочь. Я схватил его за рукав. Это мой, блять, последний шанс, и я не могу его упустить. Фрэнк резко отдернул руку, бросая на меня полный ненависти и обиды взгляд. О да, он помнит то занятие. И, похоже, мои слова его сильно задели. Он стоял, гордо задрав голову, а я лишь поймал себя на мысли, что с таким выражением лица он выглядит ещё более привлекательно. - Пожалуйста… Он вертел головой в разные стороны, стараясь то ли сосредоточиться, чтобы все обдумать, то ли не видеть моего жалобного взгляда. Я уже не держал его за рукав, и ему ничего не мешало уйти, но он стоял, продолжая бегать глазами и нетерпеливо стучать ногой. - Только если в штанах, - выдал он, наконец-то смотря мне прямо в глазах. – В воскресенье мне будет удобно. С часу до десяти я свободен. Он все ещё надменно смотрел на меня, прекрасно понимая, что сейчас только он диктует правила, что именно сейчас я не мог ему возразить, потому что боялся потерять последнюю связь. В последний раз окинув меня взглядом, он ушёл. На ветру развевалось его пальто, которое уже было лишь черной точкой в дали, но я по-прежнему слышал запах Фрэнка. Запах моего натурщика с глазами цвета весны.***
Я вскочил в 5:00 утра с кровати. На этот раз меня не разбудил кошмар или просто какой-либо сон, я проснулся сам, надеясь, что сейчас уже 12:00 и что я скоро увижусь с Фрэнком. Но сейчас даже солнце еще спало. Я не знал чего я жду, прекрасно понимая, что ничего особенного не произойдет. Мне просто нужно нарисовать его. Нарисовать того, кем заполнен до краев мой скетчбук, так что это лишь очередной рисунок. Я потянулся и бросил беглый взгляд по стенам, мебели и потолку. Моя квартира представляла собой небольшую студию, которую я уже успел удачно заполнить мусором. Пожалуй, сразу было видно, что это квартира художника. Беспорядочного художника. Почему-то в этот момент мне стало стыдно за неё, и я решил, что мне срочно нужно убраться. Да-да, именно в 5:00 утра. Не зря же я опять так рано встал? Я начал разбирать листы, которые валялись на полу. Это были различные этюды, эскизы, пару рисунков татуировок Фрэнка и около десятка его глаз. Я стал их собирать, сортируя, вкладывая в папку, а некоторые клея на стену. Это была моя привычка, так что именно сейчас все мои стены были заклеены моими же рисунками. Меня это мотивировало рисовать, потому что я видел, что я могу хоть что-то в этой жизни. Я нашёл два холста, которые были запрятанны за шкаф. Там же у меня стоял мольберт. Это были законченный пейзаж, который мне не нравится по цвету, и очередной портрет Фрэнка, который я не закончил. Не знаю почему. Наверное, я боялся. Поднимая с пола три кружки, в которых когда-то давно был кофе, я поставил их в раковину и начал мыть. Выкинул я и пять бутылок содовoй, которые напоминали о Фрэнке. После того занятия я крепко подсел на неё. Я должен был привести квартиру хоть в какой-то более-менее порядочный вид. Успешно были выкинуты и коробки из-под пиццы, которым было уже, наверное, недели три. Как только я убрал весь мусор, квартира показалась просторнее. Не то, чтобы я хотел продолжить уборку, но я просто поставил в углу комнаты мольберт; а напротив него повесил белую ткань, которая раньше служила мне простынёй, на стену, чтобы создать нейтральный фон; принёс с кухни два стула и поставил один перед мольбертом, а второй за ним. Я сел за «место художника», закурил сигарету и просто смотрел на абсолютно пустой холст.***
Уже в 12:58 я сидел на стуле возле барной стойки, которая отделяла «кухню» от «гостиной». Мой взгляд был устремлён на дисплей телефона, на котором вскоре опять изменилось время. Мы договорились с Фрэнком на час дня, списавшись в «Инстаграме». У Фрэнка он был приватным, переполненным фотками с пьянками и марихуаной, а мой же был абсолютно пустой, потому что, камон, я уже давно не подросток и мой максимум для фото – это то, как я сплю на парах истории искусств, или как я с огромными мешками под глазами наливаю в термос с кофе ещё и коньяк. Звонок в дверь. Я вскочил с высокого стула, зачем-то отряхивая свою черную толстовку, заправил челку за ухо, а потом в тот же момент выправил её – дурацкая привычка. Размер квартиры мне позволял за десятую доли секунды переместиться из «кухни» в коридор. Замок щёлкнул, и я дёрнул дверную ручку. За дверью стоял Фрэнк. В расстегнутом пальто, накрашенными черным карандашом глазами, белой, слегка помятой, рубашке и, мать его, в черных кожаных джинсах. Чёртов дьявол. Я поздоровался с ним, впуская его в квартиру. - Чай? Кофе? – спросил я достаточно дружелюбно, улыбаясь. Скидывая свои черные высокие кеды, он поднял на меня голову и, улыбаясь, попросил кофе. Я рванул в «кухню» доставая из верхних полок две кружки. Развернувшись, я столкнулся с Фрэнком, который стоял слишком близко со своей фирменной ухмылкой. Играет со мной. Ну хорошо, Фрэнки, будем играть по твоим правилам. Я выпрямил спину, становясь еще выше него. Это вообще-то мой дом и это он должен смущаться, как мальчишка, а не я. - Сколько тебе кофе, сахара и молока? – сказал я, делая вид, что все абсолютно нормально. Фрэнк лишь шумно выдохнул, закатил глаза и отошёл от меня, чтобы сесть за барную стойку. Он начал диктовать рецепт кофе, загибая пальцы. Симпатичная картина. Я бы её нарисо…Кхм. Не важно. Некая неловкость прошла, когда мы уже сидели за стойкой, разговаривая о всякой ерунде. В этот момент чувствовал себя так комфортно, как давно не чувствовал, разговаривая с Фрэнком. Я уже и забыл, что он ведёт себя так вальяжно, словно королева XVIII века. Хоть сейчас бери и относи в «Лувр». Прекрасно понимая, что мы сейчас тратим время впустую, мы обошли барную стойку и зашли в «гостиную». Фрэнку не пришлось долго думать и он сразу же сел на стул, который я поставил ранее. Я сел за мольберт, бросая взгляд, и начал объяснять ему концепцию своей дипломной. - Если коротко, то: я хочу нарисовать тебя, сидящим на стуле в расстегнутой рубашке, - сказал я, не отрывая от него взгляда. Я надеялся увидеть у него на лице смущение, но он лишь выпрямил спину и начал расстёгивать пуговицы на рубашке, открывая моему взору многочисленные татуировки. Дежавю. - Теперь я планирую сделать несколько набросков, чтобы определить, как именно тебя стоит нарисовать, так что погоди, я схожу за скетчбуком. Долгие полтора часа я провёл, говоря Фрэнку как именно ему нужно сесть, как положить руки, изредка подходя к нему, чтобы поправить рубашку, чтобы не создавалось ненужных складок, или, держа за подбородок, повернуть его голову на несколько сантиметров, находя нужный ракурс. Я изрисовал пять листов скетчами, наконец-таки найдя идеальный вариант. За всё это время Фрэнк ни разу не жаловался на то, что он устал, а позирование - это явно его конёк. Он не смущался, поворачивал лицо в разные стороны, ставил руки и ноги так, как ему казалось выигрышнее смотрелось. Он явно чувствовал себя моделью в объективе фотографа. Он менял эмоции, «плясал» вокруг этого стула так много и часто, а главное профессионально, что мне пришлось забыть изначальную идею, понимая, что он гораздо лучше меня чувствует какой кадр будет лучше. А когда же я объявил, что наконец-таки я понял какой вариант мне нравится больше всего, он уже грустно выдохнул. Фрэнк явно вошёл во вкус и не хотел заканчивать. Я предложил ему сделать небольшой перерыв, а потом вновь вернуться в выбранную позу, чтобы я перенес изначальный набросок на сам холст. Когда уже Фрэнк ушёл, попрощавшись со мной, я выдохнул, потому что всё это позирование очень сильно вымотало меня. Мне было сложно смотреть на него и не думать о том, что он слишком прекрасен. Сложно было контролировать свои «случайные» прикосновения, которые выдавали то, что я чувствовал. Сложно было, помогая ему поворачивать голову, придерживая за подбородок, сдержаться и не придвинуться ближе. А когда всё закончилось, я почувствовал невероятное облегчение, но одновременно и грусть, понимая, что с Фрэнком мы встретимся вновь уже завтра, но только в художественной школе, а ещё через неделю вновь в этой обстановке, и я не знал как должен сдерживаться.***
Я уже в третий раз встречаю Айеро на пороге своего дома. И все это время я чувствовал себя сумасшедшим, зависимым. Зависимым от этих чертовых рук, глаз, черт лица. Наши отношения с ним наладились И теперь мы спокойно можем разговаривать в художественной школе как это было раньше. Он улыбается, смеется и безусловно ведёт себя так же грациозно, как обычно. На самом деле я понял, что соскучился по такому общению. Мы стали гораздо ближе. Возможно, это потому что мы видимся чаще, чем обычно, а возможно лишь потому что хочешь ты или нет, но когда ты сидишь в полураздетый по несколько часов в неделю, пока тот тебя рисует, вы станете ближе. Теперь наши отношения с Фрэнком можно было назвать: «Ты мой натурщик, я твой художник, который не против прикоснуться к тебе, делая вид, что поправляю твои волосы для лучшего кадра». Мы с Фрэнком по традиции сидели на моей кухне за барной стойкой. Кофе у него с молоком и сахаром, у меня лишь терпкий, с привкусом горечи, кофе. Это был своеобразный ритуал после которого каждый раз он начинал растягивать рубашку, оголяя тело. У него не было с смущения ни в первый, ни в последующие разы. В этой квартире смущался только я. Во время перерыва мы опять разговаривали, пили кофе, иногда курили. Я любил такие моменты также сильно, как люблю рисовать, также сильно, как и любил рисовать Фрэнка. Я бы мог петь ему дифирамбы всю жизнь. Я влюблялся в него, а он и не против. Айеро слонялся ко мне, как кот. Он мог спокойно подойти и обнять меня в художке или встать со стула во время позирования, чтобы рассмотреть то, что получается, а потом звонко смеялся, убегая, когда я просил его сесть на место. Сейчас же мы сидим на моем диване, что стоял на территории гостиной возле мольберта. К сожалению, моя кухня, а точнее барная стойка, за которой мы обычно сидели, сейчас захламлена так сильно, что там просто напросто нет места. Фрэнк сидит на диване, подогнув под себя ноги, устремив взгляд в кружку с кофе. Его глаза блестят из-под длинных густых ресниц. - Это что? – задал риторический вопрос Фрэнк, пальцем указывая на виниловый проигрыватель. – Откуда он у тебя? - А, это старичок? Достался мне от бабушки, которая слушала на нем «Битлов» и прочую старинную музыку, - я начал рассказывать. – Хочешь послушать? - Не то слово! Проигрыватель находился с той стороны дивана, где сидел Фрэнк, так что мне пришлось оставить кофе на столике, который стоял возле дивана, а самому наклониться над коленями Айеро, чтобы достать до «старичка». Фрэнк же в это время слегка вжался в спинку дивана, убирая кофе на прикроватную тумбочку, которую я использовал как подставку для винилового проигрывателя. - У меня тут пластинка «Nirvana» уже стоит, так что надеюсь, что ты не против, - спросил я и вскоре получил немой кивок в ответ. Когда все приготовления были закончены, а из проигрывателя донеслись первые аккорды «Come as you are», я постарался вернуться в исходное положение, но… что-то меня задержало. А именно Фрэнк. Он пожирал меня взглядом, гипнотизировал, и я просто не мог оторваться от него. Блять, он вообще понимает, что сейчас сведёт меня с ума? Наши лица были слишком близко друг к другу настолько, что я мог чувствовать его горячее дыхание у себя на щеке. Кислорода совсем не хватало. Голова отказывалась думать и мыслить логически. Наши взгляды бегали: сначала встречаясь, а потом отскакивая к губам. Фрэнк облизнул пересохшие от духоты губы. Черт, да он же просто играет со мной. И пока что выигрывает. Эти взгляды продолжались бы вечно, а я, наверно, сошел бы с ума окончательно, но Фрэнк просто запустил свою руку ко мне в волосы, с силой притягивая для поцелуя. Я поддался вперёд, крепко хватая его за расстегнутую рубашку, в которой он мне позировал. Фейерверк эмоций накатил на меня. Сначала это были нежные соприкосновения, спрашивающие разрешения, но потом мне не хватило сил сдерживать себя, и я повалил его на диван, углубляя поцелуй, забираясь под расстегнутую рубашку. Я простонал от удовольствия, проведя все ещё перепачканными в масле пальцами по его слегка загорелой коже, оставляя разноцветные следы. Три занятия я мечтал прикоснуться до этого прекрасного тела, плоского татуированного живота. Разместив свое колено между раздвинутых ног Айеро, я переставил руки на его грудь, а потом переместился выше, сжимая воротник белой рубашки. Он простонал от удовольствия и прогнулся в спине, когда я сполз рукой до его бёдер, поглаживая внутреннюю часть, слегка задевая пах. В голове пылал пожар и страсть. Желание. Ничего больше не имело значения. Айеро разорвал поцелуй и начал покрывать мою шею лёгкими укусами и засосами. Я поднялся к паху, пару раз бегло огладил его и расстегнул пуговицу, а затем и молнию на его джинсах, которые и без того были слишком узкие, но сейчас давили настолько сильно, что он явно чувствовал лёгкую боль. Отодвинувшись назад, я усадил Фрэнка, чтобы стянуть с него рубашку, которая очень сильно мешала. Он подхватил инициативу и стянул с меня мою футболку с очередной группой, а затем медленно спустился к джинсам, которые больше были похожи на мешок, чем на элемент гардероба. Музыка, доносящаяся из винилового проигрывателя звучала где-то далеко, словно из другого мира. Я повалил Фрэнка на спину сразу же, как только он расстегнул мои джинсы, звонко ударив ремнем. Я впился в его мягкие губы, которые не давали мне спать всё это время. Зацепив указательным пальцем одновременно джинсы и нижнее белье Айеро, я оттянул резинку, постепенно начиная стягивать их с худых бёдер юноши. Когда они были спущены почти до колен, резинка ударила по его ногам. Раздался стон, а я продолжил снимать их. Это было слишком тяжело, так что в голове меня терзал вопрос как он их снимает, потому что это, сука, очень сложно. Когда они были наконец-то окончательно сняты, и я хотел откинуть их в сторону, Фрэнк со сбитым дыханием простонал: «В заднем кармане». Я достал из того самого «заднего кармана» презерватив и улыбнулся. Этот сученыш явно знал за чем идёт ко мне. Фрэнк вновь потянулся к моим джинсам, резким движением стягивая их вместе с боксерами вниз. Я навис над ним и, один раз огладив его подбородок, просунул ему в рот сразу два пальца. Фрэнк начал их посасывать, обильно смазывая слюной, чуть прикрыв глаза. Эта картина возбуждала ещё сильнее и, о боже мой, я бы явно нарисовал бы его таким: с полуприкрытыми блестящими глазами, растрёпанной по всему лбу челкой, с потекшим карандашом для глаз. Когда я решил, что этого будет достаточно, то убрал пальцы из его рта с хлюпающим звуком и подставил их к проходу. Как только Фрэнк почувствовал это, от запрокинул голову назад и закусил губу. Я медленно начал вводить пальцы в его разработанный проход. С его бывшим они явно не книжки читали, так что удивляться было нечему. Ещё пару минут движений пальцами и поцелуев, покрывающие всю его грудь и шею, и я убрал пальцы, переместив руки на бедра Айеро. Взяв презерватив, который нашел у Фрэнка в джинсах, я открыл его и начал раскатывать по своему члену. Подставив головку к узкому колечку мышц, я резко вошёл одним движением на половину длины. - Блядь, Джерард! Да!- простонал Айеро, и я постарался загладить свою вину, целуя в шею, оставляя засос. – Чтоб тебя черти драли… - Ты в порядке? – спросил я, оторвавшись от его шеи. - Да, в полном, - я дал Фрэнку отдышаться и немного привыкнуть к жгучей боли. - Не останавливайся, - сказал Фрэнк, срываясь на стон. Я начал медленно двигаться, постепенно набирая темп. С каждым толчком меняя угол направления, я искал «ту самую точку». О ее успешной находке мне сообщил Фрэнк, громко простанывая мое имя вперемешку с матами, из которых половину я не знал, а вторая никогда бы не пришла бы мне в голову. В голове кипела кровь, страсть и животное желание овладело мной. Я не мог оторвать взгляда от Фрэнка, чьи глаза цвета поздней весны были затуманены пеленой возбуждения. Продолжая активно двигаться, я почувствовал руки Фрэнка, которые схватили мои волосы, притягивая к себе, вовлекая в поцелуй. Почти сразу же углубив поцелуй, я заметил, что ускорил темп до такой степени, что теперь просто вколачиваюсь в его тело, но на ответ моим действиям я слышал лишь громкие стоны, заполняющие мою скромную квартиру. Айеро пару раз простонал мне в губы, а потом я разорвал поцелуй. Фрэнк оставил свои руки у меня на шее, не прерывая зрительный контакт, а я не мог возражать. Начав чувствовать приближающуюся разрядку, я потянулся одной рукой к члену Фрэнка. Сначала размазывая выступившую смазку по головке, а потом медленно спустившись до самого основания, я услышал ещё несколько стонов от юноши, который все ещё продолжал смотреть мне в глаза. Я начал надрачивать его член резкими движениями в такт нашим, наблюдая как каждый раз меняется его лицо. Тепло быстрой волной накатило в область паха, окончательно затуманивая мой взгляд. Кончая, я видел глаза Фрэнка, полные желания. Он кончил следом, пачкая наши животы. Пару секунд отдышавшись, я снял презерватив и выбросил его в мусорку. Я лег рядом с Айеро, наблюдая за тем, как он пытается восстановить дыхание. Рукой убрав влажную от пота челку, он обратил свой взгляд на меня. Эти глубокие глаза, которые пару секунд назад горели страстью теперь смотрят на меня, горя улыбкой. - Как ты? – спросил Айеро, переваливаясь на бок. - Вообще-то я только что трахнул своего ученика, - ответил я, рассмеявшись. – А это было моим табу. - О боже мой! – Фрэнк театрально всплеснул руками. – И как? Его голос перешёл на более низкую ноту. Я любил такой его голос, когда он флиртовал. Он притянул меня за шею, и мы вновь поцеловались, придвигая ближе. Ох, черт, я слишком люблю этого парня. - Я в душ, - сказал я, разрывая поцелуй. – Салфетки возле проигрывателя. Встав, я взял пачку сигарет и закурил одну. - С сигаретой? – Фрэнк вопросительно поднял бровь, ухмыляясь. Я лишь пожал плечами и скрылся за дверным проёмом.