Затишье

Дом был просторный, у каждого из братьев была своя комната, и окна каждой комнаты смотрели на море и на закат. Дом выстроили, когда стало ясно, что уходить отсюда не станут — кто-то не хотел, радуясь близости прибоя и тёплому ветру, кому-то было всё равно. Элрос по утрам спал подолгу, потому что солнце подолгу не заглядывало в его комнату, а вечером долго не засыпал, любуясь закатом, а потом и бликами звёзд на море. Элронд засыпал вскоре после заката и легко просыпался на рассвете, словно чувствуя, что солнце уже взошло. Однажды утром Элронд с тёплым плащом в руках и вторым таким же на плечах прокрался в комнату брата. Тот спал, обняв подушку, лицом к морю в окне. — Вставай, просыпайся! — зашептал Элронд, встряхивая Элроса как можно энергичнее. — Пойдём на берег, скорее! Я тебе плащ прихватил! Через минуту уговоров и встряхиваний Элрос открыл глаза, заморгал и сонно отмахнулся, но промазал, так что Элронд продолжил уже громче: — Макалаурэ на берегу сидит, понимаешь? — И что? — переспросил всё ещё сонный Элрос. — Зачем меня будить в такой час? Солнце ещё не взошло! — Ну Макалаурэ там! Наверняка придумывает песню! Пойдём узнаем? — Элерондо… — начал было Элрос, но остановился, вздохнул и, покачав головой уже с улыбкой, вылез из-под одеяла. — Давай плащ. Может, Макалаурэ вовсе не сочиняет песню. — А что, по-твоему, он делает возле моря сейчас? — уже в полный голос возразил Элронд. — Например, вспоминает о чём-то, — пробормотал Элрос, застёгивая плащ поверх тёплой котты: утром у моря даже летом было зябко, что уж говорить про осеннюю свежесть. — Прозой. — Прозой! Макалаурэ! — воскликнул Элронд. — Скажешь тоже! — Спорим? — невозмутимо предложил Элрос, с которого уже весь сон слетел. — На что? — тут и в Элронде проснулся азарт. Спорили братья в последнее время часто, с жаром, но никогда не доходило до обид и ссор. — Победитель заберёт себе фибулу! Элронд задумался: фибулу в форме головы орла недавно сделал Эрдан и подарил братьям, которые так и не решили, кому она достанется. Но решить вопрос при помощи пари Элронду казалось… незначительным, наверное, — слишком хороша была серебристая голова орла — с тонко сделанными перьями и крошечными кусочками тёмного янтаря в глазах. Только Элроса уже было не остановить: — Да, победитель заберёт фибулу! Идём! Кто бы поверил, что всего пять минут назад Элрос крепко спал?.. Элронд бросился было за ним, но тут брат остановился прямо в дверях: — Надо договориться обо всех условиях, всё-таки фибула — это серьёзно. Договаривались они недолго: если Макалаурэ в ответ на их вопрос расскажет им историю из прошлого, то выиграет Элрос, а если что-то споёт, то Элронд. С этим они вышли на улицу и поспешили к прибрежным скалам, где на большом плоском камне сидел Макалаурэ. В предрассветной дымке, когда где-то за спиной солнце уже вставало, но лучи только высветляли края облаков на востоке, волосы Макалаурэ, рассыпанные по плечам, сливались с тёмной тканью плаща, так что весь силуэт вместе с камнем представлял собой будто единое и неподвижное целое на фоне всё ещё ярких звезд. По крайней мере, так думал Элронд, который в последнее время гораздо чаще брата просил младшего из братьев-феанарионов рассказать что-то о законах поэтических сравнений. — Идём, — потянул его за край плаща Элрос. Они подошли к самому камню с той стороны, где волны накатывали на берег, так что камень обдавало мелкими брызгами. Макалаурэ обернулся, почувствовав присутствие братьев, мгновение смотрел на них молча, будто возвращаясь из мысленного путешествия, затем протянул руку Элросу и помог ему, а потом и Элронду взобраться на плоский камень. — Ты, кажется, был очень далеко, — сказал Элрос. Будто зёрна пугливой птице кинул, подумалось Элронду. Но как птица непременно подойдёт поближе и склюёт предложенное — нужно только подождать, так и Макалаурэ, немного подумав, отозвался: — Я и был далеко, малыш. Там, куда теперь нет пути, но кто удержит память, кто запретит вспоминать? Элрос бросил быстрый взгляд на брата: воспоминания означали историю из прошлого, а такие истории обычно были прозой, если, конечно не касались чего-то очень важного. Но Элронд только головой качнул. Оба они сели рядом с Макалаурэ, поближе — потому что у самого берега как всегда было ветрено и холодно, и плащ не спасал. Макалаурэ чуть подвинулся, чтобы они оба устроились получше, а затем накрыл их и своим плащом. Элрос, который легко мёрз, вмиг согрелся — как согревался всегда, когда Макалаурэ обнимал его или укрывал. — Ты вспоминал о землях за морем, да? — ещё одно «зёрнышко» бросил Элрос. Элронд даже глаза закатил, но так, чтоб Макалаурэ не заметил. — О землях за морем, — Макалаурэ снова ушёл в свои мечты, это Элронд понял по тому, как тот смотрел на море: взгляд его скользил над водой, далеко вперёд. Больше приманивать нельзя — это знали оба брата: или Кано сейчас всё сам расскажет, или ни слова больше не услышит. Прошло несколько мгновений тишины, когда братья смотрели то на пену над брызгами, то на светлеющее небо — и тут Кано стал говорить: — Мы были в лесу вдвоём — я и Нэльо. Гуляли там, смотрели на деревья в золотом свете, цвёл Лаурэлин. Мы тогда часто уходили вдвоём — просто шли и говорили. Или пели. В тот раз мы пели. Я начинал — и Нэльо подхватил, тихо, как он обычно мне подпевает, будто боится мне помешать. Дорога предстояла долгая, и мы перебирали одну песню за другой. Некоторые были такими длинными, что водопад, который вот только что казался лишь тонкой полосой вдали, к концу песни уже шумел неподалёку, а горы, куда мы направлялись, становились заметно ближе. Кое-какие мы никак не могли вспомнить целиком. — Даже ты не мог? — осторожно спросил Элронд, не сумев удержать удивления. — Даже я. — Так мы шли и пели, — продолжил Макалаурэ, — лес уже остался далеко внизу, везде были только огромные камни и скалы, которые чем дальше, тем выше становились, пятна снега лежали на их склонах, ручьями из этого снега струилась вода, подпитывая мох, в ручейках талой воды отражалось небо. Мы поднялись в горы, туда, где росли только цветы, мхи и рододендрон — кустарник с жёсткими стеблями. Его ещё называют древесной розой. И тогда я вспомнил песню, которая мне показалась очень подходящей тому, что мы видим и чувствуем: Снежные флаги над матовой синей водой, Брошенный камень скрывается в толще цвета. Хлопанье крыльев смолкнет, утихнет ветер, Ляжет вокруг разделённый двоими покой. Я позабуду имя, голод и жажду, Каждым шагом взбираясь к вершине дня, И не замечу, как станет вдруг не важным, Был ли здесь хоть кто-нибудь до меня. Непостижимо, как медленно движется лёд! Что может длиться дольше бескрайней жизни? Талыми искрами здесь под ногами брызнет И через годы весенним ручьем пройдет. Он замолчал и вновь прошли несколько мгновений тишины, пены на камнях и светлеющих звёзд. Элронд вдруг обернулся и увидел Майтимо, молча стоявшего возле камня. Когда только подойти успел? Элрос не заметил старшего из феанарионов, а Элронд задержал взгляд на высокой фигуре, попытался увидеть лицо, но Майтимо отвернулся. Как он мог когда-то быть таким, как рассказывает Макалаурэ? Непостижимо представить, чтобы он шёл и пел и, может, смеялся, когда мелодия сбивалась или слова путались. — А дальше? — услышал Элронд голос Элроса. Оказалось, что Кано молчал слишком долго. — Мы услышали, как кто-то продолжил нашу песню, — ответил Макалаурэ. — Он спускался, шёл нам навстречу с улыбкой: Как далеко мы своих коней отпустили! Тонким лезвием вспыхнет изгиб реки. Сном позабытым тают башни и шпили — Прежде они мне казались так высоки... Сдвину замшелые камни, огонь разведу Из неподатливых веток древесной розы. Пепел развеет ветер, и смоют грозы Отзвуки нашего смеха и след на льду. Ты называешь озеро, я — вершину, Словно в сказке про первый далёкий путь, С ней отражённый в прощании я застыну. Может, вернемся однажды, когда-нибудь?.. — Кто это был? Кто пел с вами? — снова не выдержал Элрос. — Это был Финдекано, старший сын вашего прапрадеда Нолофинвэ, — сказал Макалаурэ. — позже он стал лучшим другом Майтимо. Держите плащ, дети. Кано расстегнул фибулу, положил им на плечи легкий и тёплый плащ, потом спрыгнул с камня и ушёл, не заметив или сделав вид, что не замечает, Майтимо. Элронд всё ещё мечтательно смотрел на море, повторяя строки песни, которые так легко запомнились, когда Элрос, неуверенно сказал: — Кому же достанется фибула? — Фибула? — Элронд нахмурился. — А, фибула! Я сказал, что он споёт — и он спел. Я выиграл, да? — Я сказал, что мы услышим историю — и мы услышали. Так что я выиграл, — возразил Элрос. Они оба замолчали: положение казалось непростым! А получить фибулу в придачу к истории и песне было слишком заманчиво. — Мы, — сказал наконец Элронд, — оба победили, получается? — И будем её по очереди носить? Элронд кивнул. — Я даже рад, — Элрос подтянул полу плаща Макалаурэ и придвинулся поближе к брату, — что мы оба выиграли. А ты? — И я тоже. — Вы оба не сумели угадать, что будет, — раздался голос Майтимо из-за плеча Элронда. — Выходит, вы оба проиграли. — Это уже нам решать! — буркнул Элрос. — История всё равно даже лучше фибулы, — тихо сказал Элронд, глядя, как тускнеют последние звёзды.