***
У отца Минхёна раньше приоритетом была семья. До момента, когда он узнал, что Минхён болен, до момента, когда на свет появился Донхёк, лишая при этом жизни другого человека. Доктор Ли был прекрасным мужем и пожалуй оставался заботливым отцом, даже когда его жена умерла. Однако время шло, сыновья росли и пусть один был слабым, второй компенсировал это с лихвой. Наверное, когда заботится о Минхёне, вдруг пропала необходимость, у Ли старшего ненадолго случился кризис, который повлек за собой новый приоритет. Работа в лаборатории радовала, доставляла удовольствие и завлекала, испытания на животных проходили успешно, пока вопрос не встал ребром. — Но ведь человеческий организм устроен по другому, может крысы не чувствуют боли и даже не сходят с ума, но все мы знаем на что способен человеческий мозг, если импульсы будут посылаться по другому побочных эффектов нам не избежать, — доктор Ли одергивает галстук, довольный своей речью и садится на место. Госпожа Мун оживляется. — Это то о чем я говорила вам, директор Ким, — заявляет она, словно вечность ждёт возможность развить эту мысль. — Ваши предложения? Легально никто не позволит нам проводить эксперименты. — Но тут у большинства есть дети, — пожимает плечами женщина, доктор Ли на мгновение вздрагивает. — Тоже верно, — дополняет он, — просто проведут здесь несколько месяцев. И пока разговор об этом продолжается, доктор Ли неожиданно думает, что его приоритеты давно пошатнулись и старший сын требует особого ухода, а здесь в лаборатории есть все необходимое. Потому, как только проект начинает развиваться в русле испытаний над людьми, он подделывает всего один документ, наверняка зная, что избежит последствий. — Время принимать лекарство, — лепечет ассистент, Минхён пробуждается от дрёмы, после его побега отец был впервые зол настолько, что наорал и в итоге Марк оказался здесь. В лаборатории на самом деле не так много людей. Сейчас это больше похоже на огромный склад, который только только начинают оборудовать. Назревает что-то масштабное, Ли младший ощущает это подсознательно, потому выпытывает информацию с особой тщательностью. Лекарства, он пьёт исправно, пытаясь заслужить доверие и к концу второй недели пребывания здесь, Минхён получает свою собственную палату, со словами: " У вас скоро будет сосед, не слишком расскладывайтесь», — но даже так, это место начинает его хоть немного радовать. С радостью приходит осознание, что он здесь надолго, и чувство вины за невыполненное обещание. Иногда настенные часы тикают до невыносимого громко, белые стены давят и время тянется медленно, растягивая секунды до размера минуты. Перепланировка разносится гулом по лаборатории, Марк вслушивается в суматоху и прикидывает количество затрат. Отец приносит плотно запечатанный конверт от Донхёка. — Вау это что просвет в изоляции, — иронично бормочет Минхён, когда отец покидает помещение и разрывает бумагу. Даже этот шум, кажется ему громким. Он достает оттуда сложенный отчёт, подробно рассказывающий о Тэиле, смеётся с вольного стиля повествования и благодарит брата мысленно за такое чувство юмора. К концу письма, Ли напрягается сдерживая спазм в груди, подавляя кашель. Наконец он вытряхивает из концерта записку, все ещё сложенную так бережно и вздрагивает. Взгляд его упирается в текст, бегая по нему, пытаясь уловить суть максимально точно. Это выглядит, как прощанье, он что бы отвлечься поднимает глаза, смаргивая скопившиеся слезы и замирает в удивлении. Тэиль знает, что выражение «уронить челюсть» образно, но ощущает себя буквально так. Ещё вчера он прощался с человеком, а сегодня этот парень сидит весь в слезах, прикрывая худощавое тело белым большим одеялом. — Хён, — бормочет он, затем словно просыпаясь вскакивает и Тэиль клянётся себе однажды выбросить его в мусорный бак, но сейчас ловит спотыкающегося парня в объятья, — хён, — Мун испытывает привычное раздражение приправленное огромным количеством других эмоций. — Ты ребёнок что ли? — Ты что, попрощался со мной? — Да. — И? — Не думал, что судьба так пошутит надо мной. Они играют в гляделки ещё чуть-чуть, дольше чем это необходимо друзьям, но не достаточно для влюбленных, а затем каждый делает вид, что ничего не происходит. Марк бережно складывает письмо и записку, пряча их в ящик с замком, Тэиль раскладывает вещи, находясь в прекрасном расположении духа, до момента пока в помещение не входит его мать. Минхён только замечает, как тот меняется в лице, словно возвращаясь в свое старое состояние, а затем слышит звук пощёчины. При этом тело его реагирует быстрее, чем сознание, потому он заграждает собой старшего, сдерживая грудной рык. На суматоху сбегаются ассистенты и стажёры. В итоге женщину просят покинуть палату. Марк от Тэиля не отходит. Ждёт, когда уйдут все. — Хей, вернись в кровать, здесь холодный пол, — Мун касается мягко его спины. — Что это чёрт возьми было? — восклицает он оборачиваясь, Тэилю так не хочется отвечать на вопросы, так не хочется видеть этот взгляд полный удивление, потому он, скрывая отчаянье неожиданно для себя просто обнимает Марка. Минхён думает, что руки у Муна не такие грубые, как раньше, скорее бережные и усталые, он чувствует запах его шампуня замирая всего на мгновение в недоумении, а затем обнимает в ответ. Щека горит, впервые за долгое время щека пылает, напоминая о том, что Мун чувствует боль, что это все не правильно, что подобное отношение вредит. В объятьях другого человека тепло, Тэиль подмечает про себя запах лекарств и ещё что-то скорее всего свойственное, лишь Марку, он вдыхает этот запах, растворяя в нем тяжёлые мысли, в конце концов, чувствует лёгкую дрожь в теле младшего. — Быстро в кровать, я же говорю пол слишком холодный. Минхён слушается и готовится однажды слушать. Все те истории, что сейчас старший не может рассказать. Первые два дня испытания проходят гладко по словам докторов, те осознавая, что заняться парням все же чем-то придется, раздают указания в итоге стажёры просят написать список необходимых вещей для досуга. Так в палате появляются краски. Минхён настойчиво игнорирует протесты Тэиля, начиная творить свой шедевр прямо на стекле, благо краска высыхая становится прозрачной словно гель и все это начинает напоминать витраж. Дешёвый, но сделанный с душой. Хриплый смех заполняет палату, когда первый цветок распускается шикарным бутоном, Мун смотрит счастливо на младшего, по телу блуждает расслабление и он улыбается широко. Ад начинается на третий день, ещё вчера улыбающийся Минхён неожиданно роняет кисточку, как-то совершенно безвольно оседает на пол. — Странно, хён, сил совсем нет, — он пытается встать, Мун знает, что младший всегда встаёт, но его попытки не приводят к результату. В итоге Тэиль вызывает персонал кнопкой. — Все нормально, ты просто немного устал, слышишь, мы сейчас положим тебя, ты немного поспишь, а потом станет легче, ладно? — он тараторит это скорее для себя, Марк слушает, кивая и прикрывает глаза, проваливаясь в сон на 18 часов. Он просыпается от чувства тревоги, Тэиль стоит в защитной стойке, мол не подходите, вам же хуже будет. — Хён, что такое? — голос звучит на удивление слабо. — Ничего, просто у нас первое испытание на носу. Я уйду на ночь в другую комнату, ладно? — Хорошо, знаешь мне так хочется спать, — бормочет Минхён, — это ничего, если я ещё по сплю? Мун оборачивается с доброй улыбкой и даже гладит по голове: — Отдыхай, — Марк вяло улыбается и вновь закрывает глаза успевая услышать на последок, — я все сказал. Вы либо даёте мне выполнить все за него, либо ничем хорошим это не закончится. Наконец все соглашаются, что в таком состоянии, Ли младший даже встать не сможет, потому Тэиль идёт в пятую комнату сам. Ночь длится вечность. Не смотря на холод или жару, игнорируя ток блуждающий по телу, Тэиль держится за мысль, что Марк должен вот вот проснутся и не жалуется. Минхён засыпает, проваливается в сон слишком глубоко, а затем испуганный лаборант находит его бледного в кровати, ловя мысли о смерти пациента на ранней стадии. Парень дрожащими пальцами проверяет пульс, что еле еле нащупывается и констатирует факт довольно странный для данных обстоятельств — седативная кома. И если бы не сон, в который проваливается измученый Тэиль, часть лаборатории пришлось бы отстраивать заново, потому что взгляд его был красноречивее любого действия. Тем не менее по утру следующего дня старший спокойно поднимается с кровати, подходит к соседней койке бормоча приветствия и гладя ласково по чужим волосам, все это воплощает осознанность и размеренность, затем он берет в руки кисть и принимается рисовать цветы на стеклах, раз Минхён хотел, значит надо. И только когда в палату заходит посторонний, тело его делает опасный выпад, острие кисти упирается в шею вошедшему, мелодичный голос парня звучит неожиданно низко: — Сделаете ещё шаг, убью. Ассистент сбегает, а Минхён на долгие месяцы обзаводится телохранителем. И если старшего Ли, Мун пропускает из принципа, отец всегда сможет спасти своего ребенка, то остальные посещают палату по принципу: Сегодня Тэиль в пятой, можем идти спокойно. По итогу лаборатории приходится нанимать новых лаборантов и ассистентов, чтобы выключить аспект страха не только у работников, но и как оказалось у пациента. Беспокойство ширится ещё и потому, что если с паникой среди сотрудников справится выходит запросто, то панику внутри Муна погасить получается с трудом. Он будто озлобленный пёс, набрасывается на любого, кто не правильно дышит в сторону Марка, иногда нанося увечья себе самому, лишь бы отвлечь внимание от парня в кровати. А затем Тэиль неожиданно успокаивается, один раз говорит с лаборантом у которого, незамысловатое имя ЯнЯн, слушает его болтовню о том, что Марк просто спит и ему всё равно нужен уход, и что все здесь уже натворили достаточно, и просто хотят довести дело до конца, потому создадут все условия. Первое стекло оказывается дорисованным и он наконец ощущает себя чуть более свободно. Минхён спит, но кажется всегда находится рядом. Тэиль терпит боль и радуется, что не встречает мать, даже по выходным.***
Чону уверен, если бы Доён-хен захотел бы стать атлетом, он бы сделал это и дело тут даже не в выносливости старшего, а в его жутком упрямстве и настойчивости. Тем не менее, возможно именно за эти качества Чону ему благодарен. Уже несколько месяцев, стоит открыть глаза после сна, Доён оказывается рядом с мягкой улыбкой и шёпотом, что бы не сбить интересуется деталями сна. Иногда Чону отвлекается на почти черные волосы, особенный разрез глаз и сознание его ускользает от цели, но Доён настойчивый, а потому выпытывает у него все детали запросто. Постепенно блок рушится, сначала младший мучается головными болями, затем его настигают флэшбеки схожие с дежавю, и не смотря на это все Доён рядом. У старшего немного шершавые руки, Чону замечает это к удивлению для себя, когда ему снится не сон, а кошмар от которого холодный вязкий пот выступает на лбу, Доён будит его прикосновением к плечу: — Чону, проснись прошу, — шёпот Доёна вызывает озноб, именно в этот момент младший открывает глаза, его гладят легонько по щеке и он подмечает шершавость чужих подушечек пальцев. Сон не идёт, в темноте комнаты, Чону жмётся к чужому телу и в тот же день узнает, что ребра у старшего выступают слишком остро. Гладить каждый выступ приятно, младший слышит размеренное дыхание выводя линии вдоль каждой косточки. Замирать от чужого стона необычно, Чону задерживает дыхание, прислушиваясь и даже отдергивает пальцы, когда слышит шорох со стороны Юкхэя. Мурашки бегут по позвоночнику, сердце стучит гоняя разгорячённую кровь по венам. В стонах старшего нет ничего сверхъестественного, Чону слышит их не первый раз, потому что Доён всегда спит так, просто сейчас обстановка немного другая и воображение подбрасывает картинки, возбуждая ещё больше и без того окутанное сладкой пеленой сознание. Чону тихо встаёт, чешет неловко затылок и плетется в свою кровать. Какое-то время нужно что бы все осознать. — А какие тебе сняться сны? — в младшем играет детское любопытство, поэтому сейчас в столовой он не может сдержать вопрос. Вокруг привычный приятный гул, даже Тэиль обсуждает что-то с Донхёком, мягко улыбаясь. Наверное он ищет в другом спасение от гнетущих мыслей, Чону тоже ищет, приключений на свою задницу. Доён недолго молчит, ковыряясь палочками в рамёне, иногда им позволяют есть все что душе угодно, а ей угодно молодость и глупость: — Разные, — он пожимает плечами, худощавость сглаженная футболкой оверсайз. — Эротические тоже? — вылетает раньше, чем Чону успевает осознать, Джонни за соседним столиком начинает давится кофе от смеха. Джехён испепеляет его взглядом, но улыбается как-то понимающе. Доён угукает, младший чувствует смятение: — Н-не подумай ничего такого, просто ты во сне часто стонешь, — бормочет он и старший мягко ерошит ему волосы. — Да я понял, не беспокойся, — Чону улыбается. ВинВин ставит поднос рядом, у него на подсознании видимо зарисовано умение появляться в самое неловкое время и сглаживать ситуацию, он мягко улыбается: — Это ты ещё не был с ним в пятой, — Юта падает с противоположной стороны и улыбается, откровенно и искренне. Они все тихо смеются и Доён расслабляется, вчера ему так и не удалось уснуть рядом с младшим, а теперь приходится разгребать минуты слабости этими неловкими разговорами. Чону болтает о чем-то с Вином, иногда хватает его за руку в порыве разговора и улыбается, Доёну наблюдать за ним нравится. — Ну и, — шепчет Юта на ухо, — что ты уже сделал? — японец тактильный до одури, врывается в личное пространство, приближается слишком близко, двусмысленно ведя рукой по чужому бедру. Тэён тоже был какое-то время таким, а после у него выровнялось и сгладились. Юта не меняется совсем, но кажется черту знает, ВинВин смотрит всего секунду на него их взгляды пересекаются и Юта убирает свою руку. Это не пошлость, но то, что можно понять не правильно, потому что для японца прикосновение это продолжение разговора. Если бы не побочка, можно было бы относится к этому спокойно, память Доёна сковывает, он улыбается неловко и разговор переходит на простые повседневные темы. Шум заполняет столовую, на каком-то столе появляется колонка, музыка начинается слишком громко и главные звезды этого пространства неожиданно оказываются на столах, вдохновенные криками поддержки от остальных. Тэн и Тэён давно устраивают представления, наслаждаясь от души происходящим, словно лаборатория пыталась отобрать у них что-то важное, но у нее ничего не вышло. Этим двоим было все равно где выступать и перед каким количеством зрителей. Принимая ситуацию такой, какой она сложилась, они лишь пытались брать от жизни все, что имеется. Когда Тэён приближается к Тэну посреди стола, он с самым развязным выражением лица проводит рукой от низа живота к шее и второй под ним податливо прогибается, а затем танец продолжается в абсолютно спокойной манере пропитанный ритмичностью и свэгом. Времена года стираются, так же как и осознание времени, Чону пытается вспомнить, как давно попал в лабораторию и какая тогда была погода, но память словно решето отсеяла эти воспоминания, закопала в самом отдаленном уголке сознания, так же как и его сны. Зато Чону отчётливо может воспроизвести в голове смех Доёна и его улыбку от которой он становится до невозможного очаровательным ребенком, даже в глазах младшего. Чону смотрит на ВинВина, наблюдает за изменением выражения его лица, подсознательно замечая это, но пока что отбрасывая. Что-то очевидное бросается в глаза, Чону смотрит на тарелку перед собой и давит тихий стон от резкой головной боли. Доён оказывается рядом уже в следующее мгновение, смотрит прямо в глаза и оборачивается, Чону понимает, мягко опускаясь на его спину, ВинВин провожает испуганным взглядом и надеется, что все обойдется. На самом деле, по его наблюдениям в лаборатории давно происходило что-то странное и не поддающееся объяснениями. Он вздыхает, Юта мостится на лавочке рядом, опускает свою голову на колени и поворачивается утыкаясь в живот, у него спутанные вишнёвые волосы ВинВин гладит их что бы успокоиться, они так говорят. Без слов, без бесполезных звуков, словно это вообще возможно, Юта говорит: «Ничего страшного, у тебя все ещё есть я», — ВинВин отвечает: «Я знаю придурок, тоже самое касается и тебя». Им давно не нужны слова. Чону сжимает челюсть до скрипа зубов, Доён гладит по голове, шепча какие-то несуразные вещи. Сяоджун в белом халате, тихо проходит в палату и вводит снотворное: — Вам лучше дать ему отдохнуть, — проговаривает он, Доён замечает мягкую улыбку на его губах и не может понять, это к добру или нет. Часы тикают взволнованный Донхёк оказывается на пороге: — Что с ним? — интересуется и Доён смотрит на него словно на призрак. — Разве тебя это касается? Донхёк мнётся на месте, заводя руки за спину: — Меня Тэиль прислал, — бормочет он, стыдливо опуская взгляд, возможно издеваться над Чону было не лучшим решением вначале, но он так сильно напоминал о брате, что подшучивать стало чем-то вроде отдушины. Брат в кровати почти сливался с простынями, а Чону был весёлый, живой и казался милым, когда бессильно поджимал губы в гневе. — Я не знаю, — у Доёна сохнут губы, — все из-за этих снов. Странно это, им ещё не вводили ничего, а у Чону своего рода побочка, только от этого места. — Да? Я думал Кун и Чэнле уже готовятся к испытаниям. — Что? — старший переводит на него полный не понимая взгляд, словно какой-то его план летит коту под хвост. — Ну четвертая версия сыроватки уже готова, по словам Хендэри, — запинается Донхёк, — да и ребята кажется во всю сдают анализы. Видимо Чону это не обошло стороной. Прости, хён, мне пора. Я зайду позже. Доён кивает, он встаёт медленно со своего места, не долго смотрит на хмурое спящее лицо и выходит из палаты. Нужно проверить обстановку. Чону бежит, шаги за спиной пугают, но он уже привык к этому лабиринту сна, потому просто движется по назначенному маршруту. Посреди лаборатории приходится притормозить. Дерево прорастает сквозь плитку, раскидывает свои могучие ветви укрытые вишнёвым цветом, если прикрыть глаза можно услышать трель птиц и лёгкий ветерок. Минхён не в палате, как обычно, а здесь, Чону сглатывает подступивший слезы: — Хён? — О, — Марк улыбается, младшему видеть эту улыбку страшно, — пришел? Видишь времени, почти не осталось. Наверное я так и останусь, — он внезапно смеётся хрипло, Чону видит вспышки из прошлого мелькающие в стеклах палат и выдыхает, пытаясь держать себя в руках, — Ты знал, что это всего лишь сбой? Тэиль-хён сейчас не спит, потому что был сильнее и прошел первое испытание, а я не успел. Они тогда совсем ещё не разбирались у импульсах, представляешь. — Хён, тебя нужно разбудить, — Чону хватает за руку и слегка тянет на себя. — Это не возможно. — Хён, но тебя там ждут. Донхёк и Тэиль-хён они правда ждут тебя. — Я знаю, — старший вновь улыбается и шаги начинают приближаться за спиной. Чону оглядывается на мгновение, лепестки несутся перед глазами, улыбка Марка выглядит такой правильной, красиво, красота умеет стираться, разрушаться, разбиваться на осколки. Чону успевает взглянуть под ноги, корни дерева пробиваются их под плитки, крошат ее под ногами, в дырах образуется пустошь. Чону пробует обернутся, Минхёна за спиной нет, но младший вбивает себе в голову лишь три слова: Тэиль, первое испытание. Паника накрывает с головой, кто-то с силой хватает его за руку, он ощущает падение в неизвестность и вскакивает на кровати. — Какой тебе снился сон? — Доён понимает, что возможно паникует зря, что это все может оказаться простым кошмаром, но он осознает, что происходит что-то важное в полной мере. — Хён времени не осталось. Повтори мне: Тэиль первое испытание, — он вскакивает заглядывая у глаза, хватаясь за руки, теряя нити памяти, — Хён, прошу быстрее, — младший прикрикивает и неожиданно оседает на кровать. Забыл, вновь забыл. Доён не теряется, мягко берет за щеки, смотрит в глаза и проговаривает с нажимом: — Нам нужен Тэиль-хён и первое испытание. Зачем Чону~я? Младший словно прозревает, тело думает быстрее, потому он бежит, что есть сил к первой комнате. Тэиль все знает. Старший выглядит шокированным и хотя пытается уловить то, что ему бормочет младший, совсем ничего не понимает. Чону злится, это чувство неожиданно побуждает к действиям он хватает Тэиля за ворот, Доён пытается его остановить, но в итоге сдаётся: — Тэиль-хён хватит притворяться, что ты забыл это, первое испытание черт возьми, ты должен помнить. Марк-хён засыпал, ему было плохо, значит ты принялся все выполнить вместо него, — прижатый к стене, старший слушает крики Чону почти смиренно, руки сжатые в кулаки постепенно разжимаются, он прикрывает глаза отключаясь от шума. « Это ничего, если я ещё посплю? » — голос Марка в голове звучит громко и ясно. В пятой холодно, Тэиль прокручивает в голове калейдоскоп воспоминаний, пытаясь сложить все в одну цельную картину, фрагменты разбросаны, зубы стучат от холода, клонит в сон. Его тоже тогда клонило в сон, тело расслаблялось даже не смотря на холод. — Кажется, тогда я тоже очень хотел спать, в первый час еле стоял на ногах, потому прилег на кушетку, — Чону слушает, все ещё прижимая к стене, внимает каждому слову, ищет зацепки, — было не достаточно холодно, что бы я мог жаловаться, так что не думаю, что это было испытанием, — бормочет он и хмурится на мгновение, память вбрасывает острую боль, давит в районе головы, он вдруг чувствует это по всему позвонку, словно от стены сейчас может идти ток, дыхание перехватывает и теперь уже Тэилю приходится ухватиться за чужой ворот, — Чону~я это было электричество. Младший сглатывает, собирает картину воедино из всего, что знает, он оборачивается, заглядывая Доёну в глаза, руки опускаются: — Хён, что если…- он прокручивает в голове слайды, какой-то старой презентации по анатомии, — что если, — он вздыхает нужные слова не находятся. — Хей, — Доён умудряется рассмеяться, — ты слишком хмуришься, просто скажи своими словами. — Если первым побочным эффектом был сон, просто Марк-хён болел и на нем это сказалось быстрее, тогда ток привел Тэиль-хёна в чувства исправляя влияние вакцины? Хён у нас мало времени, — он проскакивает в палату, выталкивая парней за её пределы, на шум сбегаются лаборанты, Чону в панике выкрикивает из-за двери, — пожалуйста задержите их. Младший блокирует дверь изнутри, сначала стулом, чувства свои он тоже пытается остановить, заморозить, но руки предательски дрожат и на висках выступает пот, он выдыхает вглядываясь в Тэиля. Старший точно зверь, приседает низко в ногах выставляя руки по бокам, то ли готовясь к прыжку, то ли говоря своим видом, что пропустит только через свой труп. Ладони его при это очень напряжены, точно он собирается использовать ногти вместо оружия, взгляд мечется от предмета к предмету в поисках чего-то более подходящего. Чону осматривает комнату, резко выдыхая воздух из лёгких, щиток оказывается в углу, он открывает крышку. Вся его идея строится на одном предположении, что каждая палата лаборатории это пятая и в любой момент их могут обезвредить, гуманными методами. Взгляд рассеивается, он разочаровано выдыхает, когда пароль не подходит, сквозь цветы в стеклах наблюдая за тем, как между Тэилем и врачом происходит стычка. Приходится действовать быстрее, он благодарит отца в какой-то мере, за обучение, что казалось ему бесполезным, за книги, что были слишком скучными для более ранних времён, замыкание в щитке проходит на ура, несколько соединённых проводов трещат, Чону вытирает запястьем лоб, громкая сигнализации орет прямо над головой, окрашивая комнату в красный цвет цвет время от времени, открывается меню, нужная программа находится с третьего раза, он включает ее слыша потрескивание со стороны кроватей, а затем доступ в систему блокируется. Чону оглядывается в панике на Минхёна, кровати все ещё трещат от напряжения, тело старшего сначала не движется, к после выгибается почти дугой до хруста костей, младший замирает. Ему приходится отвлечься, Тэиль буквально швыряет кого-то из лаборантов, полностью погружаясь в состояние зверя, у него глаза словно застилает пеленой. Тело пострадавшего сносит тележку с медикаментами, пробирки разбиваются, разливая разные жидкости, кое-где от ран появляются капли крови, Тэиль ступает по осколкам без тени смущения и скалится: — Сказал же, нельзя. Чону выдыхает и считает до пяти. Размерено, один, он вспоминает про зубы старшего и тихо скулит про себя, на стрессе совсем забыл, что нужно между зубов заложить что-то мягкое. Два, шум близится, он слышит крики Доёна, но не улавливает слова. Три, подходит ближе и жмуриться. Четыре, дыхание спирает и он прекрасно знает, что тоже попадет под раздачу тока, как только прикоснется. Пять, Чону резко распахивает глаза, хватается за тело парня и рывком стягивает с кровати, раздается глухой стук. Капельницы и датчики отлетают от тела, младший наклоняется ближе, чтобы услышать хотя бы дыхание, но кроме собственного сердцебиения ничего не слышит. Паника накрывает с головой, кардиомонитор душераздирающе пищит. Чону слегка отстраняется оборачивается и взглядом ищет Доёна, что замер в ожидании: — Хён, я ошибся? — одними губами интересуется он, Доён качает головой из стороны в сторону, Тэиль вновь бьёт кого-то и Чону интересно, всегда ли он был таким безумным. Слёзы собираются в уголках глаз. — Хён, — раздаётся тихое над головой, Чону смотрит вверх, слезы от этого движения начинают стекать по щекам, потому он видит лишь кончики чужих пальцев и не находит в себе силы обернуться, что бы посмотреть. Взгляд его бегает по разрисованным стёклам, цепляется за Доёна, у того шокированные лицо и Чону приходится убеждать себя, что это не галлюцинация. Тэиль вновь занимает позицию около двери, совсем не оглядываясь. ЯнЯн показывается в коридоре, его халат развевается от бега, а растрёпанные волосы дают понять, что мгновением ранее он скорее всего спал. Ему хватает десяти секунд, что бы понять ситуацию, затем он улыбается широко, проскальзывает к Тэилю и шепчет на ухо: — Обернись, он уже заждался тебя. Пелена падает, сквозь шум до сознания неожиданно доходит всего один тихий голос твердящий особенное слово: — Хён, — Тэиль оборачивается немного странно, словно его тело неожиданно оказывается деревянным, он поворачивает сначала голову, а уже после, когда этого разворота становится не достаточно, он поворачивается всем телом. Минхён улыбается. Радостно и искренне улыбается: — Хён, — повторяет он. Чону видит это впервые. Самый сильный и терпеливый из них ломается от одного слова. Крошится прямо на глазах, растворяясь в собственной боли. Тэиль плачет. Трёт глаза, чтобы хоть что-то видеть, продолжая глотать всхлыпы. Он вытягивает руку вперёд словно желая прикоснуться: — Минхён, — слетает с его губ и дверь приходится открыть. Марк улыбается. Он же продолжает шептать. Тэиль ловит каждый его жест взглядом. Минхён падает и его вновь поглощает темнота.