insomnia

он чувствует, как к рукам и ногам приливает кровь и голова остается удивительно пустая. как будто вся энергия сосредоточилась на том, чтобы согреть окоченевшие конечности. почему они окоченели в начале августа, который должен быть жарким и душным как последний круг ада, - тот еще вопрос. с другой стороны, давно пора привыкнуть, что все не так, как раньше. что ханган почти обмелел, что дышать на улице без маски небезопасно даже больше, чем до этого, что все посерело и просело; и чтобы сделать лишний шаг влево, тебе нужно разрешение, которого тебе, конечно же, не дадут. чанбин смотрит на свои отекшие красные пальцы и почти их ненавидит. просто ни за что, просто за то, что они вот такие вот – красные и отекшие. он прячет руки в длинные рукава толстовки и горячо выдыхает в стылый воздух. кончики пальцев чуть покалывает, и хочется, чтобы это побыстрее прошло. желательно прямо сейчас. чтобы прошел сынмин тоже хочется очень сильно. мимо, не оглядываясь, и подальше отсюда, куда-нибудь за линию горизонта, на другой конец земли, чтобы чанбин до него никак не мог добраться, чтобы сынмин ложился спать, уходил в царствие морфея - а чанбин в это время просыпался. никаких пересечений в этом измерении и в любых других тоже. никаких точек соприкосновения даже в воспоминаниях. потому что все точки сложились в кривую окружность, через которую противно сквозит воздух, как через пустое отверстие. он залипает на маленький блестящий кружочек у чана на шее и чувствует себя грустным подростком в свои двадцать. самому чану, кажется, не холодно совсем - сидит в совсем лёгкой кофте, пусть и с длинным рукавом, и хлестает энергетик из банки, неизвестно где взятый. протягивает вторую чанбину, но тот бурчит, что и так замерз, чай неси. да и этой ночью поспать хочется, если честно. пусть даже и придется проводить время с сынмином в одном агрегатном состоянии. хочется, естественно, не чая, а ну пива в конце концов, расслабить голову и убрать спазмы из груди. пива у чана нет сто процентов, идти в магазин в такой собачий холод - да ни в жизнь. были бы еще магазины, где можно купить треклятый алкоголь, чанбин бы там поселился. ему грустно и немного одиноко, пусть он и с чаном в одной комнате, вообще-то. даже на одном диване, но на колени щекой к нему не упадешь. чанбин не знает почему - чан ведь классный и тактильный, аккуратный и удобный, и это не раздражает (только иногда). а вот к раздражающе аккуратному и удобному сынмину он бы упал, и этот факт его раздражает даже больше всего прочего. он почти готов просить чана включить далекого забытого запретного ширана фоном, чтобы перестать накручиваться как шерстяная нитка на карандаш, но чан приносит чай, небольшой плед, накидывает его чанбину на плечи и сует в руки горячую чашку. пальцы начинает колоть еще сильнее, но уже приятно и классно - потому что из-за тепла. чай отвратительный совершенно, но нормальный уже и не купишь нигде. вместо измельченных чайных листьев – непонятная пыль на вкус, как та, что сверху на шкафах собирается. но оно хотя бы горячее. чанбин уверен, что влюбляться в сынмина не стоило. мысль прилетает в голову так же резко, как из аккуратных рук чана выпадает карандаш, которым он что-то черкал на огрызке пожелтевшей бумажки. не стоило по разным причинам. он может придумать их пять, десять, сотню, тысячу, сколько понадобится, насколько хватит фантазии, насколько хватит совести все отрицать и обманывать самого себя. ему, конечно, приходит в голову, что все это будет звучать как обычные оправдания, чанбин ведь не дурак. - дурак тот еще, - говорит чан. - ты давай тут телепатировать прекращай в мою сторону, - огрызается чанбин, впрочем, не так уж и резво. для проформы, чтобы не расслаблялся. как будто сам чан умный, ну честно. уровень интеллекта минус сто из десяти – влюбиться в мальчика из соседнего корпуса, совсем еще пацана – первогодка с неокрепшим умом и забитым взглядом. - хватит делать из меня старого деда, четыре года не такая уж и большая разница, - смеется чан. смеется, как же. - а кто ты еще, дед самый натуральный, - говорит чанбин, закручивая веревочку от чайного пакетика вокруг ручки. - по поводу натурального я бы поспорил. все происходящее вокруг чанбин с уверенностью может назвать апокалипсисом. и своим личным - собственным, и на уровне бытия обычных граждан. выживает тот, кто быстро соображает и учится; тот, кто схватывает все на лету; тот, кто не проваливается с головой в сынмина как в открытый люк; тот, кто не влюбляется без памяти в забитого мальчика из соседнего корпуса. даже у собак больше шансов остаться в живых на этой чертовой планете. чанбин даже благодарен, что сынмин где-то там разрывается между мониторами в огромном кабинете. мысль, что он может следить именно за чанбином, колючим ежом из глотки ползет по пищеводу и сворачивается клубком где-то в районе солнечного сплетения. вроде умеет идиотом прикидываться, не раз перед чанбином демонстрировал. изображать из себя недалекую дурочку может лучше только хенджин. которого, впрочем, раскусили на раз-два и отправили куда-то на границу. их с чаном оставили в центре сеула, но чанбин не знает, какое из двух зол проще и лучше. никакое, пока ты в этой стране – подсказывает тяжелая мысль, ударившая в затылок. чанбин думает слишком много, и это, в принципе, понятно даже ему. распутывать клубок мыслей – это не то, чем можно заняться на досуге, это не хобби и не работа, даже не обязательство. но выбора нет все равно, потому что с каждым разом, с каждой мыслью, которая быстрее звука проносится в голове, этот клубок становится больше и запутаннее, а потом начинает разъедать изнутри, и разобраться в нем уже невозможно. чанбин не может сказать, что очень любит в себе и окружающем копаться. может, и любит, конечно, ведь кому приятно ходить с дырами по всему телу – или одной большой посередине. но в этот раз он не успел, не доглядел, пропустил. дыра чувствуется как что-то инородное, непривычное, хоть она и маленькая совсем. жить с таким, наверное, можно, он пока не уверен. что с ней делать тоже непонятно - зашить не зашьешь, бумагу туда не запихаешь, тряпки тоже. нужно что-то серьезнее. что-то, что сидит где-то там за мониторами в большом кабинете под землей. кажется, дыру получится закрыть только так. невесело от этого совершенно. - ты лицо-то попроще сделай, - прилетает сбоку. чанбин вздрагивает и оборачивается – чан смотрит на него в упор, поперев голову рукой. но смотрит так ласково и понимающе, что чанбину до соплей от себя противно. - выкарабкаемся. у нас нет выбора, - звучит железно и как приговор, но даже обнадеживает. умеет же он, ну. - да, - выдыхает чанбин. - куда мы денемся.