Дом моих королей

— Nana, я взрослый! Нифрэдиль уже минут пять развлекала себя тем, что поочередно щипала Леголаса за розовые щечки и не менее розовые от смущения уши. Маленький аранен, безапелляционно усаженный ей на колени, всячески корчился, извивался в ее руках и хмурил лоб. Время от времени он-таки решался высказать нам свое неудовольствие по поводу происходящего, но, отметил я про себя, имея десятки возможностей ускользнуть, он оставался на месте. Очевидно, ужимки вместе с возмущениями были для фарса: юный позер прекрасно осознавал количество привлекаемого внимания и попросту играл на умиляющуюся публику. Поразительная в его годы хитрость: он не меньше Нифрэдиль забавлялся процессом, однако ронять в грязь статус взрослого эльфа не собирался. — Быть взрослым скучно, penneth! – рассмеялся Магол и потрепал Леголаса по волосам. В ответ на это возмутительное действие мальчику блестяще удалось состроить выражение до глубины души оскорбленной королевской особы. — Ты учишь сына пижонским кривляниям синдар? – с притворным негодованием спросила Нифрэдиль, на миг отрываясь от своего занятия. — Такие вот «кривляния», любовь моя, бросают в холодную дрожь быстрее, чем нож под подбородком, – спаясничал я. Со всех сторон грянул смех наших друзей. — Тогда у тебя способный ученик, Трандуил! – подмигнула Леголасу Гвэлвэн, после чего мальчик, довольный произведенным впечатлением и, несомненно, похвалой, горделиво распрямил плечи. Тем не менее, мгновенье его торжества было безжалостно разрушено Нифрэдиль, которая, воспользовавшись принятой нашим араненом позой, принялась щекотать его. Внезапность подлой «атаки» сломала возможность всякого сопротивления, поэтому через некоторое время Леголас вынужденно молил о пощаде сквозь приступы хохота. С тех пор около восьми сотен раз облетали листья в Саду Королевы. Лозы дикого плюща увили белые колонны беседки, разрослись розовые кусты, возмужали высаженные бережной рукой Нифрэдиль липы, а в глубине его, куда не уводили мощеные дорожки, появилась мраморная статуя с навеки застывшими печальными глазами. Большинство не находило сил забредать в то место, скрытое живой зеленой изгородью… Долго не мог собраться с духом и я. Не менее десяти лет понадобилось мне, чтобы вновь предстать перед знакомым лицом, хоть черты его и выглядели непривычно острыми и одухотворенными. Леголас же вовсе не ступал в ту часть сада. Лишь однажды мне удалось застать его, привалившегося спиной к ногам из вечного камня. Взлохмаченный, осунувшийся, с красными пятнами на рубашке, он улыбался каким-то своим мыслям и вдруг, наклонив ко мне голову, произнес: — Будь у меня все сокровища мира, я бы отдал их ради возвращения в детство. Все бы отдал… Затем неторопливо поднялся и побрел прочь.