Найти себя: Сокровенное

      Осаму быстро вскочил на ноги и подхватил парня, отнеся в ванную комнату, когда Чую стало рвать. Опустившись на кафельный пол душевой, он усадил убийцу перед собой, удерживая за талию и плечи. Спазмы сотрясали смертное тело, сгустки чёрной крови и желчи падали на пол, а Накахара, пытаясь удержать сознание, до побелевших пальцев сжимал ладонь Дазая на своём животе. Желудок скручивало от режущей боли, лёгкие пылали, в горле словно неоднократно прошлись наждачной бумагой. В какие-то моменты Чуя малодушно желал выблевать из себя внутренности в надежде, что боль утихнет, а твёрдое намерение оставаться в сознании, не проваливаясь в спасительное забытье, трещало по швам. Кафель плыл перед глазами. Мир вокруг превратился в мешанину красок на холсте крайне паршивого художника-абстракциониста. Когда эти яркие пятна начинала заволакивать чернота, Чуя пытался крепче стискивать поддерживающую его ладонь Дазая, цепляясь за неё, как за последний якорь, связывающий его с реальным миром.       Время для парня стало таким же вязким, как чёрная кровь у ног, полностью стирая представление о том, сколько он уже находится в подобном плачевном состоянии. Накахаре кажется, что вечность, и конца этому ужасу не предвидится. Его всего колотит, без конца бросает то в жар, то в озноб, от чего восприятие действительности притупляется лишь сильнее. Колени совершенно не чувствуют жёсткий кафель под собой, хотя Чуя знает, что его поза должна быть жутко неудобной и причинять ощутимый дискомфорт. В голове он удерживает только одну мысль: "не отпускать руку Дазая", иначе темнота поглотит его.       И Накахара не разжимает пальцы даже тогда, когда собственная обессилевшая вторая рука, опирающаяся о пол душевой кабинки, соскальзывает по крови и желчи, а парень начинает заваливаться вперёд, рискуя встретиться лицом с кафелем. Его точка опоры — ладонь демона на животе, а не своя рука, так что перспектива разбить нос и подбородок не вызывает в мозгу никаких реакций, словно ничего не меняется. Но Осаму успевает обхватить под рукой поперёк груди, удерживая любовника от падения.       Все минувшие полчаса он молчал, держа в руках Чую, чьё тело боролось с ядом в виде крови демона, которой Дазай напоил его с утра под завязку, пока рыжий снова не стал вырываться и отпихивать от себя руку. Смертный организм принимал её, но с большим трудом, откровенным сопротивлением, сопровождая всё это чудовищной болью. Когда Чую очередной раз пробивало сильной судорогой, и кровь вырывалась из глотки в сопровождении болезненного стона и всхлипов, Осаму уже сам в душе́ молил, чтобы рыжий всё-таки отключился. Так он хотя бы не будет страдать. Но Чуя со свойственным ему упорством держался, а Осаму, не имея никакой возможности помочь, держал возлюбленного и оставлял мягкие поцелуи у основания шеи.       Крови постепенно становилось всё меньше, и, сплюнув последний сгусток, Чуя с трудом откинулся назад. Демон осторожно устроил его спиной к своей груди, а голову уложил на плечо. Его пальцы убрали мокрые рыжие пряди со лба и щёк. Кожа Накахары была холодной, но покрыта испариной, словно он осилил долгий забег.       — Как ты? — чисто формально поинтересовался Дазай, утирая ладонью серые дрожащие губы. И так понятно.       — Паршиво, — тяжело выдохнул Чуя, стараясь выровнять дыхание. Открывать глаза сил не было.       В душе́ рыжий гордился собой, что всё же смог остаться в сознании. Пусть боль и скручивает кишки, но он выдержит. Теплое тело Осаму за спиной дарило ощущение безопасности. Он хотел бы сейчас обнять его, но ни руки, ни ноги не слушались. Удалось только чуть-чуть пошевелить пальцами левой руки, мазнув ими по обнажённому бедру своего ручного демона.       — Так спать хочется, — едва шевелил губами Чуя, покрываясь мурашками от холода. — И согреться.       — Подожди несколько минут.       Осаму нежно прикоснулся губами к прохладному влажному лбу Накахары и, перестав поглаживать спутанные рыжие волосы, потянулся включить воду. Тёплые струи полились сверху из душа на сидящих на полу парней, смывая пот, грязь и кровь, что акварельной краской заструилась к сливу. Демон чуть передвинулся, усаживаясь удобнее под падающей водой и притягивая к себе Чую так, чтобы можно было полностью омыть его тело. В принципе, Осаму было плевать на кровь и прочее, но он предполагал, что Накахаре будет приятнее спать чистым.       — Приятно, — пробормотал убийца, наслаждаясь стекающей по телу водой и скользящими по нему ладонями. Голова по-прежнему покорно лежала на правом плече демона, чуть склонившись носом в сторону его шеи.       — Кажется, у меня входит это в привычку, — улыбнулся Осаму, целуя в висок и продолжая смывать с них кровь. — Не скажу, что мне не нравится.       — Ну и молодец, — попытался съязвить Чуя. — Ещё бы ты был против мыть королевское тело.       — От королевского я бы отказался, — хмыкнул демон, распутывая под водой длинные пряди волос. — Меня интересует только твоё.       — Ты просто не пробовал.       — Не поверишь — даже не тянет.       — А вдруг поверю?       Ладонь Осаму прошлась по животу. Несмотря на то, что Накахара уже согрелся под водой, при закрытых глазах прикосновения Дазая расцветали на коже тёплыми узорами. Мелькнула шальная мысль — как-нибудь заняться сексом с завязанными глазами. Демон чуть сильнее прижал его к себе на несколько секунд прежде, чем продолжить купание.       — С опасными силами ты играешь, Чуя, — улыбается он.       — Ты что-то напутал, — сонно протянул парень, чуть потеревшись щекой о ключицу любовника. — Ведь, если мы не победим, — говорить было сложно, поэтому Чуя через каждые несколько слов останавливался перевести дыхание, — я сам тебя убью. Не переживу, если мои страдания окажутся напрасны.       — Жалеешь, что согласился?       — Нет, — не задумываясь, ответил Накахара, тепло выдыхая на мокрую кожу. — Но устал так, что хочу Фёдору переломать все кости. Я из-за всей этой истории лет на десять постарел.       — Хм, — Осаму принялся копошиться у него на макушке, промывая волосы, а заодно придирчиво их рассматривая. — Не вижу ни одного седого волоса, или ты успел покраситься с утра?       В ответ тишина. Хрупкое тело безвольно сидит на полу, откинувшись на него. Демон ласково и невесомо проводит пальцами по его бледной щеке и тихо зовёт:       — Чуя.       Уснул?       Но нет, парень вопросительно мычит.       — Потерпи ещё чуть-чуть, сейчас я отнесу тебя в комнату, — со всей переполняющей его нежностью обещает Осаму. Оставляет быстрый поцелуй на макушке и, вытянув руку, выключает воду.       Для демона Чуя практически ничего не весит, и он может таскать его на руках хоть всю вечность, лишь бы не разлучаться. Он укутывает парня в полотенце и несёт в комнату, устраивает на футоне.       — Осаму, — едва слышно зовёт его Чуя, когда демон вознамерился вернуться в ванную, чтобы захватить полотенце и для себя. — Ты помнишь, о чём мы договорились?       Дазай хватает полотенце и возвращается, суша волосы.       — Да. Завтра утром мы уезжаем отсюда.       — Точно, — убийца высвобождает руку и тянется к нему. Осаму стискивает его ладонь, замечая на бледных губах улыбку. Он осторожно придерживает его голову и подкладывает под неё полотенце, чтобы позже вытащить, когда рыжие волосы немного просохнут.       — Ты написал мне адрес?       — Угу, — едва балансируя на грани сна, отзывается Чуя и слабо тянет на себя демона. — Иди ко мне.       Осаму бросает взгляд на закрытое окно, за которым чуть ранее заметил тёмную расплывчатую дымку. Плохой знак. Время на исходе, иначе его протеже бы не заявился.       — Я приду через минуту, — обещает Дазай и мягко целует в губы, снова холодные, несмотря на горячий душ. Он укрывает парня одеялом, поправляя, чтобы было теплее.       — Я уже буду спать, — капризно тянет Чуя, морща нос. — Пахнет кровью.       — Это из ванной, — врёт Осаму в ответ. — Я сейчас всё помою.       — Так воняло у меня в квартире, когда завалился твой знакомый и испортил нам вечер. Это ведь он припёрся опять?       Осаму не может сдержать улыбки.       — От тебя ничего не скрыть, да? Я не хотел тебя тревожить. Акутагава здесь, и я должен поговорить с ним.       — Дай мне пистолет.       Чуя попросил это таким же ровным сонным тоном, как и говорил ранее. Ни капли удивления или сомнения. Констатация факта.       — Я всажу ему в голову обойму, ты обнимешь меня, и мы ляжем спать.       Тихий смешок сам собой сорвался с губ демона.       — Он нам пока нужен, любовь моя.       — Хорошо, — тихо выдыхает Чуя, поворачиваясь на бок спиной к Осаму. — Тогда сначала я убью Фёдора, а потом этого.       Окончание фразы едва можно расслышать, ведь сон одолевает, и губы почти не слушаются парня. Осаму улыбается, глядя на него и пропуская между пальцев влажные медные волосы. Его маленький убийца такой красивый и расслабленный сейчас, что хочется верить, будто всё в порядке. Что не нужно покидать эту тесную комнатку, чтобы услышать о том, что их время вышло. Время, когда-то не значащее для Дазая ничего, теперь закончилось преступно быстро, растаяв, подобно лучам закатного солнца.       Он может целую вечность смотреть на Накахару и каждую секунду подмечать что-то новое, прекрасное, или знакомое, но бесконечно любимое в нём. Осаму не мог обманывать сам себя относительно своих шансов выжить в очередной стычке с Достоевским, но у людей есть замечательная присказка: "Когда тебя загнали в угол и лишили всего, можно совершить невозможное". Он уже единожды свершил нереальное, а уж отнять у себя Чую Осаму не позволит никому.       В оконное стекло негромко постучали, и Дазай был вынужден отвести взгляд от дорогого ему существа. Пасмурный день и затянутое тучами небо не могли полностью скрыть колышущуюся тёмную дымку на улице.        Встав на ноги, Осаму быстро хватает новые джинсы, что Чуя вчерашним днём вытряхнул из пакета прямо на пол, пока искал смазку в порыве охватившей их страсти. Демон застёгивает ширинку, а в мыслях прокручивает минувший вечер. Тепло разгорячённых тел, сладость ласки и отчаянное желание сплестись в единое целое, чтобы никогда не разлучаться. Мягкость кожи под пальцами, пьянящий блеск синих глаз, хриплые стоны...       — Почему так долго? — раздражённо шипит Акутагава, спрыгивая в комнату с подоконника открытого Осаму окна. Тёмная дымка преданно скользит за ним и стелется у ног, льнёт к подолу чёрного плаща, хотя Дазаю всегда кажется, будто она вытекает из-под него.       — Пришлось подождать, пока Чуя уснёт, — Осаму оставляет створки открытыми, демонстрируя, что не настроен на долгий разговор. Изгнанный демон присаживается на подоконник и скрещивает на груди руки. — А то он грозился оставить тебя отдыхать с нами в номере. Ничего не имею против нескольких пуль в твоём черепе, но по мне, эта идея — так себе. Не хочу, чтобы за нами кто-либо наблюдал с коврика у двери.       Рюноске лишь демонстративно закатил глаза, но промолчал. Он много мог бы сказать по поводу паскудного чувства юмора своего бывшего наставника, только в этом не было никакого смысла. Демона сейчас волновали более неотложные вопросы.       — Как он? — бледнолицый парень смотрел на торчащую из-под одеяла рыжую макушку.       — Спит.       Голос Дазая был слегка насмешливым, словно он озвучил очевидную вещь глупцу, но Рюноске знал его слишком давно, чтобы понять скрытую тревогу.       — Ты знаешь, о чём я. Твой план.       — Он выдержит. Я уверен.       Акутагава бы солгал, если бы сказал, что его не интересует этот смертный. Не так, как Дазая, а с точки зрения эксперта. К сожалению, уже не его одного.       — Наверняка секрет в том, что у него твоё сердце. Оно помогает принять и обработать кровь с энергией.       — Невероятное открытие! Я даже не догадывался! — яд так и сочился из голоса Дазая.       — Дело не в этом.       Рюноске делает маленький шаг в сторону футона, и Осаму заметно напрягается, а губы младшего демона искривляет ухмылка.       — Ну и кто из нас больше пёс?       — Чего ты хочешь? — игнорирует вопрос Дазай. Прохладный воздух студит обнажённую спину.       Рюноске пристально смотрит на бывшего учителя, но, как и прежде, не может слишком долго выдерживать его взгляд и отводит глаза. Дазай всегда глядел на окружающих подавляюще, исключением стал лишь этот смертный.       — Вам пора уходить, — наконец отвечает парень, и тени вокруг его ног словно стягиваются обратно в подол плаща. — Фёдор понял, что я что-то скрываю, и вышел на охоту сам.       — Блять, — Осаму запустил руку в волосы и взлохматил их на затылке. — Мы не готовы.       — Дазай, — голос младшего демона стал тише, — он идёт не за тобой. Конечно, он хочет убить тебя, но я выяснил, что в первую очередь его интересует твой смертный друг.       Карие глаза вспыхнули алым, лицо заострилось.       — Мразь! Надеется достать меня через Чую!       — Нет. Фёдор оказался умнее. Он явно с самого начала не доверял мне, и отправил следить за тобой своих шестёрок. Достоевский в курсе, что ты делаешь.       — И ты только сейчас говоришь мне об этом?! Что Фёдор знает каждый мой шаг?! — Дазай рванулся вперёд и схватил Акутагава за ворот плаща, дёрнув на себя. — Ты, жалкая продажная псина, привёл их за собой!       Его пылающие глаза смотрели так холодно и жестоко, как во времена борьбы за власть. Рюноске даже сглотнул, на миг допустив мысль, что изгнанник вполне может разорвать его на части только силой своего гнева.       — Я не предавал тебя, Дазай, — прохрипел он. — Иначе меня бы здесь не было. Я пришёл предупредить тебя.       — С целым хвостом приспешников Достоевского!       — Я разберусь с ними, можешь не волноваться об этом. Но назад к Фёдору я вернуться уже не смогу, так что позаботься о своей части сделки. В первую очередь это выгодно тебе самому, — он кивнул на спящего Накахару. — Если этот парень действительно тебе так дорог.       Дазай ещё с минуту злобно смотрел в серые глаза протеже, а потом отпустил его, презрительно оттолкнув от себя. Мысли в голове проносились с нечеловеческой скоростью, пытаясь найти выход из положения. Своих сил мало для сражения, Чуя слишком слаб, чтобы помочь. Его состояние скорее будет помехой, отвлекая демона. Значит, нужно спрятать его и напасть первым, не дав Фёдору шанса добраться до Накахары. А дальше? Дальше Дазай не представлял ничего.       — Избавься от хвоста, — устало произнёс Осаму, подходя к столу и поднимая с него кейс. Он задумчиво посмотрел на чёрный чемоданчик, прикидывая шансы, и решил, что лишним не будет. — А потом добудь точные копии содержимого, но из кремния.       Он передал кейс удивлённому Акутагаве. Парень принял вещь, взвесив в руке.       — Я постараюсь. Куда мне вернуть чемодан?       Адрес забронированного Чуей отеля Осаму так же отдал демону. Одна из извилистых теней выхватила листок из рук Дазая и скрылась с ним под плащом.       — Надеюсь на тебя, Дазай, — проворчал демон прежде, чем скрыться за окном.       Всё вышло совсем не так, как Осаму планировал. Он надеялся, что у них с Чуей есть ещё несколько дней, чтобы укрепить тело смертного, а сам Дазай пришёл в себя. Но в реальности дело приняло такой оборот, что лучшим выходом будет вынудить Фёдора на битву сейчас. Чёрт, этот ублюдок решил поставить над его рыжим ангелом свои эксперименты. И Осаму даже предполагал, для каких целей.       — Чуя, — мягко позвал Дазай, опускаясь на колени рядом с футоном. Он погладил бледную щёку костяшками пальцев.       Человек чуть заворочался, высвободил руку, подцепил пальцами ладонь Осаму и уложил её себе между подушкой и щекой.       Где-то на улице в отдалении послышался болезненный визг. Что же, Акутагава выполнит своё обещание.       — Чуя, нам пора.       — Уже утро? — разочарованно просипел парень, не желая отпускать руку.       — Нет, — не стал кривить демон и осторожно повернул его на спину. — Но нужно уезжать уже сейчас.       — Хорошо, — язык и губы почти не слушались. — Я сейчас встану.       Но выжатый организм не смог бы подняться, как бы Чуя этого ни хотел. Несмотря на всю силу воли, физических сил не было. Осаму осторожно приподнял парня, не удержавшись от того, чтобы провести по спине рукой. Выскользнув из одеяла, Накахара заторможено потянулся обхватить шею демона, который прижался губами к его виску.       К моменту, когда Осаму одел Чую и закончил сборы сам, звуки и запах битвы Акутагавы с "хвостом" стихли. Либо теневой демон победил, либо увёл шестёрок Достоевского подальше. В любом случае, путь свободен. Он погрузил в багажник машины все вещи, подхватил на руки безвольное тело убийцы и выпорхнул с ним в окно.       Из-за плохой погоды темнеть стало раньше, что, несомненно, было им на руку. Чуя жался к его груди, пытаясь согреться. Лицо и кисти рук казались слишком белыми, а губы отливали синевой.       Уже второй раз Осаму укладывает его на заднее сидение чёрной Камри и садится за руль сам, совершенно не представляя, чего ожидать. Есть ли вообще какой-то смысл во всех совершённых им действиях?       Машина легко катится по гладкой дороге, возвращая их двоих в Йокогаму. Здесь всё началось, здесь и закончится. Осаму крепко сжимает руль, свет фар смешивается с фонарями, освещая путь. Он всего лишь хотел бы быть человеком, хотел бы прожить короткую жизнь, но которую мог разделить с Чуей. Он хотел бы, чтобы Чуя залечил его раны, а не смотрел, как те затягиваются на глазах. Хотел бы по утрам бегать за кофе. Чувствовать холод и нежиться под тёплым одеялом, прижавшись друг к другу. И целовать, бесконечно целовать эти мягкие губы.       — Когда придёт конец истории самой Вселенной, я хочу видеть только твои глаза...       Они стояли на парковке отеля. Осаму заглушил мотор, но не спешил покидать тепло салона. Если бы все их проблемы мог решить простой побег...       Демон потёр лицо руками. Пора отбросить все сомнения, собраться. Он нацепил на лицо улыбку, надеясь, что она выглядит искренне.       — Сокровище моё, просыпайся, — Осаму протянул руку назад и потряс спутника за плечо. — Давай. Открой свои красивые глазки на пять минут.       — Даю, — ворчит рыжий комочек с заднего сиденья и несильно прикусывает за ребро ладони. — Постоянно даю, так что не жалуйся.       Осаму помогает Чуе выбраться из машины, проверяет фальшивый паспорт в кармане и, придерживая, ведёт в отель. Персонал на ресепшене перешёптывается и косит глазами в их сторону, однако девушка выдаёт карточку от номера и желает приятной ночи.       В номер на пятом этаже Дазай уже заносит Накахару на руках: парень в лифте снова заснул, прижавшись к нему. Со своей ношей он проходит мимо сидящей на стуле с ногой закинутой на ногу фигуры и укладывает убийцу на кровать поверх одеяла.       — Осаму, блять... Ты уже ляжешь спать сегодня?       — Конечно. Сейчас.       И он всего на миг прижимается губами к сухим холодным губам, просто чтобы ещё раз коснуться.       — Посмотри на него, — горько роняет слова Дазай, нежно поправляя вокруг лица растрёпанные рыжие волосы. — Он такой маленький и хрупкий.       — Меня сейчас стошнит от твоей сентиментальности, — отзывается со стула Рюноске.       — Ты всё сделал? За ним не придут?       — Нет, но могу побыть с ним, пока всё не закончится.       Шатен задумчиво кивает головой и склоняется над возлюбленным, шепча в его приоткрытые поцелуем губы.       — Я не смею просить у тебя прощения. Я бы и сам себя не простил и знаю, что ты не простишь никогда, — его длинные пальцы немного нервно сжимают свитер на груди Чуи. — Но всё теперь обстоит иначе. Однажды я уже пообещал тебе вернуться, и, Великие Первые, я сделал это. Хотел бы я верить, что снова смогу совершить невероятное. Я люблю тебя.       Самый нежный поцелуй остался на губах спящего человека.

***

      — Ну что же, — все покровы с ауры были сброшены, открывая их обладателя всем и каждому, кто стал бы его искать. — Я жду тебя.       Осаму Дазай вольготно развалился на стуле посреди практически пустого помещения. Взгляд цеплялся за все детали, начиная от старых досок в дальнем углу, до якорной цепи, сброшенной у одной из стен. Старый ангар недалеко от отеля отлично подходил плану Дазая, так он был достаточно далеко от Чуи, но ауры хватало, чтобы скрыть точное местонахождение человека. Тени Акутагавы дополнительно отводили глаза от гостиницы и следили, чтобы не появились шестёрки Достоевского.       — Я смотрю, ты начал партию без своей чёрной королевы, — елейный голос за спиной раздался почти внезапно, но Осаму сумел удержать на лице невозмутимую маску. — Жаль.       В его тоне было столько разочарования, что складывалось впечатление, что Владыка Преисподней ждал именно Чую, а не Осаму.       — Ты его не получишь, если ещё не понял.       — Это ты меня не понял, Дазай, — Фёдор обошёл стул, склонился вперёд, упёрся руками в колени бывшего соперника и заглянул ему в глаза своими пустыми глазами, в глубине которых горели мёртвые фиолетовые огни. — Я заберу у тебя всё, что пожелаю.