Испытание нестоянием

      Рейстлина разбудило шуршание: Крисания потрошила суму с провизией. Заметив, что маг продрал глаза и сел, жрица тут же сунула ему в руки третьегодняшнюю краюху хлеба.       Наступил вечер, полупрозрачные стены купола источали мутный белёсый свет. Но и без этого, казалось, всё было бы отлично видно — так ярко светились глаза жрицы. Похоже, испытанный оргазм придал ей бодрости.       Рейстлин же чувствовал лишь безмерную усталость. Он с трудом разжевал и проглотил кусок чёрствого хлеба и запил водой из поданной Крисанией фляги.       — Я придумала! — радостно объявила жрица. — Позор мне, что сообразила только сейчас! Помнишь, как мы познакомились? Как тогда, я взмолюсь Паладайну, и его целительная сила снизойдёт на тебя через меня.       Крисания потрясла треугольным медальоном на шее, сжала его, а другую руку возложила на пах Рейстлина. Опустила веки, губы её зашевелились, шепча молитву.       Через несколько мгновений торжество и уверенность на лице Крисании сменились горьким разочарованием. Жрица открыла глаза, и маг увидел, что в них стоят слёзы.       — Благодать не снисходит, — Крисания сглотнула и потёрла лицо. — Конечно! Как я смела надеяться, что после всего, что я сделала, Паладайн откликнется? Бог покинул меня.       Жрица повесила голову. Рейстлин ободряюще сжал её дрожащее от безмолвных рыданий плечо:       — Я стану твоим богом. Я с тобой. Ты звалась дочерью Паладайна, а отныне назовёшься невестой Рейстлина.       Маг подобрался ближе к жрице, поднял её опущенную голову за подбородок и поцеловал. Удивительно, как он стеснялся делать это всего несколько часов назад. Крисания вновь воспрянула духом. Она обняла Рейстлина и прошептала ему на ухо:       — Мне нравится быть твоей невестой. И мне понравилось… то, что ты сделал со мной. Будем пытаться ещё?       Чародей победно усмехнулся: жрица по-прежнему принадлежала ему. Но какой в этом прок, если у величайшего мага, без пяти минут бога, не стоял член? Проблему надо было решать.       Посовещавшись, Рейстлин и Крисания заключили, что нельзя пренебрегать важностью слов: возможно, распутные речи возбудят мага? Жрица, прокашлявшись, начала:       — Э… хм… я хочу тебя.       — Ах, как вульгарно! — иронично возмутился чародей и добавил: — Для светлой жрицы.       — Ну, подай мне пример, учитель! — столь же иронично оскорбилась Крисания.       — Я… м-м-м…       Маг пожевал губу и сдвинул брови, крепко задумавшись, будто пытался подобрать единственно верные слова могучего заклятия. Жрица времени не теряла, выпаливая одну похабность за другой:       — Овладей мной!.. Нет, слишком прилично… Возьми меня! Отымей меня! Впендюрь! Засади! Натяни! Трахни!       Рейстлину показалось, что он нашёл-таки подходящую фразу, но у мага не получалось вставить и звука — Крисания разошлась:       — Лижи мою письку! Напои меня солёным молочком! Искупай меня в конче! Пори меня в зад! Дери во все дыры! Я сожму твой елдак своими дойками! Дрочи свой хрен мне в рот, я знаю, ты любишь спускать бабам в глотку!       Увы, излияния девушки, прожившей жизнь в невинности и, наконец, дорвавшейся до запретного, скорее смешили чародея, чем возбуждали. На лице самой жрицы тоже не видно было ни тени вожделения: оно сияло весельем и азартом. Похоже, за время служения Паладайну ей так опостылели благочестивые словеса, что произнесение непристойностей было для неё самоценным развлечением.       Рейстлин властно объявил:       — Я вздрючу тебя так, что моё семя потечёт у тебя из глаз вместо слёз.       Крисания вздрогнула, уголки её губ поползли вниз. Неуютно поёживаясь, она поплотнее запахнула плащ и посмотрела на Рейстлина исподлобья:       — Ты правда хочешь со мной так поступить? — на сей раз обида в её голосе была непритворной, и к ней примешивалась толика страха.       — Что ты! Конечно, нет! — горячо заверил Рейстлин. — Прости. Я всё-таки чёрный маг, и это накладывает отпечаток. Подчас мои слова, даже сказанные без злых намерений, звучат, как проклятия.       — Не проси прощения, — помотала головой Крисания. — Я сама виновата, что усомнилась в тебе хотя бы и на миг. Я знаю, что ты не зол.       Жрица подсела поближе к чародею и привалилась к его плечу.       — У тебя… у нас что-нибудь получилось? Слова помогли?       Рейстлин промолчал — не хотел в очередной раз вслух говорить о своей ущербности. Он обнял Крисанию, положив острый подбородок ей на плечо, и тяжко прерывисто вздохнул. Жрица погладила его руку, коснулась губами тонкого запястья. В кратком поцелуе не было страсти — лишь нежность и бессильное желание утешить, поддержать, помочь.       «Какая глупость, — подумал Рейстлин. — Мой план идёт прахом из-за нелепой мелочи! Такой постыдной, такой человеческой. Может, и пусть себе идёт? Пусть я не проживу долго, и не видать мне божьего могущества и бессмертия, но зачем мне становиться богом этого мира? Зачем улучшать его, зачем стараться ради мира, от которого я получал только зло? Кажется, с момента нашей встречи Крисания дала мне больше, чем я когда-либо имел, так почему бы не остаться с нею? Пока я жив, я побуду её богом, а она — моей маленькой вселенной, полной любви, прекрасной и уютной».       — Я так устал, — безголосо прошептал чародей, и по его воле свечение купола померкло, погрузив влюблённых в непроглядную тьму.       — Что? — Крисания заворочалась в объятиях Рейстлина. — Я, кажется, задремала.       — Ничего, — маг погладил её по голове. — Спи.       «Нет! — Рейстлин стиснул зубы. — Я не сдамся! Если отступлю, получится, что все жизни, погубленные на пути к моей цели, прервались напрасно. Я не убийца… Крисания не заслуживает убийцы! Когда я стану богом, я воскрешу всех, кто погиб в свете моих замыслов: воинов Замана и его захватчиков, что вёл Карамон, и ещё раньше…»       — О чём ты думаешь? — тихо спросила жрица.       — Я думаю… думаю… Мы произнесли много выспренних слов о верности и нашем высоком предназначении. Мы предались низкому разврату. Но мы так и не сказали друг другу самого простого… и самого главного, — в горле у мага встал горький комок: — Я люблю тебя, Крисания.       — Я люблю тебя, Рейстлин.       И, сокрытые мраком, они простёрлись под плащами и занялись любовью. Их соблазняли не нагие тела, а открытые души. В ту ночь маг и жрица стали не любовниками. Они стали законом природы: как река непрестанно впадала в море, так Рейстлин впадал в Крисанию, как подсолнух покорно поворачивался вслед за светилом, так они двигались, покоряясь друг другу.       Тьма лишила Рейстлина и Крисанию зрения, и оставшиеся их чувства перепутались, сплелись в тугой узел: магу мерещилось, что он осязает собственное тело пальцами жрицы, а жрице — что она входит в саму себя. Бесконечно падая друг в друга, они стали глубже Бездны и выше небес. Они сплавились воедино, и в краткий миг совершенного единения им почудилось, что они стали богом.

_____

      Мутно-белые стены купола мало-помалу наполнялись светом нового утра. Рейстлин спешно одевался, стараясь не смотреть на ещё нежащуюся под плащом Крисанию.       Облик жрицы стал омерзителен магу. Так и планировалось. Рейстлин переспал с Крисанией не только ради ритуала. Он знал, что гордость заставит его возненавидеть жрицу за то, что узрела его беззащитным и смешным, нелепым и беспомощным, увидела его уродство и немощь.       Да, Рейстлин любил Крисанию. Но даже он сам со своими чувствами был лишь пешкой в шахматной партии, которую он разыгрывал. Маг был уверен, что бог обязан изжить из себя все человеческие слабости, зависимости и привязанности. И теперь, когда его любовь к Крисании отравлена уязвлённой гордыней, ему будет проще от неё отречься.       — Куда ты? — жрица приподнялась, протирая глаза.       — В Бездну. Врата открыты, я слышу зов тьмы.       — Я с тобой!       — Ты мне больше не… мне была нужна твоя помощь только, чтобы открыть Врата. Спасибо. Дальше я справлюсь сам.       — Я не брошу тебя! — заявила жрица и тоже стала одеваться.       — Как хочешь, — досадливо прошипел Рейстлин; он планировал оставить Крисанию здесь и сразиться с Такхизис в одиночку, но пришлось бы потратить слишком много времени, чтобы убедить преданную, как собака, жрицу не увязываться за ним. — Поторопись, Тёмная Госпожа ждать не станет. И… поосторожнее там. Держись поближе ко мне.       «Верность заслуживает награды, — подумал Рейстлин. — Когда я обрету всемогущество, надо будет сотворить своего точного двойника, чтобы жил с Крисанией ей на радость. Возможно, жрица и не заметит подмены… А если и заметит, какая мне разница? У нового бога найдутся дела поважнее, чем беспокоиться об одной человеческой женщине».