Маленькие хищные города. Истории.

Если бы я знал, что так всё получится — лично бы придушил этого крысёныша! Увы, прошлое изменить нельзя. И теперь, единственный шанс выжить для меня — тропа контрабандиста. Это рискованный способ перебраться в другой город и начать совершенно новую жизнь. Очень рискованный. В иные годы этой тропой проходило меньше одной десятой из числа пытающихся. Но выбор не велик. Или я попытаюсь, или меня казнят. Я не преступник, просто главой города стал очень мерзкий, мстительный и злопамятный человек. Человек, чьим учителем в школе мне не повезло быть. Меня ещё не отправили за решётку только потому, что этот крыс пока не вспомнил про меня или достаточно поленился, чтобы написать приказ об моём аресте. Но я не надеюсь, что он не вспомнит про меня. Нескольких своих обидчиков из числа одноклассников он уже уничтожил. Узнать про способ покинуть город зимой оказалось не сложно, ведь только погонщики волколисов могут путешествовать через лес. Намного сложнее оказалось выяснить детали предстоящего путешествия. Очень неприятные детали. Я прекрасно знаю, что волколисы воспринимают людей как собственных щенков. Их создали так, чтобы щенки пахли людьми. Поэтому погонщики могут отчасти контролировать этих животных и заставлять их перевозить особо ценные грузы. Как я выяснил, тропа контрабандиста — это метод тайной перевозки людей с помощью этих животных. Грузы и, тем более, пассажирские кареты, тщательно досматривают. А контрабанду волколисы носят в своих желудках. Я узнал об этом, когда погонщики наконец разрешили мне попытаться. И их рассказ о предстоящем меня не обрадовал. Изначально, этот путь предназначался для преступников. Их было не жалко, и тропа была вариантом наказания. Или казни, кому как везло. Путь контрабандиста держат в строгом секрете, и мне пришлось отказаться от возможности повернуть назад, чтобы только вступить на него. Выбора у меня всё равно нет. Сейчас, если я откажусь, меня всё равно скормят волколисам. Просто уже без подготовки. А подготовка для этого пути совсем не простая. Две недели небольшие группы добровольцев готовят пищу для животных. Это практически рабский труд. Всё свободное от этих работ время я готовлюсь к предстоящему испытанию, как и мои спутники. Каждые несколько часов я смазываю всю свою кожу специальным маслом. Это должно защитить меня от желудочного сока. Ингаляции подобным образом защитят от испарений мои лёгкие. Особая диета позволит мне обходиться меньшей концентрацией кислорода в воздухе. Это всё повысит мои шансы выжить. Также, как и добавки в пище волколисов. Я не просто готовлю пищу для этих зверей, я купаюсь в ней. Чтобы пахнуть пищей и сделать мой запах более знакомым для зверей. Перед отправлением их обильно покормят, и я буду в их меню с остальными. Кроме этого в чашу с едой для животных будут добавлены капсулы. Они будут вырабатывать кислород. Добавки ослабят работу желудков волколисов. Но очень многое, на что я совершенно не могу повлиять, уменьшает мои шансы. С самого начала, меня могут ранить или убить в процессе съедения. Волколисы всегда едят жадно, глотая пищу не жуя. Но всё равно, есть шанс попасть им на зубы. А любая рана, любая царапина — это слабое место в защите и, как минимум, страшное увечье в конце тропы. Животное может съесть столько корма, что в его желудке не останется места для тайных пассажиров. Но это хотя бы быстрая смерть. Внутрь может не попасть достаточно капсул. Тогда кислород закончится до окончания пути. И, наконец, сам путь. Волколисам нужен день, чтобы добраться до поста снабжения. Нужно пройти три таких поста, где зверей накормят и обновят капсулы в их желудках. Каждый пост и каждый водопой это большой шанс погибнуть. А ещё, волколисы сами выбирают маршрут и темп передвижения. Они вполне могут остановиться на пару дней, сделать крюк ради охоты или пойти по другому маршруту. Защитное масло и состав из ингаляций в лёгких работают не дольше трёх суток. Если я останусь в животе волколиса слишком долго — защита разрушится и я буду заживо переварен. И намного медленнее, чем это случится без защиты. Всё это не даёт мне покоя, и у меня дрожат руки, когда я в очередной раз тщательно смазываю всё тело маслом. Один из погонщиков рассказал мне, что раньше обходились без капсул, добавок к корму и ингаляций. Было только масло. Процент выживших при этом снижался не сильно, но сама тропа оставляла намного более глубокий след в душах прошедших её. Да и последствия были серьёзнее. Хотя и сейчас некоторые ломаются, не выдерживают этого испытания. Ещё, в этот сезон намного больше желающих воспользоваться тропой. А значит, есть шанс путешествовать в компании. Но больше всего этого разговорчивого погонщика расстроил тот факт, что в этот раз на тропу пошли целыми семьями. С детьми. Неизвестно что хуже. Быть разлучённым с родными, попав в разные желудки. Или беспомощно наблюдать за тем, как медленно и мучительно погибает кто-то из родных. Работа на время нашей подготовки — тяжкий труд. Кухня это небольшой цех и несколько складов. Волколисов кормят кашами и лапшой, обильно сдобренными специальным соусом. Эти животные всеядны, но предпочитают мясо. Соус как раз делается из мяса. А добавки в этом соусе заставляют животных поедать приготовленный корм с жадностью. Людям, самим по себе, никак не справиться с таким объёмом работ. Поэтому, большая часть работы выполняется машинами. Нам остаётся только управлять ими и подбирать то, что просыпалось. А ещё — носить со складов мешки с приправами и добавками, возить блоки сушёного мяса, мыть посуду после приготовления корма и кормления животных. Если бы не подъёмники и транспортёры, мы бы по несколько дней готовили одну только порцию корма. Я отношусь к своей подготовке со всем возможным вниманием, я очень хочу жить. А вот мои спутники не всегда столь внимательны. Один мужчина, мелкий воришка, слишком брезглив. Он ни разу не залез в чашу с кормом для волколиса для перемешивания варёной лапши, крупы и мяса. А ведь нам прямо указали, что нужно нырять в приготовленную нами пищу с головой, оставляя в ней свой запах и пропитываясь запахом соуса. Для нас не выделили отдельных помещений, нас всех заставили буквально жить на кухне. И самым удобным местом для ночлега оказались чаши с приготовленным кормом. Дело в том, что сваренный корм оставляют на ночь греться и дозревать. Поэтому, и для лучшего запаха, все стали спать в еде для зверей. Все, кроме этого человека. Он один предпочёл холодный твёрдый пол. Это оказалось не так уж и плохо. Тепло и мягко. Я привык к запаху и ощущению липкой влаги на теле утром. Но я никак не могу избавиться от страха, что я проснусь уже не на кухне, а под носом у зверя. Такие случаи были, одному повезло провести всего один лишний день в животе своего зверя. Другие же не дождались прибытия в новый город. Мыться нам пришлось в той воде, в которой после варится корм или соус. Мест для уединения или дополнительной одежды нам тоже не предоставили. Это стало проблемой для одной из двух девушек в группе. Их предупредили, что защитное масло необходимо наносить везде, особенно в потаённых местах. Иначе, шансы выжить сильно уменьшаются. Скабрезные шуточки по поводу наготы со стороны некоторых из моей группы только усугубили положение. Ладно хоть отхожее место сделали. Я сам не стал знакомиться ни с кем из остальных. Так поступили и многие другие. А некоторые стали вести себя вызывающе и агрессивно. В них я признал матёрых подпольщиков и преступников. Остальные также не совсем в ладах с законом. В этой группе я оказался единственным законопослушным человеком. Ко мне не стали подходить из-за крупной фигуры и крепких мышц, хотя я и был учителем математики, а не физкультуры. За эти две недели я привык к новой работе и стал получать от неё удовольствие. Мне понравилось работать с машинами, таскать мешки и возить тележки с грузами, насыпать в котлы крупу или лапшу. Отмывать кормушки от остатков еды и засохших звериных слюней уже не так приятно, но это хорошая плата за безопасность. Я выяснил, что этим всем изначально занимались осуждённые. И тропа контрабандиста стала способом побега для одного влиятельного преступника. Побег не состоялся, человека отпустили раньше. Но этот путь побега проверили, и некоторым повезло выжить. Потом, когда заключённых перестали направлять на эту работу, сами погонщики стали пользоваться этим способом для тайной переправки людей, это стало их традицией. И, как я понял, их обрядом посвящения. Для одних это путешествие — побег, для вторых — экзамен. Я, в какой-то степени, понял их. Работа с огромными хищниками требует огромной смелости, или любви к своим животным. Как мне рассказали погонщики, в конце жизни они именно так и уходят — отдаются своим зверям. Но сам я к такому концу совсем не готов. Ни сейчас, ни в старости. Быть съеденным живьём — слишком жутко. Наконец настал этот страшный день. Рано утром нам сказали приготовить животным корм и спрятаться в их чашах с горячей пищей. Соус из мяса с стимулирующими аппетит травами должен будет скрыть наш запах и должен пахнуть нами. Без этого соуса волколисы неохотно едят лапшу или кашу. А некоторые добавки, своим слабым парализующим действием, не позволят желудкам зверей переломать нам кости в ходе их обычной работы. Об этом нас предупредили. Нам также предоставили выделяющие кислород капсулы. Приготовление корма заняло несколько часов, и я даже с удовольствием зарылся в тёплую груду варёной лапши и крупы, обильно политой густым мясным соусом. Работа по приготовлению и перемешиванию такого количества пищи — задача не из лёгких. Я вымотался. Ведь, обычно, у нас было больше времени и не нужно так напрягаться. Лежать в мягком корме, укрывшись под тяжёлыми кусками варёного теста, и ждать съедения показалось мне пыткой. Я много раз наблюдал за кормлением со стороны и пытался представить себя там — под носом у одного из зверей. Пытался подготовить себя к предстоящему. В помещении послышались голоса — это стражники обыскивают кухню в поисках возможных беглецов. Обыскивают очень поверхностно, ведь они знают что отсюда путь один — в брюхо волколиса. Тот ещё побег из города. Я и сам всё ещё не до конца верю в саму возможность такого побега. Вдруг, это просто изощрённый способ избавляться от ненужных людей? Наконец голоса смолкли, и транспортёр с кормушками сдвинулся с места и через минуту я оказался перед целой стаей огромных хищников. До сих пор я не до конца верил в происходящее и надеялся на то, что эта работа была только нашей проверкой. Но сейчас, в одной комнате с этими красивыми животными, меня накрыл ужас. Из-за любопытства я не стал зарываться глубоко, и теперь я могу видеть своего хищника. Да и один из погонщиков дал мне химический фонарик, как небольшое утешение. В полной темноте предстоящее испытание намного страшнее. В своей чаше я разместился один, а в некоторых люди спрятались и по трое. Моя чаша оказалась в середине ряда, а звери надрессированы есть по очереди. Так что я стал наблюдать за происходящим. Первый волколис подошёл к чаше и погрузил мордочку в корм, широко распахнув клыкастую пасть. Зверь схватил охапку корма, а я заметил торчащую из неё руку. Человеку наверняка повезло, его проглотили сразу. Я же задумался, как это будет? Что я почувствую. От волнения все чувства обострились, и я услышал крик из пасти волколиса. Его следующий пассажир оказался ранен. Но голодный зверь не обратил внимания на вкус крови и проглотил следующую порцию корма. Я же посочувствовал несчастному, обречённому погибнуть ужасной смертью. И я осознал, что для меня тоже ещё всё впереди. Это как лотерея, только плохие номера это варианты неизбежной смерти, а хорошие — шансы прожить до следующего розыгрыша. А чтобы отогнать страх, я стал любоваться волколисами. Благо, мне есть на что полюбоваться. Мощь и сила волков в этих животных сочетаются с грацией лисиц. Огненно рыжий мех высоко ценится в нашем северном шахтёрском городе из-за мягкости, прочности и тепла. Первый человек действительно без проблем прибыл в желудок волколиса. Он оказался в самой середине большой охапки корма, и при глотании он даже не прикоснулся к языку или зубам животного. В самом желудке этот ком рассыпался, и человек смог немного изучить это место на ощупь. Потом на него свалился второй глоток корма, третий. Мужчине пришлось выкапываться наверх и карабкаться по скользким горячим складкам гладкой плоти. Второй человек прибыл с другой порцией корма. Клык зверя оцарапал его руку у плеча при очередном укусе. Второй мужчина разрыдался, понимая ничтожность своих шансов выжить. Царапина это дыра в защитной плёнке на его коже. И за время пути желудочный сок через эту дыру успеет растворить слишком большую часть его тела. На человека продолжила валиться еда, и ему пришлось также выбираться на самый верх кучи. Прикосновение к стенке желудка заставило раненого зашипеть — кислота попала в ранку, болью подтверждая повреждение защиты. В конце желудок волколиса наполнился настолько, что для двух мужчин почти не осталось места. У них осталось немного воздуха, и они разместились на самом верху груды корма. Пусть так по их телам и стекают жгучие соки, зато спрессованная масса лапши и варёных зёрен не перекрывает им воздух. Первый зверь насытился и уступил место следующему. Второй лис приготовился набить пасть, но его что-то остановило. Он принюхался, ткнулся носом в чашу, и выудил оттуда того брезгливого мужчину. Он положил его на пол, облизал от соуса и начал есть. Если повезёт, этого человека оставят в следующей группе. А если нет… Я не хочу об этом думать. Секрет тропы контрабандиста охраняют очень строго… Другие люди более успешно вступили на свой путь к новой жизни. Или к ужасающей смерти. Под действием трав лис начал поглощать корм с такой жадностью, словно его через несколько секунд прогонят от кормушки и надо успеть. Первый лис оставил в чаше часть корма, и второй, опустошив свою посуду, доел за первым. Я стал опасаться, что люди в его пушистом животе утонут. Отвергнутый им человек ушёл через служебный проход обратно на кухню, может ему в следующий раз повезёт. А второй волколис вылизал свою кормушку и даже выхватил пару глотков еды из третьей. В живот этого зверя попал только один мужчина. Попав внутрь, он начал барахтаться между кусками теста и складками плоти, выбираясь из удушливой груды корма. Как и все, он внимательно слушал рассказ прошедшего тропой человека. Отсидеться в середине кучи корма нельзя. Желудок так плотно сжимает пищу, что внутри не остаётся воздуха. Да и пищеварительный сок затапливает промежутки между кусочками. Поэтому, в обязательном порядке нужно выбираться наверх, к карману с воздухом. Человек стал тихо ругаться, когда все его усилия по подъёму были в очередной раз обесценены последующей проглоченной порцией. Желудок вокруг всей пищи уже полностью расправился и немного натянулся. Человек стал отпихивать от себя куски лапши, освобождая место. Но с каждым глотком это становится всё труднее. Взамен отодвинутых комков вылазят соседние. А зверь продолжает глотать, всё плотнее набивая желудок. Давление эластичной гладкой плоти желудка вжало мужчину в груду пищи с такой силой, что ему стало тяжело просто втянуть в грудь немного воздуха. К счастью для него, предел обжорству волколиса наступил раньше его смерти от сдавливания. Эта отчаянная борьба за выживание позволила человеку не осознавать — насколько ужасное у него сейчас положение. А когда всё немного успокоилось — на панику не осталось сил. Третий зверь также жадно набросился на свою еду. Я не смог определить, когда вместе с обычной пищей в его горло соскользнули люди. Кажется, в этой чаше разместились девушки. Лис оставил часть пищи в кормушке, намного больше, чем первый. Я даже позавидовал девушкам, ведь у них будет больше пространства внутри и больше шансов выжить. Четвёртый лис уже так близко, что я услышал его урчание и чавканье еды. А также я услышал зловещий хруст и разглядел окрасившийся кровью белый клык. Наверно, этому человеку повезло умереть мгновенно. А вот меня до дрожи напугала лёгкость, с которой оборвалась жизнь. Моя обычно бедная фантазия так некстати разыгралась, показывая возможности моего нежелательно близкого знакомства с клыками лиса. Тут ведь как, если я попаду в самый центр схваченной им пищи — зубы безопасно сомкнутся вокруг. Но с таким же успехом эти острые клыки могут пронзить не только склеенную соусом лапшу с крупой, но и моё тело. А уж если лис захочет прожевать кусок, то встреча с его зубами станет неизбежной. Транспортёр сдвинулся, место перед кормушкой занял пятый зверь. Его чёрный морщинистый нос навис. Прямо над моим телом. Страх вызвал у меня состояние ускорения, зверь буквально замер для меня. Такое позволяет оценить положение в опасной ситуации и отреагировать моментально. Вот только никакой реакции от меня последовать не должно. Инстинкты кричат, чтобы я бежал. Но спасаясь от этой угрозы, я обреку себя на смерть в недалёком будущем. И мне остаётся только с замершим сердцем наблюдать за тем, как распахивается пасть, как блестит на белых клыках слюна, как широкий розовый язык изгибается между зубами, как мучительно медленно надвигается тёмная влажная глотка. Челюсти волколиса врезаются в массу корма и вокруг меня всё начинает скользить и ползти. Кусок лапши закрыл обзор, но по движению вокруг я понял — пасть животного закрылась в стороне от меня. Одна из капсул жёстко вдавилась мне в живот, и я схватил её рукой. Звук глотания, чавканье и голодное рычание зверя заставили меня замереть. Я слишком поздно сообразил, что вытянувшись во весь рост и расставив ноги в стороны, я только увеличил шанс смертельного укуса. А затем движение массы пищи вокруг сложило меня пополам. Всё сжалось вокруг с сокрушительной силой, а нога прижалась к чему-то горячему и шершавому. С резким рывком я поднялся вверх и увидел под собой кормушку. Передние зубы волколиса немного не сошлись в считанных сантиметрах от моего лица. Окажись я ниже — эти зубы сомкнулись бы у меня на шее. А там и до буквальной потери головы совсем недалеко. Осознание столь близкой смерти заставило меня издать жалкий писк. А лис подбросил схваченную еду и сильно глотнул, отправляя половину в горло. Я погрузился глубоко в его рот и увидел, как белоснежные зубы и чёрные блестящие губы отрезают меня от светлого внешнего мира. Пусть между этими зубами я и видел только наполненную едой кормушку, этот вид показался мне самым красивым. Ведь это, возможно, последняя для меня возможность увидеть свет дня. А затем лис ещё раз глотнул… В тёмной пасти, наполненной влажным скользким шуршанием еды, стало ещё громче шуметь. С громким шорохом, таким же мокрым, как и всё остальное, язык зверя поднялся и толкнул всё в горло. Даже если бы я мог за что-то ухватиться, во что-то упереться, сила этого мускула всё равно столкнула меня в ожидающий пищевод. А я вообще оказался согнутым пополам и зарытым в массе пищи. Это немного защитило меня от давления мышц горла этого животного. Только мои ноги немного скользнули по гладкой тёплой стенке пищевода. Язык толкнул всё в горло лиса, на меня ещё тяжелее навалились куски теста и варёные зёрна. Мою голову сжало между ногами в небольшом кармане воздуха. Вот только со следующим сжатием этот промежуток почти полностью заполнился слюной. Я испугался, что задохнусь в горле волколиса, или утону в его слюне. Но очень быстро ком пищи проскользнул через сфинктер вместе со мной внутри. В желудке стало свободнее, я разогнулся и откопался из-под груды корма. Затем я включил пристёгнутый к руке фонарик и стал осматриваться вокруг. Стены желудка у волколиса оказались приятного розового цвета, блестящие и гладкие, мягкие на вид. Они покрыты сетью толстых выпуклых прожилок и сморщены в толстые складки. Между этими складками пузырится слюна или слизь. В следующую секунду ещё одна порция пищи накрыла меня с головой, вынуждая вновь откапываться и выбираться на верх кучи. Я спешу, иначе меня просто похоронит приготовленной мною же пищей. Выкопавшись снова, я смог оценить следующий элемент своего окружения. А именно — воздух. Привычный запах соуса и лапши смешался с затхлым и кислым зловонием рвоты. Воздух внутри очень плотный, влажный и горячий, им тяжеловато надышаться. А ведь это только начало, с пищей в желудок попадает много свежего воздуха, а испарений от распадающейся пищи и едких выделений ещё мало. Мои подкреплённые состоянием ускорения наблюдения и размышления прервал следующий глоток. Хотя внутри желудка и достаточно места, избежать ползущей из сфинктера массы еды никак не выходит. Я едва успеваю карабкаться по скользкому склону, мне не улыбается попасть в дальнюю часть желудка внизу. Туда стекают слюни и соки, туда сползает пища, и там выше шансы утонуть. Я прикоснулся к гладкой стенке желудка и смог на неё немного опереться. Но она слишком скользкая и неустойчивая, руки проваливаются между складками. Да и горячая слизь пахнет кислотой. В промежутке между глотками, я смог и прислушаться. Внутри всё ещё слышно урчание голодного волколиса, сильно приглушённое и искажённое его телом. Медленное сердцебиение внушает странный покой, всё вокруг буквально пульсирует в этом ритме. Дыхание зверя это ещё один ритм его жизни, медленный и спокойный, убаюкивающий даже. Но ещё больше звуков издаёт пища. Она мокро шуршит, шелестит, чавкает и бормочет. Следующая порция падает с громким шлепком и шумно сползает по ранее поглощённой еды. Для волколиса один человек это мелкая закуска. Меня слишком мало, чтобы заполнить его желудок. И я особенно остро ощущаю свою полную беспомощность. Величина угрозы для моей жизни просто выходит за рамки. Страх переполняет всё моё тело и лишает сил, инстинкты перегружаются и отключаются. Положение настолько отчаянное, что руки опускаются. Вот почему некоторые от этого ломаются, слишком легко забыть про защитные средства. А ещё, остальные оказываются в полной темноте. Всё моё окружение сейчас запредельно омерзительное и унизительное. Становиться пищей — очень неприятно. Но, какая-то часть меня находит во всём этом странное удовольствие. Звуки чужой жизни наполняют покоем. Словно я оказался наконец на своём месте. Жар лисьего тела мне нравится, как и его мягкость. Может, это я только принимаю неизбежность своей гибели и превращение в пищу для этого красивого зверя. Стать частью кого-то большего — не самый плохой финал. Пища продолжает прибывать в желудок, расправляя и растягивая его скомканные стены. Я касаюсь руками упругого свода и беспокоюсь о том, что обжорство лиса лишит меня и этого небольшого пространства. Я упираюсь головой в верх желудка, затем наклоняюсь. Для удобства мне приходится встать на корточки, а затем и вовсе лечь. Теперь упругая плоть довольно приятно прижимает меня к не менее мягкому и упругому тесту. И по изменившимся движениям я понимаю — обед закончился, и мой волколис идёт в комнату погрузки. Там его нагрузят, возможно, запрягут в сани. И он, не спеша и с полным животом, отправится в путь через снега. Мне остаётся только ждать. А после недавних переживаний, меня и вовсе выключает. Другие звери подходят к своим кормушкам и набивают животы. Запах соуса не позволяет их инстинктам предотвратить съедение прячущихся в еде людях. Не всем из них везёт, кого-то пронзают или ранят клыки, кто-то ломает кости в процессе глотания. Один из зверей съел столько, что его пассажир всё-таки оказался раздавлен. Кто-то из пассажиров оказался недостаточно расторопным. Он не успел выбраться из груды пищи и оказался завален пищей в нижней части желудка. Вес не убил несчастного, но промежутки с воздухом внутри завала со временем уменьшились и заполнились жидкостью. Медленное утопление в желудочном соке — довольно неприятная смерть. Но большая часть людей всё же успешно вступила на тропу контрабандиста. Увы, успешное попадание в желудок волколиса не гарантирует столь же успешное из него освобождение. Меня пробудило усиление качки и неудобно врезающиеся в тело капсулы и зёрна. Я проспал совсем мало, и вокруг ничего не изменилось. Пульс волколиса пронизывает всё вокруг своими мощными звуками, дыхание заполняет тишину, немного урчат и булькают прочие органы. Сам желудок почти замолчал, пища спрессовалась достаточно плотно. Я припомнил про свою защиту и решил поберечь её. Я немного приподнялся, уперевшись спиной в горячую гладкую плоть лиса. Затем я перетащил к себе несколько кусков лапши и отодвинул более грубые частицы в стороны. Тесто уже не защищает от горячих соков желудка, оно нагрелось до температуры тела животного. Да и прикосновение к стенке желудка мне по своему нравится. Так я могу ещё сильнее ощутить вокруг себя движения могучего тела. Я уже стал частью этого животного и обрёл его мощь, осталось только не потерять свою человеческую природу и не раствориться в животном полностью. Страх никуда не делся, я по прежнему полностью осознаю свои шансы. Точнее, их то я и не осознаю. Ещё так много всего может произойти не так. Желудок волколиса по прежнему не подходящее место для живого человека. А я не знаю, что мне делать. Ждать и надеяться на чудо, пока страх грызёт меня изнутри. А можно принять всё, смириться с почти неизбежной гибелью, признать себя всего лишь пищей для этого красивого зверя. И оба эти варианта одинаково опасны. Постоянное чувство смертельного страха может свести с ума. А принятие себя в качестве пищи приведёт к желанию вернуться в желудок волколиса, уже без защиты и дожидающихся своего часа спасателей. В таком месте трудно не впадать в крайности. Не знаю, как другие справятся с этим, я же для себя решил придерживаться середины. Не сдаваться на милость хищника и бороться за свою жизнь, надеясь на спасение. Но вместе с тем — получая удовольствие от приятных моментов и не позволяя страху или отвращению испортить хорошие ощущения. Плохого вокруг меня очень много. Желудок животного это очень опасное место, способное убить множеством неприятных способов. Один только запах чего стоит. Замкнутое пространство тоже не доставляет радости. Но я могу справиться с этим страхом, напоминая себе о том, что желудок зверя очень вместительный, и кроме меня в нём огромная груда пищи. А ещё я могу найти много хорошего, или представить это таковым для себя. В окружающих звуках нет ничего особенно плохого, наоборот — ритмы чужой жизни захватывают и гипнотизируют. Я иногда невольно начинаю считать удары лисьего сердца и его вдохи. Температура тела животного несколько выше комфортного уровня, но и не настолько высока, чтобы доставлять настоящие неудобства. Горячая плоть по своему приятна. Прикосновения к стенкам желудка мне однозначно нравятся, к ним действительно хочется прижаться. Такие они гладкие и мягкие. Вот только сочащаяся повсюду влага буквально атакует моё чувство отвращения и брезгливости. Слюни, слизь, сопли, желудочные соки… Не самые приятные вещества, от которых хочется держаться подальше. Но и это можно представить в другом свете. В желудке волколиса все эти жидкости как раз на своём месте, тут это совсем не грязь и мерзость. Внешне всё также вполне пристойно. Розовый цвет стенок желудка даже радует глаз. Его соки прозрачные и чистые. Пища не успела начать распадаться и выглядит вполне хорошо. Если забыть про смертельный риск, таким путешествием можно даже насладиться. Поэтому я и не пытаюсь избавиться от страха, не хочу, чтобы мне слишком сильно понравилось это место. Если я выживу, то не вернусь сюда. Волколисы покинули город и двинулись через снег, унося в своих желудках две дюжины маленьких людей. Четверо из них не пережили своего съедения, им не повезло. Ещё несколько получили ранения, их невезение даже больше, чем у погибших. Но звери не подозревают о своих тайных пассажирах. Для них важны только полные животы хорошей пищи, дающие силы на долгий путь к перевалочной базе. Инстинкты ведут этих животных вперёд и без контроля со стороны погонщиков. Да и они редко путешествуют со своими животными. На этот раз у волколисов только скромный груз, закреплённый на их спинах удобными ремнями. Эта группа недостаточно подготовлена для перевозок пассажирских саней. Да и лес между городами совсем нельзя назвать безопасным. Волколисы знают, что маленькие двуногие будут их кормить, если они будут переносить их грузы между поселениями. Молодые волколисы сами узнают расположение поселений, без помощи людей. Ведь для этих малышей намного труднее и опаснее путешествовать с сильными и быстрыми животными, чем самим этим животным. В основном — из-за холода и невозможности добыть пищу. Только когда волколисы достаточно приручаются, их учат подчиняться командам и запрягают в сани. Сложность в том, что единственное наказание за нарушение приказа — лишение угощения. Но волколисы достаточно сообразительны, чтобы понимать связь между работой и особенно сытной едой в городах. Перед нахлебниками люди вообще не открывают ворота, а у послушных ручных зверей есть различимые метки. Пробираясь через глубокий снег, волколисы создают постоянную качку для своих пассажиров. В полной темноте и неизвестности, страх начинает отступать и сменяться скукой. Путешествующие в компании беглецы начинают разговаривать друг с другом, коротая однообразное ожидание. У раненых не осталось сил оплакивать себя и проклинать невезение, некоторые продолжают надеяться. Да и некоторым из более везучих также приходится бороться с страхом и отвращением. Движения животных достаточно резкие, чтобы буквально впечатывать людей в стенки желудков грудами пищи. Сами желудки, под действием добавок, пока только начинают по настоящему работать над пищей. Первая часть пути ещё достаточно спокойная, если не считать грубой качки, рывков и скачков. Люди защищены от смертельного зимнего холода пушистыми рыжими шкурами и горячей кровью животных. И они в некоторой степени защищены от желудков этих зверей. В одном из желудков раненый в плечо мужчина устаёт от рыданий и наконец замолкает. Он закрывает царапину куском лапши, защищая уязвимую плоть от разрушительного желудочного сока. — Наконец то ты прекратил истерить. Царапина это ещё не конец. Держись подальше от кислоты и останешься в живых. — Да откуда тебе знать то?!!! Этот зверь ещё может убить нас обоих. — Может, не отрицаю. Но тут шансы выжить куда выше, чем в некоторых других ситуациях, похожих на эту. Давай хоть поговорим, пока можем. Похоже, наш волколис перестал вести остальных и теперь идёт по чужому следу. Так что нас не будет так швырять. Расскажи, как ты попал сюда? Раненый мужчина истерично хихикнул. — Забыл? Нас обоих сожрали. А вообще, я стащил одну вещь у одного наглого типа. Его кошелёк. Но кто знал, что это был один из хозяев нижнего города. Ну ты понял, в этом городе мне уже не жить. Доволен моей историей? — Вполне. Ну, а я… У меня ситуация посложнее. В детстве меня прокляла одна колдунья, она предрекла, что меня однажды сожрут живым. Несколько лет я жил в страхе, пока не узнал о рыбалке на живца. Узнал и решил сам испытать это, побороть свой страх. Поборол, так сказать. Теперь вот жить без такого не могу. Сначала рыбалка, потом работа ветеринаром в столичном зверинце. Голубиная почта, выступления на арене, работа спасателем. Теперь вот хожу этой тропой. — Ненормальный. Совсем страх потерял, согласиться на такое? — Наоборот. Там, снаружи, я постоянно боюсь смерти. Этот страх отравляет мне жизнь, не даёт спокойно спать. Но когда меня глотают, страх становится таким сильным, что вообще пропадает. И с другой стороны этого страха только покой. Может, мне тут самое место? Не так уж и плохо стать едой для красивого зверя. Черви и плесень по твоему лучше? Но я надеюсь прожить ещё очень долгую жизнь. Я ведь ещё не во всех животах побывал. — Вот как. Но всё равно, это мерзкое место для смерти. Ты ведь уже видел, как умирают съеденные живьём? — Нет. Но видел уже умерших, во всех видах. Обычно, тут задыхаются или тонут. Реже, желудок раздавливает. Без защиты, перевариться заживо не получится. Главное для тебя, не плавать в желудочном соке. — Очень полезный совет… Кажется, наш зверь опять готовится скакать. — Ага. Отдохнул, теперь снова будет пробивать тропу для остальных. Через несколько часов они устроятся на ночь, и их животы займутся настоящей работой. В этот раз путь через снег труднее обычного. Поверх глубокого снега образовалась корка. Недостаточно крепкая, чтобы по ней ходить, но слишком толстая, чтобы привычно идти сквозь снег. Поэтому, волколисы идут цепью, иногда сменяясь во главе группы. Первый зверь подпрыгивает, и своим весом проламывает корку. Это создаёт большое неудобство для пассажиров этого животного. Но это волнует только тех, кого швыряет об верх желудка и заваливает пищей, груда которой падает на верхний свод желудка в момент приземления лиса на снег. Шахтёрский город связан с другими городами железной дорогой. По ней доставляется добытая руда. Но дорога только одна, а вокруг много поселений меньших размеров. И зимой до них можно добраться только на волколисах… Моё любование интерьерами лисьего желудка было прервано довольно грубо. Походка зверя изменилась, он присел и прыгнул. Ускорение вдавило меня в массу пищи, уже размягчающейся под действием пищеварительного сока. А затем всё буквально упало на потолок. Меня вдавило в упругие складки, а снаружи раздалось шуршание снега и хруст льда. Это продлилось всего долю секунды, затем пища с чавканьем рухнула в правильном направлении — вниз. Но лис снова напрягся и присел. Всё повторилось. Но я успел приготовиться на этот раз, я набрал полную грудь воздуха и приготовился снова окунуться в самые свежие соки и тесно обняться с внутренностями лиса. Опять я впечатлился силой и мощью животного, с такой лёгкостью устроившего для меня подобное развлечение. Опять я очень остро ощутил свою ничтожность и беспомощность. Зверь ведь даже не заметил, какие неприятности он устроил для меня. Первый прыжок был неожиданным, второй меня очень напугал. Но после третьего я привык к новой манере движения. Не будь в желудке такого количества еды, я бы искренне насладился катанием. Точнее, не будь в желудке пищи вообще. Животные устали через несколько часов пути, не добравшись до перевалочной базы до заката. Волколисы нашли место с ещё более глубоким снегом и вырыли себе нору. Звери устроились на ночлег и быстро заснули. Их тела наконец смогли направить дополнительную энергию в пищеварительную систему. Для людей это стало испытанием. Увеличилось выделение соков, а стенки желудков начали медленно и мощно сжиматься, разминая и перемешивая еду. У особенно плотно наевшегося животного единственный живой пассажир оказался слишком плотно вжат в ком теста. Человек не смог выбраться из липкой западни после прохождения очередной волны сжатия. В прошлые разы у него закончились силы бороться, а теперь закончился воздух в лёгких и жизнь. Замирающие конвульсии крошечного тела внутри остались незамеченными волколисом… Я не понял, почему всё вокруг меня начало энергично трястись и подпрыгивать, какие действия моего зверя привели к такому характеру его движений в пространстве. Но когда его желудок наклонился, и мне пришлось карабкаться вдоль его стенки, я догадался об ночном отдыхе группы. Внутри довольно трудно оценить время, но по моим ощущениям сейчас как раз должен быть вечер. Во сне дыхание волколиса замедлилось, сердцебиение также уменьшило частоту. А вот сам желудок пришёл в движение. В свете своего фонарика я увидел, как в дальнем конце воздушного кармана свод желудка опустился. С громким мокрым липким шумом пища поднялась волной перед продолжающим опускаться сводом. Я догадался, что там желудок сжался ещё и с боков. Ещё я испугался, ведь это сжатие стало приближаться ко мне. Бежать некуда, и я задержал дыхание. Воздух стал плотнее, давление ударило по ушам. Гладкая плоть, ставшая намного менее мягкой, тяжело вдавила меня в тесто. С громким урчанием воздух из кармана прорвался между складками и перешёл на другую сторону от этой волны. Грозящий меня раздавить огромный вес пропал через пару секунд, я снова оказался на воздухе. Из-за недавнего соприкосновения с горячей плотью я весь покрылся свежим кислотным соком. Пища вокруг также пропиталась им. По урчанию я узнал о следующей волне и приготовился. Желудок волколиса начал работать в полную силу. И мне, совершенно неожиданно, понравилось наблюдать за пищеварением животного. Медленный ритм, огромная подавляющая сила в сочетании с приятной мягкостью, бодрящее чувство надвигающейся угрозы и облегчение после окончания волны. А ещё во мне проснулось любопытство, мне стало интересно наблюдать за превращениями вещества вокруг меня. Под действием скользкого липкого сока тесто лапши стало размягчаться. Зёрна в стороне ещё больше разбухли и стали осыпаться хлопьями. Не сразу, только после десятка перистальтических волн результат стал виден. Вскоре, кроме волны пищи, перед сжатием стала прибывать мутная слизистая жидкость. Эта жидкость быстро превратилась в пену и наполнилась большим количеством мягких частиц. Вид одновременно, и омерзительный, и завораживающий. Ведь так легко представить, как моё тело также размягчается и распадается. Разве что крови сейчас не видно. Желудочный сок размягчает и растворяет пищу, превращая её в жиденький суп. А сжатия желудка не только размешивают этот суп, но и растирают комки пищи. Я радуюсь своей защите, ведь испарения не сжигают мне лёгкие, а мускулы желудка не срывают размякшую кожу и мясо с моих костей. Процесс пищеварения, если применить его к самому себе, ужасает сверх всякого предела. Но я не могу не восхититься поразительным устройством этого красивого зверя. Какая-то частичка меня даже желает поддаться. Познать всё до конца, стать частью могучего и красивого создания, закончить этот непрекращающийся кошмар. Мой инстинкт самосохранения не позволяет мне совершить глупость, и я старательно избегаю малейшего шанса нарушить свою защиту. Я почти не двигаюсь, завернувшись в гладкие кусочки теста и избегая более грубых составляющих лисьего корма. Сжатия стен желудка я пережидаю, благо моё укрытие остаётся на самом верху и не сдвигается в стороны. Или, что ещё страшнее, в глубину. Скользкие, сочащиеся едкими соками, мягкие складки плоти стремятся уничтожить меня, превратить в топливо для большого тела. Но сейчас, благодаря защитной плёнке на коже, эти живые границы означают для меня жизнь. Ведь в толще перевариваемой массы не осталось воздуха. Капсулы выделяют немного кислорода, я чувствую его нехватку в густом воздухе внутри. Но этот животворный газ стремится подняться наверх, да и работа желудка выжимает пузырьки из промежутков между частицами. Активность лисьего брюха не позволяет заснуть. Опора под моим телом становится всё более мягкой и топкой, регулярно обнимающие меня складки плоти грозят утопить в соках. Уровень пищи внутри желудка начинает понижаться. Но пока его эластичные стенки натянуты, я могу только наблюдать медленное увеличение складок на поверхности. Только несколько часов спустя, когда передвигаться возможно только лёжа, начал расти воздушный карман. Пища постепенно превратилась в совсем однородную массу. Лежать на одном месте стало невозможно — я медленно погружаюсь в жидкие соки. Поэтому приходится всё время переползать с места на место. Пробуждение волколиса стало очень желанным событием для меня. За эти часы я много о чём подумал, но об других беглецах я постарался не думать. В эту ночь ещё двое беглецов сошли с пути к новой жизни. Один из зверей с едой проглотил недостаточно капсул. Недостаток кислорода ослабил человека, лишил сил ползти. Несчастный начал тонуть в желудочном соке, трепыхаясь и пытаясь бороться. Заливающаяся в рот кислая слизь снова и снова пробуждала в меркнущем сознании силы переползти повыше. Вот только попавшая внутрь кислота повредила лёгкие и ещё больше ослабила несчастного. Его смерть стала очень долгой, страшной и болезненной. Он знал, что в случае неудачи приятного будет мало. Но о настолько кошмарном финале не предполагал никто. У второго погибшего была довольно глубокая рана от клыка волколиса. Потеря крови ослабила человека ещё до заката. А ночью пищеварительный сок через рану стал разрушать плоть. Хуже боли и осознания неизбежной смерти для этого беглеца стала невозможность прекратить свои муки. Тело ослабело и перебраться в более опасное место не хватило сил. Бедняге пришлось просто ждать, пока его тело по кусочку переварится до жизненно важных органов. От ноги и до живота. Но ему в какой-то мере и повезло. Боль от его раны нарастала постепенно, он смог привыкнуть к ней. Так что физическая боль не превзошла страх и обиду от столь неудачной смерти. Другой раненый, отделавшийся только царапиной на плече, получил помощь от своего соседа. Тот уложил товарища на себя сверху и стал поддерживать его выше уровня соков. Импровизированная повязка из куска лапши прикрыла царапину. Когда желудок начал активно разминать содержимое, ему опять повезло. Волколис наелся не так плотно, внутри его живота остался крупный карман с воздухом. А поэтому раненый избежал неизбежного купания в пищеварительном соке. Его опытный попутчик поделился рассказом о том, что в таком большом желудке ощущения совсем иные. Меньший хищник своим животом сжимает и растирает намного крепче и плотнее. Так что ещё есть все шансы отделаться только шрамом. У остальных животных в животах происходят аналогичные события. Волнистые стенки медлительно сжимаются и месят массу пищи. Люди пережидают волны мускульных сокращений и выбираются повыше. Пища постепенно распадается. Но желудки не заполняются густой жижей. Масса теста и варёного зерна остаётся в виде большого кома, занимающего весь объём желудка.Пищеварительные соки только омывают этот ком, смывая с него частички переварившейся пищи. Так что у людей мало шансов утонуть в съедобном болоте. Даже сломавший ногу человек вполне сносно держится в своём урчащем и чавкающем пищеварительном кошмаре. Наступление утра ознаменовалось резким поворотом и наклоном лисьего желудка. Пищи внутри сильно поубавилось, в свете фонарика я смог оценить всю величину внутренностей животного. Его желудок вполне может вместить в себя богатый дом, большую квартиру. Эта мысль меня рассмешила. А что, неплохое жильё. Комната только одна, но зато какая просторная. Мебели нет, зато и в постели нужда отпадает. Нет ванной, но это место отлично может справиться с купанием. Немного жарковато, но кто-то любит жару в доме. Сделать освещение и вентиляцию — можно будет жить. Пока действуют защитные средства, конечно. Завалы из еды это только временное явление, как и потоп из пищеварительного сока… Веселье прошло, и я снова оказался в очень страшном и отвратительном месте. Или же — довольно приятном или любопытном. Всё зависит от моего отношения ко всему окружению и всем его частностям. Возобновившаяся качка остановила перистальтику желудка. В раскачивающемся мешке плоти с двигающейся внутри густой жижей оказалось даже легче оставаться на плаву, чем в лениво сжимающемся. Я наконец смог расслабиться и отдохнуть. Ровное дыхание и ритмичное сердцебиение лиса оказались не менее убаюкивающими, чем ритм его походки. Видимо, погода изменилась, и животному стало проще передвигаться. Я подумал о тех, кто путешествует с другими животными, посочувствовал уже погибшим и умирающим, пожелал удачи себе и остальным, затем погрузился в сон. Волколисы, передвигаясь по сильно затвердевшей корке льда, через несколько часов столкнулись со смертельной угрозой. Неожиданно на них напал медведь шатун. Одному из животных не повезло, хищник схватил его когтистыми лапами и сдавил в смертоносных объятиях. Остальные продолжили путь, убегая от опасности. Троих пассажиров погибшего волколиса теперь ждёт очень неприятная участь. После встряски во время убийства их транспорта всё вокруг них начало постепенно остывать. Толчки и рывки, вместе с хрустом костей и треском разрываемой плоти, рассказали им о судьбе волколиса. Люди попытались выбраться из желудка своего животного, но голодный медведь проглотил внутренности лиса до того, как людям удалось выбраться. Перекусывая пищевод лиса, медведь клыком пронзил живот одного из людей. Тому только только удалось протиснуться по гладкой мускульной трубке на пару своих ростов. Двое других попали в живот медведя невредимыми. Вот только у них не осталось надежды на спасения. Из брюха лиса их бы достали спасатели, но из живота медведя их никто не вытащит. С ними внутрь попали и капсулы, так что с воздухом больших проблем у людей не возникло. Его хватило на весь оставшийся день. Сильный желудочный сок медведя разрушил защиту на коже людей за это время. Но до начала болезненного растворения, оба выживших продолжали карабкаться наверх по скользким кускам лисьего мяса. Осознание неизбежного конца не смогло заставить людей просто сдаться и утопиться в кровавом море в брюхе сытого и довольного медведя, продолжающего лениво поглощать останки убитого им волколиса. Внезапный рывок и учащённое сердцебиение лиса подсказало мне о каком-то событии снаружи. Ещё одна неведомая угроза моей дорогой жизни, оставшаяся по ту сторону рыжей мохнатой шкуры. Желудок волколиса не изменился, ничего не произошло. Ритм движения нормализовался, сердце животного успокоилось. Пища продолжила растворяться и убывать. Нас предупредили — не следовать дальше по пищеварительному тракту. После желудка среда не столь агрессивна, но там больше нет возможности выработать кислород. Да и газы там намного более ядовитые. С той защитой, что есть у беглецов, это совсем не спасение. Я уже настолько привык к этому горячему живому месту, что путешествие начало действительно мне нравиться. Я не перестал ощущать угрозу, но совсем избавился от отвращения. У большинства других пассажиров также всё в полном порядке, кроме ещё двоих. Их зверь проглотил не так много капсул, и теперь у двоих людей медленно заканчивается воздух. Через ещё несколько часов последние остатки пищи покинули желудки зверей, и для этих двоих начала нарастать нехватка кислорода. Но к тому моменту, когда они начали терять сознание, группа зверей добралась до перевалочной базы. Там животные нашли места для отдыха и воду. А погонщики начали готовить для них корм. Животные уже знают, что их накормят утром. Для всех беглецов свежая тёплая вода поначалу стала приятным сюрпризом. С водой был проглочен свежий воздух, вода смыла пахучую слизь. Но лисы продолжили пить, угрожая утопить людей. К счастью, этого не произошло. В поилках было недостаточно много воды, чтобы зверям понадобилось отрыжкой освобождать место для дополнительной порции. Новая ночёвка стала для меня намного более приятной. Для лисьего желудка я слишком незначительное угощение, ради меня не стоит начинать работу. А значит — никаких соков и никакой перистальтики. Вот только я успел поспать ещё раньше, поэтому от скуки я стал робко изучать живот зверя. Лёжа спокойно, я был незаметен. Но начав двигаться и трогать стенки желудка, я спровоцировал небольшие сокращения мышц. Влажно шелестящие складки плоти сдвинулись, желудок сжался немного сильнее, чем от дыхания лиса. Но этим всё и ограничилось. На меня не полились едкие соки, упругая плоть не сдавила мою хрупкую тушку сокрушительными объятиями. Я остался достаточно маленьким и не стоящим внимания. Но реакция тела животного меня испугала, и я ограничился минимумом движения. А ещё, после поглощения воды и её вытекания дальше, желудок волколиса стал сиять от чистоты. Эта розовая живая пещера очаровала меня. Но не настолько, чтобы я захотел в ней остаться дольше необходимого или вернуться позднее. Утром животных накормили. В их корм добавили капсулы для выработки кислорода, а также помеченные фонариками свёртки с человеческой едой. На этот раз еда животных состоит из гладких плотных гранул. Такие гранулы дольше перевариваются и дают больше энергии. Нежная текстура сохраняет защиту на коже людей от истирания. А к отсутствию вкуса волколисы привыкли. Они не привыкли к тому, что маленькие гладкие существа кормят их с рук намного более вкусными кусочками, словно предлагая себя в пищу тоже. Но эти существа пахнут как детёныши. Один из зверей таки не удержался. Он взял в пасть одно из живых угощений и проглотил его. Но по некоторой реакции сородичей, он понял свою ошибку и начал отрыгивать эту жертву. Прибытие в желудок тёмных скользких шариков корма стало для меня ожидаемым событием. А вот раздражённый голос проглоченной девушки стал сюрпризом. Для неё моё присутствие внутри также стало неожиданностью. Она не сразу справилась с шоком. Да и со страхом тоже, хотя у неё были реальные шансы выбраться. — Ой! А ты кто? Вроде как до нас инстинкты этих зверей не проверяли. — Да так… Просто путешествую я так. Это секрет. Слушай, у тебя ведь есть на теле защита от кислоты? Если нет… Зови на помощь. Может твои товарищи успеют что-то сделать. Желудок лиса начал очень сильно сжиматься, выталкивая пищу обратно в пищевод. Девушка поплыла туда, на ходу объясняя своё положение. — Да всё хорошо. Лис сейчас меня отрыгнёт. Он запомнил мой вкус, так что снова глотать не будет. А если и нет, на следующем посту ему дадут снотворное, и за мной спустится спасатель. — А мне до следующего города тут тушиться. Я едва успел закончить реплику, как меня с порцией гладких мягких шаров вытолкнуло в пищевод. На этот раз я сполна ощутил на своём теле силу глотательных мышц. В пасти лиса меня несколько раз перевернуло, зверь не понял, что именно он отрыгнул. Но это не был вкус девушки, так что меня он опять проглотил. Опять мне пришлось барахтаться в яростно спазмирующем желудке лиса. — А почему он тебя не отпустил? Ты ведь человек. — Я слишком сильно пахну его едой и животом. И не пахну тобой. Да и рано мне выходить отсюда. Проблемы будут. Спасатели ждут меня дальше. Ещё раз я совершил путешествие в пасть лиса. На этот раз он дольше поиграл со мной. Да и я вдоволь потискал его шершавый мускулистый язык. Кроме меня или девушки лис отрыгивал немало корма, глотая его вновь. Нас с девушкой разделило, я перестал её слышать. А судя по остановившимся спазмам, лис её отпустил. Кормление продолжилось, я стал держаться наверху растущей груды комочков корма. Вскоре меня прижало к верху желудка. И я услышал знакомый голос. — Я вернулась. Пока лис ел, я спросила про возможность вот так путешествовать. Мне сказали, что это большой риск, без специального снаряжения. Но мне разрешили попробовать прокатиться до следующего аванпоста. Лис знает команды, ему приказали отрыгнуть меня там. Или же ему в поилку добавят снотворное, не действующее на людей. — Зачем так рисковать? Если наш лис задержится в пути, для нас в этом будет очень мало хорошего. — Хи-хи. Я всю жизнь хотела стать испытателем для волколисов, хотела быть проглоченной, хотела узнать и испытать это… Это ведь здорово. Так… Бодрит. Страшно немного, но и так приятно. А теперь твоя очередь рассказывать. Как ты попал в живот к волколису, да ещё и с защитой. — Пришлось бежать из города, потому что обиженный на меня человек стал главным. — И чем ты разгневал нового правителя? — В школе поставил ему несколько двоек. Полностью заслуженно поставил. А теперь он и за меньшие обиды приговаривает. Об этом просили не рассказывать, но это такой способ тайно перемещаться между городами. — Мда. Не думала, что там всё настолько плохо. — Угу. Со мной было не меньше двух десятков других беглецов. Сколько из них доживёт до конца пути? — Не беспокойся. Уж мы то выживем. Мне дали фляжку с защитным маслом, чтобы я могла обновить защиту. Этого нам на неделю пути хватит. — Не хочу тебя пугать, но это только часть защиты. За неделю у нас закончится воздух, лис может утопить нас или засыпать едой… — Я знаю. Один из зверей не добрался до нашего аванпоста. Если он погиб, то у его пассажиров нет шансов. А у нас нет шансов узнать, как они погибли. — Если мы погибнем, то об этом никто тоже не узнает. О том, что нас убило. Извини, в этом месте трудно избежать мрачного настроения. А если тут слишком понравится, то будет велик шанс вернуться сюда и уж точно стать для этого красавца едой. — Хи-хи. А по моему это не так уж и плохо. Только, прожив свою жизнь до конца, конечно. Раствориться в горячем теле могучего мужчины, стать его частью. По моему это даже сексуально. — Хмм… Если так посмотреть, накормить собой красавицу лисичку в старости, это действительно хорошее дело. Жаль только это так страшно, и очень болезненно. — Ты ведь не погонщик. Когда кто-то из нас идёт на встречу с зверем, то кроме защиты он берёт с собой и специальные таблетки. Вроде наркотика. Если шансов спастись нет, это средство превратит боль в удовольствие, прогонит страх. Для лиса доза ничтожна, а вот человеку и этого много. Потом почки отказывают, и печень тоже. Хотя, желудок уничтожит почки и печень немного раньше этих таблеток… Ммм… А ведь лисичке действительно лучше отдаться. Так какая-то частичка тебя продолжит жить не только в ней, но и в её лисятах. — Твои слова заставляют меня ревновать. Я немного жалею, что нас проглотил именно самец. — Вот зачем ты напомнил о том, что вокруг нас большой и полностью зрелый самец. Я и так с трудом со своим желанием справляюсь. Я вот слушаю его дыхание, представляю себе, как работают все его органы, вспоминаю все детали анатомии волколисов. И меня посещают совсем уж больные мысли. — Расскажешь? Пока мы тут в его пище купаемся. Кстати, а что это такое? В городе его кашей, лапшой и мясным соусом с травами накормили. — Что-то вроде шариков теста. Их не варят, а замачивают в масле. Перевариваются они дольше, волколисам хватает на длительный переход. А мои фантазии… Это полный изврат. Об этом даже стыдно рассказать. Но так и быть. Я хочу поучаствовать в спаривании волколисов. Хочу оказаться в самом центре событий и остаться… До рождения лисят. Жаль, так нельзя самой стать одним из детёнышей. Да и технически это невозможно. — Это твоя мечта? Или просто фантазия. — Фантазия. К такому стремиться… Это невозможно сделать. — А что тебе мешает? Пусть для всех это будет научный проект. Ведь только в старом мире были возможности заглянуть внутрь животного и изучить его строение. Не убивая и не причиняя вреда. — Я даже не думала об этом… Защита в общем не нужна. Но риск будет большим. С их размерами, если даже получится занять правильное положение… Они легко раздавят меня между своими телами, или внутри себя. Там не будет воздуха, трубка им помешает. А тем более, там не будет ни воды, ни еды, ни туалета. Целая связка трубок понадобится. И кому то придётся каждый день лезть под хвост лисице и передавать мне необходимое. Да и удалять ненужное. Вредить лисичке и малышам никак нельзя. — А говоришь — не думала. Вот, целый план составила. Но это действительно странная фантазия. Блин, да в этом месте я даже на тебя смотреть не могу! Как представлю, как одного из нас переваривают, так всё влечение пропадает. Ты ведь очень красивая. — Хи-хи. Спасибо за комплимент. Рада, что могу привлечь мужчину даже в таком месте. — Вот когда эта еда переварится, сможем друг друга рассмотреть. Эх, лис то сытый. А мне ещё как минимум сутки ждать. — Не нужно. Перед испытанием, в еду зверей добавили свёртки с пищей. Если одного из испытателей проглотят и не отрыгнут. — Вот как. Тогда надо поискать эти свёртки, пока они не переварились. А что именно вы испытываете? — Инстинкт волколиса. Реакцию на запах человека. Послушание командам. Меня вот он отрыгнул по команде. И во второй раз проглотил тоже. А вот в первый команды не было. Но и я сделала всё, чтобы он это сделал. Кроме приказа проглотить, конечно. Эти звери довольно многому учатся, даже речь немного понимают. Этот волколис беспокоился, что в его животе я погибну. Во второй раз, в первый раз ему сказали, что он поступил неправильно. Он сам понял, что меня нужно вернуть. Если этот зверь на следующей остановке сам выпустит меня, то его признают ездовым. В иерархии стаи это повышение, ведь ездовых кормят вкуснее и сытнее. — Ладно. Я понял. А он вообще чувствует нас тут? — По идее должен. Волколисов ведь сконструировали. И кто-то добавил очень чуткий к прикосновениям желудок. Более того, ему приятно будет, если мы потрём его изнутри. — Интересно. Я сам не посмел тут шевелиться, подумал что так я запущу пищеварение. — Так и есть. Природа человека меняется. Мы привыкаем к роли пищи, принимаем своё место в мире и приспосабливаемся. Погонщики с самого своего появления следят за животными и людьми. И с каждым поколением всё больше стариков теряет страх перед съедением. Наоборот, это начинает их привлекать. И не только среди погонщиков это происходит. Интересно, почему так? — Ну, думаю, есть у меня теория насчёт этого. Не про тягу к своему съедению конкретно, а более общая. В общем, мысли материальны. И мысли всех людей образуют нечто цельное. И это цельное немного влияет на людей. Очень многие думают о возможностях своего съедения. Страх этого события вызывает отторжение у общего объёма мыслей человечества, и люди стремятся избежать съедения. Но попадаются исключения. Одни лишены страха и отвращения вовсе, у других эти чувства перегружаются и отключаются в процессе съедения. Опыт становится более позитивным. Стремление людей к удовольствиям встречается с подобными мыслями и воспоминаниями, и съедение становится желанным. При этом боль портит удовольствие. Тот наркотик, что применяют погонщики перед смертью подсказывает человечеству путь эволюции. — То есть желание быть съеденным станет нормой? — Не совсем. Скорее уж появится механизм, избавляющий от боли в процессе такого умирания. Оказавшись проглоченным и не сумев спастись, человек станет получать удовольствие из-за определённого сдвига в гормонах. Уже давно чувство опасности стало связано не только с негативом, но и с позитивом. Выброс адреналина у людей вызывает приятные чувства, хотя страх наоборот — неприятен. Съедение это более яркое переживание, чем поимка хищником. Сейчас это случается чаще, и память погибших так начинает влиять на общие мысли. А ещё ведь есть и сами хищники… — А ты прав в чём-то. В начале наблюдений дикие звери почти всегда убивали людей перед поеданием. Если ты прав, то съедение живьём пугало людей сильнее, чем смерть от зубов и когтей. А когда в общую память добавились переживания тех, кто был проглочен, эта память начала пытаться избавиться от столь негативных переживаний. В проглатывании начали находить много приятного, страх уменьшился до обычного уровня. А хищники начали чаще глотать людей, не кусая их. Я задумался об теме этого диалога, и применил все свои размышления к себе самому. Когда я только был проглочен, страх был очень сильным. А теперь он стал обычным, хотя величина угрозы для моей жизни ничуть не уменьшилась. Похожее случилось с отвращением и брезгливостью. Достигнув определённой величины, эти чувства отключились, превратились в свою противоположность. Когда я только слушал рассказы человека о его путешествии в животе волколиса, это казалось мне очень мерзким. Желудок зверя я считал очень грязным и плохим. Но теперь моё восприятие сменилось. Я решил поделиться этим наблюдением со своей попутчицей. — Хотя, есть и другой вариант, попроще. Простой защитный механизм, этакий предохранитель, чтобы разум не перегорел от чрезмерного напряжения. Слишком сильное негативное переживание просто переключает полярность в мозгу. Поэтому то сейчас мне так хорошо в этом страшном, в общем то, месте. Вспомни, первый раз, когда тебя обслюнявил волколис. Это было настолько противно, что перестало быть таким. — Эй! Мысли читаешь? — Совсем нет. Перед съедением мне надо было искупаться в лисьем корме. Я опустил в него пятку, и меня едва не стошнило от омерзения. Но я себя пересилил и весь залез в кормушку. Хуже не стало, только лучше. Ровно также произошло и в самом желудке. Страх зашкалил и отключился. Точнее, вернулся на нормальный уровень. Как по мне, такое переключение намного лучше, чем бесконечно растущий ужас. Надеюсь, такое сработает и с болью. — Если твоя теория верна, то со временем так и случится. Сильная боль станет вызывать прилив удовольствия. А значит, сильная боль перестанет мешать выживать. Как мне кажется, это уже давно так. Просто порог такого перехода всё ещё слишком высокий. Ведь если этот порог слишком понизится, люди начнут специально получать раны и рисковать, чтобы испытать этот переход. Со страхом это часто случается, как случалось до нынешней эры. В старом мире из-за этого было много опасных видов спорта и развлечений. — Вижу, ты интересуешься историей. — Ага. Историей, а не зубрёжкой дат и имён правителей. — Так и с математикой. Я не только учил детей считать и рассказывал как математика важна. Я учил их тому, что решение задач это как физкультура для ума. Не каждому дано быть рекордсменом или просто силачом. Но если не заниматься вообще, можно стать слабым и уязвимым. Я рассказывал, что человек вообще плохо обращается с числами, этому нужно учиться, нужно тренироваться. Но человек уже прекрасно умеет проводить сложные вычисления без использования чисел. Увы, человеку не достаёт гибкости, чтобы свои способности применять в не предусмотренных природой ситуациях. Просчитать бросок мяча легко. А вот также просчитать толчок падение огромного валуна уже нельзя. А ведь всего то надо подставить в формулу другие числа. — Хи-хи. Вот теперь я верю, что ты учитель. Не хочешь присоединиться к погонщикам волколисов? — Честно? Боюсь снова попасть в пасть одного из них. Не хочу умирать вот так. Рано и жутко. — Да это нормально. Мне ведь даже в кошмарах волколисы снились. Они меня ели. Но чем больше я узнавала о них, тем… Больше меня к ним влекло. Страх никуда не исчез, его просто уравновесили другие чувства. Теперь я ими восхищаюсь. Но вот остаться в одном из них до конца я собираюсь только совсем старой развалиной. Для волколиса я останусь почти таким-же мясом. А вот для меня вся жизнь будет уже позади. А значит и причин бояться или бороться не будет. За непринуждённой болтовнёй время идёт незаметно. Живот зверя мягко покачивается в ритме его шагов, сжимается вместе с дыханием. Шарики корма внутри с мокрым шелестом перекатываются вокруг. Жгучий сок между ними не причиняет нам вреда, только немного слезятся глаза от испарений в горячем сыром воздухе. Мы с девушкой находим свёртки с едой и перекусываем. После суток вынужденного голодания, даже слегка приправленная кислотой еда кажется очень вкусной. Пакетов с едой явно больше, чем понадобится одной путешественнице. Значит, погонщики предусмотрели то, что не все пакеты найдут в огромной горе корма. Плавать в массе из скользких пружинистых шариков и жидкой желудочной слизи даже по своему приятно. Эта пища заставляет прозрачные соки мутнеть, но не более. Шарики просто медленно тают, превращаясь в жидкий суп. В итоге, через несколько часов, лис остановился для следующего ночлега. — А вот сейчас начнётся более сложный этап для нас. Лис будет спать, а его живот — работать. Прошлый раз это было довольно тяжело пережить. Будь готова вдохнуть поглубже и задержать дыхание. Хорошо хоть сейчас плавать не так трудно. Прошлый обед лиса лежал куда плотнее и тяжелее. — Ой! Это так плохо? — Да не совсем. По ощущениям это приятно. Даже жалко быть таким мелким, не так хорошо чувствуется превосходство хищника над жертвой. Мне вот как-то понравилось чувство беспомощности, когда меня проглотили. Но есть одна трудность. Желудок будет сильно сжиматься, нам придётся нырять. Лис заснул, его желудок начал взбалтывать и медленно перемешивать содержимое. Раньше с этим справлялась его походка. Вытянутый и слегка изогнутый орган сжался с одного конца, затем волна сокращений прошла по его стенкам до противоположного конца. Жидкий корм сначала перетёк в одну сторону, затем давление прогнало его через узкую перетяжку. Два человека прошли через это сжатие, скользнув телами по волнистой гладкой плоти с большой скоростью. Вынырнув с другой стороны, они рассмеялись. Затем они заплыли в конец желудка, чтобы их сжало вместе началом следующей волны. Они не сговариваясь соединили губы в поцелуе, задерживая дыхание и делясь друг с другом воздухом. Они отдышались, когда волна двинулась вперёд. Затем они поплыли за этой волной сокращения, чтобы на этот раз обняться в её конце. — Это даже лучше, чем я ожидал. Но этот корм почти не пахнет. Он не может скрыть запах человека в нём. Наверно, поэтому в начале моего пути лиса покормили другим блюдом. — На следующем аванпосте волколисам дают лапшу. Почти как эти шарики, только длинные. — Звучит весело. А потом будет уже город. Как раз два с половиной дня пути. Только бы ничего не случилось. — Уже была задержка. Волколисы останавливались ночью в лесу. Не беспокойся. У меня с собой защитное масло. Если начнёт щипать — обновим защиту. — Да я о других беспокоюсь. У них то нет такой помощи. К прибытию в город, у них начнёт разрушаться защита. Трудно не думать о том, что может пойти не так. — Не волнуйся. На следующем посту спасатели проверят всех зверей. Пока эти волколисы без ездовых упряжек, их трудно различать. У других пассажиров ночёвка волколисов вызывает намного меньше положительных эмоций. Желудки не позволяют людям расслабиться. Раненый в плечо перевязал себя обёрткой от пайка. А человек с раной на ноге продолжил ждать своего конца. Из-за раны и повреждения защиты его нога растворилась до бедра. У беглеца со сломанной ногой тоже почти закончились силы держаться. У одной из двух девушек тоже проблема. Она недостаточно хорошо смазывала интимные места, и теперь попавшая туда кислота вызывает очень неприятный зуд. Пока что это только зуд, по своему даже приятный. Но почесаться нельзя, и ощущение больше походит на пытку. Остальные отчаянно скучают по свету дня и свежему воздуху. Светящиеся маячки на пакетах с едой слишком слабые, чтобы разогнать темноту. Они позволяют только рассмотреть серый цвет корма и розовый — стенок желудка. Этот свет освещает на расстоянии пальца от маячка, не дальше. Для людей, заключённых в желудках зверей, этого слишком мало. Я не подозреваю о трудностях других беглецов и продолжаю ожидать конца путешествия, разговаривая со своей попутчицей и наблюдая за пищеварением волколиса. Взбалтывание желудка сменилось резкими скачками, когда зверь проснулся и продолжил движение. Из-за движения стенок желудка часть соков превратилась в пену. Чистая свежая слюна и желудочная слизь более прозрачные, чем эти мутные грязные пузыри. Даже после моего перелома в восприятии этого места, конкретно этот вид остался неприятным. К счастью, качка не создала ещё больше пены. Много часов спустя, когда желудок полностью опустел, а по времени должен был настать черёд следующего пункта, в желудок полилась ледяная вода. Волколис добрался до водопоя. Контраст с горячей кровью животного вызвал настоящий шок. Один глоток ещё бы быстро нагрелся, но лис решил напиться вдоволь. И когда мы с девушкой поднялись к самому верху, я испугался за наши жизни. Желудок растянулся, и давление его стенок сделало воздух внутри неимоверно плотным. Одна отрыжка, и нам настанет конец. К счастью, зверь остановился раньше. Более того, он проглотил несколько глотков свежего воздуха. — Умница. Он не забыл про меня. Он чувствует, что мы живы, и заботится о нас. Интересно, он понимает, что на нас есть защита, потому мы ещё целы в его животе? Другие звери тоже пьют. Большинство выпивает не очень много воды из ручья, чтобы не слишком охладить свои тела. Так что для людей нет угрозы утонуть. Но один из волколисов продолжает напиваться. Два человека внутри его живота вынуждены прижиматься к верхней стороне желудка, барахтаясь в ледяной воде. Затем их зверь отрыгивает воздух, чтобы освободить место для ещё пары глотков воды. Зверь чувствует, как что-то толкается внутри его желудка. Это люди пытаются раскрыть створки, через которые вышел почти весь воздух. Им приходится почти на ощупь искать оставшиеся пузыри между складками, чтобы продолжать свои попытки спастись. Зверь недоумевает, что же живое могло попасть к нему в живот, когда, и как эти существа прожили там так долго. Но звериное мышление не дало людям и шанса. Волколис принял их как ещё одну еду и забыл про их существование. Люди ощутили, что вода вокруг них согрелась. Но кислород закончился. Не осталось ни одного кармана, из которого можно было бы сделать ещё хоть один вдох. В итоге сознание покинуло людей, они безвольно опустились под воду, и из их лёгких вышли последние пузырьки газа. Лис легко отрыгнул ещё раз, выпуская последнее дыхание людей из своего тела. Звери продолжили путь. Их желудки постепенно выпустили воду дальше в кишечники, а люди остались. Воздуха внутри стало значительно меньше, стенки желудков сморщились и плотно сомкнули свои тяжёлые горячие складки вокруг людей. Остались ещё карманы воздуха, и люди смогли дышать. Кроме двоих утонувших. Желудок вокруг них сжался плотнее и выделил свежий сок. Защита на коже спасла от кислоты, но она проникла внутрь через рот и нос. Там началось постепенное разрушение. Я со своей попутчицей начал гладить и разминать упругие складки плоти вокруг. Лис счастливо мурлыкнул и несколько раз сжал живот, крепче нас обнимая. Он понял, что мы живы и стал наслаждаться внутренним массажем. Конечно, от нашей стимуляции выработался желудочный сок. Но очень мало, так как трение складок плоти друг об друга не ощущается желудком как прикосновение пищи. И два человека ещё слишком малы для полноценного запуска пищеварения. Точнее, мы малы, а тело лиса достаточно насыщено питательными веществами. Из-за тесноты, мой фонарик и маячки от пакетов еды почти не рассеивают темноту. Свет теряется между мокрыми складками волнистой розовой плоти. — Ох, я теперь ощущаю животик нашего волколиса всем телом. Это так… Расслабляюще. Чувственно. Интимно. И так приятно тискать его, чтобы он обнимал в ответ. Все мои желания тут просто расцветают буйным цветом. Так хочется рядом мужчину, согласного с моими желаниями. Я смутился. По рассказам девушки, у погонщиков нравы более свободные, чем у городских. Риск очутиться в брюхе зверя снимает многие ограничения. Я сам не совсем готов к таким вольностям. А у девушки, похоже, совсем тормоза сорвало. Да и за собой я замечаю смущающее напряжение и приятный трепет. — Я всё понимаю. Смертельный риск и выброс адреналина. В таких условиях труднее сдержаться. Если бы это был конец, то все последствия так и останутся в желудке лиса. Он бы их переварил вместе с нами. Но у нас ещё многое впереди. Защита на нашей коже не абсолютна, и занятия любовью могут её повредить. Пусть зверь нас и не переваривает сейчас, его желудок ещё содержит соки и кислоту. Будет обидно получить раны из-за несдержанности. А ещё, мы почти не знакомы. Это будет неприлично. — Хи-хи. Я знаю. Пусть у меня и есть масло для восстановления защиты, заниматься такими вещами действительно не рекомендуется. Дело не только в хрупкости защиты. Хотя желудочный сок, попав внутрь интимного места и вызовет сильную стимуляцию, он проникнет дальше границы цельного защитного слоя. Секс в желудке может стать последним в жизни, даже если удастся выжить после полученных внутренних повреждений. Нам об этом рассказывали, очень подробно. Но нам дали и советы, как разрядиться от нестерпимого влечения. Может, всё же поможешь? А то мне очень хочется. Очень. — Нуууу… Это нам точно не повредит? И в желудке волколиса, и после него. — Не волнуйся. Это будет не совсем секс, просто очень интимная игра, без последствий для репутации. — Хорошо… Что надо будет сделать? — Хи-хи. Мы займёмся сексом. Только не вставляя, а потираясь по краям. — Я не совсем понимаю. Если честно, я вообще впервые с голой девушкой… — Хорошо. Как мне там моя зоологичка рассказывала, как это делается… Нужно лечь на спину и раздвинуть ноги. Партнёр должен встать на колени между ногами, прижаться пахом к животу. Затем ему нужно двигать тазом вперёд и назад, проводя своим органом по низу живота и интимному месту, но не вводя его внутрь. При этом ему полезно работать спиной и животом в том же ритме. — Ну, суть я понял. Описание более чем чёткое, и без ненужных отступлений. — Ага. Потом она так мечтательно глаза закатила, чуть слюни не пустила. Наверно, у самой очень приятный опыт был. Интересно, это было в постели или у волколиса в животе?.. Она посоветовала использовать масло при этом. Чтобы возобновить защиту в этих местах. А ещё, она рекомендовала перед нанесением масла и началом этой гимнастики очистить поверхности от желудочных соков. — Эмм… А как? Тут нет воды или полотенец. — Хи-хи. Языком. Сначала, как следует разбавить кислоту своей слюной, чтобы не сжечь себе рот и пищевод. Затем тщательно вылизать. — Ох блин! Да это какое-то извращение. — Да нормально. Приятное разнообразие интимной жизни. Или у вас в городе со всем этим так строго было? — Да не. Это всё для опытных, а меня даже начинающим нельзя начать. Вроде и занимался своим развитием, но в этом направлении я совсем ничего не предпринял. — Вот и наверстаешь своё отставание. Давай займёмся твоим обучением. Да и я сама всё только в теории знаю. А без практики любые инструкции и любая теоретическая подготовка мало что стоит. — Согласен. Формулу выучить можно. Но не решив несколько примеров, применять эту формулу не получится. — Я имела в виду свои ощущения. Ни одно описание желудка волколиса не может подготовить к реальным ощущениям от проглатывания. Сколько ни фантазируй, реальность всё равно будет намного ярче. Страшнее. Приятнее… Больнее, если до этого дойдёт. — Это тоже верно. — Ага. Будем начинать? — Эээ… Ты уверена в этом всём? — Конечно уверена. Ты ведь уже попробовал на вкус желудочный сок нашего транспорта и его еду? — Та ещё кислятина. — Вот. Надо смыть кислоту. Слизать её, если точнее. Так что перебирайся ко мне ближе и начинай. Плюнь как следует, чтоб разбавить как следует. Хотя, подожди. Я первая начну. Но ты встань правильно заранее. Я подобрался поближе и крепко встал на колени перед девушкой. Она замолчала, двигая челюстями и собирая слюну. Затем она наклонилась к моему паху и стала вылизывать там всё. Ощущения оказались на удивление приятными. Я тоже стал копить слюну для ответного умывания. Девушка несколько раз плюнула, чтобы получше смыть кислоту. От её прикосновений я почувствовал нарастающее напряжение в паху, она стала посмеиваться. — Вот ты и готов. Теперь моя очередь. Только не испачкайся снова. Девушка встала так, чтобы моё лицо оказалось перед её животом. Я наклонился и стал смывать слюной желудочные соки волколиса с её кожи. Слюна разбавила кислоту, и у меня не так сильно свело челюсти, как это было при моём нырянии в растворяющуюся еду с неприкрытым ртом. Да и чистый желудочный сок на вкус несколько приятнее переваренного теста. Я не сразу решился вылизать само интимное место, очищая кожу вокруг него. Но мне пришлось это сделать. Я раздвинул языком края и влил внутрь немного слюны. За бархатистыми краями всё оказалось гладким и мягким, слегка подрагивающим от моего вторжения. Я повторил это несколько раз, пока не пропал кислый вкус. Тогда я попробовал просунуть язык дальше, но не ощутил признаков кислоты. Это значит, что с очисткой закончено. — Вот и всё, можно начинать. Девушка улыбнулась, легла спиной на волнистую плоть и достала из сумочки на плече флягу с защитным маслом. Она налила немного себе на живот и между ног, затем смазала и мой пах, не пропуская ни одного участка кожи. — Вот теперь можно. Потом мы остальное смажем. — И почему нам не дали такие фляжки с собой? — Я тоже об этом думаю. И выводы меня не радуют. Словно, вам не хотели давать достаточно защиты. Ладно, давай не будем омрачать такое приятное время и приступим уже. Девушка убрала флягу, а я опустился над ней, опёршись руками в упругое дно желудка. Плоть прогнулась, и в углублениях под руками начала стекать прозрачная слизь. Вроде как я совсем привык к жару лисьего тела, но его плоть снова стала горячей для меня. Я вдохнул густой влажный воздух и прижался животом к телу своей попутчицы. Она не менее горячая, чем желудок лиса. Горячая, мягкая и приятная. Она приподнялась, коснувшись мягкими грудями ко мне. Но для неё это более напряжённая поза. Я сам тоже не могу удобно опуститься к ней ближе. Тяжеловато стоять на согнутых руках так долго. Затем я начал двигать тазом вверх и вниз, изгибая спину и напрягая живот. От этого я стал тереться своим стремительно затвердевшим членом об живот и промежность девушки. Видимо, и этой стимуляции ей оказалось достаточно. Она улыбнулась и прикрыла глаза от удовольствия. Я продолжил двигаться, и она тихо застонала. Мне тоже стало очень приятно. Но даже моё тренированное тело оказалось не готовым для столь непривычной нагрузки. У меня начала болеть спина и ныть пресс. Девушка почувствовала мою усталость и продолжила ласку уже сама. Теперь я просто стою над ней, а она потирается об меня. Благодаря маслу, ощущения особенно приятные. В итоге она громко стонет и ложится на дно желудка. Она достигла своей вершины. А я, после этой передышки, продолжил двигаться и тереться об неё пахом. Напряжение достигло предела, и я очень хорошо разрядил это напряжение, излив целую струю на грудь девушки. Она начала тихо смеяться, а я лёг рядом с ней, не зная что и думать. — Вот мы и немножко покормили нашего волколиса. Больше еды мы ему не дадим. Эх, как же приятно. Его животик так приятно покачивается и нежно обнимает. Это меня даже возбуждает. Я тут, заперта под всеми этими мышцами и плотью. Такая маленькая и хрупкая. Но я в безопасности, лис только несёт нас внутри себя. Мы для него не еда. — Да, это приятно. Но наше положение тут не слишком надёжно. Ещё очень многое может действительно сделать нас едой. И меня совсем не возбуждает перспектива того, как эти приятные обнимающие нас складки начнут срывать плоть с наших костей. Я вот обдумал то, что нам всем не дали фляги с маслом или фонарики. Этот путь, он для преступников был. Это было испытание для тех, кому повезло выжить. Пытка страхом и отсутствием надежды. Говорят, что невредимыми из желудков волколисов выходят немногие. Меньше десяти процентов. — Эммм… Не думаю, что это правильно… Ключевое слово — невредимыми. Защита гарантировано работает три дня. Но она полностью разрушается только за месяц. Небольшие повреждения наверняка неизбежны. Что-то может просочиться и раньше. Возможно, именно это служит испытанием, как думаешь? — Звучит разумно. Если такое спасение это своего рода наказание, то это всё даже правильно. А я то думал, почему ко мне одному в группе с таким сочувствием поглядывали. У меня одного за спиной не осталось реальных преступлений. Но в моей группе не было и по настоящему опасных преступников, насколько я понял. Мелкие сошки. Если так подумать, то чем опаснее беглец, тем меньше средств защиты ему дают. Не знаю, может во мне были сомнения, раз я попал именно в эту группу. Может у других всё не так страшно. — Любопытно. У меня оптимальная защита для погонщика. Фляга с маслом, небольшой баллончик с кислородом, ингалятор. Фонарик, очки. И таблетки. — Значит, в основном это средства больше для комфорта. Воздух это на случай, если зверь будет жрать от пуза. — Да, это на самый крайний случай. Нас предупреждали не использовать это, если есть хоть шанс обойтись своими силами. — Ладно. Сейчас, пока лис бежит так ровно, можем поспать. — Согласна. Если звери устроят ночёвку не на посту, сон будет не хуже. Я совсем потерялась во времени. Как думаешь, сколько прошло? — Не знаю. Надеюсь, не слишком много. Я лёг поудобнее и погладил лиса изнутри, поблагодарив его за заботу и доставку. Я пожелал ему безопасной и недолгой дороги. А всем другим беглецам я пожелал успешного спасения. В своём освобождении я уже уверен. Вскоре девушка засопела, положив голову мне на руку и доверчиво прижавшись к боку. Только сейчас я заметил, что у меня не осталось волос на теле и голове, да и у неё тоже. Я расслабился и тоже заснул, убаюканный дыханием животного. Желудок зверя, если забыть про его опасность для живого человека, поразительно ласковый и нежный. Я чувствую огромную власть волколиса над моей жизнью, свою беспомощность. И какой-то части меня это нравится. В полусне я с содроганием представляю, как прихожу к волколисам, как одно из этих животных берёт меня в пасть и глотает. Для всего мира я исчезаю, но я знаю — я ещё жив, там, под этим рыжим мехом, в горячем животе хищника. Ещё человек, но уже еда.