На улицах сырых Дома из кирпича, Который обагрён призывами к свободе, Но осень бьет под дых И говорит: «Молчать! Ты слишком долго спал и никуда не годен».`
Прошло двести лет. Елена замахнулась на Давида ятаганом, чтобы причинить тому урон, но тот ловко отскочил в другую сторону, и выпущенная волна энергии уничтожила половину небольшого леса. Благородный за секунду оказался перед оппоненткой и ударил ту рукояткой меча в живот. Когда та потеряла баланс, отвлекшись на боль, черное лезвие направилось к лицу, но она отбила его оружием духа и снова замахнулась мечом, который тот успел отбить. Теперь они с немыслимой скоростью бились на мечах, не уступая друг-другу. Ятаган окутало темно-синее сияние. Клинок Давида объят электрическими вспышками. Искры соприкасающихся мечей вылетали в воздух, тут же исчезая. Елена сделала обманный выпад вперёд и Давид, ожидавший прямую атаку, увернулся вправо, где его поджидало лезвие. Дева впервые победила. Пойманный врасплох выпрямился, вложив клинок в ножны. Оба были потрепаны затянувшимся спаррингом, оба утомлены, но довольны положительным результатом тренировок. - Ты до сих пор пропускаешь физические удары, которые в ближнем бою могут стать для тебя фатальными, - мужчина начал с замечания, и только после похвалил. – Но в целом сегодняшний бой выдался неплохим. Ты наконец, используя уловки, победила меня. Если не сбавишь оборотов, впредь будешь побеждать довольно часто. Елена сердечно улыбнулась, сдерживая себя не запрыгать от чувства радости. Строгий учитель спустя целых два столетия наконец похвалил её за все пройденные тренировки. Она сама почувствовала вкус долгожданной победы, к которой стремились оба благородных. Она наконец почувствовала себя сильнее и увереннее. - Это лишь первый шаг, - скромно произнесла русоволосая, убирая влажную прядь за ухо. – Я буду стараться вдвое усерднее. - Было бы здорово, - хмыкнул Агнесс. – Где Лука? Он уже давно должен быть здесь для своей тренировки. Не пристало опаздывать на свой последний спарринг. Девушка замерла, округлив глаза. «Последний»? - Что значит «последний», Давид? – Задалась вопросом, надеясь на то, что та не так поняла данное прилагательное, но нутро охватил неожиданный страх. Нет, нет, нет. Не может он просто так уйти! - То и значит, - с бесстрастным выражением лица бросил он. – Ты просила меня помочь тебе разобраться с силой оружия духа и сделать твоего брата сильнее. Я выполнял твою просьбу на протяжении двух столетий. Думаю, дальше вы сможете идти без моего участия. Да и к тому же, не хочу признавать, но это опасно и для меня – постоянно появляться среди людей вне миссий. Если кто-то из ноблесс узнает о вашем существовании и вашей истории... Благородный не знал как мягче осведомить брошенную близняшку. Однако, ответ сорвался с её же уст: -… То это доставит проблемы моей настоящей матери, не так ли? Давид, поджав губы, кивнул. Русоволосая смотрела на него своими большими выразительными глазами, в которых виднелось столько печальной мольбы. Её вишневые уста дрожали, пытаясь вымолвить какие-то слова, а Мор сжимал кулаки, ощущая взаимность. Он тоже не хотел обрывать с Еленой образовывающуюся связь. Женские теплые руки взяли его руки в свои, держа с легкостью и нежностью. - Ни я, ни Лука не станем искать пути в Лукедонию, а уж тем более, к нашей матери. Она является нам чужой незнакомкой. Мы никогда не простим ее, никогда не увидим её, только пожалуйста, - тихий голос вибрировал, словно вот-вот из её красивых глаз хлынут слёзы. – Не уходи навсегда. Не уходи от меня. - Ты такая глупая, - вздохнул влюбленный благородный и обнял её, прижимаясь щекой к её шелковым и пыльным волосам. Два сердца бились в унисон, словно одно целое. Казалось, мир перестал быть и ничего больше не нужно, кроме этой трепетной любви. Луке пришлось опоздать из-за работы. Но каково же было его удивление, когда он увидел обнимающихся Давида и Елену. Они вдвоем выглядели счастливыми. Младший близнец широко улыбнулся, наблюдая романтическую сцену, поспешил уйти обратно. Некрасиво прерывать влюбленных. Давид, конечно, странный тип, - думал Лука. – Но он честный, мужественный и ему можно довериться. Даже несмотря на рассказанную им историю.***
В стране благородных никогда ничего не забывается. Инцидент с Кадисом Этрамой Ди Адамом также не исчез бесследно из памяти. Все до сих пор припоминали, как немало обычных благородных почило, как множество строений острова разрушено и какой ценой Кадису Этраме Ди Рейзелу удалось не только остановить своего старшего брата, но и спасти мир. Младший Ноблесс потерял практически всю жизненную силу в борьбе против Старшего, и сейчас он восстанавливается. Кровавый камень надежно заперт в особняке Рейзела. Лорд одобрил сей решение. На всём белом свете только он устоит перед соблазном владеть камнем. Каджу кланов Ренье и Ортис, сообщники Адама, также уснули вечным сном после неудавшегося переворота. Беатриче рассказала Лорду логически-составленную историю, ибо никто не сможет уличить её во лжи. Те, кто могли, навеки закрыли свои рты. Женщина поведала Лорду о том, что Адам хотел переманить её на свою сторону, но, когда та собралась отказаться, он пригрозил ей смертью нежелательного свидетеля. Агнесс пришлось согласиться, хотя та готовилась сообщить обо всём властителю, но было поздно, и ей пришлось сказать правду Рейзелу. В итоге с неё подозрения, словно с гуся вода. Однако, она не знала верили ли ей на все сто процентов. Да и это уже не особо интересовало благородную. Фактически её руки чисты. Правда, Адама немного было жаль. Каджу Агнесс смотрелась в зеркало: на неё глядело отражение молодой черноволосой женщины в персиковом платье с оголенными плечами. Всё в ней было эстетически прекрасным… Правда, взгляд был надменным и чёрствым. Кажется, и это её не интересовало. Сердце и душа для сей женщины стояли на последнем месте. А живы ли они вообще? Вдруг в комнату вошёл высокий мужчина одетый в стандартную форму Лукедонии. У него красивое лицо с аристократическими чертами: острые скулы, прямой нос, тонкие губы и миндалевидные рубиновые глаза. Его коричнево-малиновые волосы достигали лопаток. - Оба живем в Лукедонии и всё равно видимся раз в месяц, - укоризненно сказал благородный, подходя к Беатриче, которая медленно и игриво шагала назад. – Великая Беатриче избегает меня? Женщина уперлась в стол. Мужчина, сократив расстояние, вплотную прижался к своей гостье и взял её за подбородок, приподнимая лицо. Он сверху-вниз взирал на её преспокойное лицо без толики эмоций. И лишь этого хватило, чтобы разжечь огонь внутри. Манящие губы приоткрылись и тот резко впился в них страстным поцелуем, переплетая горячие языки. Становилось невыносимо жарко. Его влажные губы принялись осыпать поцелуями шею и плечи, местами вонзая свои клыки в кожу. Беатриче тихо промычала от болезненного удовольствия. - Урокай… - Срывается имя с алых уст. Медленно, с грацией дикого животного, он склонился над ней, ведя руками по точёным изгибам. Беатриче опустила руку на пах, сжав. - Скажи мне, - рычит ей в ухо Агвейн. – Скажи мне это, Биа, и стань моей. Кровь бурлила в венах, дышать становилось всё труднее. По коже роем пробежали мурашки, говоря, что блаженство не сон. - Возьми меня здесь и сейчас. Не мучай меня, - она приблизилась к его лицу, обдавая горячим дыханием и вновь слилась с ним в поцелуе. Удовлетворенный взаимным вожделением, Урокай усадил Беатриче на стол и рывком стянул мешающее платье, в спешке разорвав его. Женщина также не отставала, расстегивая золотистую планку его черной рубашки. Оставив её «висеть», руки справились с ремнем, расстегнув брюки и опустив их вместе с бельем, освободила из тесных оков окрепшую плоть. И её оставшаяся одежда полетела к обрывкам туалета. Благородный похотливо взглянул на её полностью обнаженное тело. Оно дрожало под его взглядом, от чего Урокай возбуждался только сильнее. Агнесс не смогла сдержать сладостного стона, чувствуя изнывающую плоть внутри себя. Обвив мужскую талию ногами, женщина медленно откинулась спиной на прохладную поверхность деревянного стола, предоставляя себя всецело очередному мужчине. Урокай остановился в её обхватывающем лоне, нагнулся, оставляя жадные поцелуи на ключицах, груди и сосках. Его спадающие волосы щекотали, от чего та зажмурилась. Агвейн возобновил движение. Плавно входил до упора и также выходил, создавая пустоту. Сжимая руками узкие бедра, благородный двигался в слабом темпе первые пару минут, после чего, постепенно начал ускоряться, заставляя Бию громко стонать и цепляться за край стола, который жалобно поскрипывал под напором. Темп то нарастал, что женщина вскрикивала, то замедлялся, кружа голову и заставляя ее подаваться бёдрами навстречу твёрдой плоти. Искуситель был неутомим в своих ласках. Беатриче не знала сколько её тело было в его власти, но вот, он выскользнул из неё и сделав несколько резких движений вдоль её промежности и снова войдя, он излился внутрь, не желая покидать теплое и влажное лоно. Урокай с безграничной нежностью в глазах взглянул на голую возлюбленную. Он готов был отдать всё, что у него есть, лишь бы каждый день, каждую минуту видеть Беатриче такой: лежащую под ним, смотрящую на него снизу вверх с растрепавшимися и раскинутыми волосами, блестящими глазами, исцелованными губами и множеством следов от его уст. Он не вытаскивал своё удовлетворенное достоинство. Женщина приподнялась и, тяжело дыша, обняла Агвейна за шею, чувствуя и его тяжелое дыхание. - Я сказал Лорду о наших отношениях, - обнимая Агнесс в ответ, вдруг сказал он. Для благородной брошенная фраза стала громов среди ясного неба. К счастью, он не видел её озадаченного лица. - Ты торопишь события, Урокай. О каких отнош… - Пытаясь скрыть раздражение, произносит Биа, но её перебивает каджу. - Нет, это ты их замедляешь, - отомкнулся тот, целуя в лоб. – Он обрадовался и его ничуть не смутила разница в наших столетиях. Я ведь сказал тебе однажды, что, когда я стану Главой клана, ты станешь частью моего дома. Я эгоистичен, потому что никогда не интересовался хочешь ли ты этого, но, - его взор потемнел, хоть и губы растянулись в улыбке, - оно ведь и не плохо? Беатриче дотронулась пальцами его губ и непринужденно тоже улыбнулась. - Нет, не плохо. Просто дай нам еще немного времени. - Ты просишь времени, потому что не отошла от смерти Амадео, не так ли? - Амадео… Я не вспоминала о нём, пока ты вдруг его не упомянул, хах. Прошлое осталось в прошлом, - промолвила Агнесс и впилась в Урокая новым поцелуем.